Семь мечей глава 3

Лян Юйшен
"Семь мечей спускаются с Небесных гор"
переводит Алексей Кузьмин

Энергия меча и блеск жемчуга, неосознанная суета, всё – лишь сновидение.
Звуки циня и переливы свирели, бессмысленный плач – абсолютное заблуждение.


Чжан Чэнбинь много лет служил в охране внутренних покоев, разве он мог не знать, что Налань Жунжо является любимчиком нынешнего императора, после этих его слов, да будь даже смелость до Небес, кто бы мог осмелиться бесцеремонно войти в его жилище? Налань Жунжо тут же добавил: «Да что же вы не входите? У меня как раз на постели этот беглый преступник!» Был среди охранников один туповатый служака, он и в самом деле вошел внутрь павильона: «Княжич велел нам все осмотреть, так мы и посмотрим, мне кажется, на постели действительно лежит человек».

Чжан Чэнбинь торопливо шагнул, дал этому туповатому охраннику пощёчину, вскричав: «Ты осмелился оскорбить княжича Наланя? А ну-ка выкатывайтесь все отсюда!» Нукер забормотал: «Выкатываться, так выкатываться». Схватившись руками за лицо, на цыпочках осторожно вышел из кабинета. Налань Жунжо с шумом захлопнул дверь, а Чжан Чэнбинь ещё долго рассыпался в извинениях снаружи. Налань Жунжо не обращая на него внимание, развернул одеяло из утиного пуха, и обнаружил там вспотевшего, но изрядно ободренного Чжан Хуачжао.

Чжан Чэнбинь искал повсюду, но никого не нашёл, поэтому ему пришлось вернуться с докладом. Подойдя к храму, где остановился император, он хотел найти Янь Чжунтяня, чтобы тот доложил от его имени, но у походного дворца не увидел ни одного стражника, что его весьма удивило.

… Теперь расскажем о том, как император Канси вернулся со старым монахом, скрывая гнев в сердце, крайне раздражённый.
[Данный старый монах – это отрекшийся от власти отец императора.]
Старый монах вошел в свою келью, непрестанно кашляя. Канси, встав на колени, справился о его здоровье. Старый монах ответил: «На горе Утайшань морозный ветер и холодные росы, ты маялся со мной всю ночь, тебе тоже нужно отдохнуть. Канси улыбнулся фальшивой улыбкой, пожелал «Отцу-императору десять тысяч лет здравствовать!», пятясь, вышел.

Однако император Канси вовсе не собирался спать – он поднялся, и стал бесцельно бродить по комнатам, то усмехался ледяной усмешкой, то качал головой. Подойдя к одной из стен, он вдруг ударил по ней кулаком, да так сильно, что едва не закричал от боли. В это время раздался тихий стук в дверь, Канси вскричал: «Янь Чжунтянь, это ты?» Снаружи тихо откликнулся знакомый голос. Канси быстро открыл дверь и втащил Янь Чжунтяня внутрь. Затем он выглянул наружу и спросил: «Снаружи есть стражники?» Янь Чжунтянь ответил: «Раб дерзнул так распорядиться. Зная, что Государь любит тишину, и опасаясь, что их шаги могут потревожить Великого Правителя, когда входил, я приказал им дежурить снаружи храма». Канси покивал и улыбнулся, сказав: «Ты очень умён».

Император плотно закрыл за ним дверь, и тихо спросил: «Как давно ты при дворе?» Янь Чжунтянь начал загибать пальцы, сосчитал: «Уже пятнадцать лет во внутренних покоях». Канси произнес: «Тогда ты года два – три служил прежнему императору». Янь Чжунтянь ответил: «Ваше величество досконально разобрались, так и есть – три года». Вдруг облик Канси преобразился, стал необыкновенно строгим, в его лице промелькнула энергия смерти.

У Янь Чжунтяня сердце так и забилось в груди, когда император Канси спросил его тихим зловещим шепотом: «Тогда ты знаешь, что за человек этот старый хэшан из обители Чистоты и прохлады?» Янь Чжунтянь рухнул перед ним на колени: «Раб не ведает».
Император Канси сурово одернул его: «Вздор несешь!» Янь Чжунтянь стал биться лбом по полу, собрав все мужество, отвечал: «Прошу императора простить вину подчиненного, этот старый хэшан немного похож на прежнего императора, но усы и борода его поседели, да и облик уже сильно изменился. Если не присматриваться, то его уже и не узнать».

Император Канси усмехнулся: «Вставай. Ты всё же предан мне, своему Государю». Янь Чжунтянь сконфужено поднялся, Канси пристально уставился взглядом ему в лицо: «Этот старый монах и есть бывший император. Сегодня ночью был такой скандал, разве нужно, чтобы старые слуги, которые его помнят, признали его?»
 
Янь Чжунтянь склонился с опущенными вниз руками, не смея ничего произнести в ответ. Канси произнес: «Подними-ка голову!» Янь Чжунтянь взглянул ему в глаза, и Канси прошептал: «Ты знаешь, как умер литератор У Мэйцунь, что преподавал в деревенской школе?» Янь Чжунтянь затрясся всем телом: «Раб не ведает». Канси холодно рассмеялся: «Он выпил пожалованное ему свыше отравленное вино. Он ведь стишок один написал, в котором намекал, что прежний император жив, и находится на горе Утайшань. да еще добавил строчку, что эта дешевая рабыня Дун Сяовань тоже там. Ты скажи, как следует поступать с такими наглыми рабами, нужно ли им жаловать отравленное вино?»
Янь Чжентянь от страха ледяным потом покрылся, рухнул на колени, и стал бить лбом земные поклоны, непрерывно повторяя: «Следует отравить, следует отравить». Император Канси фыркнул с усмешкой несколько раз, потом вдруг схватил его, и рывком поставил на ноги: «Ты молодец, очень сметливый, наверняка ты догадался, что сегодня ночью у твоего Государя будет встреча, что думаешь по этому поводу?»

Янь Чжунтянь обливался ледяным потом, лихорадочно размышляя: «Император приоткрыл мне завесу тайны, в этом таится глубокий смысл. Это прекрасная возможность, если проверну дело как надо, то будет у меня и богатство, и почести. А если что сделаю не так, то отправлюсь вслед за У Мэйцунем, сгину ни за что». Он выкатил на императора глаза: «Раб во всем верен только своему императору, какое бы распоряжение не отдал император, раб все сделает, не убоится десяти тысяч смертей!». Лицо Канси озарилось ледяной энергией смерти, он процедил: «Разве так уж необходимы распоряжения?»
 
