Хроники русской революции, праздник ста клише

"Когда на сцену бесстыдно врываются все архетипы, открываются гомеровские глубины. Два клише смешны. Сто клише волнуют. Потому что мы неотчётливо слышим, как клише беседуют, празднуя встречу".

Умберто Эко сравнивал с реюньоном фильм «Касабланка». С тем событием, когда новинки и новички попросту неуместны. Раз в пять лет одноклассники встречаются не для сюрпризов: старые хохмы, прокисшие ритмы, по углам мило кобенятся неостывшие пары.

О новой сибириаде Кончаловского писать, может, и не стоило, однако шпионская сага побила шестнадцатью своими сериями «Семнадцать мгновений весны». У телевизоров не собирался кворум постсоветского люда, но один центральный канал эпос прогнал. Финансировал проект фонд Усманова. Фамилия эта возглавляет парад титров.

Здесь я не собираюсь распространяться ни об игре актёров, ни о режиссуре, – кинематография дело вчерашнее, прокисшее. А я о позавчерашнем, но всё ещё свежем – том законсервированном фоне, поверх которого разворачиваются отношения героев – местных исторических и гостевых, из соцарта. Ведь, хотя без похождений барышни «Титаник» не стоил бы ломаного гроша, задуман и грандиозно снят он был ради масштабных кадров эталонной трагедии.

В общем, трагедию русского «Титаника» и надо было перенести на экран. Вроде бы... Это не удалось, потому, что на самом деле такой задачи и не стояло. Задачей был троллинг. Явный или подспудный – не важно. Важно, что – удалось! Что именно – и разберу.

У авторов может возникать иллюзия, что обилие серий (или томов) даёт право нагружать их мириадами персонажей, однако, это грубая ошибка: на сколько часов не растягивай званый вечер, сорок блюд на одном обеде переварить невозможно. Более того, просто жить ярким деятелем в эпоху, описываемую в историческом произведении, ещё недостаточно для попадания в число званых: нужно участвовать в логике сценических событий. А большинство персонажей циклопиума напоминает случайно забредшую публику с улицы: чистую и не очень. Создатели масштабного стёба их наряжают так и сяк, сажают в такисякные интерьеры, отправляют в такисякные экстерьеры. Среди полутора сотен исторических лиц, протащенных скорбной вереницей сквозь 16 серий, нет ни одного из реальных деятелей революций. Это не просто закон жареного жанра «про шпионов». Это плотная завеса, так фокусники отвлекают внимание фигуристыми ассистентками.

Салат из жандармов, охранки и контрразведки залит компотом лиц фронт- и бэкофиса, бывших 70 лет в употреблении образованщины советской и 30 лет постсоветской: Гапон, Кшесинская, Парвус, Керенский, Инесса Арманд и, конечно, Распутин (неужели я это написал? но неужто это опять сняли??) Причудливо окрашенные клоуны помещены в контекст, дабы выпуклыми скандалами отвлечь внимание от истинных делателей и заполнить революционную пустоту звоном модных шпор «революционных» исторических открытий (приподняли веки советскому историческому вию): участие английских шпионов, негодность союзников и свершение октябрьского переворота республиканскими генералами. Над революционными схватками возвышается высокопоставленный трагический наблюдатель уже явно не от мира сего. Как и прочие фигуры эпопеи по отдельности и вместе, для понимания революций он не нужен.

Что клише, конечно, не отменяет, как не отменяет иной покрой его нового платья голого короля. Жуликоватые историки могут написать Арлекину диалог весёлый, а могут философический (для ещё большей потехи), он может играть в расцвеченном шапито Карабаса, а может в подпольном театре папы Карло, но занавес за авансценой это не сорвёт и природу революций не откроет.

Стандарт всех шпионских фильмов с претензией на историчность (хоть о Колчаке, хоть о Штирлице) – полное отсутствие мотивации главных действующих лиц. Непонятно, чего всем этим штандартенфюрерам СС и Охраны надо. Чего ради они, бездетные, впряглись в оглобли всех империй сразу. А ведь понятно...

Лучше всех из этой западни выкрутился всё тот же Умберто Эко, сочинивший своему хитроумному одиссею страстишку-блиц: пожрать зпт выпить тчк. Понимаем, что умный и проницательный мизантроп на закате дней валял дурака не просто так, а по-доброму зло издевался над европейскими правящими социал-демагогиями и еврейскими кладбищами послевоенного культмасса, и хочется верить, что на склоне своих лет Кончаловский решил закольцеваться в истории кино русской илиадой итальянского меню.

Вряд ли случайно, что половина нынешнего фильма – это без аппетита сделанные сцены вульгарных трапез и возлияний.

Зачем, почему?

Да потому что рассказывать о революциях всерьёз невозможно. (Кто все эти выпить-закусить-бакунины? Револьвер-нож-керосин-ленины? Бомба-бомба-бомба-бомба-красины?)

Всерьёз, ребята – это надо перелицевать всю историю. (Могу себе представить, если бы сериал сняли по моим опусам...) А ведь Кончаловский покусился на самый кончик шишечки. Так, эстетически... Встречаются по кабакам фартовые люди: болтают, пьют, танцуют, закусывают... удила. Изредка – акт (экс или _екс). И что режиссёр получил? Волну обвинений в нереалистичности, анахронизмах, отсутствии экранного беснования: шествий рабочих миллионов, хлебных и пулемётных очередей, взятий Зимнего...

