Оксана зевнула

Оксана в ту ночь не выспалась — виной тому был Олег.
Ну,или тот, кто за него себя выдавал.
Не станешь же на первом свидании требовать паспорт — ехидно усмехнулась про себя немолодая уже женщина, сидя в полупустом вагоне метро.

Что ж, «Олег» оказался мастером своего дела.
 Чутким к желаниям партнерши, воспитанной в строгости и пуританской морали, но, как и у большинства, имевшей свои потаенные, стыдные даже для самой себя фантазии.
Он, немногословный, с сильными руками, будто читал её мысли, угадывая, чего именно жаждет её тело от его крепких, но на удивление ласковых ладоней.

Оксана изредка позволяла себе такие встречи — строго на своей территории, без обязательств и прочей ерунды, что только отравляет жизнь.
 Его искусность, а порой и откровенная изобретательность в постели, её не смущали, а лишь разжигали.
Партнер это чувствовал и выдавал именно то, что требовалось.
Она же иногда притворялась слегка робкой — чтобы мужчина брал её, преодолевая мнимое сопротивление.
 Игра их заводила, а секс был... скажем так, исключительно продуктивным.
Обоих устраивала эта модель: минимум лишних слов, максимум животной откровенности.

От усталости Оксана стала зевать, прикрывая рот изящной ладонью.
 Зевала она так часто и самозабвенно, что на глазах выступили слёзы.
Инспираторные паузы между зевками сокращались, и женщина, к собственному смущению, начала издавать при этом тихие звуки — нечто среднее между вздохом и собачьим поскуливанием.
А в очередной раз, сладко потянувшись всем лицом, она и вовсе забыла рот закрыть.

В этот миг что-то хрустнуло.
Резкая боль свела челюсть спазмом. Оксана замерла с нелепо разинутым ртом, уставившись выпученными глазами на толстого мужчину напротив, который как раз усердно чесал бородавку на носу.

Они молча смотрели друг на друга целую вечность: она — в немом ужасе и боли, он — с тупым, отвлеченным любопытством, застыв с пальцем у носа.

Вся «продуктивность» прошедшей ночи мгновенно испарилась.
 В голове, будто насмехаясь, пронеслись строки Карамзина:

Надо же, как в жизни всё устроено:
С печалью радость здесь едва ли не равна:
Надежда с первою, с другой боязнь дана...

Ирония судьбы была совершенна.
Спазм наконец отпустил её щёки, вернув дар речи и способность краснеть.
Легче, впрочем, не стало.