Тут за дверью раздался кашель старого хэшана, тот постучал в стену, и прокричал, называя императора его детским именем: «Сюанье, ты с кем там разговариваешь, уже так поздно, почему спать не идешь?» Канси отвечал голосом, исполненным почтения: «Царю-батюшке нездоровится? Сын-подданный немедленно придет проведать его». Старый хэшан громко прокричал: «Ты такой почтительный, не затрудняйся, ложись сам!» Канси не отвечал, схватил за шкирку Янь Чжунтяня, прошептал: «Мы с тобой сейчас отправимся его проведать, ты уж как следует его обслужи!»


Когда старый хэшан заметил, что Канси пришел к нему вместе с Янь Чжунтянем, то весьма изумился.  Канси не первый раз приезжал к нему в монастырь на горе Утайшань, иногда при нем были при себе телохранители, но он никогда при них не обнаруживал при них тот факт, что старый хэшан – его отец.

 Лицо Янь Чжунтяня сменило цвет на пепельно-белый, его руки тряслись. Старый хэшан бросил на него беглый взгляд, Канси пояснил: «Отец-батюшка, это твой старый служака, сын-подданный специально нынче взял его с собой, чтобы он как следует тебя обслужил». Старый хэшан зашелся в приступе кашля, затем обернулся к нему и спросил: «Как тебя звать?» Янь Чжунтянь ответил: «Раб прозывается Янь Чжунтянь, три года прислуживал Вашему Величеству». Старый хэшан смутно припомнил его, улыбнулся: «Очень хорошо, помоги мне присесть!»

Янь Чжунтянь почтительно подошел к нему, приобняв за бока, помог приподняться. Старый хэшан поднял голову, и взглянул ему в лицо, вдруг заметил, что у того налитые кровью глаза пылают огнем, а все лицо исполнено веянием смерти, вскричал в ужасе: «Ты что задумал?» Все же Шуньчжи прежде был императором, хотя и стал хэшаном, но отголоски былого могущества в нем еще сохранились. Янь Чжунтянь от его окрика обмяк, и потерял силу, задрожав всем телом. Хэшан, потеряв опору, снова бессильно свалился на ложе. Канси в злости заверещал: «Ты, ты, все еще не обслужил хорошенько царя-батюшку?» Янь Чжунтянь собрался с духом, сдавил ребра старого хэшана, закрыл глаза, с силой надавил. Старый монах только пискнул: «Сюанье, привет тебе!»
В эпоху становления династии Цин, мало кто из императоров не умирал от меча врагов, зачастую от собственных сыновей.

Янь Чжунтянь разогнулся, его мышцы еще подрагивали от напряжения, он взглянул на императора Канси – тот тоже выглядел, как человек после долгой болезни, глаза потухшие, лицо пепельное. Прошло очень много времени, наконец, Канси тяжело вздохнул: «Ты все очень хорошо сделал, ступай за мной».
[В оригинале император говорит о себе в третьем лице, называет себя «Чжэнь». То есть, император никогда не называет себя императором, обычно употребляются иносказания. Но никто другой при этом так себя называть не может, хотя бы в целях безопасности.]

 Янь Чжунтянь пошел за императором, Канси, проходя, взял бутылку резного стекла, налил кубок зеленого вина, передал его Янь Чжунтяню: «Выпей сперва, тебе нужно успокоиться». Янь Чжунтянь вдруг вспомнил судьбу У Мэйцуня, и по его телу ручьями полился холодный пот, он замер в колебаниях, не решаясь принять. Канси весело рассмеялся: «Великое дело завершено, император со своим министром должны осушить по бокалу». Сказав, он взял бокал, и осушил его одним махом, а затем тут же наполнил его вновь, и засмеялся: «С этого времени ты становишься самым доверенным человеком для императора, с завтрашнего дня ты также становишься главой личной охраны, и к тому же опекуном наследного принца, пей до дна!» Янь Чжунтянь немало обрадовался, тут же его дух воспарил, он рухнул на колени, несколько раз ударил челом, поднялся, принял бокал, и тоже выпил одним махом.

Государь и его верный вассал радовались в глубине полутемного зала. и вдруг за окном услыхали еще одну усмешку, холодную, как лед. Лицо Канси исказилось, Янь Чжунтянь одним прыжком выпрыгнул за окно, но разглядел только серый силуэт на гребне черепичной крыши, тот, едва касаясь глазурованной черепицы, мчался, как птица. Янь Чжунтянь был лучшим среди бойцов дворцовой охраны, его мастерство не уступало мощи Чу Чжаонаня, он подтянул подол одежды, и ласточкой взлетел на черепичную крышу. Тот человек внезапно остановился, словно дразня его, Янь Чжунтянь махнул рукой, подобно летящему орлу, тот человек провернул руку, и Янь Чжунтянь почувствовал, что его рука словно попала в железные клещи, он был потрясен, его «Инчжаогун» — мастерство «Орлиных когтей», которое он совершенствовал более десяти лет, внезапно оказалось бессильным. Тот человек внезапно закричал: «Янь Чжунтянь, да ты на волосок от гибели, просто еще не понял этого, к чему тебе биться со мной? Ты выпил отравленное вино! Быстро давай руку, подожди-ка, я посмотрю – может быть, тебя еще можно спасти?» Янь Чжунтянь испугался, и в этот миг у него перед глазами залетали золотистые звездочки, небо и земля несколько раз поменялись местами, он рухнул на черепицу, и покатился вниз.

Человек в сером стрелой метнулся к нему, подхватил за пояс, и вытащил на конек крыши, уложил вверх спиной, мгновенно вытащил из-за пазухи серебряные иглы, и уколол ему точки «Гаохуан». Янь Чжунтянь охнул, человек в сером быстро его перевернул, раскрыл ему рот, и заставил проглотить три ярко-зеленых пилюли. он потряс его, и спросил: «Ну, как?» Янь Чжунтянь покивал головой: «Спасибо!» Всё его тело нестерпимо зудело, но сознание значительно прояснилось. Человек в сером дал ему лекарство, с давних пор без изменений передающееся в горах Тяньшань. его основу составляет произрастающий среди снега и льда «Сюэлянь» — снежный лотос,
[соссюрея (горькуша) сушеницевидная (Saussurea gnaphaloides Ostenf.)], в пилюли добавляют также и другие соответствующие средства, этот состав нейтрализует сто ядов. Все же и силища у Янь Чжунтяня была могучая, хоть он и выпил с вином сильнейший яд, но смог продержаться некоторое время.

