Второй шанс

1
Они сделали вид, что встретились случайно. Сели друг против друга, тяжело сложив крылья, молча стали смотреть вдаль. Там – некогда бывшие бескрайними леса, дым от деревенских печных труб – иногда терпкий и духовитый, иногда душный, горький, смотря чем топят. Раньше – все больше деревом, теперь – чаще углем. Там, в едкой вонючей пелене смога, - города, большие и малые. Там – страна Россия. И город – один посреди России, большой, вонючий, для кого – проклятый, для других – прекрасный.

Один вздохнул, пошевелился.

- Закурить нет?

Второй закашлялся от смеха.

- Ну, даешь!.. «Закурить»… Еще выпить попроси. Или ты уже – того? Потому закурить просишь?

Первый мрачно усмехнулся.

- Шучу я. А то и выпил бы. Мутит.

Он вздохнул, пошевелил крылом.

- Ну, не мог я по-другому, понимаешь? Столько лет его пас, буквально вытаскивал из грязи, из болота, от самоубийства спас. А тут вот… Ничего не смог сделать. Сам он, понимаешь? Сам. Так он этого хотел, что я не удержал.

Он снова вздохнул.

- Значит, не дашь закурить…

Второй хмыкнул. Оба замолчали надолго.

Заговорил второй.

- Смотри, облака какие… Отец на нас глядит. В бровях его, в ресницах – укоризна. Что-то мы не так сделали. Переделать бы надо.

- Как переделать?! Как? – первый встрепенулся, в голосе – немощь и отчаяние. – Не думал я, что ли? Как я могу назад все повернуть?

Он снова бессильно уронил крыло. И снова поднял.

- Да и ты – ты-то при чем здесь?

- Женщина – моя. Значит, и я в ответе, - пояснил Второй. И усмехнулся: - Что я тебе, как младенцу, объясняю…

Помолчал, сказал осторожно:

- Он ведь не пришел еще… к тебе, к нам? Еще ведь даже девяти дней не прошло. Не поздно еще…

Он замолчал, как будто задумался.

- Жизнь, конечно, дается человеку только раз, и прожить ее надо… и все такое. Но в наших силах ведь этот порядок изменить? Частным образом, конечно. Раз в тысячелетие, может…

Первый смотрел в пространство, рассеянно копался в перьях. Повернулся к товарищу.

- Ты уверен, что ему… ну, тому, который вот-вот должен к нам явиться… что ему это надо?

Второй вскинулся удивленно.

- Ты не заболел? Как – не надо? Людям свойственно хотеть жить, стремиться жить долго! Почему – не надо?

Первый стал загибать пальцы:

- Он бросил двух жен – так? Так. С детьми – так? Так.

Второй хотел возразить – Первый жестом остановил его: потом. Продолжил:

- С третьей женой у него тоже что-то не сложилось, сходились-расходились, съезжались-разъезжались – разъехались. И все – по его вине. По бабам гулял. Так? Так.

Второй все-таки перебил:

- Ну так теперь-то с женой у него все хорошо, вот уж тридцать лет хорошо, душа в душу живут!

Первый ухмыльнулся.

- Все хорошо? Ну-ну… Пьет он, как собака! Горе ей от него. Счастье – случайное, редкое, а горе – каждый день. Каждый день она сидит на работе – и не знает, что ее дома ждет. То есть, наоборот: знает. И плачет все время. – Помолчал, сказал медленно: - Боится все время, как бы он в петлю не слазил. Я и спасал его от этого, я ж сказал…

Второй развел руками и крыльями.

- Ты ведь – не прокурор. Ты – сторона защиты, ты оберегать должен, а не обвинять. Обвинителей знаешь, сколько на каждого жителя Земли… Ты сейчас дай ему возможность все это исправить – и смотри, как дальше будет.

Он говорил медленно, как будто для себя, как рассуждают вслух.

- Я ведь свою сторону представляю – его жену, и защищаю ее, и оберегаю. И не хочу, чтобы мучалась она всю оставшуюся жизнь. Умирать ей рано. Не дам умереть.

Он снова помолчал.

- Дадим им обоим второй шанс – давай попробуем. - И добавил решительнее: - Один, может, и не сумеешь. Так я помогу.

И вдруг встрепенулся:

- Смотри на облако. Смотри, говорю!

