Тетрадь с грехами

Посвящается тем бабушкам,

которые садились на краешек лавочки

чем очень сильно пугали детей



Папа говорит, что на собрании нужно слушать очень внимательно и нельзя баловаться. Это потому, что если мы будем сильно шуметь, Бог не услышит проповедь, которую рассказывает за кафедрой служитель. Сегодня воскресенье и мы пошли на собрание. Я изо всех сил старался вести себя хорошо, но потом мы стали играть в космонавтов и шуметь. Это всё из-за Петьки, который принес с собой блокнот! Видимо, мы сильно разбаловались, потому что к нам подсел дедушка Валера. У него много бровей и толстые очки. Но самое страшное – он всегда ходит с толстой тетрадкой. Садится на наши лавочки, и начинает записывать всех, кто плохо себя ведет.

Мы с Петькой переглянулись и быстро спрятали блокнот – может, не заметит? Но дед Валера нахмурился и уже стал что – то записывать.

 Ну всё, подумал я с грустью, сегодня мне дома точно влетит. Во мне ещё теплилась надежда, ведь Петька шумел гораздо громче меня, вдруг он напишет только про него. Я сел ровнее и стал усиленно делать вид, что слушаю хор, а сам скосил глаза на дедушку. Пока пели песню, он отложил ручку. Фуух, пронесло, – вздохнул я с облегчением.

Но когда пение закончилось, и за кафедру вышел проповедник, дедушка вновь начал писать. Мне стало жарко, руки вспотели – всё, сейчас он точно про меня пишет, – я смотрел, как буквы одна за другой выпрыгивают из-под ручки, и совсем приуныл. Играть мне больше не хотелось, и я стал внимательно слушать собрание, надеясь, что это смягчит дедушку.

 

 - Братья мои, - у проповедника рубашка в клеточку, как у моего папы: Спешите на всякое доброе дело, братья мои! - я успел подсчитать пуговицы на его пиджаке, но проповедь всё не заканчивалась. Его монотонный голос звучал всё неразборчивей, из открытого окна дул легкий ветерок, и мои глаза стали закрываться, всё медленней. Я сам не заметил, как  вообще заснул.

 

 Проснулся я оттого, что Петька стал пинать меня под лавкой. Я разлепил глаза и встретился с его испуганным взглядом, сначала я не понял, чего это он. А потом! Оказалось, что, когда я заснул то прислонился к деду Валере, вот страх-то. Дедушка смотрел на меня уголки его губ дрогнули, а вокруг глаз появились морщинистые лучики. Я тут же отскочил от него и отодвинулся как можно дальше. Он что улыбается? Я сегодня первый раз разглядел его улыбку, это было так непривычно.

 

 - Ты чего это, во даёшь? – зашептал мне Петька на ухо.

 - Сам не знаю, как так получилось, – вздохнул я. – Слушай, а он, писал?

 - Не, пока ты спал, не писал, я тебя сразу пинать начал, – затараторил он.

 - Ммможет он... – я не успел договорить, как меня перебили.

 - Не, не, он точно всё запишет, он место отступил, и теперь опять строчит. – Я взглянул, и вправду, всё так и было – у меня заболел живот от этой белой страницы.

 - А ты чего лыбишься? Про тебя он тоже написал, – Петька стал меня раздражать.

 - Ха, так-я-то не засыпал! – и он поглядел на меня торжествующе.

 - Ты... ты... – я хотел отодвинуться, но побоялся, так что просто отвернулся и стал слушать проповедь.

 Я хочу оставить в пожелание это стих Уклоняйтесь от зла и делайте доброе Аминь. – Аминь хором повторила вся церковь. И проповедь наконец закончилась, вздохнув с облегчением, я скорей побежал на улицу.

 

 После собрания я совсем забыл о своей грусти. Дедушка Валера уже старенький и может забыть пожаловаться папе. Мне стало совсем легко, и я даже бегать стал быстрее, но вдруг, я увидел, как мой папа подходит к дедушке, они пожали друг другу руки и стали разговаривать. Я спрятался за угол дома и стал следить за ними. Кругом бегали дети, которые громко смеялись, взрослые разговаривали, из-за этого шума я совсем ничего не слышал.

- Тише, тише! – шикал я на маленьких.

 

 

Мне было страшно, и я злился на них. Папа уже заканчивал разговор, и в моей душе зажёгся огонёк надежды, но дед Валера быстро его потушил. Он открыл тетрадку и стал показывать папе все мои грехи. Я опустил голову, развернулся и медленно побрел домой.

На улице светило солнышко и дул легкий ветерок, но мне казалось, что над моей головой висит большая туча. Петьке повезло: его папа уехал на посещение, так что его сегодня не накажут. А почему я должен страдать? Это вообще он виноват, пришел с этим своим блокнотом. Я со злостью пнул камень, он улетел в кусты, а мои пальцы теперь болели.