Тут отовсюду послышались крики охранников, человек в сером обратился к Янь Чжунтяню: «Быстрее за мной! Спустимся с горы, я тебя еще полечу, а иначе твою жизнь не сохранить!» Янь Чжунтянь тут же откликнулся, и они один за другим помчались большими прыжками, он закричал: «Что разгалделись? Разбойник уже ушел, я спускаюсь за ним с горы, буду преследовать!» Охранники знали, что он – любимчик государя, пользующийся его неограниченным доверием, его власть выше, чем у заместителя главы дворцовой охраны Чжан Чэнбиня. Они видели рядом с ним человека в серой одежде, хоть и удивились, но решили, что это кто-то из его доверенных бойцов с уникальными способностями. Никто не осмелился расспрашивать, пусть уж они сами преследуют, к тому же совсем недавно Янь Чжунтянь инструктировал их, чтобы они вели себя тихо, и не нарушали покой государя.

Между тем, в деревушке Вуцзячжуан тоже не смыкали глаз. С тех пор, как Фу Цинчжу и Мао Хуаньлянь ушли на разведку, никто спать не ложился, а когда обнаружилось, что странная девушка И Ланьчжу тоже исчезла неведомо куда, все ещё больше забеспокоились. Все сидели и ждали, но вот уже и ночь на исходе, а от людей никаких вестей по-прежнему не поступало. Хозяин поместья созвал всех крестьян, и послал их как бы на сельские работы, но на самом деле – для наблюдения и разведки.

Все люди в деревушке Вуцзячжуан места себе не находили от беспокойства, только малолетний Ву Чэнхуа прыгал от радости – он встал спозаранку и увязался со своей старшей сестрой Ву Цюнъяо собирать азалии на заднем склоне горы. Ву Цюнъяо было только шестнадцать лет, она тоже была озорной девчонкой, день выдался теплый и безоблачный, весенний ветер нес запахи свежей земли, и аромат цветов, от которого замирали сердца людей, погода выдалась редкая. Ее тянул на прогулку младший брат, да ей и самой до зуда в сердце хотелось прогуляться, они вдвоем тайком выскользнули через задние ворота, и начали подниматься в гору.
Долина позади деревни Вуцзячжуан была защищена горой Вутайшань от ледяного северо-западного ветра, там был относительно теплый климат, и на третьем месяце весны цветущие азалии уже вовсю алели по всему горному склону. На заре травы и кустарники были покрыты тяжелой росой, сотни птиц пели свои песни, рея над гнездами, все было заполнено яркими красками цветов, а прозрачные ручьи радовали своими чистыми водами. Ву Цюнъяо была необычайно счастлива, она тут же начала срывать цветы вместе со своим младшим братом, и одновременно запела горную песню:

«Весеннее солнце взошло, в азалиях вся гора
Азалии распустились, как утренняя заря.
Путник из дальней стороны, отдохни немного,
сорви цветок, пусть его аромат будет с тобой на дороге к дому»


Песня еще не отзвучала, ее отзвуки еще кружились, как вдруг Ву Чэнхуа громко вскрикнул: «Старшая сестра!»

Ву Цюнъяо обернулась на звук, и увидела на горной седловине буддийского монаха. Лама был одет в красную рясу, лицо его было похоже на дно котла, нос был горделиво задран к небу, облик отталкивающий и странный. Ву Цюнъяо произнесла: «Чэнхуа, не обращай на него внимания!» Она сказала так, но сама прыснула от смеха – прежде ей не доводилось видеть таких странных людей, ей стало очень интересно.

Лама в красном увидел, что красивая девочка потешается над ним, и быстрыми шагами пошел вперед, пробулькал несколько неразборчивых фраз. Ву Цюнъяо не понимала тибетского языка, и отрицательно покачала головой. Лама выставил перед собой палец, Ву Цюнъяо подумала, что он хочет ее ударить, и отшатнулась в сторону. Лама расхохотался, махнул руками, и снова настиг ее.
Чэнхуа увидел, что тот преследует его старшую сестру, рассердился, и бросил в того куском сухой земли. Комок попал ламе в лицо, тот заорал в голос, У Чэнхуа уже не мог остановиться просто так, подпрыгнул, и сделал кувырок в воздухе. Его ноги мелькнули над головой монаха, руками он дернул его за воротник. Воротник порвался, лама рухнул, ударившись затылком о землю, а Ву Чэнхуа уже приземлился на ноги рядом с ним.

Лама в красном одеянии протянул огромные руки, большие, как веера, изогнулся и замахал ими, пытаясь поймать Ву Чэнхуа, скользкого, как рыба, так что лама не смог до него дотянуться. Опасаясь что брат допустит ошибку, Ву Цюнъяо бросилась на помощь, её ладони молниеносно двигались, она потерла ладони и применила технику «Плывущее тело» школы Южной горы, сложив ладони левой и правой руки, подобно бабочке, порхающей среди цветов, нанесла удар. Лама, с его «медными сухожилиями и железными костями», перенес в своей жизни множество ударов и руками и ногами, не почувствовал боль, но сердито забормотал ругательства.

Ву Цюнъяо с братом, всё больше и больше воодушевлялись, сражаясь, входили в раж, как вдруг раздался властный окрик: «Чэнхуа, прекрати эти глупости!» Ву Чэнхуа взглянул и увидел, что к нему идут Фу Цинчжу, Мао Ваньлянь и И Ланьчжу. Вне себя от радости, он окликнул сестру, и они оба отскочили. Лама в красном халате вдруг погнался за ними, так что  Фу Цинчжу приёмом «Попутной рукой увести овцу» схватил его за руки и обездвижил. Лама снова начал ругаться, и тут И Ланьчжу подошла и пробормотала несколько слов на его языке. Лама в красном халате тут же широко улыбнулся, и Фу Цинчжу освободил ему руки. Лама тут же начал жестикулировать и с трудом произнёс по-китайски: «Я ищу деревню семьи Ву».

Оказалось, что И Ланьчжу выросла за пустыней и знала тибетский. Она увидела, как лама в красном рясе отбивается и ругает У Цюнъяо и её брата: «Как вы, двое маленьких сорванцов, можете быть такими невоспитанными? Я же сам спросил дорогу, а вы начали меня бить. Неужели все ханьцы такие неразумные?» Она сказала Фу Цинчжу перевод, но Фу Цинчжу уже узнал в ламе того самого, который накануне ходил осматривать гору Утайшань с Чу Чжаонанем. Услышав от И Ланьчжу, что тот, похоже, не имеет злых намерений, Фу Цинчжу был весьма озадачен, не зная, друг он или враг, и поэтому на всякий случай поймал его в захват.

В этот момент И Ланьчжу выступила в роли переводчика. Лама указал на Фу Цинчжу и произнёс: «Вчера этот мирянин сбросил Чу Чжаонаня в ущелье. Я пошёл искать его тело, и чуть не погиб от этого Чу Чжаонаня. К счастью, мне на помощь пришёл один ханьец. Всего за несколько приёмов он прогнал Чу Чжаонаня. Этот ханьец велел мне отправиться в деревню семьи Ву. Но тут я столкнулся с этими двумя совершенно неразумными сорванцами». Фу Цинчжу был крайне озадачен. Он не мог понять, почему Чу Чжаонань, который вроде, должен быть на стороне ламы, вдруг на него напал? Более того, Чу Чжаонань обладал выдающимися боевыми навыками. Кто же обладал таким мастерством, чтобы прогнать его всего за несколько приёмов?

