Повесть Лунное ожерелье - 3 Пятая глава

Глава 5. Острова Атлантики. Изготовление плавучего средства.
Команда во главе с капитаном шла быстрым шагом, стараясь отдалиться от ракетной базы на большое расстояние, и с каждой минутой ожидала взрыва. Через пятнадцать минут он действительно произошёл: всё вокруг затряслось, будто при землетрясении. Шедший последним в группе Иван Алексеевич посмотрел назад и увидел, как верхушка скалы сползает в океан и начинает рассыпаться, будто карточный домик. «Не пожалели тротила», — подумал он. Погони не было. «Видно, в спешке снимаются, — проговорил капитан Олег Николаевич, поворачиваясь к товарищам. ; Сейчас зайдём в разгромленное поселение «синих» индейцев, может, кто уцелел. Постараемся понять, из-за чего всё это произошло», — проговорил он громким голосом, чтобы все услышали, и ускорил шаг, увлекая товарищей за собой.
После долгих поисков в сожжённом поселении команда яхты «Арабелла» нашла женщину с ребёнком, которые были живы, спрятавшись в яме, вырытой жителями поселения для сброса отходов. Женщина была до крайности перепугана; держа ребёнка (в возрасте года-полутора) на руках, она вся тряслась и не могла ответить ни словами, ни жестами. Они забрали её с собой и поспешили спускаться с гор в направлении, противоположном тому, откуда пришли. Шли долго, зачастую через непролазные заросли. Спасённая ими женщина время от времени указывала им тропинки, по которым было легче идти. К самому океану спускаться не стали: остановились на привале в полумиле от прибрежной полосы, затаились и начали ждать. Океан был спокоен. Судно, показавшееся из-за горы вдалеке, через полчаса скрылось за горизонтом, растворившись в ночи.
Команда во главе с капитаном Олегом Николаевичем старалась разговорить женщину из индейского племени «синих», показывая жестами на море — ушедшее судно и плавающие в беспорядке каноэ после битвы двух племён. Но, видно, вся эта затея — выяснить у женщины, что произошло, — была бесполезной: она плакала и тряслась, словно осиновый лист, ребёнок тоже заходился в крике. Кок Николай Михайлович, как самый коммуникабельный из команды и к тому же побывавший в плену у этого племени, отвёл её в сторону и начал успокаивать, ласково поглаживая по голове и плечам и показывая что-то руками: видно, он полностью перешёл на язык жестов.
Кок не торопился. Он говорил с ней тихо, выбрав спокойный, ровный голос, привычный для моряка. Вскоре руки женщины перестали дрожать; она была ещё бледна и сильно встревожена, но дыхание стало ровнее. Ребёнок, уткнувшись в её плечо, между всхлипами с диким испугом ещё глядел на чужих людей, но наконец затих. Она держала мальчика обеими руками, словно боясь, что тот вырвется и убежит, и в этом страхе отражалась вся нежность материнского чувства. Ужас в её глазах начал постепенно растворяться, уступая место заботе о своём малыше.
Наконец женщина указала на землю, на песок у своих ног, схватила прутик и начала рисовать. Сначала получились круги — хижины; потом продолговатое, высокое — скала с какими-то значками сверху. Она показала на себя, затем на круги и сделала жест, похожий на взрыв: обе руки резко разбежались в стороны, пальцы широко растопырились. Потом она ткнула в небо, показала ладонью и стала изображать руками что-то быстро движущееся и большое — «птицу», летящую низко над головой. Она нарисовала волну, за ней — большую лодку и стрелку, указывающую от скалы к морю. «Птица с огнём…» — тихо сказал Иван Алексеевич себе под нос, глядя на рисунок. «Скорее всего, ракета», — подытожил объяснения женщины Николай Михайлович, всё ещё гладя её волосы и плечи.
