Предательство 5

Глава 5
 Больнее всего и горше разочаровываться в человеке в которого веришь как в себя. Брат со своими девками бесцеремонно вломился в её дом, нисколько не считаясь с планами хозяйки.
 Весёлая компания быстро напилась. Эбль вёл себя как настоящий мужлан - отпускал сальные шутки, много и громко хохотал, никого не стесняясь, хватал своих подружек за разные места. Леа и Фифи отвечали ему с такой же развязностью, лезли целоваться, бесстыдно крутили задницами и выставляли напоказ свои прелести. Особенно старалась маленькая Фифи. Бедный Эльфус, вынужденный присутствовать при сём непристойном сборище, только мучительно краснел, не смея поднять глаз на эти непотребства.
 Алейне стало стыдно перед чистым юношей за непутёвого брата. Неожиданно для себя она вспылила и выгнала из своих покоев Эбля вместе с его потаскушками. Брат не стал спорить. Удивлённо глянув на Алейну, Эбль забрал своё вино, девок и хохоча удалился на свою половину.
 Ставший невольным свидетелем скандала Эльфус застыл на своём месте в углу залы, где обычно устраивался со своею арфой и тихонько наигрывал, подбирая мотивы к новым стихам. Неизвестно, чего больше испугался невинный юноша — пьяного разгула аббата или скандала, который затеяла хозяйка. Молодой оруженосец не знал что делать и остался сидеть безмолвным изваянием, потупив выразительные и живые, чёрные глаза, вцепившись в корпус потрёпанной жизнью арфы, как утопающий цепляется за оставшуюся на плаву мачту разбитого корабля.
 Алейна попыталась успокоить беднягу. Попросила спеть. Юноша честно пытался, но руки от волнения плохо слушались. Несколько раз Эльфус сбивался с текста и мелодии, что обычно с ним никогда не случалось.
 Алейна видела - юный поэт не в себе, и решила его отпустить. Да и час был уже поздний. На прощанье женщина ободряюще улыбнулась растерянному юноше, нежно пожала его руку и потом долго ощущала на коже прикосновение сильных и нежных пальцев музыканта.
 Эльфус отправился в каморку в конце коридора, которую раньше занимала служанка Алейны. У девчонки оказался слишком длинный язык. Пришлось от болтуньи избавиться, выдав замуж в дальнюю деревню. С тех пор каморка пустовала. Комнатка небольшая, но там есть всё что нужно для жизни, и нет любопытных соседей.

 Алейна любила порядок с детства. Девочка строила замки для своих принцев. Принцессой в играх была сама. Брат замки разрушал. Мальчишки всегда ломают. Здесь, в её доме она этого не позволит.
 Пьяный шум на половине брата постепенно стих. У баронессы разболелась голова. Она не могла не думать, чем занят сейчас брат со своими сластолюбивыми подружками. Уже почти месяц молодой женщине приходится обходиться без мужской ласки. Молитвы помогают плохо. Рукоделие, которое в прежние годы всегда занимало, опостылело.
 В поисках покоя Алейна решила выйти в садик. На улице тихо. Город спит. Лето вступило в права, наполнив воздух благоуханьем. Уже отцвели нежно-синие барвинки и пурпурные звёздочки Христовой розы. Раскрылись глазки фиалок. Ущербная луна висит, зацепившись за острый шпиль церкви, рассыпав серебряный свет на стены и крыши домов из распоротого бока. По улице, громко топая и переругиваясь, прошёл отряд городской стражи, невидимый за стеной из белого известняка, исчерченной тёмными плетями хмеля. Снова всё стихло.
 «Что со мной происходит? Почему я вспылила и прогнала брата? Он сегодня не сделал ничего такого, чего не делал прежде. Неужели одиночество, разлука с графом и ревность к его жене так подействовала на меня?» - пытается разобраться молодая женщина в своих чувствах. «Нет. О графе я вспомнила только сейчас. Он хороший мужчина, но дело не в нём»,- думает красавица.
 Алейне становится стыдно за скандал, жалко до слёз милого брата, подружек, но более всего себя. «Чем я заглажу свою вину, какие слова найду для примирения?- думает молодая женщина.- Что слова? Слова мимолётны, как след птицы в небе, растают без следа! Брат всегда любил фиалки, наберу ему букет!»
 Алейна склоняется над клумбой. В свете луны бархатистые лепестки цветов кажутся лёгкими крыльями ночных бабочек. Влажные стебли ласкают кожу рук, оставляя на ней лёгкий цветочный запах.
