Богатая страна, бедная страна

Одна из частей Проекта "90/10"


Глава 1. Почему одни страны богатые, а другие бедные

Разрыв между богатыми и бедными странами не случаен и не является следствием географии, климата или врождённых особенностей народов. Исторический опыт показывает: уровень развития определяется прежде всего качеством институтов — тех правил, которые управляют распределением ресурсов, защитой собственности, механизмами ответственности власти и степенью участия общества в принятии решений. Страны, формирующие инклюзивные институты, где широкие слои населения включены в экономическую и политическую жизнь, постепенно наращивают капитал, инновации, человеческий потенциал и устойчиво двигаются вверх. Страны, где доминируют экстрактивные институты — захват ресурсов узкой группой, монополии, подавление конкуренции, силовое перераспределение и коррупция — погружаются в застой, нищету и циклы насилия. Эти траектории не возникают внезапно: они складываются столетиями, передаются от империй к республикам, от диктатур к олигархиям. Какими бы ни были природные богатства, институциональная ловушка способна сделать бедной даже страну с огромными запасами нефти, газа, земли, воды и полезных ископаемых. Богатство не спасает от бедности, если оно захвачено несколькими руками.
Инклюзивные институты создают пространство возможностей: предприниматель может открыть дело, не опасаясь рейдерства; крестьянин знает, что плоды его труда не будут изъяты насильно; инновации не блокируются монополиями; суды защищают слабого от сильного; налоговая система прозрачна; власть сменяется без крови; образование и здравоохранение доступны, что повышает человеческий капитал. Так формируется длинная цепь: защита прав ; доверие ; инвестиции ; инновации ; рост. Затем — обратная связь: рост укрепляет институты, институты — рост. Это и есть «добродетельный круг».
Экстрактивные институты, напротив, создают противоположный цикл. Когда узкая элита контролирует ресурсы и власть, она естественным образом стремится сохранить монополию, запрещая конкуренцию, ограничивая образование, подавляя политическую активность, блокируя технологические новшества, создавая удобную для себя вертикаль принуждения. Любая угроза её привилегиям — реформы, модернизация, независимые суды, сильные регионы, свободные СМИ, высокие зарплаты, появление среднего класса — воспринимается как опасность. Поэтому развитие подавляется, экономика деформируется, а любые перемены проходят через хаос и насилие. Так возникает «порочный круг»: бедность рождает авторитаризм, авторитаризм закрепляет бедность.
История показывает: ключевые «точки перелома» — чума XIV века в Европе, промышленная революция, революции XVIII–XIX веков, распад империй, деколонизация, крах СССР — либо ослабляли экстрактивные институты, либо, напротив, усиливали их. Разница в реакции на такие моменты определяла судьбу на столетия. Там, где широкие слои общества смогли объединиться и ограничить власть элит, начиналось движение к процветанию. Там, где власть оставалась у узкого круга, происходила реставрация старых порядков, а после неё — неизбежный упадок.
Но всё это приводит нас к фундаментальному выводу: страны становятся богатыми, когда богатство становится выгодным для большинства, а не только для меньшинства. То есть когда выгода от развития распределена широко, а выгода от стагнации — узко. Именно в таких условиях элиты, бизнес, регионы, учёные, крестьяне, рабочие и государство начинают играть в одну игру — игру долгого развития, а не краткого извлечения ренты.
Сегодня этот ответ особенно важен, потому что цивилизация снова стоит у «точки перелома»: климат, технологии, энергетический переход, новые модели труда, кризисы доверия, цифровое неравенство. Переход к новому обществу возможен только через обновление институтов — через модели, которые дают гражданину не подачку, а долю, не милость, а участие, не обещание, а гарантии. Модели, подобные концепции «Хранителя», где ресурсы принадлежат всем, но ответственность — тоже общая; где дивиденд — не только доход, но и этика; где национальное богатство перестаёт быть добычей и становится наследством; где власть ограничена прозрачностью, технологиями и участием миллионов.
Поэтому вопрос «почему одни страны богатые, а другие бедные» — это не вопрос про деньги. Это вопрос про устройства общества, про то, кому выгодно будущее и кому выгодно прошлое. Богаты те страны, где богатство создаётся многими и распределяется коэффициенту трудового участия; бедны те, где богатство создаётся многими, а присваивается криминальным и бессовестным меньшинством. И потому главный вызов XXI века — это не экономический и не технологический, а ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЙ: как построить такие правила, при которых процветание становится коллективным, а не элитарным. Именно от этого выбора зависит, появится ли новое общество Хранителей — или мир продолжит вращаться в круге старых экстракций.


