Критика модели 90 к 10. Вопросы и ответы

Критика модели 90/10: вопросы и ответы

ПРОЕКТ «Модель 90/10» / КНИГА-МАНИФЕСТ / ПРОГРАММА ПАРТИИ «90/10»
(ФИЛОСОФИЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ДЕМОКРАТИИ) http://proza.ru/2025/12/08/2129

Предисловие. Критика модели «90/10»: сомнения, возражения и трудные вопросы

Любая крупная идея, претендующая на изменение мира, должна пройти через огонь критики. Нельзя построить новую социально-экономическую систему, не выслушав тех, кто видит в ней слабые места, потенциальные угрозы или несоответствия реальности. Модель «90/10» не исключение. Она вызывает вдохновение и надежду у одних, тревогу и недоверие у других, а у многих — смесь этих чувств. В предисловии мы соберём самые частые и серьёзные возражения, которые звучат со стороны экономистов, юристов, политологов, философов, социологов, предпринимателей и простых граждан, чтобы показать: критика — это не препятствие, а точка роста. Только пройдя через неё, идея может стать зрелее, чище и сильнее.

Противники модели «90/10» начинают с фундаментального возражения: слишком много в ней идеализма. Им кажется, что предложение вернуть ресурсы народу нарушает главный закон человеческой истории — закон силы. Они напоминают нам, что тысячи лет ресурсы принадлежали тому, кто сильнее, хитрее, агрессивнее. Они говорят, что «аскариды ни за что не отдадут своё», что власть никогда добровольно не расстаётся с инструментами господства. Да, история человечества действительно наполнена войнами за металл, угнетением, захватами и переделами. Но забывают одно: те же самые тысячелетия человечество шаг за шагом расширяло круг прав — от права на жизнь до права на свободу, от отмены рабства до политического равенства, от социального страхования до образования для всех. Вчера невозможное становилось нормой. Сомнение, что сильные уступят, — весомое, но оно не является аргументом против модели. Это аргумент в пользу необходимости построить такие институты, которые исключат произвол сильных.

Второй блок критики направлен на экономическую реалистичность. Эксперты утверждают, что перераспределение ресурсной ренты может вызвать падение инвестиций, отток капитала, судебные иски и международное давление. Они опасаются, что элиты и корпорации воспримут проект как угрозу и попытаются разрушить его в зародыше. Эти опасения законны — но они также предполагают, что реформа проводится одномоментно и радикально. Модель «90/10» же основана на принципе постепенности: через юридически выверенный переход, поэтапные выкупы, компенсационные механизмы, защиту международными договорами и создание гибких институтов, способных адаптироваться к внешним шокам. Риски существуют, но они управляемы.

Третье направление критики — институциональное. Скептики спрашивают: «Как вы защитите Национальный Ресурсный Фонд от коррупции? Как сделать так, чтобы он не стал очередной кормушкой чиновников?» Это вопрос берёт в самую точку. Даже самые прекрасные законы превращаются в фикцию, если институты построены криво. Поэтому модель делает ставку на многоуровневую децентрализацию, распределённое управление, цифровую прозрачность и гражданский контроль. Но критики правы: любая система, где вращаются большие деньги, может быть атакована. Отсюда следует необходимость усилить механизмы аудита, независимых наблюдательных советов, открытых реестров транзакций и автоматизации всех процедур, где возможно исключить человеческий фактор.

Четвёртая критическая линия идёт от социологов и культурологов. Они говорят: общество может не быть готово к новой собственности. У многих ощутима привычка к патернализму — когда государство распоряжается, а население получает подачки. Народная рента может быть воспринята как «просто деньги», без понимания философии Хранителя. Люди могут продолжать мыслить в логике «кто-то сверху даст», а не логике «мы владеем вместе». Этот риск нельзя недооценивать. Он требует образования, медиапросвещения и формирования новой этики локального и национального участия. Сама модель не изменит общество, если общество не изменит взгляд на собственность.

Пятую волну критики поднимают представители малого и среднего бизнеса. Они опасаются, что ограничение частной собственности на ресурсы станет первым шагом к ущемлению частной инициативы вообще. Они спрашивают: «А что дальше? Сначала земля и недра, а потом магазины, заводы, мастерские?» Здесь важно подчеркнуть: модель «90/10» защищает частную инициативу куда сильнее традиционного капитализма, потому что чётко отделяет природное от созданного человеком. Всё созданное трудом — принадлежит создателю. Бизнес, технологии, инновации — это зона свободы. Но страх бизнеса — не пустяк, и задача реформы — юридически закрепить неприкосновенность частного творчества.

Шестая критика исходит от левых. Они считают модель недостаточно радикальной. Почему только 90% общие? Почему 10% отдаются частнику? Почему средства производства не национализируются целиком? Эта критика отражает вековой спор о роли частной инициативы. Но она подчёркивает важное: модель должна объяснить, что творчество, риск и предпринимательство — не враги справедливости, а её союзники. Без индивидуальной свободы экономика превращается в стагнацию.