 С реки подул ветер. Алейна невольно поёжилась от ночной прохлады и поспешила вернуться под кров спящего в тишине тёмного дома.
 Стараясь ступать неслышно, молодая женщина идёт по знакомому коридору, поднимается по крутой лестнице в малую залу. В доме тихо. Смятение в душе и сумятица из непонятных до конца для себя самой чувств и мыслей, чуть отступив, не исчезли. Нестерпимо захотелось вернуться к прежней простоте — она и брат вместе против всего большого и враждебного мира. Чтобы это вернулось, нужно только делать всегда то, что хочет старший брат.
 Алейна закрывает глаза и мысленным взором пытается увидеть милого Эби не такого, как сейчас, а того романтичного мальчика, которого полюбила много лет назад изо всех сил своей детской души, но в глазах возникает лицо юного графского пажа. Алейна прогоняет беспокойное видение, бережно сжимая в руках маленький букетик, идёт на мужскую половину, чтобы тайком положить скромный дар на подушку любимого брата. В детстве она часто по утрам находила у изголовья фиалки. Эбль уверял, что цветы принесли ночью лесные феи, потому что сестрёнка самая милая девочка на свете. Она ему верила.
 Дверь в комнату брата открыта. Удушливо пахнет потом и кислым, винным перегаром. На грязном полу одежда, перевёрнутый стул. В окно светит луна. В кровати трое — мужчина и две женщины. Алейна тихонько подходит к спящим и пристально рассматривает их, словно видит впервые.
 Эбль спит на спине, жадно раскинув руки, будто желает обнять всех потаскушек земли; на одной руке белокурая голова неженки и трусихи Леа, на другой чёрными змеями локоны злюки Фифи. Толстое лицо брата с широкими ноздрями, смотрящими вперёд, как у дикого зверя, чёрными космами сальных волос, мощной грудью и плечами, покрытыми жёсткой щетиной, кажется чужим.
 Свой букет Алейна не оставила. Нежные фиалки были так неуместны рядом с объедками и лужами вина на грязном столе. Она больше не будет поступать по воле брата. Теперь в её жизни будет так, как решит она сама.

 Из епископского дворца Мариз пришлось вернуться в Божий Дом. Изменения в жизни, которые принесла смерть её покровителя епископа Гозлена, девушка сразу ощутила на себе. Многие монахини, которые раньше всячески высказывали свою дружбу и благоволение, теперь проявляли открытое пренебрежение. Девушка всё терпела, но по ночам часто плакала и молилась Богу. Надоеда Эльфус куда-то исчез. Сейчас бы она была рада услышать его беззаботную болтовню и порадоваться, что хоть у него в жизни начинает складываться всё хорошо. Исчез и тот большой и добрый, молчаливый мужчина, всегда смотрящий на неё печальными, влюблёнными глазами. В городе говорили, что он отправился к императору за подмогой.
 Несчастная уже не искала любовь, искала хотя бы простого человеческого участия.
 Она ещё больше похудела и ослабла. Иногда просыпалась ночью от приступов мучительного кашля и жара во всём теле. Вставать утром на молитву становилось всё труднее…

 Почему так томно на душе, может быть, во всём виноват лунный свет или греховные мысли о прекрасном и чистом юноше, появившимся в её жизни?
 Тишина спящего дома наполнена таинственными звуками и шорохами. Алейна с букетом в руках стоит у двери своей комнаты. Цветы согрелись теплом её руки, пахнут сильно и волнующе. «Что с ними делать, выбросить? Чем провинились перед нею несчастные фиалки,- думает молодая женщина,- тем что люди меняются? Тем что брат больше не похож на нежного, романтичного мальчика?»
 Несколько длинных мгновений женщина стоит неподвижно, охваченная сомнениями. Внезапно озорная улыбка трогает губы красавицы. Неслышная и лёгкая, словно тень, женщина крадётся к чуланчику поэта…
 В крошечной комнатушке бывшей служанки светло. Здесь почти ничего не переменилось — те же стол, табурет на трёх ножках, низкое ложе с твёрдым матрацем. Через открытое окно в комнатку узким потоком льётся жёлтый, лунный свет, выхватывая из тьмы глиняную чернильницу, перо с нервно изгрызенным концом, листы бумаги, лежащие на столе аккуратной стопкой, милосердно оставляя лицо спящего юноши в густой тени. Комната такая тесная, что не сходя с места, можно легко дотянуться до низкого ложа, двери и окна.