Глава 2. Почему природные ресурсы не делают страну богатой

Распространено мнение, что страны богатеют, когда обладают нефтью, газом, полезными ископаемыми или огромными плодородными землями. Кажется логичным: чем больше природных сокровищ, тем выше уровень жизни. Однако история показывает обратное. Наиболее обеспеченные природными богатствами государства часто оказываются бедными, коррумпированными, конфликтными, авторитарными и зависимыми от внешних сил. Между тем малоресурсные страны — Япония, Сингапур, Швейцария, Южная Корея — превращаются в процветающие, технологические и устойчивые общества, где каждый гражданин ощущает свою ценность.
Этот парадокс стал ключевым вопросом политэкономии: почему ресурсы не дают богатства? Почему страны, изобилующие природной рентой, развиваются хуже тех, кто вынужден жить «с нуля»? Причина проста и глубокая одновременно: природные ресурсы концентрируют власть. Экономика начинает вращаться вокруг добычи, перераспределения и присвоения ренты. Со временем элиты перестают зависеть от труда народа, от качества институтов, от образования, инноваций и демократии. Государство получает деньги не от развития людей, а от продажи нефти, газа или минералов. В результате исчезает ключевой механизм прогресса — необходимость опираться на потенциал всего общества.
Когда страна бедна ресурсами, ее экономика вынуждена строиться на человеческом капитале. Каждому ребёнку нужно образование, каждому взрослому — профессиональный рост. Правительство вынуждено заботиться о создании благоприятного инвестиционного климата, о защите частной инициативы, о честных судах, независимых налоговых системах и прозрачных правилах. Такие страны растут, потому что политике некуда деваться: развитие людей — единственный способ выживания.
Но страны, погружённые в ресурсы, оказываются в ловушке лёгких денег. Рента становится наркотиком, который разрушает необходимость реформ, подавляет конкуренцию, деформирует институты, ослабляет мотивацию общества. Труд теряет ценность, а инновации — привлекательность. Всё, что нужно правящей элите, — контролировать поток сырьевых доходов. Это создаёт опаснейший дисбаланс между народом, который создает ценность, и властью, которая её присваивает. Отсюда — коррупция, криминал, деградация образования, слабая медицина, отчуждение граждан, массовая эмиграция талантов, зависимость от мировых цен и бесконечные социальные кризисы.
Поэтому природные ресурсы сами по себе не дают богатства — они дают искушение. Богатство появляется не из сырья, а из того, как страна его использует. Вот почему модель «90/10» предлагает радикально иной подход: ресурсы — общие, доход от них — общий, рента превращается в инвестиции в людей и в дивиденды для каждого. Только в этом случае ресурсы перестают быть проклятьем и становятся благословением. Без справедливого механизма владения ресурсами развитие невозможно. Вот почему многие страны бедны: природные богатства принадлежат не народу, а узкому кругу.

Глава 3. Рента, паразитизм и «ресурсное проклятие»: как сырьё уничтожает институты

Когда экономисты говорят о «ресурсном проклятии», они имеют в виду не нефть, газ или алмазы сами по себе. Проклятие — это не ресурс, а способ его присвоения. Нефть не делает страну бедной. Газ не вызывает авторитаризм. Алмазы не производят коррупцию. Всё это делает рента — сверхприбыль от сырья, которая поступает в карманы немногих, а не многих. Именно рента превращает элиту в паразитов, институты — в инструменты личного обогащения, а народ — в источник прибыли, но не власти.
Почему так происходит? Рента — это прибыль, не связанная с трудом. Она не требует инноваций, образования, технологий или участия миллионов граждан. Достаточно контролировать скважину, месторождение, порт или трубу — и богатство течёт само. Там, где богатство рождается без труда и без народа, там элита стремится исключить общество из процесса управления. Там формируется культура силы, а не закона; монополий, а не конкуренции; лояльности, а не профессионализма; пассивности населения, а не гражданской активности. Рента создаёт политический менталитет, в котором народ становится не субъектом, а помехой.
Так формируется «паразитическая вертикаль»: элита присваивает ренту, власть обеспечивает ей политическую защиту, а государственные структуры превращаются в механизм охраны монополии. Любой реформаторский импульс подавляется как угроза. У власти нет мотивации менять систему — она и так приносит выгоду. У общества нет инструментов давления — рента делает государство независимым от налогоплательщиков. Это разрушает базовый принцип демократии: «Нет налогообложения без представительства». В ресурсных странах работает обратное правило: «Есть доход без общества — значит, общество не нужно».
Следствие — институциональная деградация. Суды теряют независимость. Образование обслуживает власть, а не мышление. Инновации становятся опасными, потому что рождают новых игроков. Экономика «сажается» на сырьевой игле. Государство превращается в аппарат охраны ренты, а элиты — в касту, которая боится развития. Ресурсное проклятие — это не экономическая проблема, а цивилизационная: оно разрушает саму архитектуру общества.
Модель «90/10» меняет сам фундамент рентных отношений. Рента распределяется между всеми, а не узкими группами. Фонд инвестирует её в образование и технологии, разрывая паразитическую структуру. Народ получает прямую долю, а значит — становится политически и институционально значимым. Элитам приходится конкурировать, а не паразитировать. Институты перестают быть прислугой монополий и превращаются в инфраструктуру развития. Именно поэтому 90/10 — не просто экономическая система. Это механизм нейтрализации ресурсного проклятия. Это способ превратить ренту из источника неравенства в источник развития. Это технология, позволяющая впервые в истории сделать природные богатства благом для всех, а не проклятьем для страны.