Седьмой блок критики идёт от либертарианцев и анархистов. Они утверждают, что любая большая структура — даже народная — неизбежно превращается в бюрократию. Они считают, что общественная собственность — это миф, потому что реальное распоряжение всегда будет у управляющих. Этот аргумент важен тем, что напоминает: необходимо минимизировать человеческий фактор, переводить управление в автоматические протоколы, прозрачные системы, цифровые следы решений. Критика способствует тому, чтобы институт был проще, честнее и безопаснее.

Есть и восьмой — бытовой, простой, но не менее серьёзный скепсис: «Это красиво, но слишком хорошо, чтобы быть правдой». Люди устали от обещаний. Они видели слишком много провалившихся реформ. Их недоверие — это не цинизм, а инстинкт самозащиты. И этот скепсис можно преодолеть только практикой: пилотными проектами, прозрачными экспериментами, малыми успехами, которые постепенно становятся большими.

Критика не уничтожает модель «90/10». Она делает её живой. Любая зрелая система должна учитывать сопротивление элит, экономические колебания, культурные привычки, институциональные риски, юридические сложности и человеческий фактор. Критика подчёркивает: нам нельзя быть наивными. Но она также показывает: ни один из аргументов не является фатальным. Все они указывают на направления укрепления, дополнения, уточнения и защиты модели. В этом и состоит сила критики — она превращает замысел в стратегию, а стратегию — в реальный проект. И если модель «90/10» способна выдержать этот диалог, значит, она имеет шанс стать не мечтой, а цивилизационным выбором.


Классификацию критических отзывов на книгу-манифест «Модель 90/10»:


1. Рационально-критические отзывы (интеллектуальные)
2. Реалистично-пессимистические отзывы
3. Ироничные и бытовые отзывы
4. Эмоционально-недоверчивые отзывы
5. Геополитически-скептические отзывы
6. Консервативно-правые отзывы
7. Социалистические и левые скептики
8. Анархо-либертарианские скептики
9. Академически-скептические отзывы (университетская среда)
10. Негативные отзывы с элементами эмоциональной критики
11. Отзывы от циников (в стиле комментариев соцсетей)
12. Свои же сторонники, но со скепсисом
13. Философско-скептические отзывы

Данная классификация отзывов легла в основу книги-манифеста «Модель 90/10» в Части 6, состоящей из 13 глав.


Глава 1. Отвечаем на рационально-критические отзывы (интеллектуальные)


Вопрос 1.1. Работа глубоко философская, но экономически я вижу слабые места. Неясно, как будет работать модель при падении цен на сырьё. Вся система может оказаться слишком зависимой от волатильных мировых рынков.

Это одно из самых распространённых возражений, и оно звучит особенно часто из уст экономистов, привыкших рассматривать природную ренту как основу «сырьевой ловушки». Опасение состоит в том, что модель «90/10» опирается на ресурсы так же, как традиционные нефтегазовые экономики, и значит уязвима перед снижением цен, мировыми кризисами и спекулятивными колебаниями. Такой скепсис понятен, но он основан на неверном представлении о том, как устроена система. В действительности модель «90/10» создаёт механизмы, которые именно и предназначены для защиты от этих рисков.
Прежде всего, важно понимать: модель не строится на сырье как на единственном источнике доходов, а на распределённой ренте от всех природных ресурсов, включая энергию, воду, землю, транзитные системы, редкие металлы и национальную инфраструктуру. Одна отрасль может переживать падение, но падение всех — невозможно. Механизм диверсификации встроен в самый фундамент системы.
Второй слой защиты — это сам Национальный Ресурсный Фонд. В отличие от государств, которые в период низких цен вынуждены урезать соцвыплаты, повышать налоги или брать кредиты, фонд работает по модели крупного суверенного инвестора. Он не расходует деньги от сырья напрямую, а превращает их в капитал, распределённый между:

• глобальными финансовыми инструментами,
• высокотехнологичными фондами,
• инфраструктурными проектами,
• национальными диверсифицированными предприятиями.
Даже если сырьевой поток упадёт, портфель Фонда продолжает работать, принося доходы от инвестиций, а не только от добычи.
Третий принцип — постепенное сглаживание волатильности. Фонд формируется с запасом, создавая подушку безопасности:

• в год высоких цен — накопление,
• в годы падения — использование процентов от капитала, а не тела фонда.

Так действует Норвегия: даже при падении цен её дивиденды гражданам и расходы бюджета остаются стабильными, потому что работает не нефть, а аккумулированный капитал. Модель 90/10 перенимает этот принцип.
Четвёртый пункт, о котором забывают критики: дивиденд в модели 90/10 — это 30% прибыли, а не 30% доходов от сырья. То есть сначала фонд получает прибыль от инвестиций, и уже потом делит её. Дивиденд не зависит напрямую от цен на нефть или газ — он зависит от общей доходности капитала.
Пятый аргумент — экономическая структура получения ренты расширяется в XXI веке. Если в прошлом рента зависела от физического сырья, то сегодня источником общественного дохода становятся:

• цифровая инфраструктура,
• солнечная и ветровая энергия,
• транзит данных,
• интеллектуальная собственность,
• государственные высокотехнологичные предприятия.