 Замирая от сладкого страха, молодая женщина ищет куда положить подарок. Взгляд невольно падает на стол и чуть смятый лист бумаги, лежащий отдельно от своих собратьев. Поверхность листа вся покрыта неровными строчками со множеством исправлений. Не в силах противиться любопытству, Алейна подносит к глазам исписанный лист, и обратив его к свету луны, пытается разобрать неровные каракули. Сердце громко стучит.
 «Чёрные очи, темнее и опасней ночи», - начертано на мятом листе острой скорописью и перечёркнуто. «Чёрные очи, я увидел вас в свой недобрый час!» Жирно зачёркнуто. Нарисован щит. На щите два сердечка, пронзённые одной стрелой, женские головки и фигурки, цветочные гирлянды, что-то неразборчиво написано, перечёркнуто, жирная клякса, похожая на облако. Ниже облака написано твёрдым почерком: «Ах, эти чёрные глаза меня погубят!» и ещё множество раз в красивой рамочке из роз, полевых цветков, стрел и сердечек старательно выписано её имя: «Алейна. Алейна. Алейна. Любимая Алейна».
 Чувство к прекрасному юноше, в котором не смела себе признаться, ликующим, неудержимым потоком хлынуло в душу молодой женщины.
 До слёз растроганная нежданным открытием Алейна целует мятый листок и прячет его на груди как самый драгоценный дар.
 «Как утром изумится влюблённый поэт, обнаружив вместо нарисованных цветов живые»,- думает женщина и счастливо улыбается. Бесшумная и лёгкая, словно ночная грёза, делает шаг к двери, на миг оборачивается, чтобы хоть взглядом проститься со спящим поэтом.
 Шествуя по звёздному пути, луна встала против дома и с любопытством заглянула в окно, чтобы рассмотреть, что делает молодая хозяйка в комнате оруженосца. Потревоженный нервным светом ночного светила Эльфус пошевелился. Одеяло упало. Время словно остановилось. Молодая женщина ощутила стеснение в груди и слабость в ногах. Перед ней в потоке золотого лунного света лежал прекрасный, обнажённый юноша…

 Граф Балдуин словно потерянная душа, заблудившаяся между миром прошлого и настоящего, бродил по родовому замку и не находил покоя и отдохновения. Всё здесь напоминает о жизни, которой больше нет. Нет, внешне ничего не изменилось. Все службы замка работают безупречно — сменяются караулы, в кухнях пекут хлебы и стряпают обеды, оружейники чинят доспехи, шорники ладят хомуты и сбруи. Люди и скот работают и плодятся согласно божьему замыслу. Но всё это в глазах графа лишилось смысла, потому что Элинор с детьми уехала.
 Обида на жену и жгучая ревность, не дающая спать и мыслить, теперь горький удел Балдуина и пища горестных размышлений. Слишком хорошо помнил граф, каким взором глядел могущественный император на его жену, и был готов разбить о стену свою дурную голову, что подсказала ему послать уклончивый ответ на письмо Элинор.

 Сборы затянулись. Балдуин мотался между замками магнатов и вельмож, взывая к доводам разума, увещевая и льстя, запугивая карами земными и небесными, подкупая щедрыми посулами и скромными наличными. Нескоро результаты его кипучей деятельности стали приносить плоды. Прошло немало времени, когда к замку Ле-Люд редким ручейком потянулись юные безземельные рыцари, стремящиеся послужить отчизне под знамёнами прославленного графа парижского, чтобы стяжать воинскую славу и немного заработать денег, а лучше земли, и опытные вояки, желающие продать свой меч подороже. Обозы с припасами заполнили дороги.
 Балдуин сбился с ног. Весь этот разношёрстый сброд надо было обучить, посадить на лошадей, снабдить оружием и довести до злосчастного Парижа, позаботиться чтобы по дороге люди не разбежались, не свалились в кровавом поносе, чтобы раньше времени не передохли лошади, мулы и ослы из обоза.
 На исходе июня граф парижский был готов выступить к городу, который так и не смог полюбить, но куда теперь стремился всем сердцем из опустевшего дома.


 Аббат Эбль пустил обильную, пенную струю и громко испортил воздух. Голова с похмелья болела, но мысли уже начали свой утомительный бег. Бесшабашная пьяная одурь за ночь повыветрилась, и до аббата, наконец, дошло, почему любимая сестрёнка вчера вспылила, затеяла скандал, кто тому причина и какими неприятностями лично ему это грозит.