Капитан подошёл ближе, присел на корточки и, глядя женщине в глаза, попытался установить смысл её знаков: «Кто эта птица, которая взорвалась? Люди с корабля — они пришли до или после взрыва?» Он спрашивал у неё, жестикулируя, а женщина вновь заговорила жестами, медленнее и целенаправленнее. Она указала на людей с длинными ножами и палками, нарисованных на песке, потом сжала кулак, показала зубы и сделала два круга руками, словно изображая две группы, которые столкнулись. Снова указала на «птичью» фигуру в небе и на скалу, затем на корабль и, наконец, показала дорожку вверх от побережья к острову, ведя согнутым пальцем в направлении, куда ушёл корабль. Капитан Олег Николаевич начал рассуждать вслух: «Значит, прилетело что-то по воздуху, — пробормотал капитан, всматриваясь в рисунок. — Может, ракета, а может, бомба. После этого началась драка между племенами, и кто-то, воспользовавшись суматохой, всех убил. Корабль… ушёл».
Кок Николай Михайлович, полагаясь на память (он раньше видел у племени их условные письменные знаки и рисунки), ткнул пальцем в песок посреди рисунка и произнёс слово, которое, по его уверениям, означало «база». Женщина кивнула в ответ, будто это слово было ей знакомо, и снова указала вверх — на вершину скалы. Команда обменялась взглядами. Запах гари от взрыва скалы всё ещё висел в воздухе, а в прибрежных водах океана повсюду плавали обломки каноэ, сломанные вёсла, плавающие стрелы и копья поверженных индейцев. Внизу, в отдалении от их бивуака, плескалась вода, и, если верить женщине, здесь произошла ликвидация племени «синих». Вот только зачем была проведена эта акция — для них всё это оставалось загадкой. «Что будем делать, Олег?» — тихо спросил Иван Алексеевич у капитана. В его голосе звучала многодневная усталость: они искали людей ради помощи, а нашли знак войны и вмешательства извне. Капитан Олег Николаевич поднялся, осмотрел окружающих товарищей, которые смотрели на него вопрошающе, словно искали поддержки. Он посмотрел на тихие воды океана, на тёмную линию горизонта и, наконец, на женщину с ребёнком, и произнёс: «Нам ничего не изменить: что произошло, то произошло. Нужно подумать, как выбраться нам с этого острова, а для начала — спустимся в наше укрытие под днищем бывшей яхты «Арабеллы», обогреемся, утолим голод и жажду». Женщина, прижимая к груди малыша, посмотрела на капитана: в её глазах читались благодарность, радость, благоговение и глубокое почтение к тем, кто её спас. Через час вся команда вместе с женщиной и ребёнком грелась в укрытии и ела любезно предложенную матросом Михаилом рыбу. Он с большой гордостью угощал всех, радуясь, что его старания по её ловле не прошли даром. После сытной еды и обильного питья (запас которого тоже обеспечил Михаил) все, устроившись у костра, быстро уснули, утомлённые пережитыми событиями.
Проснувшись и выйдя из своего укрытия, они увидели, что солнце уже вовсю согревало побережье острова. Его лучи, падая на зелёную гладь океана, искрились всеми цветами радуги, отражаясь от поверхности воды и устремляя блестящие искорки по всему берегу. Воздух был прозрачен и напоён свежестью утренней зари. Лёгкий бриз играл с волосами и одеждой, принося с собой тонкие запахи смолы хвои, сырой древесины и дальние, ещё неразгаданные ароматы океана. Где-то вдали крики чаек разрывали утренний покой своими долгими, пронзительными, визгливыми звуками, похожими на лай, сигнализируя сородичам о приближающейся опасности. Волны, лениво отступая от берега бухты, оставляли на песке россыпи ракушек и блестящие стеклянные отблески океанской глади. Все остановились на мгновение, будто боясь нарушить этот идиллический покой, и прислушались: казалось, сам остров просыпался вместе с ними. Иван Алексеевич первым сделал шаг вперёд, оставив на бархате влажного песка свежий след. Другие последовали за ним, и вскоре их следы потянулись по пляжу в сторону зарослей, где зелёные пальмы и лианы плотно смыкались, образуя тёмную свежесть леса. Между стволами пробивались лучи, мелькали пляшущие тени, обещая прохладу всем, кто зайдёт в это райское место. Солнце с каждой минутой усиливало своё свечение, будя всё живое, находящееся на этом клочке земли, затерянном в безбрежном пространстве, скрывающемся за миллионами тонн солёной воды. Матрос Артём, прищурившись и прикрыв глаза ладонью, словно козырьком, заметил на нагромождении камней у кромки воды блестящий предмет небольшого размера — кусочек металла или стекла, выброшенный приливом. Они подошли ближе и обнаружили старую, частично заиленную металлическую пластину с едва различимыми резными знаками. Это напоминало послание, непонятное никому, выброшенное океаном в штормовую погоду: что на ней было написано, трудно было