Модель не только не привязана к углеводородам, но наоборот — стимулирует от них уход.
И, наконец, шестой аргумент — философский. Система «90/10» не стремится избавить страну от мировых рисков, она стремится изменить структуру их восприятия. В старой модели падение цен стало бы трагедией для бюджета и общества. В новой — это лишь снижение одной из составляющих общего портфеля. И главное: народная рента не зависит от политиков, которые в традиционных экономиках перекладывают свои ошибки на население. Здесь гражданин получает дивиденд не от нефти, а от всего национального капитала.
Скептик прав лишь в одном: если бы модель была построена на сырьевой зависимости, она рухнула бы при первом кризисе. Но в модели «90/10» ресурсы — это лишь стартовый двигатель, а не вечный мотор. Настоящий мотор — человеческий капитал, технологии и долгосрочные инвестиции. И потому падение цен на сырьё не разрушает систему, а наоборот — делает её зрелее, устойчивее и более диверсифицированной.

Вопрос 1.2.  В тексте много правильных слов о справедливости, но недостаточно математических моделей. Нужны расчёты, прогнозы, сценарии, иначе всё выглядит как красивая теория без прикладного аппарата.

Это возражение принадлежит к числу самых рациональных. Оно исходит от внимательных читателей, которые разделяют ценности модели «90/10», но хотят видеть под ними фундамент, измеримый формулами, графиками, сценариями и количественными выводами. Возражение справедливо — философия должна быть подкреплена математикой, иначе она остаётся моральной интуицией, а не экономической конструкцией. Однако важно понять, что отсутствие длинных математических выкладок в тексте — не свидетельство отсутствия математического аппарата в самой модели. Напротив, модель «90/10» предполагает аналитическую структуру, которую можно и нужно разворачивать в цифрах.
Прежде всего, расчёты уже встроены в базовые параметры модели. Сама формула деления 90/10 — это не метафора, а экономическая пропорция, проверенная моделированием на примере стран с разным уровнем дохода, природной обеспеченности и демографии. В основу берётся принцип: 30% прибыли Фонда распределяются гражданам, 70% — инвестируются. Это не случайная цифра, а оптимальный уровень деления между краткосрочным потреблением и долгосрочным накоплением, аналогичный структурам крупнейших суверенных фондов мира — норвежского GPFG, эмиратского ADIA, кувейтского KIA. Их успех демонстрирует, что именно такая пропорция позволяет фонду расти быстрее инфляции и волатильности мировых рынков.
Однако критики справедливо просят большего: математических сценариев, прогностических моделей, расчётных симуляций. И это возможно. Модель «90/10» допускает строгий количественный анализ в четырёх измерениях: в динамике фонда, в структуре дивидендов, в зависимости экономики от мировых курсов и в моделировании человеческого капитала. Все эти аспекты можно рассчитать с высокой точностью, используя инструменты макроэкономического прогнозирования, теории портфеля Марковица, модели межвременного выбора (Ramsey–Cass–Koopmans), одновременные уравнения, системы дифференциального роста.
Например, для страны с населением 30 миллионов человек и ресурсной базой в 1 трлн долларов, при средней норме ренты 8–10% и консервативной доходности портфеля в 5% годовых, капитализация фонда через 25 лет превращается в сумму, превышающую ВВП страны. Это не догадка — это эффект сложного процента, проверенный в десятках реальных систем. Аналогичный расчёт применим к народной ренте: при распределении 30% чистой прибыли дивиденд формируется в диапазоне 1000–1500 долларов на человека в год. Это сумма, которая, с одной стороны, создаёт ощутимую поддержку гражданам, а с другой — не провоцирует иждивенчества и не разрушает мотивацию к труду, сохраняя баланс между стимулом и ответственностью.
Но математические модели — это не самоцель. Они — инструмент демонстрации того, что модель 90/10 может работать при разных сценариях: при падении цен на энергоресурсы, при росте инфляции, при демографических изменениях, при глобальных кризисах. Главное же заключается в том, что модель опирается не на один источник дохода (как традиционные сырьевые экономики), а на диверсифицированный портфель, который позволяет сглаживать риски и снижать зависимость от циклов. То, что критик воспринимает как «красивую теорию», на деле является адаптируемой системой межвременного оптимального управления.
Почему же в книге нет длинных математических формул? По той причине, что книга — это манифест, обращённый к широкому кругу граждан, а не узкоспециализированный эконометрический отчёт. Однако отсутствие формул в тексте не означает их отсутствия в реальной модели. Математика здесь не камуфляж, а фундамент: за каждым принципом — расчёт, за каждым расчётом — проверяемый сценарий, за каждым сценарием — воспроизводимая модель. Философия «90/10» сильна не только этикой, но и числовой логикой; не только моралью, но и математикой. И те, кто требует чисел, правы — и эти числа будут представлены в техническом приложении, в эконометрической модели и в расчётных симуляциях, которые разрабатываются как следующая часть проекта.
Скепсис о «красивой теории без математики» исчезает, когда читатель понимает: модель «90/10» — это мост между моралью и математикой, между справедливостью и оптимизацией, между человеческим достоинством и строгими экономическими алгоритмами. Она красива не потому, что поэтична, а потому что сочетает ясную этику с точными цифрами. Именно в этом синтезе — её сила.

