Увольнение

Девяностые в провинции пахли дешёвым одеколоном отчаяния и пылью с обанкротившихся заводов. Безработица была не статистикой, а состоянием воздуха — густым, удушающим. Мне было двадцать два. На руках — дочь. В кошельке — ветер. Я перебивалась уроками, но учительская зарплата была не деньгами, а насмешкой. Её не хватало даже на проездной.

И тут — луч. Знакомые открывали спортивный клуб. Нужен был администратор. Зарплата — космическая. График — с восьми до часу. Подвох? Конечно. Но для тонущей и соломинка — бревно.

Клуб оказался аквариумом для новых русских жён. Существа в норковых шубах и с глазами, как у выдрессированных хорьков. Они приходили с утра, отряхивая с меха провинциальную пыль, и требовали обожания. А я… я совершила роковую ошибку. Я вздумала с ними разговаривать. Не лебезить, не извиняться, а огрызаться, делать замечания. «Мадам, ваш ребёнок ломает тренажёр». «Простите, но абонемент просрочен». Меня вызывали «на ковёр», втолковывали азбуку сервиса. Я кивала и снова портила им кровь своим непокорным, глупым достоинством.

В это же время моя подруга детства, Лена, крёстная моей дочки, осталась без работы. Она была моей антитезой: тихая, удобная, умеющая вовремя улыбнуться. В клубе как раз требовалась уборщица.

— Лен, иди на эту работу, — сказала я по дурости и по той самой провинциальной солидарности, что заставляет делиться последним. — Временно. Пока не найдёшь что-то другое.

Она поморщилась.

— Мыть полы… Унизительно.

— Сейчас не до гордости, — отрезала я. — Деньги же.
Она согласилась. С неохотой, как на подвиг.

И вот настал день, когда директриса, устав от моих выкрутасов, вызывает нас обеих в свой кабинет, пахнущий дорогой кожей и властью.

— Вероника, мы с вами расстаёмся, — сказала она без эмоций. — Контракт не продлеваем.

Потом повернулась к Лене:
— А вы, Елена, нас очень устраиваете. Мы хотим предложить вам место администратора.

В ушах зазвенел высокий, тонкий звон, как от разбитого стекла. Я смотрела на Лену, ждала, что она вздрогнет, вспыхнет, скажет: «Что вы! Это же место Вероники!». Она опустила глаза. Её ресницы, густые и тёмные, дрогнули.

— Хорошо, — тихо сказала она. — Спасибо.

После в раздевалке, где пахло хлоркой и чужим потом, я настигла её. Руки тряслись.

— Лена, ты в своём уме? — мой шёпот был хриплым, как у зверя в западне. — Ты же знаешь! У меня ребёнок! Твоя крёстная!

Она подняла на меня глаза. В них не было ни злорадства, ни стыда. Только плоская, спокойная убеждённость.

— Вероника, тебе всегда везло, — произнесла она чётко, будто зачитывала приговор.

— А у меня, может, это единственный шанс.

«Везло». В этом слове была сконцентрирована вся горечь и вся чудовищная логика того времени. Мне «везло» быть матерью-одиночкой. «Везло» голодать. «Везло» метаться. Это был не упрёк. Это была её правда. Правда выживальщицы, для которой чужая беда — не повод для солидарности, а освободившаяся ниша.

Я ушла. Не в слёзах, а в ледяном, ясном бешенстве. Мне повезло вновь — я устроилась посудомойкой в привокзальную столовую. Это был ад в формате «советский общепит»: чад, грязь, вечно орущие поварихи в засаленных халатах. Но там платили наличными и подкармливали. Я проработала там полгода, отмывая с тарелок жир чужих обедов и свою наивность.

А потом что-то щёлкнуло. Я ушла в продажи. И обнаружила, что моя неуживчивость, моё неумение лебезить и гнуть спину — не недостаток, а оружие. В хаосе рынка 90-х это называли «характером» и «пробивной способностью». Я пошла в гору. А после дефолта, собрав волю, как в кулак, уехала в Москву. Слова Лены сбылись — мне стало везти.

С Леной наши пути разошлись. Я не осуждала её. Голод и страх — не оправдание, но объяснение. Тот случай выжег во мне два правила, простых, как гвоздь:

Первое. Никогда не работать там, где твоё достоинство — не условие, а помеха. Жизнь слишком коротка, чтобы продавать её по частям, вместе с самоуважением.

Второе, и главное. Не приводить друзей в свою профессиональную жизнь. И не делать друзей среди коллег. Работа — это не поле для сентиментов. Это — джунгли. А в джунглях у каждого на кону — своя шкура. И лучше помнить об этом сразу, чем узнавать в тот момент, когда тебе тихо говорят: «Ты знаешь, тебе всегда везло». Потому что после таких слов дружба кончается.


Приглашаю на свою страницу в
Стихи ру https://stihi.ru/avtor/veronique28
и мой творческий блог
VK https://vk.com/akademiyaliderstva