разобрать. Чужое послание, брошенное, может быть, измождённой рукой в трудную минуту, навевало людям, склонившим головы над письменами, лёгкую грусть и понимание того, что океан хранит ещё много тайн, не подвластных им. Обсудив между собой, кто останется с женщиной и ребёнком, они пришли к выводу, что роль доброжелателя лучше подходит коку Николаю Михайловичу. А все остальные отправились в сторону места вчерашней битвы между индейскими племенами. Ещё ночью, после небольшого совещания, все пришли к выводу, что нужно будет соорудить плавучее средство ; плот из каноэ, соединив их между собой длинными бамбуковыми жердями и связав лианами. Подойдя ближе к тому месту, где вчера происходило страшное побоище между племенами индейцев, они увидели следы вчерашней битвы: плавающие, никому уже не нужные каноэ, множество копий, а также луки и колчаны со стрелами, брошенные в воду залива и плавающие там. Почему-то бросилось в глаза множество стрел в колчанах. Муллока — так назывался колчан для стрел у здешних индейцев. Эти колчаны изготавливали из выделанных шкур животных; лучшим материалом считалась шкура пумы. Мех при изготовлении оставляли на наружной стороне, что делало колчан практически водонепроницаемым. Каждый из членов команды выбрал себе по луку с несколькими колчанами и по два копья, выбрав под свой рост. Сложив всё это индейское оружие в одно место, в нескольких шагах от воды, чтобы волна не смыла, они начали собирать по побережью каноэ. Набрали более двадцати лодок. Вытащили их из океана значительно дальше, чем копья и луки: примерно на сто шагов, на ровную песчаную площадку. После чего вся группа пошла в лес искать длинные бамбуковые палки и тонкие лианы. Решили сегодня попробовать соорудить большой плот из каноэ. Матрос Михаил, вооружившись ножом, начал заготавливать длинный, тонкий бамбук, который здесь рос в избытке.
Бамбук — это род многолетних вечнозелёных растений с одревесневающими стеблями (соломинами), которые очень крепкие и способны выдерживать большую нагрузку. Олег Николаевич с Иваном Алексеевичем занялись заготовкой травянистых лиан. Травянистые лианы встречаются в любой климатической зоне, где имеются деревья, которые лианы могут использовать в качестве опоры. По гибкости и прочности они не уступают пеньковым канатам. А матрос Артём под чутким руководством Остапа Степановича принялся переносить все эти заготовки к каноэ. В лесу раздавался необычный для этих мест весёлый шум — работа спорилась, смех и обмен шутками заглушали падение стеблей бамбука и скрежет при заготовке лиан. Работа продолжалась до самого вечера, пока последние лучи солнца не скрылись за горизонтом океана, напоследок окрасив его в ярко-малиновый цвет. Сумерки опустились почти мгновенно.
Уставшая, но довольная команда заготовщиков материалов для постройки гигантского плота поспешила укрыться под перевёрнутым корпусом яхты «Арабелла», пока мрак окончательно не накрыл остров, который за последнее время впитал столько крови и горя. На ужин опять была рыба: вяленая, заготовленная ранее матросом Михаилом, и свежая, пойманная сегодня коком Николаем Михайловичем. Кроме рыбы, кок подал к столу ещё сладкий печёный картофель и кукурузу. Он не сидел без дела, охраняя женщину с ребёнком; вместе с ней он сходил в поселение и принёс для общего стола немного кукурузы и батата — всё остальное там было сожжено и разграблено, поэтому запасов почти не осталось. Кукуруза и батат стали для команды первым по-настоящему сытным блюдом за долгое время; раньше питание у них было скудным и однообразным. После ужина кок раздал каждому по ананасу, чем порадовал и растрогал товарищей почти до слёз своей заботой. После сытной еды они, усевшись кружком вокруг костра, обсудили постройку плота, перебрав варианты: как лучше расположить каноэ и где привязывать поперечины, чтобы нагрузка на каноэ распределялась равномерно. Но разговор быстро угас — уставшие после тяжёлого дня и пригревшись у костра, все вскоре заснули. Лишь кок Николай Михайлович вышел на берег и ещё долго сидел на тёплом, прогретом солнцем валуне; мысли о родном доме, о жене и детях навевали ему грусть и меланхолию. Наутро Николай Михайлович не захотел отстраняться от великого для них дела — постройки плота. Вместе с женщиной и ребёнком он пошёл на строительство плавучего средства, и все принялись с новым рвением к работе, надеясь, что на нём они наконец покинут эти злосчастные острова. «Тем более, — сказал кок капитану Олегу Николаевичу, — я видел, когда был у них в плену, что все женщины в поселении занимались домашним хозяйством с маленькими детьми, привязанными платками из шкур к спине, и не чувствовали от этого неудобства, так что она нам ещё и поможет при строительстве плота».