То есть, при сотне клише людям штампов ещё и не хватает!

И со всех сторон журят: нет правды о революции.

Главный герой «Хроник», лично служивший верой и правдой царю... – республиканец! Узнав об этом от него самого, Николай, отправляемый этим товарищем в последний путь, то есть, буквально, в вагоне спецпоезда, берущего курс на восток («деткам Сибирь покажу...») награждает героя ценным подарком. Буржуазный республиканец дрейфует к товарищу споро: во время июльских событий лично предупреждает Ленина о готовящемся аресте, после чего все прыскают кто куда как тараканы. Потом ГГ вместе со своим начальником делает сепаратное предложение Сталину о помощи в проведении переворота. Потом его проводит. Потом его сажают в тюрьму. Потом освобождают. Потом он отжимает у вороватых тюремщиков тот самый* золотой портсигар. Потом отдаёт его гетману. (Это шутка, см. сноску)

Догадываясь, что кульбит будет зрителю непонятен, будущий отец народов спрашивает: вам оно на фига? Ответ достойный: задолбало всё до стадии непротивления злу насилия, нужна твёрдая власть. При этом, за две минуты до того зрителю предъявлена эта самая будущая сила, которую почему-то асы контрразведки считают твёрдой: сдающийся в тюрьму Троцкий, Сталин, сбривающий вождю бородку на конспиративной квартире, сам Ленин в маскарадном костюме рабочего в Разливе.

Скульптор лепит ленинский канон
Странно, что этот канкан во главе с героиней, таскающейся по эксам и кабакам с террористами, полицейскими и шпионами вызывает вопросы и отторжение. Ведь в революционной постановке, в общем, именно так всё и было. Конечно, когда речь о массовке.

А только о ней всегда и речь.

Если из оперетты убрать солистов первого плана, задвинуть за кулисы вторые роли, на авансцене окажется – канкан. Его и будут плясать, пока зритель не плюнет и не уйдёт в буфет. Его нам и демонстрируют сто лет, лишь меняя гопак на лезгинку: Гапон, Кшесинская, Парвус, Керенский, Инесса Арманд и, конечно, Распутин (неужели я снова это написал?)

Демонстрируется это соусом эстетической правды как раз талантливо. Маяковский и Брики, то есть, сами Михалковы, из окон буфета Финляндского вокзала наблюдают Ленина на броневике. Просто людям, жившим в эпоху плоского соцреализма вместо эпохи вычурного модерна и кубизма, трудно себе представить аромат, а не запах. Революция – это ежедневный драйв, особенно, учитывая то, что никакой революции никто из акторов не делал. Ярко лицедействовали все, но причудами советской пропаганды именно ленинская унылая и скучная бухгалтерия была вычерпана со дна и представлена прорывной деятельностью.

Впрочем, не обошлось, конечно, и без запахов. Есть общее правило, – что для литературы, что тем более для кино: не рассказывать, а показывать. Поймёт читатель или нет – его дело. Но дело английских объяснительных памфлетов живее всех живых.

Более того, уже не только в затрапезных диалогах персонажей, – в последние годы исторические фильмы принято предварять и вовсе закадровым комментарием: перед каждой серией зрителей нагружают заранее, как правильно понимать. Так Горький на первой странице дал краткое содержание своего хауптверка «Жизнь Клима Самгина». Так в недавнем сериале о молодом Александре I политинформация призвана просветить зрителя относительно социальных раскладов в Российской империи. Зачем? Например, за авансом. Кураторам нужно продемонстрировать цель: показать Россию бывшую – не бывшей. А если и бывшей (Париж вроде брали), то дурной (несчастный-обездоленный-голодающий-бесправный солдат взял Париж – богатый, свободный, сытый, правовой). Которую не жаль. В отличие от любимого всеми советскими Парижа.

Тем не менее, отрадно, что, кажется, с четвёртым составом революции разобрались ещё загодя: уже нет ни лейтенанта Шмидта ни матроса Матюшенко. Фильм расставляет окончательные точки по третьему составу революций. Пикейные жилеты вместо «Ленин – это голова» за тридцать лет преодолели ползком пропасть до «Парвус – это голова», «Красин тоже голова» и «Манасевичу-Мануйлову палец в рот не клади». Весьма, весьма отрадно, что впереди людям ещё много открытий чудных готовит просвещенья дух в виде плеяды думцев, генералов, адмиралов и целого сонмища князей, то есть, второй линии обороны от подлинной истории революций.

Понятно, что существенная часть статьи будет размещена в «Тайном знании» и вовсе не по причине открытия новых чудовищ в мутных омутах русских смут.

*Тот самый портсигар есть прямая отсылка к комическому эпизоду из «Дней Турбиных». Другой персонаж, террорист Красин озвучивает мечту Шарикова всё поделить. А вообще, булгаковских ребусов в фильме много. Что делает проект не безнадёжным и, смею надеяться, таким и задуманным.

Задуманным быть сделанным не безнадёжно.