Всё вовремя

Поезд сбавил ход и скоро остановился в городе-миллионнике. «Скорый поезд Москва-Владивосток прибыл на первый путь от перрона. Стоянка поезда 45 минут», - донеслось снаружи. Светлана поставила на колеса чемодан и сумку, за спиной у нее был рюкзачок. Обернулась, строго наказала:

- Сиди, пока не скажу! Сейчас должны кресло подкатить, тогда только можно будет выйти.

Николай молча кивнул. Состояние такое, что – все равно. Поездка у них получилась странной. Собирались в путешествие, в кои-то веки решили добираться до Москвы поездом, а не самолетом, в поезде уже по пути туда в первый же день Николай почувствовал себя неважно. Позже оказалось – кишечная инфекция, подцепил в ресторане, когда пил пиво. Промучался до Москвы, в столице просидел четыре дня у знакомой, жена металась по аптекам за таблетками и каплями. В туристическую поездку решили все-таки отправиться – деньги-то уплачены, может, не так все плохо, - но в самом начале уже было плохо, через два дня он перестал выходить из автобуса, а во Владимире и вовсе остался в гостинице. И не выходил оттуда пять дней. Даже к окну не подходил: в туалет – и в кровать. Жена каждый день бегала в аптеку или магазин, хотя есть он ничего не мог, да и не хотел. Довел организм до истощения и аритмии, да такой, что и в туалет ходил при поддержке Светланы. А та, промокнув под владимирским дождиком, заработала бронхит, ночами кашляла почти до рвоты.

Из Владимира их эвакуировала приятельница, на машине отвезла к себе в Москву. Его с восьмого этажа скатывали на продовольственной тележке – единственное медицинское кресло в гостинице оказалось сломано. В машине (хорошая машина, мягкая, просторная) дорогу до Москвы едва высидел. Переночевали у приятельницы, к вечеру следующего дня она привезла их на Ярославский вокзал, там его встретили сотрудники помощи маломобильным пассажирам, заботливо усадили в кресло, покатили. Сам до вагона дошел бы едва ли. Ехали в СВ, чтобы уж совсем никого рядом не было.

И вот он сидит в родном городе, истукан истуканом, не может выйти из вагона, ждет, пока прикатят за ним кресло все те же сотрудники «маломобильного» подразделения.

Голос возник внезапно, изнутри, его голос, но как будто чужой, отстраненный. «Так и будешь сидеть, как дурак, как кукла? Есть одна идея…»

Кресло подкатили минут через десять. Светлана торопливо вошла в купе – и остолбенела. Николая не было. На столике лежала записка, написанная его почерком: «Ни о чем не беспокойся, езжай домой, я тебя встречу». Это было так невероятно, что быть этого не могло. Но – Николая нет, а записка есть.

Чертыхаясь, она кое-как объяснилась со службой помощи маломобильным пассажирам, наплела такого, что и самой было трудно поверить. Они – дежурная по вокзалу и двое мужчин в униформе – и не поверили, пока Светлана не сунула дежурной три тысячи, по тысяче на каждого. Та, качая головой и по-прежнему ничего не понимая, исчезла вместе с мужиками и креслом.

Забрав на парковке машину, Светлана поехала домой самым коротким путем. Она даже не злилась – настолько все было невероятно. Открыла своими ключами – и замерла на пороге. В зале был расправлен и накрыт большой стол – и чем накрыт! Стояли разнокалиберные бутылки с напитками разной крепости, лежала в вазочках икра красная и черная, на тарелочках разложены были крошечные канапе с самыми разными закусками. На кухне что-то шкворчало и пахло. Во главе стола сидел Николай и виновато улыбался.

- Что все это значит? – беспомощно спросила Светлана и по-детски всхлипнула. – Коля, ты меня так в гроб вгонишь. У меня сердце заболело, когда записку твою нашла.

Николай осторожно встал из-за стола, подошел к ней – ходил он еще медленно, бережно переставляя ноги. Взял ее за руку, обнял за плечи.

- Ну, прости... Сейчас, пока гости не пришли, все тебе расскажу.

- Гости?! Какие гости, Коля? Ты соображаешь?..
- Ну, сейчас, сейчас, только не сердись.

Он помог ей раздеться, усадил рядом с собой.

- Слушаешь меня? Готова слушать? Ну, такая вот история.

Много лет назад, задолго до встречи со Светланой, Николай, будучи еще студентом, познакомился с девушкой. Невыразимой красоты была она, не могла не заворожить, очаровать… околдовать. Роман их протекал бурно и радостно, они катались за город, снимали у знакомых дачи, стремились к уединению при любой возможности. И вот, когда он, окончательно покоренный, готов был сделать ей предложение, она опередила.