Фу Цинчжу, полный сомнений, велел И Ланьчжу спросить ламу, кем был тот ханец, с которым он столкнулся. Лама коверкая слова, бубнил что-то невнятное, и вдруг указал пальцем, обращаясь к И Ланьчжу: «Можете больше не спрашивать. Смотри, это не он идёт?» Не успел он договорить, как на перевал вышли двое странно одетых мужчин. Один был в серой ночной одежде ниндзя, а другой был одет как стражник внутренней стражи дворца империи Цин. Увидев их, И Ланьчжу воскликнула: «Ух ты!», и бросилась к ним с сияющей улыбкой, словно встретила родственника.

И Ланьчжу была быстра, но Фу Цинчжу был ещё быстрее. Взмахнув рукавом, он взмыл над И Ланьчжу, словно одинокий журавль, вырвавшийся на волю, и легко приземлился перед ними. Он протянул руку, чтобы схватить Янь Чжунтяня, и спросил: «Старший охранник, ты тоже пришёл?» Человек в сером бросился вперёд, подняв руку для блока, и воскликнул: «Не нужно много церемоний, не нужно много церемоний!» Фу Цинчжу почувствовал, что его рука будто упёрлась в сухую ветку. Он внезапно взмахнул пальцами, словно алебардами, целясь в акупунктурную точку на левом плече человека в сером. Человек в сером не уклонился и не дрогнул, а вместо этого шагнул вперёд. Два пальца Фу Цинчжу попал ему прямо в точку. Человек в сером, казалось, ничего не заметил, небрежно рассмеявшись: «Почтенный Преждерождённый, не надо шутить!» Он слегка отступил назад, сложил руки в ритуальном поклоне «И» и сказал: «Позднерождённый почтительно приветствует». Фу Цинчжу не осмелился пренебречь ритуалом и тоже сложил ладони в ответ. Обе формы ладоней затрепетали на яростном ветру, словно незримо столкнувшись. Фу Цинчжу отступил на три-четыре шага, а человек в сером покачнулся, едва не упав.

В этот момент И Ланьчжу подошла и встала между ними. Она обратилась к Фу Цинчжу: «Дядя Фу, это Лин Вэйфэн, Божественный Луч гор Тянь-Шань!» Затем она сказала Лин Вэйфэну: «Это Преждерождённый Фу Цинчжу из клана «Отсутствия предела» — Уцзи Пай». Лин Вэйфэн воскликнул: «Ай-я, так это и есть Божественный Лекарь Фу! Упущение в ритуале! Проявил неуважение!» Он поспешно поклонился снова, на этот раз искренне, совершил поклон со сложением рук, в этот раз вовсе не выпуская никакой энергии из ладоней.

Фу Цинчжу, видя, что его называют «божественным лекарем», ясно понял, что тот восхищается его врачебными навыками, а отнюдь не боевым мастерством. Он слегка улыбнулся, подумав: «Твои боевые искусства немного лучше моих, но трудно поверить, что ты смог победить Чу Чжаонаня всего за несколько приёмов». Он не подозревал что  Лин Вэйфэн и Чу Чжаонань имеют «общие истоки» в своём гунфу. Чу Чжаонань был поражён, увидев стиль атаки Лин Вэйфэна, и в панике был сражён ударом ладони, поспешно убежав. Поэтому, когда Фу Цинчжу прошлой ночью в разведке на горе Утайшань сражался с Чу Чжаонанем, он обнаружил, что сила Чу Чжаонаня, похоже, значительно уменьшилась. Причина была в том, что Чу Чжаонань только что отведал удар ладонью Лин Вэйфэна.

Фу Цинчжу снова поклонился, внимательно разглядывая Лин Вэйфэна. Этот легендарный человек из-за пустыни был среднего телосложения, не особенно крепким, и, что самое примечательное, имел два уродливых сабельных шрама на лице. Увидев, как Фу Цинчжу пристально смотрит на него, Лин Вэйфэн улыбнулся и сказал: «Старый мастер Фу, пожалуйста, сначала взгляните на моего друга!» Фу Цинчжу взглянул на лицо Янь Чжунтяня и невольно вскрикнул от удивления, схватил Янь Чжунтяня и убежал. Лин Вэйфэн в недоумении последовал за ним. Фу Цинчжу подвёл Янь Чжунтяня к горному ручью и сказал ему: «Выпей несколько глотков воды, а затем опорожни желудок на рододендроны». Янь Чжунтянь послушался, и букет ярких азалий мгновенно завял от брызг, лепестки упали на землю.

Лин Вэйфэн от изумления едва не онемел, с трудом ворочая языком, спросил: «Что это за яд? Такой мощный!» Фу Цинчжу посмотрел на азалии, на которые вырвало Янь Чжунтяня, теперь из ярко-красных ставших белыми, и с удивлением сказал: «Император Канси весьма сведущ в ядах. Это яд, приготовленный из павлиньей желчи из Тибета и «красной макушки журавля с озера Дяньчи» — мышьяка из Юннани. Если проглотить этот яд, то смерть придёт меньше чем за полчаса. Как ему удалось продержаться так долго?» Лин Вэйфэн ответил: «Я дал ему пилюлю нефритового духа, сделанную из снежного лотоса с гор Тяньшань».

Фу Цинчжу молча кивнул, затем потянул Янь Чжунтяня за собой, но шёл очень медленно. Когда Янь Чжунтянь попытался использовать своё гунфу лёгкости, Фу Цинчжу удержал его. Янь Чжунтянь, наблюдая, как меняют цвет азалии, охваченный страхом, спросил Фу Цинчжу: «Есть ли противоядие от этого яда?» Фу Цинчжу ответил: «Я сделаю всё, что смогу». Лин Вэйфэн спросил: «Если этот яд так силён, почему Канси сначала выпил чашку?» Фу Цинчжу сказал: «Для противоядия от павлиньей желчи и мышьяка требуются отборный женьшень с горы Чанбайшань, тянь-шаньский снежный лотос и цветки тибетского дурмана. Эти ингредиенты нужно измельчить вместе с хэтяньским нефритом, растворить в мышьяковой слюне и получить противоядие. Более того, его нужно принять немедленно. Тянь-шаньский снежный лотос – лишь один из ингредиентов противоядия. Канси осмелился выпить яд первым, потому что, должно быть, принял противоядие заранее». Янь Чжунтянь выглядел обеспокоенным и сказал: «Все эти ингредиенты – редкие сокровища. Где мы можем найти их, кроме как в императорском дворце?» Фу Цинчжу улыбнулся и ответил: «Выпей этот яд кто другой, он уже был бы безнадёжен. Возможно, у тебя есть путь к спасению. Ничего не спрашивай, просто следуй за мной».