Вопрос 1.3.  Сомневаюсь, что можно так резко перераспределить собственность без массовых юридических коллапсов. Международные корпорации задавят такой проект в судах.

Этот скепсис возникает у многих читателей, знакомых с реальностью глобальной экономики. Правовой мир XXI века — это сложная сеть договоров, инвестиционных соглашений, регуляторных норм и корпоративных обязательств. Любая попытка изменить структуру собственности на природные ресурсы действительно может вызвать мощную волну юридических конфликтов. Опасения, что международные корпорации и финансовые структуры «задавят» подобный проект в судах, не лишены оснований. Однако эти опасения требуют трезвого анализа: что в них реалистично, что преувеличено, и какое пространство манёвра на самом деле существует?
Прежде всего, важно подчеркнуть: модель «90/10» не предполагает национализацию в классическом смысле, то есть насильственного изъятия существующей частной собственности без процедуры компенсаций. Она также не нарушает действующие международные нормы, запрещающие экспроприацию без справедливого возмещения. Основной принцип модели — это не отобрать, а вернуть структуре собственности природный статус источника жизни, а капитализировать для частных компаний лишь сферу технологий, оборудования, логистики и услуг. То есть перераспределение касается не имущества, а правового режима ресурсов.
В любой международной юридической практике изменение правового режима (например, изменение налоговой системы, системы ренты, режима концессий или новых природоохранных норм) не считается экспроприацией, если соблюдается два условия:

1. изменения вводятся заранее известным, постепенным и прозрачным способом;
2. инвесторам предоставляются компенсационные механизмы или переходные периоды.

Эти механизмы применяли Норвегия, Боливия, Мексика, Канада, Чили и даже США — страны, в разное время радикально меняющие правила владения ресурсами. Все они выдержали юридическое давление именно благодаря тому, что действовали в рамках международного права, а не против него.
Второе важное обстоятельство: международные корпорации выигрывают суды не потому, что сильны, а потому что государства часто действуют хаотично, непрозрачно, эмоционально и без последовательной правовой стратегии. Проект «90/10», наоборот, предлагает строго юридически выверенный подход: поэтапный переход, независимый международный аудит, компенсационные схемы, добровольную конвертацию старых контрактов в новые, а главное — распределение рисков между подфондовыми структурами, что снижает вероятность корпоративных атак.
Третье: критики редко учитывают, что суды — не единственный инструмент влияния. Корпорации ценят доступ к ресурсам и стабильность. Если новая система обеспечивает большую предсказуемость, прозрачность и отсутствие коррупционных рисков, она становится даже привлекательнее старой. Мировая практика показывает: инвесторы охотнее работают там, где правила ясны и одинаковы для всех, чем там, где есть доступ «по звонку». В этом смысле модель «90/10» предлагает именно тот набор условий, который уменьшает неопределённость, а значит — снижает юридические конфликты.
Конечно, нельзя отрицать риски. Любое крупное перераспределение собственности неизбежно вызывает напряжение. Но юридический коллапс — это сценарий хаотичной, неподготовленной реформы. Модель «90/10» же предполагает противоположное: поэтапность, компенсации, открытые стандарты оценки, международное наблюдение и встроенные механизмы адаптации контрактов. Это снижает остроту конфликта и переводит его из зоны конфронтации в зону переговоров.
Более того, мировой опыт показывает, что даже нефтегазовые гиганты не готовы терять доступ к стратегическим ресурсам из-за судебных баталий — в большинстве случаев они предпочитают адаптироваться. Международные корпорации охотнее соглашаются на новый режим, если он гарантирует им стабильность доходов. А модель «90/10» предлагает именно такой формат: компании продолжают получать прибыль от технологий и услуг, а ресурсы — остаются в руках народа.
Главный вывод таков: страх юридического коллапса понятен, но он преодолим. Риски имеются, но не являются фатальными. Судебное давление возможно, но ему можно противостоять юридически грамотной стратегией. Модель «90/10» не ломает правовые нормы — она использует их. Она не противоречит международным обязательствам — она выстраивает реформу так, чтобы соответствовать им. И самое главное: она делает то, что неизбежно в XXI веке — переводит ресурсную экономику от модели феодального владения к модели гражданского суверенитета, сохраняя инвестиционную привлекательность и снижая конфликтность перехода.


Вопрос 1.4. Резкое перераспределение доходов может подорвать мотивацию бизнеса и сократить инновации.


Это одно из наиболее популярных возражений, выдвигаемых экономистами либеральной школы. Оно опирается на идею, что инновации рождаются там, где существует высокий уровень финансовой мотивации, а крупный капитал служит главным источником риска, инвестиций и технологического прогресса. Согласно этому аргументу, любая попытка перераспределить доходы от ресурсов в пользу общества может привести к снижению предпринимательского энтузиазма, ослаблению частной инициативы и, как следствие, к падению темпов инноваций.
Однако это возражение основывается на важном, но ограниченном наблюдении: оно описывает только ту экономическую модель, где природные ресурсы и капитал — одно и то же. Модель «90/10» предлагает принципиально иной подход, который отделяет источники жизни (90%) от плодов творчества и предпринимательства (10%). Поэтому вопрос мотивации бизнеса требует более глубокого рассмотрения.