 

 Придя домой, я решил убраться в своей комнате, мама давно уже просила это сделать. И когда она заглянула в комнату, очень удивилась:

 

 - Пошли кушать, мамин помощник! – она улыбнулась и потрепала меня по голове.

 

 Значит, она ещё ничего не знает. Мне казалось, что я обманываю маму, и её похвала только увеличила тучу надо мной. Она нависала надо мной, давила на плечи.

 

 - Я не хочу кушать, лучше пойду.

 

 Вжих – хлопнула входная дверь.

 

 - Папа! – это папа пришел! – мои сестренки выбежали из комнат, и даже мама поспешила ему навстречу. Я бросился в свою комнату, закрыл дверь. Кинулся к кровати. Потом метнулся к окну, но нигде мне не было спокойно. Казалось, что вот-вот откроется дверь и зайдет папа. Я встал возле двери и стал прислушиваться. Ручка повернулась, и дверь больно стукнула меня по лбу.

 

 - Ай!

 

 - А чего ты под дверью стоишь? – это была моя младшая сестра.

 – Ты почему, не стучишься?

- А тебя папа в свою комнату зовет. – И она хитро на меня посмотрела. Я задрожал: вот и настал этот час.

 

 Туча надо мной навалилась на плечи, и я еле продвигал ноги. Открывая дверь, я подошел к отцу, не отрывая глаз от пола.

 

 - Ну-ка, скажи, о чем было сегодняшнее собрание? – папа посадил меня к себе на колени.

 

 Вот оно, я же ничего не помню. Я нахмурился и принялся судорожно искать ответ у себя в голове.

 

 - Добро... д-добро, делать– я посмотрел на папу. Глаза у него были добрые, и я стал тараторить: – Там брат был в пиджаке в клетку, вот он говорил, что надо даже врагов кормить. И что Бог говорит их любить.

 

 Папа улыбнулся:

 

 - Молодец, я думаю, ты запомнил самое важное.

 

 Его голос стал задумчивым:

 

 - Нам нужно любить не только друзей, но даже врагов. – Он смотрел в окно и машинально гладил меня по голове.

 

 Я молчал, но туча вновь начала шевелиться, я заерзал.

 

 - Папа, а ты меня будешь наказывать? – мой голос дрожал, а глаза очень сильно щипало.

 

 - Наказывать? А за что? –он внимательно на меня посмотрел.

 

 - Нну, я сегодня на собрании плохо себя вел, – выпалил я.

 

 - Сынок, ты меня очень огорчил. Рад, что ты сам признался, но помни, церковь не просто здание — это Божий дом. – Папа смотрел на меня грустным и добрым взглядом, когда он так смотрит, у меня из глаз слезы сами начинают катиться.

 

 - Ппрости, я больше не буду! –я всхлипнул.

 – Ну ну, не плачь. - Он обнял меня теплыми руками, но от этого мне захотелось ещё сильнее рыдать. Я уткнулся ему в грудь, а он обнимал и гладил меня по голове. Когда я успокоился, мне стало интересно.

 

 - Папа, а разве тебе деда Валера не рассказал про меня?

 

 - Валерий Петрович?

– Ну да, я видел, как вы говорили.

 

 - Ааа, так он меня на счет стиха из Библии спросил.

 

 - А тетрадка?

– Какая тетрадка? – папа, сегодня был какой-то непонятливый.

 

 - Ну, тетрадка с грехами.

 

 Но папа смотрел на меня круглыми глазами и всё никак не мог понять.

 

 - Он туда все наши грехи записывает, а потом вам показывает, если мы не слушаемся, – терпеливо объяснял я ему.

 

 Папа нахмурился.

 

 - Тетрадка? Что за тетрадка? – пробормотал он. – Ааааа! – и вдруг папа начал громко смеяться. - Так вот в чем дело!

 

 Теперь уже я не понимал папу. Отсмеявшись, он сказал:

 

 - Дедушка Валера конспектирует проповеди.

- А почему он да детские места садиться? – мне казалось, что папа просто не понял

 - Да он же к вам садиться потому что деток любит, и туговат он на одно ухо, а впереди лучше слышно.

Я задумался, это что же получается если проповеди пишет… а папа продолжал.

-Он ведь совсем один остался, его дети выросли и уха ехали из города.

 

 - Так значит тетрадки с грехами не существует? – воскликнул я, что там говорил папа я не слышал потому что  мог думать только об одном.

 

 - У дедушки нет. – папа улыбнулся и потом снова став серьезным продолжил. - а вот на небе у Бога есть одна такая. Однажды мы будем должны ответить за каждый грех, который там записан.

Я вскочил и принялся ходить по комнате: Деда Валера про нас не пишет?  Это правда? В голове у меня крутилось много мыслей: пап врать не станет, но я же сам видел, и кто тогда рассказывает оба всём родителям?

