Кикимора

…Поднялся ветер, предвещая грозу, ударили ставни на окнах. Потом наступила тишина. И в этом покое, временном и безмятежном, раздался звонкий женский голос. Тут же запрыгали тени по дому, по потолку, стенам. У Вани от страха сжалось сердце…
С потолка, чуть касаясь допотопной люстры, свесилось существо, покрытое мхом, с ручками, ножками – кустиками – и весело прощебетало ему в ухо:  «Испужался? Да не боись, это я – Кикимора!». Ваня потер виски…
«Ой, добрый молодец, аж побелел!  Да, не свихнулся ты, пока еще в уме своем!», - сверкнула черными глазками Кикимора – и на миг обнажила из-подо мха сморщенное смеющееся личико.
«И когда же ты у меня объявилась-то?» - спросил обескураженный Ваня. «А тогда, когда председатель ваш весь лес порубал и болото осушил!», - зло ответила Кикимора. «Вот я и подалась  в село, в первый попавшийся дом зашла, -  уже подобрев, заговорила она, - понравилось мне здесь. Родителей твоих повстречала: хорошие люди!». «Так они же….», -  горько выдавил из себя Ваня. «Ну и что? Души родные по тебе скучают, по дому, вот и захаживают порой», - донеслось до него с потолка.
…«А потом, Ваня, чего греха таить, ты мне шибко приглянулся. Пришел с флота – весь в тельняшке, бравый такой, красавец!», - с нотками скрытого смущения вновь заговорила Кикимора.
Ваня потрогал давно небритые щеки: они горели от неприкрытой женской лести!  Никто его так не хвалил в последнее время… Даже жена Маша.
…Кикимора словно прочитала его мысли. «Что, не жалует тебя, Машенька, любовью-то своей?», - и ехидно улыбнулась сморщенными губками.  «Ты знаешь, Кикимора,  она прямо как неживая, слова из нее доброго не вытянешь,  - задумчиво произнес Ваня, стул под ним жалобно скрипнул, - чуть – что – кошкой на меня фыркает!».
…«Дурачок ты, Ваня, на оба глаза слепой», - грустно заметила Кикимора, двигая ручками-кустиками, - она для тебя уже давно мертвая». «Чур тебя,  нечисть болотная!», - вскочил на ноги Ваня, – готовый в ярости содрать  с потолка брешущее мохнатое существо, - и растоптать вражину!  Кикимора не шевельнулась, лишь хмуро буркнула: «Бегает твоя Машенька  к соседу Петру, прямо прилипла  к нему». «Пьяница, лентяй, сволочной мужичок!», - пронеслось в  воспаленном мозгу Вани, - неужель променяла меня на него?!».
…Маша не отпиралась. А лишь мрачно ухмыльнулась: «Вот отсужу полдома – и заживем мы с Петром как люди». Ваня кипел праведным гневом!  Бесстыжие глаза жены казались ему зловещими угольками из самого ада. Прежняя любовь вдруг сгорела дотла: хоть голову посыпай пеплом!
..Ваня запил. Тяжело и беспробудно. Очнулся он однажды под вечер, когда на небо уже карабкалась луна, освещая мертвенным светом стол, одинокого Ваню, стакан водки, наполненный наполовину, завалявшийся сухарик.