1. Инновации не зависят от владения природными ресурсами

История технологического прогресса показывает, что большинство инноваций создавалось не там, где ресурсы были приватизированы крупными корпорациями, а там, где действовали:

• свободные университеты,
• государственные исследовательские программы,
• малые и средние компании,
• предприниматели-одиночки,
• национальные лаборатории.

Интернет, GPS, биотехнологии, новые материалы, электроника — всё это появилось не как результат приватизации недр, а как результат талантов, научных школ, конкуренции технологий и благоприятной инновационной среды.
Модель «90/10» как раз разделяет сферы влияния:

• ресурсы — недра, вода, энергия, земля — общественные;
• технологии, изобретения, оборудование, инновационные предприятия — частные.

Именно во второй сфере рождается творчество, риск и изобретательность.

2. Инновации растут там, где высоки не только прибыли, но и условия
Мотивация бизнеса зависит не только от возможности присвоить прибыль, но и от:

• качества инфраструктуры;
• уровня образования;
• стабильности финансовой системы;
• прозрачности налогов;
• низких коррупционных издержек;
• доступа к талантам;
• предсказуемых правил игры;
• доступности финансирования.

Модель «90/10» как раз устраняет те препятствия, которые в большинстве стран тормозят инновации:

• коррупцию,
• монополизацию ресурсов,
• непрозрачность контрактов,
• олигополистическую структуру рынков,
• зависимость инноваций от политических патронатов.

В результате частным компаниям становится легче входить в конкуренцию и создавать новые технологии.

3. Зона «10%» — это не ограничение, а усиление частной инициативы

Сфера частной собственности в модели «90/10» — это всё, что может создать человек:

• стартапы,
• IT-компании,
• архитектура,
• промышленность,
• фермерские хозяйства,
• креативные индустрии,
• биомедицинские технологии,
• маркетплейсы,
• культурные продукты.

Эта зона не только не сокращается, но и укрепляется, поскольку освобождается от влияния ресурсных монополий и коррупционного давления.
Когда структура собственности честна, прозрачна и предсказуема — инновации ускоряются.

4. Общая рента — не враг бизнеса, а стимул к внутреннему рынку

Народная рента создаёт устойчивый спрос внутри страны. Это не «даровые деньги», а капитал, который:

• повышает потребление,
• создаёт новые рынки,
• позволяет людям открывать свой бизнес,
• стимулирует технологический сектор.

Экономики с высоким внутренним спросом всегда более инновационны: США, Китай, Германия.
Модель «90/10» создаёт мощную среду для предпринимательства — миллионы платёжеспособных граждан, защищённых от бедности.

5. 90/10 переводит инновации из «сырьевого» сектора в технологический

В странах, где природные ресурсы приватизированы, талант уходит туда, где легче заработать: в нефть, газ, стройку, торговлю сырьём. Это и есть «ресурсное проклятие»: инновации не развиваются, потому что сырьевой сектор поглощает всю энергию и капитал.
Модель «90/10» закрывает этот канал: природные ресурсы больше не являются зоной сверхприбыли.

Где тогда искать прибыль?

— в науке,
— в IT,
— в новых материалах,
— в медицине,
— в дизайнерских индустриях,
— в создании продуктов.

То есть капитал и таланты переориентируются из сырьевого сектора в технологический.

6. Реальная угроза инновациям — это не перераспределение ренты, а монопольная структура экономики

Монополии тормозят инновации гораздо сильнее, чем перераспределение доходов, — об этом писали:

• Шумпетер,
• Хайек,
• Чемберлин,
• Робинсон,
• Маршалл.

Когда доступ к ресурсам контролирует узкая группа элит, инновации подавляются:

• малые компании не могут войти на рынок,
• стартапы не могут конкурировать,
• большие корпорации выдавливают всех остальных,
• энергия предпринимательства уходит в серые зоны.

Модель «90/10» разрушает монополию на природные ресурсы — а значит, открывает экономику для инноваций.

Вывод: модель «90/10» не снижает мотивацию бизнеса — она меняет её природу

Она убирает ложную мотивацию — желание обогащаться за счёт природной ренты. И создаёт настоящую мотивацию — создавать новые продукты, технологии, компании, идеи. Это не удар по инновациям. Это освобождение инноваций от ресурсного феодализма.

Вопрос 1.5. Невозможно удержать Национальный Ресурсный Фонд от политизации.

Это один из самых серьёзных и частых тезисов критиков. Аргумент звучит так: «Если в одной точке сосредоточены триллионы долларов, никакая система не способна защитить фонд от влияния политиков. Рано или поздно его превратят в “кормушку”, как делалось всегда и везде».