Глава 4. Институты как фундамент богатства: почему правила важнее ресурсов



Вопрос о том, что делает страну богатой, кажется настолько очевидным, что многие даже не пытаются задуматься глубже. Кажется, что всё определяется нефтью, газом, полезными ископаемыми, промышленностью, технологическим уровнем. Но реальность последнего столетия показала противоположное: страны, богатые ресурсами, часто оказываются беднее тех, у кого нет ничего, кроме человеческого капитала и справедливых правил игры. Норвегия — богата, хотя нефть в ней появилась поздно; Венесуэла — бедна, несмотря на гигантские запасы нефти. Южная Корея — технологическая держава без полезных ископаемых; Нигерия — богатейшая ресурсная страна, в которой большая часть населения живёт в бедности. Богатство не следует за ресурсами — оно следует за институтами.
Институты — это не только законы. Это способы, которыми общество принимает решения, распределяет власть, защищает собственность, создает стимулы, ограничивает злоупотребления, обеспечивает справедливый доступ к возможностям. Это невидимая архитектура, на которой строится всё видимое — экономика, социальная структура, инновации, культура доверия. Когда институты прозрачны, предсказуемы и справедливы, люди начинают строить планы, инвестировать, рисковать, образовываться. Они знают, что их идея будет защищена, их труд не будет украден, их права не окажутся игрушкой в руках могущественных. Так создаются инновации, растут компании, появляются университеты и исследовательские центры. Именно включающие институты порождают экономику, ориентированную на будущее, а не на быстрый захват сиюминутной выгоды.
Экстрактивные институты работают наоборот. Их суть — в том, что элита извлекает богатство из общества, не создавая его. Неважно, как они именуются — аристократия, олигархия, бюрократия или корпорации. Важно то, что власть и доступ к ресурсам используются для монополизации прибыли. В такой системе успех честного труда становится исключением, а не нормой. Простой человек понимает: сколько бы он ни трудился, конечный выигрыш достанется не ему. Он видит, что не идеи и компетенции вознаграждаются, а близость к центрам власти. И в этот момент рушится главное экономическое основание развития — мотивация. Экономика превращается не в игру созидателей, а в битву за ренту — право присвоить то, что не ты создавал. А такая борьба неизбежно оборачивается стагнацией, коррупцией, оттоком талантов, разрушением доверия.
Встроенные в модель 90/10 принципы гражданского участия, многоуровневого контроля и обязательной прозрачности — это не дополнительные детали, а ключевой механизм, который делает модель жизнеспособной. Если рента остаётся под контролем узкого круга чиновников или политических групп, система мгновенно вырождается в ту же экстрактивную ловушку. Но если институты гарантируют, что рента распределяется честно, фонд управляется открыто, а система принятия решений подотчётна гражданам, тогда возникает совершенно иной тип экономики: экономика Хранителей. Она не позволяет ресурсу стать добычей, не позволяет власти перерасти в собственность, не позволяет одному поколению забрать будущее у другого.
Институты — это правила, по которым распределяются не только богатства, но и возможности. Ресурсы дают лишь шанс, но только институты превращают шанс в устойчивое развитие. В этом и заключается главное открытие современной экономической науки: ни нефть, ни золото, ни технологии сами по себе не делают страну богатой. Богатство — это продукт справедливых правил, коллективных гарантий и предсказуемых процедур. Поэтому модель 90/10 — это не просто реформа собственности. Это проект новой институциональной конструкции, которая позволяет превратить природные богатства в человеческий капитал, а экономику — в пространство созидания. Это попытка создать ту архитектуру справедливости, без которой ни один ресурс ещё никогда не превращался в процветание.