Когда первый каркас из бамбука уже лежал на воде, они натянули сверху толстые бамбуковые жерди и прикрепили их тонкими лианами, пропуская их между стволами. Побережье напоминало верфь — место постройки и ремонта кораблей и мелких судов. Берег был покрыт мокрыми травянистыми лианами и многочисленными следами босых ног. Одна из каноэ оказалась протекшей: её расположили в центре и набросали сверху слои глины и смолы, пока матрос Михаил бегал за хвойными ветками для заплаты. К вечеру плот из двадцати каноэ выглядел уже как единое целое: тяжёлый, но надёжный, готовый нести команду по бескрайним водам океана.
Отплытие назначили на завтра, не откладывая, пока стояла тихая, безветренная погода. «Отчаливаем завтра поутру: возьмём съестные припасы — какие у нас есть: рыбу, кукурузу, батат — и как можно больше воды. Воду нальём во все ёмкости, которые собрали у индейцев, а также наполним каноэ, которое закрепим отдельно от плота», — распорядился капитан Олег Николаевич.

Вечером в укрытии, при свете костра, они начали рисовать на песке старинную карту, которую Иван Алексеевич, Олег Николаевич и Остап Степанович видели и запомнили надолго. Каждый нарисовал по памяти; затем они начали сверять, сравнивать и уточнять объекты, непомеченные на современных картах.
«Наше последнее укрытие было на острове — убежище пиратов, — начал рассуждать вслух капитан, глядя на три карты, нарисованные друзьями на песке, — я полагаю, что мы сейчас находимся здесь, в этой гряде островов. Это примерно четыреста миль от Бермудских островов в направлении Багамских. Если учесть, что от Бермуд до Нассау (Нью-Провиденс), столицы Багамских островов и крупнейшего города страны, — примерно восемьсот морских миль, то это означает, что мы прошли только половину намеченного пути. Возможно, мы находимся вблизи островов Теркс и Кайкос, где, как мы уже убедились, находится гряда островов, покрытая растительностью, не отмеченная на современных картах. Эти острова расположены в Атлантическом океане и являются продолжением цепи Багамских островов. Кроме того, часть этих островов заселена индейцами, а на некоторых из них расположены ракетные базы неизвестных нам стран. Бермуды же, откуда мы отошли на четыреста миль, — изолированный архипелаг в северной части Атлантического океана, географически не являющийся частью Лукайского архипелага. Наш маршрут мы будем продолжать до столицы Багамских островов — Нассау. Моя задача на данный момент — сопоставить все наши рисунки и восстановить наш последний курс к Багамам; туда мы и направимся на нашем плоту», — высказав все свои планы и предположения и пожелав всем спокойной ночи, капитан Олег Николаевич через минуту уже спал глубоким сном. Остальные члены экипажа — уже не яхты «Арабелла», а большого плота из каноэ, пока никак не названного, — планировали и обсуждали, какой парус и каких размеров ставить на плот. Мачта с крестообразной перемычкой из толстого бамбука уже была поставлена; решался вопрос о площади паруса, который целый день сшивала индейская женщина из кусков парусины и шкур зверей. Решили остановиться на тех размерах, которые женщина сшила сегодня: не было времени, да и материал, который использовали на парус, закончился. Наутро, закончив погрузку продуктов и воды, закрепив парус и сложив на плот копья, луки и стрелы, вся команда погрузилась: каждый вооружился веслами, которые в беспорядке плавали в прибрежных водах бухты после сражения.