Они медленно возвращались к дому семьи Ву. Ву Цюнъяо и её брат, поняв, что лама в красном одеянии не был плохим человеком, подошли с извинениями. Ву Чэнхуа улыбнулся и указал на ламу, а затем на свой нос, сказав: «В этот раз я тебя побил, не принимай близко к сердцу. В следующий раз, если будешь с кем-нибудь драться, я обязательно тебе помогу!» Хотя лама в красном одеянии не понял слов, но догадался, что он имел в виду, и широко раскрыл рот в приветливой улыбке.

Когда Фу Цинчжу и остальные возвращались, кто-то уже успел разнести новости. Староста Ву и Хань Чжибан вышли поприветствовать их. Хань Чжибан был вне себя от радости, увидев Лин Вэйфэна воскликнул: «Редкий гость! Редкий гость!» Лин Вэйфэн сказал: «Глава Хань, вы послали людей, чтобы найти меня, но я понятия не имел, что они меня ищут, и всё же нашёл вас первым». Хань Чжибан ухмыльнулся и взял его за руку, сказав: «Я больше не глава. Пойдёмте и познакомьтесь с нашим новым главным вождем». Затем он поспешно втащил его внутрь, крикнув: «Сестра Лю, с нами также Божественный Луч с гор Тайшань! Ты должна выйти и посмотреть на него!» Покричав, он сказал Лин Вэйфэн: «Наша новая глава — настоящая героиня среди женщин, и она — человек, которым я восхищаюсь больше всего в своей жизни, после моего старшего брата».

Не успел он договорить, как Лю Юйфан в сопровождении хэшана Тунмина выскочил из зала. Тунмин бросился вперёд с криком: «Кто из вас Божественный Луч горы Тяньшань? Я хотел бы сначала увидеть тебя!» Лин Вэйфэн улыбнулся и протянул руку. Тунмин крепко сжал её, думая: «Давай проверим силу твоего Божественного Света Тяньшаня!» Лин Вэйфэн, казалось, понял его намерение и рассмеялся: «Не прилагай столько усилий!» Тунмин схватил руку Лин Вэйфэна, обнаружив её мягкой и бескостной, словно ватный шарик, без какого-либо рычага. Пока он размышлял, «вата» внезапно превратилась в «железный стержень», и рука Тунмина заныла. Он быстро отпустил её, сказав: «Поистине превосходное мастерство! Я восхищаюсь тобой!»

В этот момент к нему подошла Лю Юйфан и улыбнулась: «Тунмин, не скандаль!» Звук её голоса был нежен, но этот нежный голос был подобен камешку, брошенному в озеро сердца Лин Вэйфэна.

Сердце Лин Вэйфэна ёкнуло, тело слегка задрожало, и он намеренно принял ленивый вид, сказав: «Должно быть, это Лю Юйфан, известная в мире рек и озёр  как «Меч Облачной Парчи»   [Также можно перевести, как Меч Утренней зари], верно? Поздравляю с присвоением звания Главного Вождя». Затем он улыбнулся и добавил: «Поздняя весна, март, лучшее время года в Цзяннани, и всё же Главный Вождь Лю проделала весь этот путь из Хэнани на северо-запад. Неужели всё это только из-за этого мерзавца, Додо?»

Лю Юйфан остолбенела, растерявшись от грубости этого человека, и с трудом выдавила улыбку: «Неужели Герой Лин имеет в виду, что нам не следовало приезжать?» Лин Вэйфэн воскликнул: «Как я смею так говорить такие слова! Просто из-за одного Додо не стоило поднимать такой шум. Чтобы вернуть «горы и реки» народа Хань, тайно убить одного-двух человек – это делу не поможет». Хэшан Тунмин недовольно произнёс: «Мы, старая гвардия Лу-Вана, были окружены правительственными войсками в Цзяннани, там «ноги некуда было поставить», никакой опоры не было. Мы, несколько мастеров, прибыли на Северо-запад, дабы здесь основать великое дело, заложить основу династии. То, что мы столкнулись с Додо – всего лишь случайность. Неужели Герой Лин насмехается над нами из-за этого?»
Лин Вэйфэн согнул обе руки перед собой и рассмеялся: «Как я смею, как смею! Однако, ради добиться великого дела, думаю, всё равно нужно вернуться на Юг». Фу Цинчжу уловил в его словах некую уверенность, и спросил: «Что ты имеешь в виду?» Лин Вэйфэн указал на ламу в красном одеянии и сказал: «Он принёс крайне важную тайну. Давайте войдем и поговорим. Но сначала, пожалуйста, займись лечением этого приятеля», – и он указал на Янь Чжунтяня.

Видя, как Лин Вэйфэн выставляет перед собой скрученые руки, Лю Юйфан вдруг вспомнила свои старые сердечные тайны. Этот человек манерами напоминал друга её детства, но внешность у них была совершенно разная. Тот друг был красивым молодым человеком, а этот Лин Вэйфэн был совершенно непривлекательным. Она невольно несколько раз взглянула на ему в лицо.

Когда все вошли во внутренний зал, Фу Цинчжу отвёл Янь Чжунтяня в тихую комнату и сказал: «Если бы это отравленное вино выпил кто-то другой, его бы действительно уже нельзя было бы спасти. К счастью, Лин Вэйфэн дал тебе «Снежный лотос с горы Тяньшань», который может временно поддержать тебя. Поскольку ты практиковал совершенствование внутренней энергии, можешь попробовать «цигун-терапию». Тебе нужно успокоить свой ум, сосредоточить внимание на даньтяне и медитировать в этой комнате двадцать четыре стражи, чтобы вывести яд в кишечник. Затем я дам тебе слабительное, для очищения, а затем ты примешь лекарство для укрепления основы твоего тела, всё должно пройти без вреда». Янь Чжунтянь был вне себя от радости и поблагодарил Фу Цинчжу. Он спросил о позе медитации и методе дыхания в этой «цигун-терапии», которые оказались похожи на изученные им «сидячие упражнения». Он тут же закрыл глаза, сел, скрестив ноги, и начал медитировать в тихой комнате.