Глава 5. География, климат и историческая судьба: неизбежность или преодоление?

Существует распространённое убеждение: бедность — это судьба, вписанная природой. Мол, тропические страны обречены на болезни и низкую продуктивность; северные автоматически богатеют благодаря прохладному климату; государства с портами всегда будут впереди, а континентальные обречены на отсталость. География действительно влияет на ряд факторов: климат определяет характер сельского хозяйства и распространение болезней; рельеф влияет на инфраструктуру; выход к морю облегчает торговлю. Но всё это — не объяснения бедности, а лишь начальные условия. Они задают сцену, но не пишут сценарий.
История показывает парадокс: одни и те же географические условия могут порождать разные цивилизационные траектории. Сингапур и Индонезия — один климат, разные судьбы. Южная Корея и Северная — один народ, один полуостров, два противоположных мира. Ботсвана и Зимбабве — одинаковая география, противоположные модели развития. Природа может ограничивать, но она не определяет. То, что выглядит «географическим проклятием», чаще всего является институциональным провалом.
География становится судьбой лишь там, где власть монополизирована, где решения принимаются в интересах узкой группы, где ресурсы используются не для развития общества, а для личного обогащения. В такой модели жаркий климат превращается в источник болезней, богатые недра — в источник коррупции, удалённость от морей — в оправдание неразвитости. География начинает работать против народа, потому что институты делают её ловушкой.
Но там, где действуют включающие институты, география перестаёт быть барьером. Япония — островная страна, бедная ресурсами, но одна из ведущих экономик мира. Финляндия — северная страна с суровым климатом, но лидер в образовании и технологиях. Израиль — пустыня, но превращённая в мирового технологического игрока. Доказательство очевидно: природные условия могут быть трудными, но институты могут быть сильнее климата.
Модель 90/10 предлагает ключевой механизм преодоления природных ограничений: не позволять географии превращаться в ренту для элит. Когда рента становится общей, природное богатство перестаёт быть проклятием и становится топливом развития. Нефть может финансировать образование, а не дворцы; вода — инфраструктуру, а не коррупционные схемы; полезные ископаемые — науку и инновации, а не вооружение частных групп влияния. В такой системе климат перестаёт быть ограничением, потому что технологический прогресс становится общенациональным приоритетом.
История доказывает: стране с плохим климатом нужны сильные институты; стране со сложной географией — справедливые правила; стране с богатой природой — защита общества от захвата этих богатств. Там, где действует модель 90/10, климат и география превращаются не в приговор, а в ресурс для стратегического развития. Потому что даже самая суровая природа может быть преодолена, если право на ресурсы принадлежит всем, а не избранным. А вот самые богатые недра становятся источником бедности, если эта собственность захвачена.
Именно поэтому ответ на вопрос, почему одни страны богатые, а другие бедные, лежит не в климате и не в географии, а в справедливости, институтах и выборе модели устройства общества.

Глава 6. Культура, доверие и человеческий капитал: скрытые основания экономического роста

