Глава 3. Мальчик Давид и огонёк в ладонях

«Полночь света. Рождественская повесть»
рождественская мистическая повесть-притча

Глава 3. Мальчик Давид и огонёк в ладонях

     Давид проснулся среди ночи. Не от звука — от света. Комната была тёмной, только тонкая полоска лунного сияния падала на пол, но свет, от которого мальчик открыл глаза, не был похож на лунный. Он был тёплым, мягким, будто исходил не снаружи, а изнутри — как если бы кто-то тихо позвал его по имени.

     Давид сел на кровати, слушая дыхание спящей сестры, и вдруг понял: свет идёт от его ладоней. Он медленно разжал пальцы — и увидел крошечный огонёк, как искру от свечи, только живую. Она пульсировала, будто повторяла ритм его сердца.

     Мальчик не испугался. Было странное чувство, будто он давно ждал именно этого — как ждут письмо, зная, что оно точно придёт.

     Он накрыл огонёк другой ладонью, и искра тихо вздохнула — да, именно вздохнула — и стала чуть ярче.

     — Ты от него? — прошептал Давид.

     Огонёк слегка дрогнул, как кивок.

     Давид вспомнил Странника: светлый плащ, глаза цвета предутреннего неба, слова, которые он говорил Анне и ему. «Полночь света». Что это значило? И почему огонёк пришёл именно к нему?

     Он спустил ноги на холодный пол, чтобы не разбудить сестру, и осторожно вышел из комнаты. Дом спал. За окном метался снег, будто кто-то встряхивал небесную перину.

     В гостиной он присел у окна и раскрыл ладони. Огонёк медленно всплыл над его пальцами, словно маленькая звезда, и завис на уровне глаз. Давид смотрел на него, а внутри всё дрожало — не от страха, а от осознания: происходит что-то настоящее, не придуманное.

     — Ты хочешь что-то сказать? — спросил он.

     Огонёк вытянулся тонкой линией, словно писал в воздухе. Давид наклонился ближе. В свете, который был не светом, а больше похож на дыхание, возникло слово. Простое, короткое, но такое ясное, будто его произнесли прямо в сердце:

                «Иди»

     — Куда? — прошептал мальчик.

     Искра описала мягкий круг, затем медленно поплыла к двери. Давид понял: она хочет, чтобы он вышел наружу.

     Он накинул куртку, сунул ноги в тёплые ботинки, и, стараясь не шуметь, открыл входную дверь. Снег тут же ворвался в дом холодным дыханием, но огонёк стал ярче, будто защищая его от морозной стужи.

     Давид ступил на крыльцо. Вокруг было тихо — та особенная тишина, что бывает только между двумя звонами колоколов.

     Огонёк летел впереди, освещая путь бледным золотистым сиянием. Мальчик шёл за ним по узкой тропинке, где снег хрустел как старый пергамент. Он не знал, куда ведёт его эта маленькая звезда, но ни разу не задумался остановиться.

     Когда они вышли к старой колокольне, огонёк замер. Воздух вокруг стал плотнее, и Давид ощутил лёгкую дрожь в груди — ту же, что почувствовал утром, когда рядом стоял Странник.

     Мальчик поднял глаза — и увидел его.

     Странник стоял у подножия колокольни, будто ждал именно его. Плащ его тихо колыхался, но ветра не было. А снег, падая на его плечи, не таял — и не задерживался.

     — Ты пришёл, — сказал он, глядя на Давида. — Я знал, что ты услышишь.

     — Вы… вы послали мне огонёк?

     — Я лишь показал путь. А пришёл он сам. Свет всегда находит тех, кто готов идти.

     Давид протянул ладонь — и огонёк мягко опустился обратно, словно возвращаясь домой.

     — Что мне делать? — спросил мальчик.

     Странник подошёл ближе и положил руку ему на плечо. Его ладонь была тёплой, как утренний солнечный луч, пробившийся через мороз.

     — В полночь тебе нужно быть здесь, — тихо сказал он. — Ты увидишь то, что увидят лишь единицы. Ты услышишь то, что не слышно обычным ухом. Но для этого нужно одно.

     — Что?

     — Не бояться света.

     Давид хотел ответить, но в то же мгновение фигура перед ним стала расплываться, словно снег кружил вокруг него быстрее, чем успевала уловить человеческая слеза. Он моргнул — и Странник исчез, будто его здесь никогда и не было.

     Лишь огонёк в ладонях остался — маленький, тёплый, пульсирующий.

     Давид крепко зажал его в руках и вдруг понял, что вовсе не холодно. Свет согревал его лучше любой печки. И он знал: всё только начинается.