 Всё дело в смазливом мальчишке-оруженосце, которого недотёпа Балдуин оставил охранять Алейну. Дурень не понял, что поручать юноше сторожить молодую женщину всё равно что огню доверить сено или нежный салатный лист положить вблизи голодной козы в глупой надежде, что она его не тронет.
 За окном стоит темень. Солнце не успело выкарабкаться на небо из клейкого ночного тумана, укрывшего реку. Аббат спешил вернуться в свой монастырь до света. После смерти дядюшки вся «кроткая» братия во Христе только и ждёт повода, чтобы вцепиться в глотку отступника.
 Пока идёт война, никто не рискнёт претендовать на его аббатство, но все усердно копают глубокую яму, чтобы попытаться его туда столкнуть, только минует опасность для их никчёмных жизней.
 Ещё одно неприятное чувство беспокоило Эбля. Чувство, в котором он себе не готов был признаться, но которое ясно ощутил, как чувствует человек приближающийся недуг — ревность к смазливому мальчишке. Прежних любовников и покровителей младшей сестрёнке аббат всегда подбирал сам, исходя из своих интересов. Ни один из них не претендовал на его место в сердце любимой Алейны. На этот раз всё случилось не по его воле. Сестра выбрала сама по произволу своего сердца. От любовной горячки жди неприятностей. Это аббат хорошо знал по собственному опыту.
 В надежде, что дело между Алейной и Эльфусом далеко не зашло, многоумный аббат решил предостеречь пылкую сестричку от необдуманных поступков. Терять дружбу и покровительство могущественного графа Парижского в его планы не входило. Да и мальцу не поздоровится, прознай грозный граф, кто его счастливый соперник.
 Эбль выбрался из своей спальни в тёмный коридор. Половицы жалобно пискнули под тяжёлыми шагами. Аббат немного помялся перед дверью сестры, сам себя подбодрил словами: «Какого чёрта». И решительно перешагнул через порог, более не церемонясь.
 Кровать сестры пуста. Он опоздал. Его птичка захотела порезвиться и выпорхнула из гнёздышка. Аббат грязно выругался и выскочил из комнаты. Скрежеща зубами от злости, Эбль врывается в чулан графского оруженосца и застаёт его спокойно спящим в объятиях младшей сестрёнки.
 От шума, произведённого аббатом, Алейна проснулась, но не испугалась, а радостно и доверчиво улыбнулась любимому брату. Мальчишка даже не пошевелился, так сестрёнка укатала беднягу. Гнев Эбля, словно корабль на скалы, налетел на спокойный взгляд сестры и жалкими обломками пошёл ко дну, оставив в душе пустоту.
 Алейна с кротким и умоляющим видом приложила пальчик к губам и одними глазами попросила Эбля выйти. Как он должен был поступить? Устроить скандал, избить сестру, убить наглеца? Сделанного не воротишь. Алейна всегда из старшего брата верёвки вила. Повинуясь взгляду, аббат шагнул к порогу.
 Последний раз Эбль плакал в далёком детстве скорее от унижения, чем от боли, когда его побил батюшка, застав в постели с сестрой, но и тогда ему не было так больно, как сейчас. Чувство невосполнимой утраты, словно Алейна своими руками отсекла невидимую пуповину, которая крепко их связывала до сего дня, оставив в его боку незаживающую, кровоточащую дыру, поразило Эбля. Пить он начал ещё в доме сестры.
 Появляться в церкви грешному аббату не достало ни сил, ни желания. Душа устала лицемерить. Эбль поднял своих оруженосцев и отправился защищать город. Ему хотелось кого-нибудь убить. На стене он мог быть сам собой.
 По дороге на войну аббат со свитой не пропустили ни одной таверны или даже самого плохонького кабака. Но вино не приносило отважному герою обычного облегчения. С каждой выпитой кружкой он ещё больше мрачнел и когда добрался до башни на правом берегу, сей доблестный муж и защитник христианства был вполне готов выпускать кишки, резать глотки и разбивать головы ненавистным врагам. Но первым, кого бы Эбль с удовольствием прирезал, был чернявый мальчишка-поэт.
 Лучшего способа для избавления от душевных страданий чем хорошая драка не существует, но для драки нужна противоположная сторона. Что делать, если враги на тебя внимания не обращают? Придётся пригласить их явиться к тебе или дойти до них своими ножками.
 Пешком ходить тучный аббат не любил. Поэтому, рискуя свернуть шею, Эбль забрался на каменный зубец приворотной башни и стал кричать в сторону норманнских укреплений оскорбления на всех языках, которые знал. К радости скучающих караульных, репертуар аббата оказался весьма богат и разнообразен.