Экономика любой страны держится не только на заводах, ресурсах и технологиях. Она стоит на куда более тонкой, но решающей материи — доверии. Доверие нельзя увидеть, потрогать или измерить на весах, но оно определяет, сколько времени тратит предприниматель на бумажную волокиту, сколько денег уходит на охрану, сколько усилий — на попытку обойти правила, и сколько возможностей общество теряет из-за взаимного страха и цинизма.
Когда мы говорим «доверие», мы говорим о фундаментальном экономическом активе, который влияет на всё: от темпов инноваций до стоимости кредита, от процветания малого бизнеса до политической стабильности. Там, где уровень доверия высок, экономика работает как смазанный механизм: люди охотно сотрудничают, инвестируют, создают совместные проекты, делятся идеями. Там, где доверие низкое, каждый шаг превращается в борьбу с препятствиями — коррупцией, непредсказуемостью государства, несправедливостью распределения.
Но уровень доверия не падает и не растёт сам по себе. Он связан с тем, как устроено общество: справедливо ли распределяются ресурсы, защищены ли права, ценится ли человеческий капитал. Там, где элиты присваивают природные богатства, доверие исчезает: народ видит несправедливость и учится жить «против» системы, а не «вместе с ней». В таких обществах культура становится оборонительной: люди не верят обещаниям власти, не верят институтам, не верят друг другу. Неудивительно, что инновации, предпринимательство, долгосрочные проекты — гибнут или не рождаются вовсе.
Культура — это не застывший набор традиций. Это динамическая система, которая реагирует на экономические стимулы. Если общество живёт в условиях монополизации ренты и произвола, культура воспроизводит адаптивное поведение: выжить, приспособиться, избегать инициативы. Если же система создана так, что каждый человек чувствует себя совладельцем богатства страны, культура начинает меняться: люди перестают воспринимать друг друга как соперников, а начинают воспринимать как партнёров. Уровень взаимной ответственности растёт.
Модель 90/10 содержит встроенные механизмы культурной трансформации. Когда природная рента распределяется справедливо — через прозрачный Национальный Ресурсный Фонд и народную ренту — доверие к институтам начинает расти. Люди впервые видят прямую связь между ресурсами страны и качеством своей жизни: дивиденды, образование, медицина, инфраструктура, национальные технологии — всё это становится общим достижением.
Этот процесс формирует новый тип гражданина — гражданина-Хранителя. Он ощущает не только право на долю богатства, но и обязанность участвовать в его защите. Он понимает, что коррупция — это не проблема «где-то там», а удар по его собственному капиталу. Он знает, что инвестиции в образование, науку и культуру — это вложения в общую будущую силу. Доверие перестаёт быть моральным пожеланием и превращается в результат конкретных экономических правил.
Наконец, человеческий капитал — знания, навыки, здоровье, творческий потенциал — становится главным двигателем развития. В обществе с низким доверием человеческий капитал деградирует: таланты уезжают, молодёжь не верит в будущее, инновации подавляются страхом. В обществе с высоким доверием, подкреплённым справедливой системой распределения, человеческий капитал стремительно накапливается. Дети получают качественное образование. Взрослые имеют ресурсы для развития. Учёные — для исследований. Художники — для творчества. Предприниматели — для риска.
Так формируется новая культура развития — культура Хранителей, в которой каждый человек ощущает себя частью большого общего дела. Экономика растёт не потому, что государство заставляет работать больше, а потому что общество начинает верить в будущее. А вера — это самая мощная производительная сила, которую невозможно импортировать, но можно построить только через справедливые институты.