Скепсис не беспочвенный: история действительно знает множество примеров провалов — Венесуэла, Нигерия, Россия 1990-х, арабские монархии времён до реформ. Но при внимательном анализе становится ясно: провал — это не неизбежность. Провал — это результат неправильной архитектуры управления, когда создаётся не фонд, а «бюрократическая тумбочка с деньгами».

Модель «90/10» предлагает принципиально иную конструкцию, порождённую уроками этих провалов. Чтобы понять, насколько обосновано скептическое возражение, нужно рассмотреть несколько уровней.

1. Главная ошибка традиционных “ресурсных фондов” — они государственные. То есть принадлежат не народу, а власти, правящей на данный момент. Государство — временная структура. Власть — сменяемая.
Бюрократия — всегда стремится к расширению своих полномочий. Когда фонд принадлежит государству:

• любая партия, придя к власти, стремится поставить «своих» людей;
• элиты захватывают контроль над потоками;
• фонд превращается в бюджетный «карман»;
• ресурсы используются для политического выживания правящего класса.

Так происходит везде, где фонд — часть исполнительной власти. Именно поэтому критики уверены: раз государство всегда вмешивается, то и фонд в модели 90/10 якобы будет обречён.

Однако…

2. Национальный Ресурсный Фонд в модели «90/10» НЕ принадлежит государству. Это фундаментальное отличие.

Модель «90/10» строит Фонд по принципам:

• конституционной защиты,
• гражданского владения,
• алгоритмической прозрачности,
• неперсонифицированного управления,
• распределённой архитектуры,
• международного правового закрепления.

Фонд становится четвёртой ветвью власти (не какое-то там контролируемое режимом СМИ, а именно НРФ) — не подчинённой ни правительству, ни парламенту, ни партиям. И потому политизировать его намного труднее, чем традиционные фонды.

3. Три причины, почему политизация не является неизбежной.

1. Распределённое управление вместо единого центра

Вместо одного фонда — сеть подфондов:

• по регионам,
• по секторам,
• по направлениям инвестиций.

Каждый подфонд управляется отдельным советом, назначенным не государством, а Гражданским Собранием (аналогом присяжных).
Захват «одного центра» невозможен — центра нет. Политизировать целую распределённую систему так же сложно, как «взломать весь интернет, захватив один сервер».

2. Алгоритмическая прозрачность

В традиционных фондах отчётность — бумажная и формальная. В модели «90/10»:

• каждая транзакция публикуется в реальном времени,
• наборы данных доступны для граждан и исследователей,
• контракты автоматически проверяются алгоритмами риска,
• решения управленцев имеют цифровой след.

Политизировать то, что полностью прозрачно, невозможно — слишком много глаз наблюдает.

3. Гражданское собрание — неполитический институт

Граждане отбираются по жребию, как присяжные.
Они не состоят в партиях.
Они временные, без права переизбрания.
Ни один политик не может контролировать жребий.
Ни одна партия не может назначить «своих людей».
Ни одна элита не может построить вертикаль влияния.

4. Но где гарантия, что элита всё равно не захватит Фонд?

Критик скажет: «Люди подкупают, запугивают, давят. Вы идеализируете человека». Это важная и честная претензия. Ответ состоит из двух частей:

Первая часть: невозможно подкупить то, что НЕ зависит от людей, если ключевые решения:

• не принимаются одним человеком,
• имеют цифровой след,
• проходят через несколько независимых уровней контроля,
• автоматически проверяются алгоритмами,
• находятся под международным аудитом,

то коррупция становится невыгодной и опасной. Это системный страх, встроенный в модель.

Вторая часть: невозможно политизировать то, что не связано с государством.

Самая большая революция модели 90/10:

Фонд — это не государственная структура. Это структура НАРОДА, закреплённая в Конституции.
Парламент не может:

• менять правила распределения,
• назначать директора,
• вмешиваться в стратегии,
• использовать деньги для бюджета,
• давать указания по контрактам.

Правительство не может:

• менять инвестиционные направления,
• использовать фонд как резерв,
• затыкать бюджетные дыры.

То есть политический класс полностью отделён от фондовой архитектуры.

5. Примеры мира подтверждают: деполитизация возможна

• Норвегия — мировое доказательство: их фонд деполитизирован и управляется независимым советом.
• Швейцария — гражданские собрания работают десятилетиями.
• Канада — непартийные комиссии функционируют лучше парламентских органов.
• Эстония — алгоритмическая прозрачность почти ликвидировала политическое влияние на госуслуги.

Мир уже показывает, что деполитизация института возможна. Модель «90/10» идёт дальше — она строит архитектуру, которая изначально исключает политизацию.

Вывод: критика справедлива, но устаревшая.

Тезис «невозможно защитить фонд от политического влияния» основан на старых моделях фондов, где:

• власть была центром распределения,
• народ не имел прямых прав собственности,
• отсутствовали цифровые инструменты контроля,
• решения принимали бюрократы.

Вопрос. Модель «90/10» создаёт не фонд, а гражданско-алгоритмический институт, встроенный в систему сдержек и противовесов и защищённый от политики конституционно и технологически.
Поэтому политизация здесь — не неизбежность, а системно маловероятный сценарий, против которого работает сама архитектура модели.


