de omnibus dubitandum 23. 511

ЧАСТЬ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ (1638-1640)

 Глава 23.511. НЕ ПРОТИВ ПЕРЕКОПСКОГО ЦАРЯ, НО ПРОТИВ ДРУГОГО НАС ОТПРАВЛЯЮТ…

Начало 1604 года

    Сегодня многие из историков пришли к выводу, что в организации Смуты, «самозванщины» и польского вторжения клан Романовых принимал самое непосредственное участие.

    Историки в «Русском биографическом словаре А.А. Половцова» приводят пример с одним из родственников Романовых — Петром Никитичем Шереметевым, который «несмотря на такое, можно сказать, дружеское отношение к себе настоящего царя Бориса Федоровича, <…> довольно спокойно принял появление первого самозванца»: «В 1604 г., когда весь юг Московского государства волновался от подметных грамот самозванца, а поляки сносились с крымским ханом Казы-Гиреем, прося помощи царевичу Димитрию, — царь Борис Федорович «Годунов» (кавычки мои – Л.С.) высказал Петру Никитичу Шереметеву особое доверие, поручив его начальству отборное войско, отправленное в начале 1604 г. в Северскую землю. В товарищи Петру Никитичу Шереметеву назначен был кн. Василий Щетинин-Ярославский, а Передовой полк вел Мих. Глеб. Салтыков. Царь Борис Федорович приказал Петру Никитичу Шереметеву стать в Ливнах, откуда было удобно, смотря на надобности, воевать с крымцами или с донскими казаками.

    Чтобы разузнать о настроении умов на Дону, царь послал туда в это же время дворянина Хрущова и велел разъяснить казакам, что они заблуждаются, принимая самозванца за Углицкого царевича Дмитрия.

    Проездом на Дон, Петр Хрущев виделся в Ливнах с Петром Никитичем Шереметевым и Салтыковым: у первого из них он обедал, у второго ужинал. В откровенной беседе с воеводами, Хрущов рассказал, о чем ему велено говорить с донскими казаками.

    По словам Хрущова, Петр Никитич Шереметев изумился и, пожав плечами, сказал: “Мы ничего не знаем, однако из сего догадываемся, что не против Перекопского царя, но против другого нас отправляют; и ежели сие, так будет, то трудно против природного государя воевать”. — При первых победах самозванца, Борис Федорович «Годунов» (кавычки мои – Л.С.) отозвал Петра Никитича Шереметева в Москву, вероятно для того, чтобы получить от него разъяснение относительно обстоятельств, благоприятствовавших успеху самозванца.

    21-го января 1605 г. царские воеводы разбили скопище самозванца при деревне Добрыничах, и «Лжедмитрий I» сын Симеона-Ивана VI Бекбулатовича и Марии Нагой уцелел в этом сражении только вследствие оплошности или нерадения царских воевод, кн. Феод. Ив. Мстиславского и кн. Вас. Ив. Шуйского.

    Это известие чрезвычайно огорчило царя Бориса, и он послал к боярам и воеводам Петра Никитича Шереметева и думного дьяка Афанасия Власова, которые и, объявили в остроге Радогостском (ниже Почепа 30 верст, против Стародуба), воеводам и войску от имени государя следующее: “Пособствием Божиим воинство Ляцкое побили, а что Гришки самого не поймали, и то вы учинили своим нерадением и неслужбой”».

    Судьба же самого Хрущова была печальной. В «Русском биографическом словаре» сообщается следующее о Петре Лукиче: «первый казачий голова донских казаков, назначенный московским правительством, казнен в Путивле в 1605 г. Службу начал сыном боярским по г. Туле, а затем служил казачьим сотником в украинных городах: Ливнах, Рыльске, Путивле и др. В 1592 г., когда царь Феодор Иоаннович, сын Симеона-Ивана VI Бекбулатовича отправил послом в Константинополь Григория Нащокина, то для наблюдения за донскими казаками был к нему прикомандирован Петр Хрущев.

    Нащокин оставил его у донских казаков под предлогом наблюдения за “приходом безвестно” ордынских хищников; но казаки догадались, что это правительственная попытка учредить за ними надзор, и зароптали: “Прежде сего — говорили они — мы служили государю, а чужих голов у нас не было, и ныне рады служить со своими же головами, а не с Петром”.

