Преферанс в тайгe

Преферанс в тайгe

"Абдул Гамид в порыве страсти
Ей показал, ей показал восточный пыл.
Он разорвал ее на части,
С частяами ху, с частями худо сoтворил."

из старой студенческой песни

Я шел по ночной тайге, трясясь от страха и проклиная свою дурь, которая толкнула меня на это сумасбродное мероприятие: пройти ночью одному по тайге двадцать километров от Нижнеангарска до эвенкийской деревни Холодная. В руке практически бесполезная в полной темноте одностволка, палец на спусковом крючке, а кругом шорохи, сопение, приглушенные вскрики: все то, чем живет ночная тайга, самое активное время суток, время охоты, поисков пропитания и одновременно расставания с жизнью, если ты оказался этим самым пропитанием для кого-то. В этой обстановке я себя чувствовал скорее пропитанием для серьезного зверя, чем охотником: я ж ничего не вижу, а зверь меня видит. Другое дело, что у него корма и без меня достаточно. Kак сказал однажды мой друг, главный rеолог Рогунской ГЭС Володя Филь: "Это какую же смелость надо иметь (зверю), чтобы на человека напасть!" Это и утешало.
Шел сентябрь 1971 года. Никаким БАМом еще и не пахло, и на Северном Байкале в то время существовало понятие Большой Земли, так как до Иркутска добраться можно было только "аннушкой" или по зимнику, то есть по льду Байкала. В теплое время года ходил легендарный теплоход "Kомсомолец", который почти каждый рейс садился на мель по причине алкогольного опьянения команды, неспособной противостоять хлебосольству пассажиров. Когда человек впервые попадал на борт "Комсомольца", его настолько захватывала красота и очарование окружающей природы, что он тут же доставал свою наличность и начинал угощать и команду, и соседей, и противиться этому не мог никто.
Мне самому это обстоятельство однажды сильно помогло: мы с друзьями после очередной "шабашки" наслаждались сервисом интуристовской гостиницы "Ангара", а когда хватились, выяснилось, что теплоход только что ушел. Следующего ждать пять дней, именно стoлько требовалось этому судну, чтобы челночным образом, с берега на берег, обойти все, достoйные его внимания, пункты побережья. Из гостиницы нас выставили (справедливости ради надо сказать, что в соответствии с достигнутой ранее договоренностью), и мы поехали в аэропорт в безумной надежде с помощью аэроплана перехватить пароход на ранней стадии его маршрута. К нашему удивлению, расписание позволяло нам это сделать, но едва мы взяли билеты, объявили задержку рейса и начaлось нервное ожидание. Надежда на "перехват" таяла на
глазах. Hаконец мы взлетели, а когда сели, поняли, чтo у нас есть всего пять минут, чтобы преодолеть расстояние в два километра от самолета до пристани. Но... надежда умирает последней. Когда мы на остатках сил примчались на пристань, парохода мы не увидели. Но не видно было его и вдали. Выяснилось, что он в очередной раз сел на мель. Прибыл он только через пять часов. За это время мы облазили ближайшие гольцы и на одном из них я даже нашел эдельвейс. Изумлен был крайне: ведь этот невзрачный цветок является символом недоступности, так как растет высоко в горах. Но потом убедился: таки да, действительно эдельвейс. Благодаря охлаждающему влиянию озера эдельвейсы встречаются на прибрежных гольцах Байкала.
В Холодной меня поселили в медпункте, для которого я должен был выполнить кое-какие ремонтные работы. Закончив свои дела, я не спешил убраться восвояси, бродил по тайге, иногда добывая для пропитания какую-нибудь дичь. Однажды вечером меня позвали поиграть в карты. С истинно столичным снобизмом я заявил, что играю только в преферанс. "В преферанс будем играть," – тут же ответили мне. Изумленный до крайности возможностью поиграть в преферанс в эвенкийской деревне, в глухой тайге, я развесил уши по широким плечам и пошел.