Закончив с хлопотами, Фу Цинчжу пошел в зал и увидел толпу героев с мрачными лицами. В зале висела мертвенная тишина. Лин Вэйфэн улыбнулся и сказал: «Старший Фу здесь, мы можем кое-что обсудить». Фу Цинчжу спросил: «Что случилось?» Лин Вэйфэн улыбнулся и спросил: «Господин Фу, когда вы с госпожой Мао вчера вечером были на горе в разведке, вы слышали, о чём Чу Чжаонань говорил с императором?»

Фу Цинчжу немного подумал и сказал: «Кажется, я слышал, как они говорили об У Саньгуе, и Канси выглядел очень рассерженным». Затем он внезапно вспомнил что-то и спросил Лин Вэйфэна: «Вчера вечером это ты «летящими с ветром камнями» разбил стеклянные лампы на бронзовой пагоде?». Лин Вэйфэн кивнул и сказал: «Верно!» Затем Фу Цинчжу спросил: «Ты упомянул о У Саньгуе. У Саньгуй имеет к нам какое-то отношение?»
[У Саньгуй – китайский полководец, предал династию Мин, и служил маньчжурам. Но в дальнейшем предал и их, попытавшись основать собственное государство.]

Лин Вэйфэн скрестил два пальца и рассмеялся: «Имеет огромное отношение. У Саньгуй собирается предать Цин». Фу Цинчжу был ошеломлён: и хотел верить, и не мог поверить этому.

У Саньгуй был известным предателем, который в былое время помог армии маньчжуров пересечь Великую Стену. В это время он официально носил титул «Князем умиротворителем Запада» со столицей в Куньмине и управлял провинциями Юньнань и Сычуань. Он был самым доверенным удельным князем цинского правительства. Известие о том, что он собирается восстать против императорского двора, стало для всех полной неожиданностью.

Фу Цинчжу и верил, и не верил. Видя это, Лин Вэйфэн рассмеялся: «Лама в красном одеянии и Янь Чжунтянь – свидетели!» Вторжение цинской армии на Центральную равнину произошло благодаря трём предателям династии Мин: У Саньгуя, Шан Кэси и Гэн Чжунмина, причём «подвиги» У Саньгуя был наибольшими. После того, как маньчжуры вошли на Центральные равнины, они дали У Саньгую ленное владение, назвав его «Князем умиротворителем Запада»,  Шан Кэси стал «Князем умиротворителем Юга»,  и правителем провинцией Гуандун, а Гэн Чжунмин был пожалован званием «Князя Цзиннаня» и стал правителем провинции Фуцзянь. Эти три предателя известны как «Три вассала». После восшествия Канси на престол Центральные равнины были в значительной степени умиротворены, и власть маньчжуров упрочилась. Канси был мудрым и амбициозным правителем; как он мог терпеть, чтобы «Три вассала» сохраняли свои армии и основывали собственные государства? Поэтому он тайно приказал им подать прошение об отставке. У Саньгуй и Гэн Цзинчжун (внук Гэн Чжунмина, унаследовавший титул «Князя Цзиннаня») проигнорировали это, не поверив в волю «дворца». Однако Шан Кэси был хитрее. На десятом году правления императора Канси он подал прошение о передаче титула «князя» своему сыну, Шан Чжисину. Неожиданно, после подачи прошения, император Канси издал императорский указ, не только удовлетворявший прошение, но и приказывающий Шан Кэси привести своих подчинённых генералов в Ляодун для «мирной отставки». Этот императорский указ сильно встревожил У Саньгуя, который опасался, что «сокращение княжеской власти» станет реальностью, и поэтому вынашивал мысли о восстании против двора Цин.

В то время правительство Цинской династии не контролировало монгольские и тибетские регионы. Тогда У Сангуй отправил своего доверенного лица, Чу Чжаонаня, вглубь Тибета на встречу с «Живым Буддой» Далай-ламой. Они договорились, что если У Сангуй одержит верх, монгольские и тибетские регионы также начнут восстание; если же У Сангуй окажется в невыгодном положении, Далай-ламе будет предложено выступить в роли «посредника». Это был также запасной план, подготовленный У Сангуем на случай провала. Его истинной целью было не восстановление независимого Китая, а защита собственных интересов. Помимо контактов с Далай-ламой, У Сангуй также посылал других гонцов к Шан Кэси и Гэн Цзинчжуну, для поддержания связи.

Переговоры Чу Чжаонаня с Далай-ламой прошли очень гладко. Далай-лама отправил с ним в Юньнань Ламу в красной мантии для донесения. Проезжая через Шаньси, они остановились на горе Утай, чтобы присутствовать на церемонии освящения статуи бодхисаттвы Манджушри. Однако Чу Чжаонань тоже был человеком, ослепленным жадностью и амбициями. Он наблюдал за ситуацией и понимал, что восстание У Сангуя обречено на провал, поэтому он задумал предать своего господина и перейти на сторону Цин. Поэтому на горе Утай он без колебаний вступил в бой против героев и обнажил меч, чтобы спасти Додо. Лама в красной одежде увидел, как тот вступил в бой, и разгадал некоторые из его способностей. Позже, когда Чу Чжаонань и Фу Цинчжу вместе упали в глубокую долину, Лама в красной мантии спустился вниз, чтобы их найти. Как только Чу Чжаонань увидел его, он заподозрил неладное и немедленно напал. Хотя Лама в красной мантии овладел искусством Железной Рубашки, он не смог противостоять невероятной внутренней силе Чу Чжаонаня. Если бы он случайно не встретил Лин Вэйфэна, он бы погиб от руки Чу Чжаонаня.

Лин Вэйфэн пересказал всю историю спасения ламы в красной одежде. Все помолчали, затем Фу Цинчжу спросил: «Значит, прошлой ночью Канси и Чу Чжаонань обсуждали предполагаемый мятеж У Сангуя?» Лин Вэйфэн ответил: «Именно. Я слышал от Янь Чжунтяня, что Канси готовится отправить доверенных лиц в Гуандун и Фуцзянь для наблюдения за Шан Кэси и Гэн Цзинчжуном, а также отправить посланников в Сычуань, чтобы поручить генерал-губернатору Сычуани и Шэньси Чжао Ляндуну принять меры против У Сангуя».

Лю Юйфан погрузилась в размышления, и медленно произнесла: «Раз так, мы должны опередить посланцев императора Канси». Едва она это сказала, как снаружи донеслись человеческие крики и ржание боевых коней.