    В 1604 г. Борис Федорович «Годунов» (кавычки мои – Л.С.) отправил Хрущова на Дон разъяснять казакам их заблуждения относительно самозванца и убеждать их идти против него, но казаки схватили Хрущова и скованного доставили 3 сент. 1604 г. к «Лжедмитрию I» сыну Симеона-Ивана VI Бекбулатовича и Марии Нагой.

    Желая спасти свою жизнь, Петр Хрущев залился слезами пред самозванцем и, пав на колени, воскликнул: “Вижу Иоанна в лице твоем; я твой слуга на веки!”. Русская летопись отметила его, как “первого изменника”, но это несправедливо. Петр Хрущев искал случая погубить самозванца, но, не успев, стал его обличать всенародно, за что в 1605 г. и, был замучен в Путивле» (В.В. Руммель и В.В. Голубцов. Родословный Сборник. Ч. II. С. 612; Гр. А. Бобринский. Дворянские роды. Ч. I. С. 549; Русская Старина. 1883. XXXVIII. С. 472; В. Броневский. Ист. Донского Войска. Ч. I. С. 86; А. Савельев. Трехсотлетие Войска Донского. СПб., 1870).

    Татьяна Щербакова в очерке «1547–1956. Неразгаданный Хрущев» несколько приукрашивает эту «измену»: «Но в Путивле не только не выдали Петра Хрущева «Годунову» (кавычки мои – Л.С.), а пытали его, выведывая оборонные тайны Московского государства (России). И он их под пытками выдал.

    В конце лета 1604 года Петр Хрущев на допросе у самозванца показал, что в Северской земле нет никаких засек: хотя в Москве и знают, что “царевич в Литве есть, но войска его в Северской земле не ждут”. Черниговские воеводы, попавшие вскоре в руки Отрепьева, полностью подтвердили показания Петра Хрущева. Осенью 1604 года московское командование, видимо не предупрежденное о том, что военные тайны стали достоянием «Лжедмитрия I» сына Симеона-Ивана VI Бекбулатовича и Марии Нагой, не приняло никаких мер к усилению западных пограничных гарнизонов и не собрало полевую армию.

    Самозванец был прекрасно осведомлен о положении дел на западной границе Московского государства (России). Он решил наступать на Москву не по кратчайшей дороге — через Смоленск, а через Чернигов. В Чернигово-Северской земле не было таких мощных крепостей, как Смоленская. Наряду с военным фактором, важное значение, имели факторы социального характера.

    Еще с конца Ливонской войны в Севск и Курск, ссылались опальные холопы, которых было легко поднять на бунт». А ведь никакой тайны в том, что путь через Чернигов был открыт для «Лжедмитрия I» сына Симеона-Ивана VI Бекбулатовича и Марии Нагой, не было.

    Вопрос в другом: кто этот путь ему открыл, ведь все российское отребье изменников и предателей было собрано именно на этом направлении движения «Лжедмитрия» !? И что случилось со всеми теми, кто попытался стоять на пути лжецарей?

    Плохо кончил и сам Петр Никитич Шереметев: «Увещание Ш. и его товарищей ни к чему не послужили, и под вечер Плещеев (сторонник «Лжедмитрия II» сына Ивана V Ивановича Молодого и Катажины Ягеллонки, “тушинского вора” — Л.С.) со своим скопищем был впущен в Псков, а Петр Никитич Шереметев и многие из псковских гостей посажены в тюрьму. Шереметев пробыл в тюрьме около года и 13 июня 1609 г. удушен приверженцами Тушинского вора, приезжавшими в Псков, чтобы склонить Петра Никитича и сидевших в тюрьме “нарочитых града мужей” принести присягу самозванцу (за которым, как известно, снова стояли Романовы, возвысившие впоследствии Плещеевых — Л.С.)».

    Интересно, а кто мог распустить слух об «измене» Хрущова? Но и это еще не все вопросы. В своем очерке «Неразгаданный Хрущев» Татьяна Щербакова прямо говорит о родстве Хрущовых с Романовыми (!) и Отрепьевыми (!!!) — собственно, и саму причину направления Петра Лукича Хрущова на Дон к казакам она видит в том, что Петр Лукич лично знал Григория Отрепьева.