…По потолку пробежали быстрые тени. Раздался знакомый смех: «Очнулся, милок! Пора тебе, Ваня, за ум браться, хмелем дела не исправишь». «Не сегодня-завтра выгонят меня из дома», - тоскливо отозвался Ваня – и поближе придвинул к себе стакан. «А хочешь я изведу окаянную?, - сверкнула  глазками Кикимора.  «До смерти что ли?», - поежился Ваня - и вобрал в себя плечи. А затем протянул: «Нее, я не душегубец». «А что поделаешь, - неожиданно посуровела Кикимора, - бывали и такие случаи! Иной раз такие ведьмы среди баб попадались, хошь святых выноси!».  При последних словах Ваня одобрительно кивнул головой…
Он  трезвел на глазах. Кикимора висела на потолке, но каким-то образом успевала убирать стакан, который  хотел поднести  к губам Ваня. После некоторого раздумья он отчаянно махнул рукой:  «А черт с тобой, Кикимора!  Поступай, как знаешь, только до петли ее не доводи. Остудила она мое сердце, зло в нем посеяла». «Черт всегда со мной! - развеселилась вдруг Кикимора – и по стенам дома побежали кривляющиеся тени…   
Куда делась Маша, - никто толком не знал. Простыл след  и Петра – блудного соседа, охотника до чужого добра. Ваня успокоился, бросил пить и зажил новой жизнью…
И новая жизнь была ему всласть! Блины по утрам, жирные наваристые щи с мясом в обед, вкусная каша и чай с земляничным вареньем по вечерам. Кикимора оказалась, несмотря на свое дремучее прошлое, - отменной хозяйкой! Она же заставила Ваню приодеться, бриться каждый день – и ходил он теперь по селу в заграничном костюме настоящим гоголем. Прежним завидным женихом. Кикимора ревниво хмыкала по вечерам, когда возвращался Ваня, но претензии свои вслух не высказывала…
…Заходило летнее солнце. И был виден лишь его кусочек, похожий на ломтик желтого сыра. Под вечер, потягиваясь от сна, появилась Кикимора. Ваня грустил и задумчиво смотрел в распахнутое окно. Затем, как бы невзначай, бросил взгляд на потолок. «Что закручинился, Ваня?» - раздался оттуда голос. Он замялся, захрустел пальцами: «Понимаешь ли, Кикимора, тошно мне по ночам. Мужик же я, тепла мне не хватает». Чуть погодя, Ваня осмелел и, покраснев, выпалил: «Баба мне нужна! Наших, сельских не хочу – уже обжегся!».
…Кикимора от удивления едва не слетела с потолка. А затем глубоко и огорченно вздохнула: «Все вы, мужики одинаковы – породу вашу не переделаешь. Ну, ладно, выручу я тебя, избавлю от тоски любовной». И сказав это в сияющее лицо Вани, громко и звонко рассмеялась на весь дом…
«А какая баба-то тебе нужна, Ваня? - наклонилась к его уху Кикимора. Ваня мечтательно пропустил рюмочку водки (больше ему не позволялось!).  «Только тебе как на духу скажу, - вдохновенно и страстно заговорил он, - я ведь еще пацаном мечтал жениться  на Татьяне Дорониной! И чтоб голос у нее был как у Багиры. Ну, помнишь мультфильм про Маугли? Там черная пантера была с голосом Людмилы Касаткиной»…  На потолке наступило долгое молчание. Ваня заискивающе, затаив дыхание, смотрел на Кикимору, свернувшуюся в клубок. Она думала. Ваня уже было задремал, отчаявшись, когда услышал над ухом ее лукавый шепот: «Пусть все будет по-твоему, мой любимый молодец»…
Теперь по ночам к Ване приходила роскошная красавица Доронина с вкрадчивым, нежным голосом Багиры-Касаткиной. Ваня был несказанно счастлив…
Стоял жаркий летний день. Страда была в полном разгаре. Ваня лихо спрыгнул с комбайна и посмотрел по сторонам, окидывая огромное поле, похожее на бескрайнее море из колыхающихся колосьев. Подумал о том, как долго еще до вечера, - и тихо вздохнул. Высоко в небе заливался жаворонок. Ваня очнулся от мечтаний – и поспешил к комбайну. Он едва ступил на подножку, - как внезапная, острая боль пронзила сердце…
… Ваня медленно падал на землю от давящей на грудь непомерной тяжести. В тускнеющем небе он краешком глаза зацепил маленькую точку, от которой исходило чудесное пение…
..Кикимора встрепенулась  - уронила тарелку с любимыми ваниными пирожками с щавелем. Потом дико, протяжно закричала…
Дом мгновенно покрылся траурным мхом.  И вскоре заполыхал ярким пламенем…
Через несколько лет на месте пожарища вырастет дубовая рощица. Ни у кого не поднимется рука вырубить ее. Здесь влюбленные протопчут тропинку, вдоль которой расставят наспех сколоченные скамейки, чтобы коротать летние вечера под сенью молодых дубков. С первыми осенними дождями, когда все сидели по домам, по ночам из дубовой рощицы иногда слышались голоса. Женский – нежный, ласковый,  как у мультяшной Багиры, – и мужской с хрипотцой…