Женщина с ребёнком уселась первой на плот, жалобно глядя на кока Николая Михайловича и боясь, что её здесь оставят одну. Ещё до погрузки продуктов на плот она уже сидела в одном из каноэ, укрывшись плащом из шкур. Оставить её одну с ребёнком здесь означало бы обречь их на неминуемую гибель, поэтому команда с самого начала решила забрать её с собой.
Выждав, когда волна, ударившись о берег острова, начнёт откатываться назад, все дружно начали толкать плот в открытый океан, и он, подхваченный отходящей волной, оказался в открытых водах океана, мерно покачиваясь, будто привыкая к новой для него среде, к бескрайним водам Атлантики. Буквально через три часа плот, изготовленный из каноэ, отошёл от острова на большое расстояние: видна была только тёмная полоска островной земли, которая через полчаса пропала из виду, растворившись в бескрайней океанской пучине. Приладив парус, плот начал ускорять ход; ветер был слабый, но слегка порывистый, из-за чего капитан Олег Николаевич, часто посматривая на горизонт, опасался шторма. Но его опасения были преждевременными: пока, слава Богу, погода благоприятствовала движению вперёд. Плот шёл не быстро — три-четыре узла, — но уверенно, с трудом прорезая волны своей большой площадью. Женщину начало укачивать, и её переместили в переднюю часть плота, напоив водой. Воодушевлённая удачным выходом в открытый океан, команда настраивала парус, стараясь расправить его на всю площадь. Олег Николаевич старательно помечал на карте, изготовленной вчера в укрытии из куска алюминиевого борта яхты, острова, которые они посетили или видели. Погода позволяла отдохнуть от трудов по постройке плота; команда расслабилась, нежась на солнце.
Солнце медленно сползало к горизонту, растягивая по воде длинные золотые дорожки. Жар уже не давил, а только ласкал, и запах смолы с дощатых настилов смешался с солёной свежестью. Олег Николаевич, прикусив губу, провёл карандашом по бумаге, аккуратно отмечая очередную маленькую чёрточку: координаты, заметки, пометки о течениях. В его глазах на минуту мелькнуло что-то похожее на спокойную радость: карта в их руках была не только схемой пути, но и обещанием, что судьба всё ещё поддаётся учёту. «Память нас не подвела, — порадовался он за себя и за своих друзей, — карта, нами нарисованная, получилась почти аналогична оригиналу».
Команда, шутя, передавала друг другу вяленую рыбу, утоляя голод. Женщина, укачиваемая морем, наконец заснула, прикрыв лицо самодельной шляпой из травы. Матрос Артём устроился в тени паруса и смотрел на облака так, словно пытался прочесть в них знаки будущего. Волны лениво отбегали от бортов, и плот не спеша продолжал свой путь — как большой зверь, у которого ещё было полно сил, но которому уже хотелось отдохнуть.

Когда солнце коснулось края воды, на юго-западе низкой полосой появилась тёмно-серая туча. Сначала она казалась далёкой и безобидной, но за пять минут растянулась и потяжелела, как будто в ней накопилось много тяжёлой воды. Птицы, которые стайками кружили над ними буквально три часа назад, внезапно пропали из виду, скрывшись в лёгкой дымке. Олег Николаевич вскинул голову и почувствовал, как ветер, до сих пор приятно ласкающий их, стал прохладным и влажным. Он, не повышая голоса, подал команде приказ: «Парус к ветру!» — и парус стал разворачиваться, вздыхая и расправляясь во всю свою немаленькую площадь.
Команда сработала, как всегда, слаженно и дружно, без лишних слов, понимая своего капитана. Травяные лианы начали поскрипывать, настил из бамбука и мелких прутьев тяжело прогнулся, и плот, вздохнув в очередной раз, увеличил скорость. Впереди были бескрайние воды и тёмное небо, а вокруг — ненастная тишина, в которой каждый звук на плоту отзывался тревогой. Олег Николаевич ещё раз взглянул на карту: линии, жирные от карандаша, соединяли их с миром, где были земля, хлеб, вода и спасение. Он убрал её в импровизированный футляр от колчана для стрел, перевязал для надёжности куском брезента и сказал то ли себе, то ли океану: «Мы будем идти, идти вперёд, пока есть силы и есть надежда».
