Шоколадка

У моего дедушки были целых две осенних куртки – темно-серая и темно-синего. Логика их надевания была недоступна моему детскому разуму. Да и, честно говоря, я даже не задумывался на эту тему. Просто каждая из этих курток была «дедушкина».

Дедушка работал на заводе, на Электрозаводской. Поэтому с утра я его не видел: на работу он уезжал раньше, чем я просыпался. А вечером, махнув пивка (две больших кружки) из бочки у платформы Удельная, дедушка ощущал чувство вины и покупал мне шоколадку. Которую торжественно вручал прямо при входе, когда я с радостным визгом нёсся его встречать. Любил я дедушку, что уж тут… И он меня.

И вот, в какой-то из осенних дней, когда дедушка вернулся с работы, я шлялся где-то с товарищами по детским играм. То ли прятался за кустом спиреи от водящего, то ли казаком догонял разбойников, а может быть, гонял мячик в сумерках. Уже не помню. Но мы были горазды придумывать себе занятия на улице.

Вернувшись домой, я обнаружил, что дедушка уже сладко спит, оглашая обе комнаты хрущёвки могучим храпом. Осознав, что шоколадки этим вечером не было, я расстроился. Дедушка ведь наверняка её купил. А меня не было. И, как бы это странно ни звучало, я подтащил табуретку к вешалке в прихожей и полез в карманы дедушкиной куртки – исключительно из чувства вины за то, что пропустил его возвращение.

Шоколадки в карманах не было. Были остатки семечек, белый носовой платок в голубенький цветочек, пластмассовая расческа, которой дедушка постоянно приводил в порядок всклокоченные венчики седых волос над ушами, и кошелёк. Ничего из этого меня не заинтересовало. Поэтому я сгрузил всё это хозяйство на обувницу и расстроенно поплёлся в комнату. Разумеется, оставив табуретку на месте обыска.

Проснувшись с целью покурить в туалете, дедушка, подтягивая семейные трусы, прошлёпал ногами в клетчатых тапочках к туалету, дверь в который загораживала табуретка. Пиво замедляло реакции, но на остроту ума влияло не сильно. Сопоставив табуретку и разложенное на обувнице содержимое карманов собственной куртки, дедушка аккуратно разложил всё по местам, всё-таки сходил покурить, а потом… потом было громко и обидно.

Дедушка, мой любимый дедушка, впервые повысил на меня голос, решив, что я залез в его куртку за кошельком. Долго объяснял, что воровать нехорошо, а у своих так и вовсе плохо. Выяснял, кто меня подговорил так сделать. Сожалел о наличии у него вора-внука. Я плакал. И сквозь слёзы пытался объяснить, что интересовала меня исключительно шоколадка, которую он для меня купил. Но шоколадки не было. И это обидно и грустно. А кошелёк и остатки семечек мне совсем ни к чему.

Дедушка услышал меня не сразу. Но, когда услышал, переменился в лице, как-то сгорбился и отправился в прихожую. Достал шоколадку из кармана тёмно-синей куртки, на которую я даже не обратил внимания, и вынес её мне. Я гордо отказался, считая себя несправедливо обиженным. Теперь плакал дедушка. И это было настолько страшно, что я обнял его за шею, и мы плакали вместе.

Конечно, мы простили друг друга. И так же любили. Жаль, что прожил дедушка совсем недолго. Но с тех пор он меня никогда и ни в чём не подозревал, даже мысли такой не допускал. А я до сих пор не залезаю в чужие вещи – будь то карманы куртки, отделы сумочки или телефон. А шоколадку мы тогда съели вместе.