Тем временем Додо потерпел сокрушительное поражение от героев на горе Утайшань и пришел в ярость. Той же ночью Фу Цинчжу и Мао Ваньлянь провели разведку на горе, вызвав большой переполох в храме Цинлян. Додо узнал об этом в полночь, и его гнев только усилился. Однако он был слишком тяжело ранен, чтобы встать с постели, поэтому он мог только позвать княгиню Налань, чтобы узнать подробности. Неожиданно, ждать прибытия княгини пришлось довольно долго. Она, едва пришла, тут же сообщила, что Чжан Хуачжао, которого он лично захватил в тот день, сбежал. Додо сразу заподозрил неладное. Чжан Хуачжао был заключен в заднем зале его покоев; как же он мог ничего не слышать о его бегстве? Княгиня Налан, по лицу заметив подозрения мужа, улыбнулась и сказала: «Посмотри на себя, переживаешь из-за таких пустяков. Тебе бы отдохнуть и залечить раны! Хотя нападавшие и опытны, храм находится под усиленной охраной; им не удастся сбежать. Если ты хочешь обвинить слуг в побеге убийц, то обвини меня! Я отвечала за наблюдение за стражей, охранявшей убийц!» Увидев нежную улыбку жены, Додо больше не мог возражать. Он даже не стал вызывать стражников, охранявших Чжан Хуачжао, для допроса. На самом деле, даже если бы он их вызвал, он бы ничего не узнал. Стражники особняка Князя Ао боялись княгини больше, чем его самого. Княгиня освободила человека, так как же стражники смели это разглашать?

Однако у Додо были другие планы. Ранним утром он вызвал Чжан Чэнбиня, заместителя командующего Императорской гвардией, и приказал ему возглавить три тысячи императорских гвардейцев для тщательного обыска окрестных деревень. Додо, как принц крови, контролировал императорскую гвардию, и Чжан Чэнбинь, естественно, беспрекословно подчинился.

Поместье семьи Ву было большой деревней у подножия горы, а его хозяин, мастер Ву, был известной фигурой в мире рек и озёр. Чжан Чэнбинь, также происходивший из мира цзянху, когда-то уже имел шапочное знакомство с мастером Ву. Как только Чжан Чэнбинь спустился с горы, он отправился в поместье семьи Ву. Слуги поместья, переодетые в крестьян, работающих в полях, выглядели растерянными, и были схвачены и допрошены императорской гвардией. Некоторые, не выдержав избиений, признались, что в поместье приехало много гостей. Чжан Чэнбинь был вне себя от радости. По его приказу тысячи императорских гвардейцев немедленно выстроились в боевой строй, плотным кольцом окружив поместье семьи Ву.

Услышав эту новость, герои, находящиеся внутри, разом вскочили. Монах Тунмин вытащил «нож запрета» и крикнул: «Давайте прорвёмся!» Ву Юаньин погладил бороду и промолчал. Лю Юфан взглянула на монаха Тунмина и сказала: «Как с этим справиться, нужно спросить старого героя Ву». Она знала, что сегодняшняя ситуация отличается от вчерашнего мятежа на горе Утай. Сегодня они были окружены, и в опасности были даже женщины, дети и старики деревни семьи Ву. Как они могли действовать безрассудно? Ву Юаньин сказал: «Я поднимусь на стену и посмотрю. Всем героям пока временно не следует показываться на виду».

Ву Юаньин поднялся на гребень земляной стены, окружавшей посёлок, и у него в глазах зарябило от блеска оружия. Три тысячи нукеров личной охраны императора были облачены в тяжёлые доспехи, и держали в руках готовые к стрельбе тугие луки. Когда его заметили, раздался крик: «Войско императора прибыло в хутор Вуцзячжуан, давайте-ка, обеспечьте приём, открывай проход!»
Ву Юаньин придал себе беззаботный вид: «Войско императора столь огромно, убогий хутор всех не вместит! Прошу высших офицеров пройти вперёд, и испить чаю!»
Чжан Чэнбинь, всегда отличался осторожностью, заколебался, увидев выражение лица У Юаньина. Он подумал: «У Юаньин — благородный человек и видная фигура в мире рек и озёр. Если я здесь никого не найду, меня подымет на смех все сообщество мастеров боевых искусств». Но ситуация требовала действий, и он решил, что войти внутрь не повредит. Тогда он громко вскричал: «Раз уж вы боитесь принять большую армию, я пошлю своего генерала с тремя сотнями воинов. Мастер Ву — авторитет в мире цзянху; надеюсь, что он будет прибегать к коварным уловкам». Он взмахнул своим командным флагом, и ряды воинов внезапно расступились, открыв взору десять медных пушек.

Ву Юаньин изначально собирался сцапать самого генерала, но Чжан Чэнбинь послал вместо себя заместителя, стало ясно, что он провёл некоторые приготовления. В такой ситуации брать помощника полководца было не выгодно, этим делу не помочь, к тому же неизбежно начнётся резня в деревне – великое бедствие.

Староста Ву был явно взволнован, и герои внутри поместья тоже пришли в беспокойство. Лю Юфан произнесла: «Похоже, дело дошло до того, что придётся вступить в тяжёлый бой!» Она решительно встала, готовая организовать построение, но не смогла найти двух заместителей Хань Чжибана, Хуа Цзишань и Ян Ивэй. Она нахмурилась и спросила Хань Чжибана, но он тоже не знал, куда они делись.

В это время Янь Чжунтянь медитировал в тихой комнатке по методу старого лекаря, и обнаружил, что ему вдруг стало невыразимо хорошо. Всю свою жизнь он провел в смертельном риске, в суматохе борьбы за власть у него не было времени просто так спокойно посидеть и дать волю мыслям. Сейчас он немного посидел в медитации, и все тяжёлые думы полностью развеялись. Вдруг на него нахлынули мысли о неблагодарном императоре, о рыцарской справедливости в мире цзянху, он ещё раз вспомнил творимые им дела, ему стало нестерпимо стыдно за то, что всю свою жизнь он был «псом и кречетом» императора, которого тот натравливал на достойных и благородных людей. А теперь посторонний человек с риском для собственной жизни вдруг взял, да и спас его самого. Мысли стали как волны, накатываться и разбиваться одна о другую. Фу Цинчжу велел ему успокоиться в медитации, но сейчас у него внутри был не мир, а поле битвы.

Пока Янь Чжунтянь был погружен в свои мысли, он вдруг услышал приглушенные голоса из соседней комнаты. Хотя голоса были тихими, их было отчетливо слышно в тихой комнате. Разговаривали двое. Один сказал: «Императорская гвардия снаружи плотно окружила поместье, так, что и ветер не прорвётся. Брат Ян, каковы твои планы?» Другой ответил: «Какие у нас планы? Будем просто сидеть здесь и ждать смерти! Брат Хуа, пусть будет так. Но я тебе попеняю; ты думаешь только о своих делах. Я беспокоюсь о тысячах мужчин, женщин и детей в поместье семьи Ву. Боюсь, никто из них не переживёт сегодняшней катастрофы!» Тот, кого звали братом Хуа, вздохнул и сказал: «Мастер Ву всю свою жизнь был хорошим человеком, но неожиданно он оказался в таком ужасном положении!»