Незаметно стемнело. Они шли попутным ветром, стараясь немного поворачивать неуклюжий плот к западу. Капитан Олег Николаевич считал, что необходимо придерживаться ранее проложенного курса на Багамы, хотя отлично понимал, что дойти до Багамских островов на таком плоту практически невозможно. «Нужно выходить в акваторию океанских судоходных путей или держаться около них ; только в этом наше спасение», — размышлял он, прислушиваясь к скрипам и вздохам плота. Капитан сжал в руке самодельный компас, который он раньше сделал вместе с матросом Михаилом из старых часов. Стрелка упрямо тянулась к северу, и он соотнёс показания с вытянутой в темноту полосой моря. Ветер стал холоднее. «Формируется холодный атмосферный фронт», — подумал капитан. Он знал, что холодный фронт образуется при перемещении холодной воздушной массы в сторону тёплой: при этом холод перемещается, температура воздуха падает, ветер усиливается и меняет направление. «Но, с другой стороны, для нас чем холоднее воздух, тем меньше влаги в нём содержится, а значит, дождя, за которым обычно приходят штормы, вероятно, не будет», — успокаивал он сам себя.
На плоту пахло смолой и вяленой рыбой, которую развесили на мачте, чтобы она не пропала. Каждая бамбуковая слега под ногами отдавалась тягучим скрипом — напоминанием о том, что их плавучее средство недолговечно. «Сколько ещё держаться этого курса?» — спросил Иван Алексеевич, с трудом удерживая нужное направление из-за неразворотливости шитого-перешитого паруса. Голос дрожал не столько от усталости, сколько от нерешительности: ночь порождала у всех необъяснимый страх за ненадёжность плота. «Мне кажется, наш плот продержится лишь до первого шторма», ; завершил Иван Алексеевич своё предположение на пессимистической ноте. Олег Николаевич поднял голову. Над головой рассыпались звёзды, чистые и колкие. Он видел Млечный Путь, знакомые созвездия, и в памяти всплывали ночные вахты на их яхте «Арабелле». «Если плыть по течению и держать курс чуть на юго-запад, есть шанс выйти на линию, по которой ходят дальние танкеры, — ответил капитан Ивану Алексеевичу. — А если говорить откровенно, Ваня, у меня тоже нет большой надежды на наше плавучее средство, но другого выхода нет», — добавил он.
Вдоль бортов вспыхнули мелкие биолюминесцентные огни — следы чего-то живого, у которого не было никакого понятия о человеческих бедах.
«Это крошечные организмы, которые вызывают свечение волн. Когда волна или любое живое существо нарушает спокойствие воды, они начинают светиться благодаря химической реакции», — пояснил капитан Олег Николаевич своему другу. Эти огни убаюкивали и пугали одновременно. Капитан приказал матросу Михаилу и коку Николаю Михайловичу заступить на вахту: один должен был следить за горизонтом, второй — за звёздами и компасом.
Через два часа впереди, на самой грани видимости, проскользнул тонкий огонёк, неяркий, но вполне заметный. Все притихли. Это могло быть и судно, и отблеск далёкого маяка. Олег Николаевич почувствовал, как у него сердце застучало быстрее, и старые неумолимые правила капитанской чести стали яснее прежнего. «Нельзя терять рассудок, нельзя поддаваться панике, важно сохранить людей и сам плот, и не бросаться сломя голову в том направлении», — пришёл он к выводу и оставил прежний курс, тем более что, по его расчётам, там не должны проходить океанские пути кораблей.
«Держимся старого курса, — сказал он коротко. — Никто не должен делать резких движений. Поднимите фонарь выше и качайте его вправо-влево».
Огонёк на горизонте не исчезал. Он стал чуть ярче, и с каждой минутой у людей, находившихся на плоту, зарождалась надежда на благоприятный исход: каждый из них мечтал, что это приближающийся корабль. Но буквально через полчаса огонёк исчез, словно растворился в ночи, оставив людей одних на шатком плавучем средстве, среди мрака и волн, накатывающих на их плот и пугающих своей массивностью и пространственной бесконечностью.
Конец 5 главы.