Первый нехотя поднял голову.

- Отец нам кивает, видишь? Правильно, значит, я предлагаю. Дело говорю. Хватит хлюздить. Давай, за работу.

2
Ей было страшно жить.

Она жила с сознанием: «Я – убийца. И не просто убийца, а убийца собственного мужа». В глазах было сухо, во рту – сухо, сухо – в мозгах. Она до деталей помнила, как все произошло.

Трехэтажная парковка… Да нет, начинать надо не с этого – раньше.

Они с мужем купили две машины. Так вышло, что муж хорошо заработал на подрядах, и они купили две машины. Обе – «японки», праворульки, «универсал» и спортивного типа. Первая – полноприводная, вторая хоть с передним приводом, но чуть мощнее. Первая – совершенно мужская. Вторая – абсолютно женская. Смотришь – видишь: за рулем – дама. Если не так, то странно. Или украл, или дали поводить.

История покупки смешила всех, кому рассказывали.

- Водить еще не умели, ни один из нас за рулем ни разу не сидел, - рассказывал он друзьям. – Ну, я, правда, в армии танк водил, так то – танк. 38 тонн, и все по фиг – правила движения там, скоростной режим… Бывало, едем на учения, через город едем, на повороте занесет – по брусчатке же, скользко, - часть дома снесем жопой, и даже не чувствуется! Так немцы потом на этой улице столб бетонный вкопали, чтобы если жопой – так в столб, а не в дом. – Пояснял: - Я в ГСВГ служил. В Группе Советских войск в Германии. Восточной, конечно. Задолго до объединения. И уж, конечно, за много лет до нашей перестройки. Немцы терпели.

Купили машины, не умея водить. Сперва «универсал», потом трехдверку полуспортивную. Покупали ее смешно. У жены – клиенты в разных частях города, и машина – необходимость. На автобарахолку позвали знающих друзей, чтобы посоветоваться. Пока советовались, жена села за руль красной трехдверной «тойоты», проехала круг – вышла, сказала, цитируя барда Сергеева: «Вы можете орать здесь хоть до ночи, но мне эта красная нравится. Это – моя машина!» Потом долго на вопрос – какая у тебя машина? – отвечала: «Красненькая!» И верили. И удовлетворялись.

Поучились на курсах – честно, так было! Ему предлагали права просто купить. Он пораскинул. Купить-то можно. Но, во-первых, деньги почти те же, что за учебу, во-вторых – кроме ПДД, которые можно изучить самостоятельно, есть еще практические советы препода, который за рулем с 17 лет. Пошли учиться, словом. И научились, и сдали экзамены и по теории, и по вождению на «отлично», и ездить стали – дай Бог каждому! Хороший был преподаватель Юрий Нилович.

И вот – незадача.

Или случай.

Или трагедия.

3
Машины оставляли на трехэтажной парковке общества автомобилистов. Пришлось вступить в общество, иначе на парковку не пускали ни за какие деньги. Вступили, деньги стали «какие» - но что делать. Казалось, по наивности, здесь-то уж точно надежнее, чем во дворе дома. Да, в общем, так и было. Мешали только собаки, которые жили в соседнем дворе, по пути на автостоянку. Они непредсказуемо выскакивали стайкой из ворот, облаивали проходящих, норовя нанести оскорбление действием, и было неуютно. Жена сказала как-то:

- Знаешь, я больше там машину ставить не хочу. Собаки достали. Давай лучше у дома. Никто нас не украдет.

Он молча согласился. Собаки достали и его. Но у них еще оставался проплаченный месяц – жаль терять денег, решили остаться до конца.

Нужно отступить от темы. Нужно прояснить одну деталь. Иначе начало будет непонятно, неясно будет, о чем говорил Первый.

Он, у которого был полный привод, вдруг очертя влюбился. Именно очертя, только черти могли его так попутать. Он влюбился, и забыл про все, и хотел уже совсем уйти из дома… и понял вдруг: уйти не может. И к той, в которую влюбился, прийти тоже не может. И отказаться от нее не в силах. И… вот такая, в общем, история – знакомая, и новая, и вечная. Он старался вырваться из поставленного самому себе капкана – и не мог вырваться, и по ночам сквозь сон шептал… нет, не имя той, которая, а одно слово шептал: «Помоги! Помоги. Помоги…» Нужна была помощь. Развязка нужна была.