Янь Чжунтянь отчетливо расслышал каждое слово, особенно фразу: «Не думай только о своих делах». Казалось, тысяча стрел пронзила его сердце, и он был крайне обеспокоен. Он стиснул зубы и резко встал, больше не обращая внимания на указание Фу Цинчжу спокойно посидеть день и ночь. Он вихрем распахнул дверь и вышел прямо из поместья. В это время крестьяне суетились, входя и выходя из поместья, и в этой суматохе никто не обратил на него внимания.

За пределами поместья Ву Юаньин оказался в затруднительном положении. Он не мог отказать заместителю Чжан Чэнбиня в просьбе войти. Немного подумав, он решил смириться и открыть ворота поместья, а там уже действовать по ситуации.

Заместитель генерала, самодовольный и высокомерный, входил в поместье во главе трехсот императорских гвардейцев. Но как только они вошли, раздался громкий голос: «Что вы здесь делаете? Чжан Чэнбинь здесь? Скажите ему, чтобы он пришёл ко мне!» Генерал поднял глаза и увидел, что это не кто иной, как Янь Чжунтянь, самый доверенный советник императора и командующий дворцовой стражей. Испугавшись, он поспешно ответил: «Я не знал, что вы здесь. Чжан Чэнбинь снаружи». Янь Чжунтянь сказал: «Убирайтесь отсюда! Скажите ему, чтобы он вошёл!» Заместитель послушно подчинился.

Чжан Чэнбинь был очень удивлен, увидев его заместитель сначала въехал в ворота, а потом неожиданно вернулся обратно. Он хлестнул лошадь, и приблизившись, увидел на стене человека, который рассмеялся ему в лицо: «Чжан Чэнбинь, как ты справился с делом, по которому император попросил меня дать тебе указания прошлой ночью? Ты мне еще не доложил!»

Чжан Чэнбинь был весьма удивлен, увидев Янь Чжунтяня. Но на вопрос он был вынужден лишь почтительно ответить: «Вчера вечером Ваш презренный слуга искал беглецов, но никого не нашел. Хотел увидеть Его Величество, но Государь был недоступен. Сегодня утром принц Ао рано утром отправил меня сюда». Янь Чжунтянь слегка улыбнулся и сказал: «Его Величество сейчас тебя ищет! Я сюда приехал почтительно навестить друзей. Тебе не нужно заходить; а следует поскорее вернуться!» Во дворце Янь Чжунтянь был, начальником Чжан Чэнбиня и передавал императорские приказы. Получив приказ императора, Чжан Чэнбинь не имел другого выбора, кроме как задвинуть подальше приказы принца Ао.
[Принц Ао – это титул князя Додо по названию центральных провинций, ныне провинция Хубей. Эта провинция была удельным княжеством Додо. ]
Он поклонился, прижав руки по швам, и ответил: «Да, господин!», после чего повел свои войска в отступление.

Янь Чжунтянь стоял на вершине стены, наблюдая, пока императорская гвардия полностью не скрылась, а затем медленно опустился вниз. Фу Цинчжу подошел, взглянул на него и быстро поддержал. Лицо Янь Чжунтяня было мертвенно бледным, он покачнулся: «Спасибо, но со мной всё кончено!» Он чувствовал, будто тысячи крошечных змей кусают его изнутри; он изо всех сил держался, но теперь больше не мог этого выносить.

Ву Юаньин был потрясён увиденным. Он подошёл, взял Янь Чжунтяня за руку и со слезами на глазах сказал: «Брат Янь, мы все очень благодарны тебе!» На лице Янь Чжунтяня проявилась тончайшая улыбка: «Это единственное доброе дело за всю мою жизнь. Теперь, когда я это сделал, я могу умереть спокойно!» После этих слов его глаза сверкнули. Фу Цинчжу взял его за руку и почувствовал, что пульс остановился. Он вздохнул и молча поднял его мертвое тело.

Хань Чжибан, не зная, что Янь Чжунтянь уже мертв, подошёл и спросил: «Есть ли надежда спасти его?» Фу Цинчжу печально ответил: «Даже если повернуть вспять Небо, это невозможно! Он принял самый сильный яд и всю ночь бешено носился. Хотя его защищал Снежный Лотос с горы Тяньшань, но яд уже распространился по всему телу. Лечение методом цигун, которому я его обучил, требовало как минимум день и ночь медитации, но это усилие по спасению деревни полностью истощило его дух, энергию и силы!» Хань Чжибан нахмурился и спросил: «Как он об этом узнал?» Ян Ивэй и Хуа Цзишань смотрели друг на друга, не смея говорить. Они специально спровоцировали Янь Чжунтяня на действие, но не ожидали, что яд окажется столь сильным.

Лю Юфан внимательно наблюдала за всем этим, но в разговор не вмешивалась. Она подумала: «Эти двое, возможно, и не отличаются разборчивостью в средствах, но они сделали все это, чтобы спасти всю деревню». Поэтому она не хотела ругать их и подвергать наказанию. Наконец она произнесла: «Смерть Янь Чжунтяня стоила того. Однако, хотя Императорская гвардия и была остановлена, это была лишь временная тактика, «стратагема оттягивания солдат». Как только они разберутся в ситуации, обязательно начнется более масштабное наступление. Мы должны действовать быстро и как можно скорее составить план».

После короткого обсуждения ;было решено покинуть поместье и бежать. Отец и дочь семьи Ву, вместе со слугами поместья, останутся в Шаньси вместе с Хуа Цзишанем и Ян Ивэем, чтобы возглавить Тяньдихуэй – тайное «Общество Неба и Земли» на северо-западе. Лю Юфан и Хань Чжибан отправятся в Юньнань, чтобы оценить положение У Сангуя. Они знали, что У Сангуй преследует лишь личную выгоду, но хотели использовать его конфликт с цинским двором для восстановления династии. Фу Цинчжу и Мао Хуаньлянь отправятся в Сычуань, чтобы понаблюдать за ситуацией. Монах Тунмин, Чан Ин и Чэн Тун отправятся в Гуандун, чтобы перехватить агентов Цин. Что касается И Ланьчжу, она вызвалась в одиночку отправиться в Стольный град, чтобы попытаться спасти молодого господина Чжана. Остальные посчитали это опасным и уже собирались остановить её, но Фу Цинчжу, вспомнив множество странных событий прошлой ночи, взглянул на неё и сказал: «Отпустите её; она самая подходящая кандидатура!»

Так было суждено было судьбой, что героям пришлось рассеяться во все стороны, и повсюду в мире рек и озер поднялся ветер и начался шторм.


Хотите узнать, что произошло дальше? Пожалуйста, прочитайте следующую главу!