 

 Следующее воскресенье я ждал с большим нетерпением, и едва мы зашли в церковь, я бросился к Петьке.

 

 - Ты не поверишь, что я узнал!

 

 - А что это ты со мной разговариваешь? – он все еще дулся за тот раз.

 

 - Да брось это всё! Мне папа сказал, что тетрадки с грехами не существует. – И я принялся торопливо и немного сбивчиво рассказывать про проповеди, конспекты и деда Валеру.

 

 Он внимательно меня слушал, а потом сказал:

 

 - Не, это неправда. Меня наказали, хотя папы на собрании не было. Откуда бы он узнал?

 

 Я задумался.

 

 - Но мой папа не врун!

 

 - А он тебе прям так и сказал: "Её не бывает"?

 

 - Нуу, он сказал, что она есть, но у Бога, – протянул я неуверенно.

 

 Вот, то-то и оно! – торжествующе воскликнул Петька. – Он свою тетрадку Богу на проверку отдает, как мы в школе.

- Ааа, какой он хитрый, даже моего папу обманул.

 

 И мы, не сговариваясь, одновременно посмотрели на дедушку Валеру. Он сидел, как обычно, на второй лавочке, рядом с ним лежала Библия и толстая тетрадь. Очки у него поблескивали как-то таинственно, и в наших глазах он стал еще загадочней. Ведь он не просто грехи записывает, но и Богу обо всём рассказывает.

 

 - Нам лучше вести себя хорошо, – протянул я.

 

 - Ага! – и он энергично закивал. – Давай мириться, а то мало ли. – Он нервно за озирался.



- Ты это, прости меня, – я сказал это очень тихо и протянул ему руку, только старался не смотреть Петьке в глаза. Он быстро пожал мою руку, тут же опустил, сделав вид, что ничего не было.



- Ладно уж, пошли, а то места наши займут, – он начал тараторить быстрее обычного. Всё-таки Петька классный друг, и он меня понимает, – улыбаясь, подумал я.



А еще, чтобы его меньше наказывали, он придумал такую штуку: дать взятку деду Валере, а он об этом добром деле тоже напишет.

Свои задумки Петька исполняет сразу: он достал откуда-то яблоко и стал крутиться вокруг лавки. Видимо, он всё же боялся, потому что так долго не решался отдать, что в конце концов его метания заметил даже дедушка. Он поднял косматые брови, а Петька в отчаянной попытке кинулся к нему. Сунул яблоко в руки и бросился бежать.



- Мальчик, постой! – но Петька только сильнее припустил. На бегу он обернулся и крикнул:



- Это вам взя! – Да не стоило ему оборачиваться, он больно стукнулся об лавку, и растянулся в проходе. Я замер. Брови дедушки так и остались над очками, он стоял, смотрел то на Петьку, то на яблоко, потом шевельнул рукой, как будто хотел его поднять ну или яблоко вернуть.

Но Петька, невольно шипя от боли, побежал так быстро, что даже я бы его не догнал. Все это время я тихонько сидел в углу, и наблюдал эту картину со стороны. Мы с ним заранее условились чтобы я за дедушкой потом проследил. Он сел на лавку и долго смотрел на яблоко, его глаза заблестели, казалось, что он плачет.  Но зачем ему лить слезы? Наверное, это солнце отражалось в его очках. А потом, вы не поверите! Он стал улыбаться, прям как в тот раз, когда я заснул у него на плече.

Петька подошел ко мне после собрания, только когда дедушка уже ушел домой.



- Он его съел? – кажется, этот вопрос волновал его больше всего.



- Нет, но он это яблоко с собой домой забрал.



- Эх, всё пропало, – он не на шутку расстроился.



- Может, он просто яблоки не любит, я ему конфеты в следующий раз принесу, – попытался я его утешить.



- Думаешь? И вправду, яблоки же кислые. Конфеты гораздо круче.



- Знаешь, а я видел, как он улыбался и на яблоко смотрел.



- Ну всё, наша взятка точно сработает! – и он даже рассмеялся от радости.



Конфеты сработали лучше яблок, и мы их стали носить каждое воскресенье. А дедушка стал нас в ответ угощать другими конфетами. Я думаю, это потому что мы теперь на собрании лучше себя ведём. А Петька говорит, что это потому что в Библии написано: «кормить своих врагов». Нуу, не знаю, я все-таки считаю, это не потому что мы враги, иначе почему он стал нам чаще улыбаться?

Мы так и не решили, что же всё-таки он пишет в свою тетрадь. Но на собрании стараемся вести себя по тише, особенно когда с нами сидит дед Валера, правда, он теперь всегда с нами сидит. Но сейчас нам не так страшно потому что конфетная взятка работает, и нас теперь очень редко называют за баловство.