Глава 7. Глобальные ловушки бедности: как мир удерживает страны на периферии


Бедность многих стран — не результат лени, «неумения управлять» или культурной неполноценности, как любят утверждать некоторые идеологи глобального рынка. Бедность — это следствие места, которое стране отвели в мировой системе. В этом мире не все государства равны: одни производят технологии, стандарты, правила и ценности; другие — поставляют сырьё, труд, рынки сбыта и геополитическое послушание. Это не случайность и не заговор — это структура, закреплённая историей, интересами и экономическими механизмами.
Мир устроен так, что страны, однажды оказавшиеся на периферии, сталкиваются с мощными барьерами к выходу. Колониализм формально закончился, но неравенство, заложенное им, продолжает работать: бывшие метрополии и новые центры силы контролируют финансовые институты, торговые правила, технологические цепочки и интеллектуальную собственность. В результате бедные страны продают мирe самые дешёвые товары — сырьё, энергоносители, агропродукцию — и покупают самое дорогое — технологии, лекарства, патенты, оборудование, программное обеспечение. Такая система воспроизводит зависимость, как часы: чем больше сырья продаёт страна, тем меньше у неё остаётся стимулов и возможностей производить высокую добавленную стоимость.
Но сырьевая зависимость — только первый уровень ловушки. Второй — политический. Крупные корпорации и международные институты получают возможность влиять на законодательство, выборы, приватизацию, реформы. Они определяют, как стране добывать, кому продавать, на каких условиях делиться прибылью. Это происходит не через тайные заговоры, а через кредиты, инвестиции, соглашения о защите капитала, международные арбитражи, рейтинги и санкции. Любая попытка страны изменить правила игры — национализировать ресурсы, перераспределить ренту, ввести контроль над сырьём — встречает сопротивление: угрозы «утечки капитала», финансовая изоляция, рост стоимости заимствований, давление со стороны партнёров. Поэтому даже решительные лидеры иногда отступают, сохраняя формальный суверенитет при фактической зависимости.
Третий уровень ловушки — институциональный. В бедных странах элиты часто встроены в мировую систему зависимости: они получают бонусы за сохранение статус-кво — доступ к зарубежным банкам, активам, контрактам, привилегиям. Эти элиты объективно не заинтересованы в реформах, усиливающих народное владение ресурсами. И пока ресурсы распределяются в узком кругу, страна остаётся слабой, бедной, внешне управляемой.
Выход из этой глобальной ловушки возможен, но требует системного изменения внутренней логики богатства. Именно на это направлена модель 90/10. Она не просит у мира разрешения стать богатой. Она меняет внутренний механизм так, что внешнее давление теряет силу.
Когда 90% природной ренты принадлежит обществу через Национальный Ресурсный Фонд, исчезает главный канал, через который внешние группы традиционно контролировали государство — доступ к сырью. Когда прибыль распределяется через народную ренту, формируется мощный внутренний спрос, который делает экономику менее зависимой от экспорта. Когда фонд инвестирует 70% прибыли в образование, медицину, инфраструктуру, науку и национальные технологии, страна перестаёт быть сырьевым придатком и начинает производить собственные знания, продукты и инновации.
Когда институты становятся прозрачными, многоуровневыми и основанными на гражданском контроле, элитам становится невозможно торговать ресурсами в обмен на внешние привилегии — каждый контракт публичен, каждая транзакция видна, каждая попытка манипуляции приводит к расследованию. И наконец, когда каждый гражданин получает дивиденд от общих ресурсов, народ начинает поддерживать не популизм или авторитаризм, а долгосрочную стратегию развития: ведь теперь каждый понимает, что его благополучие напрямую связано с сохранением и умножением национального капитала.
Так страна выходит из ловушки периферийности. Не через лозунги о суверенитете. Не через изоляцию или автократию. А через внутреннюю архитектуру справедливости, которая делает внешнее давление бессмысленным. Экономический суверенитет — это не баррикады и не протекционизм. Это внутренняя сила. Это институты, которые невозможно купить или запугать. Это народ, который чувствует себя не сырьевым придатком чужих интересов, а совладельцем своего будущего. Это и есть новая логика развития XXI века — логика Хранителей.