И вот они на ее трехдверке в последний раз приехали на парковку, взобрались на третий этаж, где под ее машину было арендовано место. Мотор урчал, приглашая к миру и согласию с действительностью. Она была за рулем. Он вышел из машины, знаками призывая ее взобраться задними колесами на пандус, чтобы освободить проезд. Он встал за машиной – так, чтобы она могла видеть его в зеркало заднего вида. Она его увидела, кивнула, надавила на газ – машина прыгнула через пандус…

Дальше она не помнила. Были и «скорая», и милиция, и охранники с белыми лицами. Она не помнила ничего. Она не могла говорить, только шевелила синими губами, бессмысленно уставившись в пространство.

Жить стало страшно.

4
- Что делать? Говори! – сказал Первый.

- Надо все вернуть, - сказал Второй. – Надо, чтобы он стоял не сзади машины, а сбоку. Он, придурок, конечно, все равно будет ей махать – мол, давай, газуй! Она перепрыгнет пандус и, может быть – тут уж моя работа, женщина-то моя, - врежется в «мерс» на соседней парковке. «Мерс» - сам знаешь, чей. Придется им раскошелиться. Но, может, обойдется. Я попробую. Давай, сосредоточься.

Облако в небе сложилось в подобие улыбки.

- Видишь? Видишь?! И Отец нам кивает, улыбается нам! – Второй ободряюще хлопнул крылом Первого. – Поехали!

И они сделали все, как планировали.

Он стоял не за машиной, а сбоку. Она перепрыгнула пандус – и не врезалась в чужой «мерседес». Он побледнел, обругал ее последними словами, отнял руль из подрагивающих рук, загнал машину на стоянку. Потом вышел, стал гладить подпрыгивающие плечи:

- Ладно, ладно! Чего ты! Ну, обошлось же…

5
В небесах хлопали крыльями.

- Вот видишь, отработали! Хорошо отработали, на «пять». И Отец доволен – видишь, облако улыбается? Молодцы мы с тобой!

Первый смотрел задумчиво, разгоняя крылом перистое облако. Рассеянно кивал:

- Да, да… молодцы…

- Что с тобой? – насторожился Второй. – Что не нравится? Спасли твоего… задохлика, понимаешь, а ты – все недоволен! Закурить дать? Или выпить?

Первый посмотрел на него серьезно.

- Ты не ерничай. Ты мне скажи: судьба у человека одна? Отвечать не надо.

И, помолчав:

- Мы ему сейчас судьбу изменили. Не ему – им. Обоим. Они теперь – другие люди. В наших прописях таких нет, не значатся. И как теперь над ними крыльями хлопать, как их беречь, от чего беречь?

Второй вздохнул понимающе.

- Да, как в таком случае быть, в наших прописях нет. Отец пошутил, наверное, дал нам возможность все вернуть в гуманное русло – и теперь даже сигнала не дает, как дальше-то…

Он еще раз вздохнул. Улыбнулся:

- Что ж, станем импровизировать! Нет?

Первый встрепенулся. Помолчал. Потом расправил крыло.

- Даешь импровизацию. Пусть все будут живы. Пусть все живут, сколько отмерено – не нами. А мы… наше дело – оберегать. Разве не это мы сейчас совершили?

Раздвинулись облака. Сложились в улыбку.

- Ну вот – видишь? – сказал Второй. – То-то.

6
Ей до сих пор снится страшный сон. Она прыгает в машине через препятствие – и убивает его. Он лежит, распластанный, изломанный, в крови и в чем-то белом. Она шепчет во сне:

- Боже, зачем? Я не хотела! Прости меня, я не хотела, случайно все вышло!

Она просыпается, пьет воду.

Он лежит рядом, сопит во сне, бормочет что-то. Она не слышит, не может разобрать. А он одно слово бормочет: «Спасибо! Спасибо. Спасибо…» И дальше что-то – не разобрать, вроде: «Мой ангел…»

Она, ослепленная сном, смотрит на него удивленно.

- Как? Как такое может быть? Ведь я точно знаю…

И не слышит, как наверху шелестят невидимые крылья.

И засыпает, обняв его крепко.

27.08.2019