- Ты меня совсем не знаешь, - и подняла руку, не дав возразить. – Слушай и молчи. Ты меня не знаешь. Я не та, кем кажусь, кем была с тобой. Ну, если совсем просто и примитивно, я – ведьма. Только не та, которая бывает в мультиках, и не та, которая в гробу летает. Я наделена волшебными свойствами, многое могу, но не могу главного, что важно для обычных, земных, женщин. Я не могу быть женой и иметь детей.

Николай молчал, ошарашен.

- Мы сейчас расстанемся с тобой, больше ты меня не увидишь. Искать не нужно, спрашивать бесполезно. Запомни только: если я тебе вдруг понадоблюсь, я смогу исполнить твое самое заветное, самое сокровенное… скажу иначе: самое необходимое на ту пору желание. Оно может быть любым, самым невероятным. Только позови тихо по имени, больше не нужно ничего. Если надо – явлюсь, нет – все равно не сомневайся, желание будет исполнено.

И она действительно исчезла. Он пытался искать ее, но никто из друзей, из преподавателей, из служащих общежития не помнил – кто такая.

- Девушка с синими глазами? Ну, вроде ты ходил с кем-то, была какая-то девушка… Даже внешность не вспомню, извини.

Время прошло, он успокоился. Пришлось поверить в сказанное на прощание. Потом были другие девушки, другие любови, а спустя годы возникла Светлана – и уже навсегда. Теперь ему 66, «две шестерки», как он говорит. Нечего в жизни уже менять, да и не хочется менять ничего. Всем он доволен, все у него получилось, и если бы не эта досадная внезапная болезнь, и теперь все было бы хорошо.

Сидя в купе и ожидая погрузки собственного тела, он вдруг понял, чего хочет. И сообщил свое желание той, которая исчезла. Он решил закатить пир – широкий, богатый, такой, какого не закатывал никогда в жизни. Волшебница не появилась, только перенесла его домой, накрыла стол, запустила на плите горячее, коснулась дыханием щеки – и исчезла. А он до возвращения жены успел обзвонить друзей, хороших знакомых, пригласить в гости. На вопрос о поводе отвечал коротко: «Захотелось, давно всех не видел».

Собралось человек тридцать. И как только поместились в небольшом зале! Но поместились, нашли место потом для гитары, для песен, кое-кто и танцевать пытался. Напитков было много, закуски не меньше, простой и изысканной, на любой вкус. Засиделись допоздна, разъезжались на такси, сытые, пьяные, осоловелые и счастливые.

- Ну, Коля, такой пир мы всю оставшуюся жизнь помнить будем! Он – как последний!

- Последний и есть, - кивал Николая, бережно придерживая гостей, провожая у дверей. Сам он почти не пил, только чуть пригубил вино: нельзя было пить. Жена смотрела издалека, смахивая украдкой слезу.

Гости разошлись, наконец. Светлана наскоро прибралась, свалив посуду в раковину.

- Завтра помою, ладно? Сил нет, утро уж скоро.

Николай тихо сиял, хотя и был почти без сил.

- Конечно, конечно, все – завтра. Сейчас давай спать.

За ночь он не проснулся ни разу. А утром, едва открыв глаза, наткнулся на пристальный, тревожный, отчаянный взгляд жены. В ответ на его дрогнувшие веки она вдруг расплакалась.

- Что ты? Что? – Николай гладил ее по волосам, по мокрым щекам, прижимал к себе, забыв о своей болезни. – Что с тобой, Свет мой?

Она, заикаясь и захлебываясь, ответила, наконец:

- Я думала, ты… не проснешься.

Николай сначала не понял, а потом расхохотался. Голос за время болезни сел, и смех звучал глухим басом.

- Ты, значит, и правда подумала, что раз пир последний, так я умирать собрался? Ну, нет, дорогая! Поживем мы еще, лет двадцать как минимум поживем.

А когда жена успокоилась, объяснил ей.

- Ну, вот смотри. Я бы мог, конечно, такой последний пир и правда закатить лет через двадцать – волшебница моя бессмертна, она и через двадцать лет мое желание исполнила бы. Но сейчас мне шестьдесят шесть, а через двадцать будет восемьдесят с огромным хвостом, как у крысы… ну, ладно: как у ондатры. Я тогда даже пиво, наверное, уже выпить не смогу. А друзья – сколько их теперь осталось? А сколько останется к тому времени? Так на кой мне пир, на котором ни выпить, ни спеть, ни пошутить неприлично? Нет, все нужно делать вовремя.

И добавил после паузы:

- Вот я и сделал все вовремя.