Войдя в дом, я увидел хозяйку, молодую и очень привлекательную эвенкийку, и еще трех гостей. На столе аппетитно серебрился распластанный омуль и хариус и стояли две бутылки спирта, а где-то за печкой видимо пребывала зaсаленная колода карт. Мгновенно оценив ситуацию и поняв всю бестактность вопросов про обещаный преферанс, я без особого сожаления промямлил мысленно: "Ну и хрен с ним, с преферансом" и принял приглашение к столу. Тем более что хозяйка по мере убывания спирта на столе все больше радовала глаз и разжигала мое воображение. Очень скоро по глазам хозяйки я понял, что интерес взаимен и мое исковое заявление, видимо, будет удовлетворено. В конце концов "сеанс преферанса в тайге" закончился и остальным гостям достаточно бесцеремонно предложили покинуть зал заседаний.
Оставшись одни, мы рванулись навстречу друг другу и закружила нас эта волшебная симфония любви: мы рвали друг друга на части, пух и перья летели от нас по всей тайге и не было силы, которая оторвала бы нас друг от друга. Это был оголтелый, разнузданный секс здорового, молодого, голодного самца и такой же голодной самки. Бородатый интеллигент и романтик, выпускник мехмата МГУ, и молодая эвенкийка из таёжного стойбища. И ЭТО БЫЛО ПРЕКРАСНО! При этом мы впервые увидели друг друга всего полтора часа назад, нас не сближала до того музыка Вивальди и Бетховена или стихи Есенина и Блока, однако мы целиком были во власти первобытного, животного, низменного инстинкта. Хотя я с удовольствием плюнул бы в кашу тому, кто обозвал этот волшебный, всепоглощающий инстинкт, дарованный нам Создателем, низменным. Я лично считаю, что Господь в своей премудрости создал Мужчину и Женщину, чтобы в краткие мгновения близости они чувствовали себя равными ему, Создателю.
Наши объятья разжало только наступившее утро. Я поплёлся к себе, выжатый до состояния дохлого, изжеванного червя на крючке рыбoлова, упал (и даже не отжался). Разбудила меня в полдень хозяйка и со словами "вам просили передать" вручила мне бутылку коньяку и бутылку шампанского. Здесь необходимо заметить, что имена у эвенков о ту пору были самые вычурные: что ни мужик, то сплошь Альберт, Ромуальд или Арнольд, а женщины, всё Клариссы, Венеры да Клеопатры. Мою возлюбленную звали Кларисса Павловна. Выяснилось, что это Кларисса Павловна в ознаменование моих подвигов зашла в сельпо и оттуда, держа на вытянутых руках эти данайские дары, демонстративно (чтобы все знали!) прошествовала через всю деревню и вручила моей хозяйке этот знак признания моих заслуг. Таковы особенности менталитета эвенков в отличие от обычаев нашей русской деревни, где принято скрывать подобные связи.
Наши встречи с неослабевающим пылом продолжались еще недели полторы. При этом в доме нам встречаться было уже нельзя, так как вернулась мама, которой не было в первую нашу сказочную ночь. Поэтому местом свиданий была либо баня, которую Кларисса Павловна топила специально, либо Красная Яранга (по нашему – клуб), которой она заведовала. Неоднократно мы занимались "любимым делом" прямо на сцене этой Красной Яранги, что значительно обостряло наше восприятие процесса, особенно, если во время него я ей задавал вопрос типа: "А представляешь, если сейчас вдруг включат свет, раздвинут занавес, и полный зал публики?"
Заведуя Красной Ярангой, Кларисса училась в Культурном институте в Улан-Удэ, и после моего отъезда мы некоторое время продолжали переписываться. В одном из ee последних писем была такая фраза: "На сессии в Улан-Удэ познакомилась с парнем. Целуется так же, как ты, а дальше... НЕ ТО!".
Вот такое воистину непосредственное дитя природы посчастливилось мне встретить в прибайкальской тайге. Дай Бог тебе счастья в жизни, очаровательная Кларисса Павловна.

Григорий Русин  M;nchen октябрь 2012