Глава 1. Пришествие Странника

«Полночь света. Рождественская повесть»
рождественская мистическая повесть-притча

Глава 1. Пришествие Странника

     Снежная ночь ещё не думала уступать рассвету, когда на окраине города впервые заметили его. Старый лесник Павел Степанович вышел рано — привык проверять звериные следы у опушки. Он и увидел, что над дорогой, ведущей к храмовой звоннице, медленно движется фигура, укутанная в светлый, почти серебристый плащ.

     Но что поразило его больше всего — снег под ногами незнакомца оставался ровным, нетронутым. Будто человек не шёл по земле, а просто… присутствовал на ней.

     Лесник перекрестился, хотя давно делал это лишь из уважения к воспоминаниям, а не по вере. И, к своему удивлению, почувствовал лёгкую дрожь под сердцем.

     — Показалось, — пробормотал он и поспешил домой, даже не оглянувшись.

     В то же утро двое детей — брат с сестрой, Давид и маленькая Анна, — играли возле крыльца. Они лепили снежного голубя, тщательно придавая ему крылья, потому что Анна верила: если сделать всё правильно, голубь оживёт в Рождество. Давид смеялся, но помогал сестре — ему нравилось, как она верит.

     И вдруг Анна подняла голову.

     — Давид… смотри. Кто это?

     По тропинке, ведущей между домами, шёл человек. Плащ его тихо колыхался, хотя ветра не было. Свет падал так, будто ткань пропускала его через себя, превращая простую зиму в тихий, мягкий сияющий туман вокруг него.

     Давид нахмурился. Взрослым он бы сказал: «Никого нет». Но он тоже видел. И видел больше, чем сестра:

     — Он… будто светится, — прошептал мальчик.

     — Ты думаешь, это ангел? — Анна схватила его за рукав.

     Давид не ответил. Он заметил, что фигура поворачивает голову — прямо к ним. Не угрожающе. Скорее — как будто прислушивается к детским сердцам.

     Странник остановился у их снежного голубя. Наклонился. Его рука коснулась крылышка — слегка, почти невесомо. И там, где тонкая ледяная крошка была сероватой, пробежал серебристый отблеск. Голубь будто стал чище, ровнее, правильнее, как живая форма, только что застывшая.

     Анна ахнула.

     Странник поднял взгляд. Его глаза были необычного цвета — не серые, не голубые, а такие, как бывает небо прямо перед утренней молитвой: бесконечно тихие.

     — Ваш голубь полетит, — сказал он мягко. — Но не сегодня.

     Он говорил так, будто знал всех детей на свете.

     — А когда? — Анна шагнула вперёд.

     — Когда наступит полночь света.

     И улыбнулся — едва-едва, больше глазами, чем губами.

     Потом он развернулся и пошёл дальше, к центру города.

     Давид смотрел ему вслед — пока фигура не растворилась между домами, словно стала частью зимнего воздуха. Он вдруг понял, что дышит чаще, чем должен. Анна всё ещё держала его за рукав и шептала:

     — Давид… он ведь не человек?

     Но Давид лишь тихо сказал:

     — Я не знаю. Но он… добрый.

     Где-то вдалеке ударил первый утренний колокол — глухо, будто проверяя своё эхо.

     И в тот самый момент в городе началось то, что спустя годы люди будут вспоминать как «зимнюю неделю, когда каждый услышал своё чудо».