Вопрос 1.6. Система слишком сложна, население её не поймёт.


Одним из самых частых возражений против любых институциональных реформ является сомнение в том, что «широкие массы» смогут осознать их смысл и функции. Это скепсис не только экономический, но и антропологический: в нём звучит скрытая убеждённость, будто народ не способен понимать сложные механизмы и неизбежно станет жертвой манипуляций. В адрес модели «90/10» критика звучит так: «Национальный Ресурсный Фонд, дивиденды, распределённое управление, алгоритмическая прозрачность — всё слишком сложно. Простые люди этого не поймут, а значит, не смогут контролировать власть».
Это возражение кажется логичным, но оно опирается на ошибочную предпосылку: будто для участия в экономической демократии человек должен быть специалистом по инвестициям или аудиту. На самом деле история, социология и практика развитых стран показывают прямо противоположное.

1. Простота — не в механизмах, а в правах

Демократия сама по себе — сложнейшая система:

• она включает выборы,
• судебную власть,
• парламентские процедуры,
• конституции,
• независимые комиссии,
• проверки и балансы.

Однако для гражданина всё это сведено к простому праву голоса. Никто не требует от населения читать Конституцию целиком или понимать избирательный закон. И именно эта простота участия делает систему лёгкой для освоения. Модель «90/10» строится по тому же принципу. Для гражданина ключевые элементы предельно просты:

• ресурсы принадлежат всем,
• дивиденд получает каждый,
• данные фонда открыты,
• граждане могут инициировать проверку.

• Не нужно понимать инвестиционный портфель, чтобы понимать, что деньги приходят честно.
• Не нужно изучать добычу нефти, чтобы видеть объёмы добычи на экране.
• Не нужно быть экономистом, чтобы получать дивиденды.
• Сложность — внутри института.
• Простота — внутри гражданских прав.

2. «Слишком сложно» — это миф элит, а не реальность народов

Элиты часто оправдывали монополию власти тем, что «народ ничего не поймёт»:

• так оправдывали абсолютные монархии,
• так оправдывали колониализм,
• так оправдывали ограниченное избирательное право,
• так оправдывают приватизацию ресурсов.

Но факты говорят обратное: когда людям дают инструменты участия, они учатся ими пользоваться.

• Швейцария — референдумы по 5–10 вопросам каждый год.
• Эстония — цифровые государственные сервисы.
• Исландия — массовое участие в переписке Конституции.
• Аляска — люди понимают связь между нефтью и своим дивидендом.
• Норвегия — колоссальная поддержка фонда благодаря прозрачности.

Ни один из этих обществ не «перегрузилось» сложностью. Напротив — сложность делает людей умнее и ответственнее.

3. Человек легко понимает то, что касается его кармана

Всякое экономическое знание становится осмысленным, когда оно:

• даёт доход,
• защищает от несправедливости,
• повышает личную безопасность.

Дивиденд — это не теория. Это личный денежный поток. Цифровая платформа фонда — не учебник. Это приложение, где гражданин видит:

• сколько добыто,
• сколько заработано,
• сколько начислено лично ему.

Понимание здесь естественно: человек не абстрактно «интересуется экономикой», а следит за тем, к чему он причастен. Именно чувство владения рождает понимание.

4. «Сложно» — это характеристика плохо построенной системы

Если фонд нужно «понимать», значит он неправильно устроен. Правильно устроенная система должна быть прозрачной по умолчанию.
Автомобиль сложнее, чем повозка. Но им пользуются миллиарды людей, потому что интерфейс прост.
Компьютер — чудовищно сложен. Но интерфейс мыши и кнопки «Открыть» — простейший.
Интернет — гигантская сеть протоколов. Но для человека он — просто экран.
НРФ должен быть построен так же:

• сложнейшая архитектура внутри,
• простейший интерфейс для граждан.

5. Модель «90/10» включает образовательный компонент

Модель изначально включает:

• уроки экономического суверенитета в школе,
• курсы гражданской грамотности,
• медиа-платформы фонда,
• участие граждан в принятии решений,
• открытые данные.

Это формирует новую экономическую культуру.
И когда человек видит данные фонда ежедневно — экономика становится такой же понятной, как погода.

6. Что происходит, если оставить систему «слишком сложной» без реформ?

Критики забывают обратную сторону:
Сегодняшняя экономика в сотни раз сложнее модели 90/10.
Но никто не кричит: «Народ не поймёт банковскую систему!»
Вместо этого просто скрывают сложность.
Результат:

• людей обманывают кредитами,
• приватизируют ресурсы,
• снимают ренту через офшоры,
• манипулируют тарифами,
• завышают цены на энергоресурсы.

То есть сегодняшняя система не сложна — она непрозрачна.
Модель «90/10» не усложняет — она упрощает.

Вывод: критика основана не на фактах, а на недооценке человека

Сомнение «народ не поймёт» — это форма старой элитарной философии: «народ — объект, элиты — субъект».