 За хлипкой стеной норманнских щитов и палисадов в этот ранний час было безлюдно. Только из караулки - простого навеса из досок с крышей и длинной стеной с бойницами, обращенными к башне, шёл синий дым. Норманны готовили завтрак. На шум, устроенный аббатом, вылез часовой с заспанной рожей и ложкой в руке вместо оружия. Некоторое время дан флегматично рассматривал кривлянья аббата на стене, потом лениво развернулся к башне спиной, не выпуская из рук ложку, снял штаны и показал защитникам города белую задницу и ляжки покрытые рыжим волосом. Так же лениво норманн надел штаны и полез под свой навес.
 В произошедшем аббата больше всего оскорбило то, с каким пренебрежением грязный северянин-язычник отнёсся к нему высокородному дворянину и воину, сыну прославленного графа Мэнского. Для дана выкрикивающий оскорбления франк на стене был словно пустое место. Все остроумные и унизительные сравнения на разных языках от прославленного аббата удостоились только хлопка по грязной заднице. Последней соломинкой, сломившей спину терпения Эбля, стали смешки в его сторону от своих караульных.
 Такого унижения снести воинственный аббат не смог.
 - Открывай! - заорал Эбль на часового у ворот.
- Что? - не понял этот идиот.
- Открывай, а то зарублю! - страшно вытаращил глаза франкский вождь на солдатика и подкрепил слова крепкой зуботычиной, - ты знаешь кто я?
 К сожалению, все слишком хорошо знают буйный характер аббата Эбля. Спорить с ним бесполезно и небезопасно, особенно если он находится в изрядном подпитии.
 Начальник караула кивнул своим воинам, те живёхонько подняли решётку и открыли тяжёлые створки ворот. Эбль выдернул из рук одного из караульных дротик с острым наконечником из доброй франкской стали, и пошатываясь, направился в сторону вражеских укреплений. У начальника стражи неприятно заныло под ложечкой. Если перепившийся монах погибнет или попадётся в лапы норманнам, его, простого начальника караула, ждут большие неприятности. Граф Балдуин вернётся, своими благородными ручками не погнушается снять кожу со спины всех виноватых, допустивших сие непотребство. С него самого первого. Граф лучший приятель ненормального аббата, а по слухам, ходящим в городе, не просто приятель, но и… Впрочем, это не наше дело. Поэтому начальник выбрал из свиты аббата воинов способных ещё держаться на ногах, и добавив к ним десяток из своего отряда, спешно направился следом за безумным монахом.
 Эбль отшвырнул с дороги рогатки из кольев, которыми норманны отгородились от франкской конницы, подбежал к палисаду из плетёных щитов и стал ломать его. Из под навеса навстречу бешеному аббату выскочили двое норманнов с топорами и в кольчугах, но без шлемов. Одному Эбль всадил дротик прямо в широко разинутый, кричащий рот, другому разрубил голову. Дан, который так презрительно показывал франкам свои ягодицы, постыдно бежал, даже не пытаясь оказать сопротивление. Аббат бросил ему вслед свой страшный, окровавленный дротик, но не попал.
 Под навесом горел костёр, и вкусно пахло. Из закопчённого котла торчала баранья нога. Эбль немного постоял в тени навеса, соображая что ещё предпринять, чтобы досадить ненавистным врагам.
 Земля под ногами раскачивалась словно болотная топь. Рукой, закованной в латную рукавицу, рыцарь выхватил мясо, пинком ноги перевернул вражью похлёбку и раскидал костёр, так что головни попали на подстилку из сена, на котором спали караульные. Занялось нестрашное, рыжее от тени навеса пламя. Огонь пустил синие струйки дыма и перебрался на стены.
 Со стороны норманнского лагеря раздались крики, шум, звон оружия. К горящей караулке бросились все норманны, оказавшиеся поблизости. Аббат не смог отказать себе в удовольствии показать им свою задницу, правда не снимая штанов. Слава Богу, мы цивилизованные люди, а не грязные дикари. С окровавленным мечом в одной руке и бараньей ногой в другой предводитель франков вернулся в город.
 Так прославленный аббат совершил ещё один подвиг и захватил у дикарей почётный трофей. Правда, прикрывая его отход, был тяжело ранен норманнской стрелой в шею молоденький солдатик. Раненый скончался в мучениях, но кого это будет интересовать, если на его глазах творится история просвещённой Европы.