Глава 8. Почему демократия без экономического суверенитета не работает


Мы привыкли думать, что демократия — это выборы. Что свобода измеряется количеством партий, что справедливость гарантируется процедурой голосования, а участие в судьбе страны определяется наличием бюллетеня. Но стоит только присмотреться внимательнее — и мы увидим, как хрупка эта конструкция, если под ней отсутствует то, без чего демократия превращается в театр. Речь идёт об экономическом суверенитете граждан. Без него демократия не живёт — она делает вид, что живёт.
Политические права без экономических — это права без почвы. Они легки, декоративны и не способны укорениться. Люди могут голосовать, менять партии, слушать политические дебаты, но пока они не имеют доступа к богатству своей земли, пока они не владеют недрами, водой, энергией, инфраструктурой, — их голос остаётся голосом человека, который ничего не решает в экономике, а значит, мало что решает и в политике. Власть, в конечном счёте, определяется не тем, кто заполняет урны, а тем, кто контролирует денежные потоки и ресурсы.
Это фундаментальный парадокс современного мира: демократии существуют юридически, но исчезают экономически. Ибо тот, кто владеет ресурсами, неизбежно владеет и политикой. Это закон, который действует везде — от древних цивилизаций до технологических супердержав нашего времени. Когда корпорации или узкие элиты контролируют землю, недра, энергетику и финансовые институты, они контролируют не только доходы страны, но и её политическое направление. Политики становятся зависимыми от спонсоров, медиа — от рекламодателей, общественные организации — от грантодателей, а народ — от работодателей.
В таких условиях демократия медленно теряет смысл. Она остаётся на фасаде, но исчезает внутри. Внешняя форма политической свободы сохраняется, но внутренняя экономическая зависимость разрушает её изнутри. И чем беднее гражданин, тем легче купить его голос. Чем меньше у него экономической независимости, тем слабее его политическое достоинство. Отсюда — популизм, купля-продажа голосов, временные подачки, замануха льгот и «бесплатных подарков» — всё то, что превращает выборы в рынок, а граждан — в клиентов политической системы.
Но демократия не должна быть рынком. Она должна быть пространством достоинства. И этого достоинства невозможно достичь, пока люди не являются совладельцами своей страны. Экономический суверенитет — это не просто доступ к доходам, это фундаментальное чувство, что страна — твоя. Что богатство недр принадлежит не чиновнику. Что энергия не принадлежит корпорации. Что земля — не товар в руках спекулянта, а общий жизненный капитал народа.
Только когда человек владеет частью национального богатства, демократия становится прочной. Только когда рента распределяется через общественный фонд, когда каждый получает дивиденд, когда управление ресурсами прозрачно и подконтрольно обществу, — только тогда политический голос укрепляется реальной, материальной независимостью. Человек больше не продаёт свою свободу за пакет гречки или за временную льготу. У него есть базовая экономическая платформа, на которой он стоит уверенно.
Вот почему модель «90/10» — это не просто экономический проект. Это проект восстановления демократии. Он соединяет два начала, которые никогда не должны были быть разорваны: политическую свободу и экономическую собственность. 90% национальных ресурсов становятся общим фондом, который работает для всех, а не для элит. 10% остаются пространством частной инициативы — того поля, где личный талант, риск и труд создают новые технологии, новые отрасли, новые смыслы. Эта модель защищает общественное, но уважает частное; укрепляет демократию, но стимулирует предпринимательство; поддерживает равенство, но не разрушает различия, рождающиеся из таланта и труда.
Экономический суверенитет превращает избирателя в гражданина. Гражданина — в совладельца. А совладельца — в Хранителя.
Именно Хранитель — человек, осознающий свою долю в богатстве страны, — способен защитить демократические институты лучше любой партии, лучше любого закона, лучше любого формального механизма. Он ценит то, что имеет. Он участвует в контроле. Он думает о будущем. Он знает, что его голос — это не жест отчаяния, а инвестиция в общую судьбу.
Итог прост и глубок: демократия без экономического суверенитета — не работает. Она держится только на словах, но не на реальности. Лишь там, где народ владеет ресурсами, демократия становится живой, устойчивой и мудрой.
Экономическая справедливость — это не дополнение к демократии. Это её сердце.
Без него демократия — лишь пустой звук.
С ним — единственная возможная форма свободного и зрелого общества.



Основные международные исследования, на которые можно опираться по данной теме


• Why Nations Fail — фундаментальный труд Acemoglu & Robinson. Авторы проводят пространный исторический и эмпирический анализ и показывают, что не ресурсы, а тип институтов (включающие или экстрактивные) определяет, станет ли страна богатой или останется бедной. Википедия+2moscowbooks.ru+2
• The Colonial Origins of Comparative Development (2001) — статья тех же авторов, в которой они связывают европейскую колониальную политику, решения о типе учреждений и нынешнее экономическое неравенство стран. Они используют статистику смертности переселенцев как инструментальный показатель: там, где колонисты создавали «влож¬ческие» институты, через века вырос достаток; там, где создавались лишь «экстрактивные», — нищета и стагнация. Википедия+1
• Теория Capital in the Twenty-First Century (Пикетти) — работа, подробно анализирующая, как накопление капитала и концентрация богатства влияют на неравенство доходов и богатства в обществе. Хотя Пикетти больше концентрируется на динамике частной собственности и доходов, его выводы помогают понять, почему без справедливого института распределения богатства не удаётся остановить поляризацию. arxiv.org+1
• Работа Initiative for Policy Dialogue (основана Стіглицем) — отражает критику неолиберальных подходов к развитию и подчёркивает, что страны с открытой рыночной экономикой, но без социальных и институциональных гарантий часто попадают в ловушки зависимости и неравенства. Википедия



КЛЮЧЕВЫЕ МЕЖДУНАРОДНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ, ПОДДЕРЖИВАЮЩИЕ МОДЕЛЬ «90/10»


1. Daron Acemoglu & James A. Robinson — Why Nations Fail (2012)
Тема: включающие и экстрактивные институты
Для чего:
Главная книга, объясняющая, что бедность — следствие эксплуатации институтов, а не отсутствия ресурсов. Начало институциональной революции в экономике.
Как использовать:
Доказывает, что без включающего владения ресурсами (как в модели 90/10) страна не может быть богатой.

2. Daron Acemoglu, Simon Johnson & James A. Robinson — The Colonial Origins of Comparative Development (2001)
Тема: как колонизаторы создавали разные институты, определившие судьбу стран
Для чего:
Показывает: страны стали бедными потому, что там сознательно создавались экстрактивные системы.
Как использовать:
Историческое обоснование: рента была отобрана у народов — модель 90/10 возвращает её.

3. Thomas Piketty — Capital in the Twenty-First Century (2014)
Тема: концентрация капитала, рост неравенства
Для чего:
Пикетти математически доказал: капитал всегда растёт быстрее, чем доходы от труда ; неравенство станет бесконечным, если не вмешаться.
Как использовать:
Аргумент, что без народной ренты и справедливого распределения ресурсы всегда попадут в руки элиты.

4. Thomas Piketty — Capital and Ideology (2020)
Тема: как идеологии власти закрепляли доступ элит к богатству
Для чего:
Показано, как системы оправдывали неравенство и приватизацию.
Как использовать:
Подтверждает: нужна новая идеология — идеология Хранителей, а не собственников.

5. Joseph Stiglitz — The Price of Inequality (2012)
Тема: как элиты формируют правила под себя
Для чего:
Лауреат Нобелевской премии показывает, что неравенство — результат манипуляций институтами.
Как использовать:
Указывает на необходимость независимого управления Национальным Ресурсным Фондом.

6. Joseph Stiglitz — People, Power, and Profits (2019)
Тема: разрушение демократии под давлением корпораций
Для чего:
Доказательство того, что политическая демократия без экономического суверенитета — фикция.
Как использовать:
Поддерживает вашу главу «почему демократия без экономического суверенитета не работает».

7. Jeffrey Sachs — The End of Poverty (2005)
Тема: международные ловушки бедности
Для чего:
Сакс объясняет, как глобальная система удерживает страны на периферии.
Как использовать:
Поддержка вашей главы о «глобальных ловушках бедности».

8. Jeffrey Sachs — The Age of Sustainable Development (2015)
Тема: ресурсы, экология и будущее планеты
Для чего:
Поддерживает философию Хранителя — ресурсы должны управляться коллективно.
Как использовать:
Экологическое обоснование общественной собственности на ресурсы.

9. Angus Deaton — The Great Escape: Health, Wealth, and the Origins of Inequality (2013)
Тема: связь человеческого капитала и экономического развития
Для чего:
Доказывает: инвестиции в образование и медицину — главные факторы роста.
Как использовать:
Поддерживает вашу главу о том, почему 70% прибыли НРФ инвестируются в образование, здравоохранение и инфраструктуру.

10. Mariana Mazzucato — The Entrepreneurial State (2013)
Тема: роль государства в инновациях
Для чего:
Доказывает, что государственные инвестиции создают ключевые технологии: интернет, GPS, биотехнологии.
Как использовать:
Аргумент, что НРФ может быть двигателем инноваций, а не только финансовым фондом.

11. Ha-Joon Chang — Kicking Away the Ladder (2002)
Тема: как богатые страны запрещают бедным использовать те методы, которыми сами разбогатели
Для чего:
Показывает несправедливость мировой системы и лицемерие развитых стран.
Как использовать:
Поддержка разделов о международных ловушках и давлении на реформаторов.

12. Amartya Sen — Development as Freedom (1999)
Тема: истинное развитие = свобода, образование, здоровье, участие
Для чего:
Нобелевский лауреат доказывает: рост ВВП ничего не стоит без расширения прав и возможностей людей.
Как использовать:
Философская база вашей идеи: человек должен быть не объектом экономики, а субъектом.


Библиография (Для научной монографии)


1. Acemoglu, D., & Robinson, J.A. Why Nations Fail: The Origins of Power, Prosperity, and Poverty. Crown, 2012.
2. Acemoglu, D., Johnson, S., & Robinson, J.A. The Colonial Origins of Comparative Development. American Economic Review, 2001.
3. Piketty, T. Capital in the Twenty-First Century. Harvard University Press, 2014.
4. Piketty, T. Capital and Ideology. Harvard University Press, 2020.
5. Stiglitz, J.E. The Price of Inequality. W.W. Norton, 2012.
6. Stiglitz, J.E. People, Power, and Profits. W.W. Norton, 2019.
7. Sachs, J.D. The End of Poverty. Penguin, 2005.
8. Sachs, J.D. The Age of Sustainable Development. Columbia University Press, 2015.
9. Deaton, A. The Great Escape. Princeton University Press, 2013.
10. Mazzucato, M. The Entrepreneurial State. Anthem Press, 2013.
11. Chang, H-J. Kicking Away the Ladder. Anthem Press, 2002.
12. Sen, A. Development as Freedom. Oxford University Press, 1999.