Модель «90/10» ломает этот подход:

• народ — совладелец,
• фонд — прозрачен,
• данные — доступны,
• участие — простое,
• образование — встроенное.

Понимание рождается не из упрощения системы, а из участия в ней. И самым мощным учителем становится не книга, а дивиденд, который пишет человеку: «Ты — совладелец этой страны».


Вопрос 1.7. Люди могут начать жить только на дивиденды и перестать работать.

Одним из самых распространённых страхов, связанных с моделью «90/10», является убеждение, что регулярные дивиденды от Национального Ресурсного Фонда превратят население в пассивных иждивенцев. Этот аргумент звучит примерно так: «Если людям давать ренту, они перестанут работать, общество деградирует, экономика будет в упадке».

На первый взгляд тревога понятна: история знает примеры популизма, когда раздачи денег разрушали трудовую мотивацию. Однако при внимательном анализе оказывается, что такая критика больше отражает мифы и страхи, чем реальные закономерности человеческого поведения или экономическую логику.

1. Почему люди работают? Истинные стимулы трудовой активности

Экономическая психология давно доказала: большинство людей трудится не ради выживания, а ради развития.
Основные мотивы труда:

• самореализация,
• признание и статус,
• ощущение полезности,
• профессиональный рост,
• творчество,
• социальные роли,
• участие в общественной жизни.

Если бы человек работал только ради денег, не существовало бы учёных, художников, врачей, инженеров-энтузиастов, стартапов, волонтёров.
И не существовало бы стран, где базовые потребности закрыты, но уровень трудовой активности — высок.

Пример:

• В Норвегии, где фонд богатства превышает 1,5 трлн долларов, никто не перестал работать.
• В Аляске, где дивиденд выплачивается десятилетиями, нет иждивенческого общества.
• В Финляндии и Канаде программы гарантированных выплат не привели к падению мотивации.

Причина проста: деньги не являются главным источником смысла человеческой деятельности.

2. Дивиденд — это база, а не потолок дохода

Народная рента — не зарплата и не прожиточный минимум. Это базовый дивиденд, гарантирующий:

• стабильность,
• отсутствие страха перед голодом и бедностью,
• возможность выбора.

Но он не заменяет труд, потому что:

1. Размер дивиденда не будет настолько велик, чтобы позволить роскошную жизнь.

2. Человек хочет больше, чем просто выживание — он хочет созидать, строить, расти.

3. Рента создаёт платформу для риска: люди чаще открывают бизнес, учатся, экспериментируют, когда не боятся упасть в бедность.

С точки зрения экономики это даже усиливает трудовую активность: у людей появляется психологическая свобода работать творчески, а НЕ РАБСКИ!

3. Дивиденд не демотивирует, а снимает страх и повышает продуктивность

Большинство людей сегодня работает не потому, что любит труд, а потому что боится потерять доход. Этот страх разрушает:

• мотивацию,
• качество работы,
• здоровье,
• инновации.

Базовый доход, наоборот:

• уменьшает стресс,
• увеличивает способность к обучению,
• повышает продуктивность,
• создаёт пространство для творчества и предпринимательства.

Это подтверждают десятки исследований экспериментов UBI (англ. «базовый доход»).

4. В модели 90/10 дивиденд связан с образовательной и инновационной активностью

Это ключевое отличие от всех существующих моделей. В классическом безусловном доходе есть риск иждивенчества. Но в модели 90/10 рента встроена в социально-образовательный контур. Каждый гражданин может:

• повышать квалификацию,
• получать новые компетенции,
• участвовать в инновационных программах,
• вносить рационализаторские предложения,
• участвовать в программах развития регионов,
и за это его доля дивиденда растёт.

То есть рента — это не «подарок», а часть архитектуры человеческого развития. Награждается не пассивность, а активность.

5. Рента уменьшает бедность, а бедность является главным разрушителем мотивации

Критики забывают важный факт: самые демотивированные — не те, кому дают деньги, а те, у кого нет никакого шанса на развитие.

Бедность уничтожает:

• инициативу,
• здоровье,
• способность учиться,
• социальные связи,
• амбиции,
• мечты.

Народная рента убирает главную убийцу мотивации — хронический стресс и физическую усталость от борьбы за выживание.
Когда человек выходит из режима «борьбы за хлеб», он входит в режим «борьбы за смысл».

6. Почему дивиденд не разрушает экономику

Модель 90/10 не печатает деньги из воздуха и не берёт их из бюджета.
Рента выплачивается:

• из прибыли,
• полученной от реальных ресурсов,
• которые теперь принадлежат всем.

Это не перераспределение чужого частного капитала. Это справедливое распределение общественного капитала. Экономика не разрушается — она стабилизируется:

• потребление гарантировано,
• спрос устойчив,
• внутренний рынок растёт,
• инновации ускоряются.

7. Человечество давно доказало: когда людям доверяют — они растут

Критики ренты исходят из старой модели человека:
«люди ленивы, глупы, недальновидны, их надо заставлять работать». Но современная психология и социология доказывают другое:

• человек активен, когда чувствует смысл;
• человек трудолюбив, когда его ценят;
• человек обучаем, когда у него есть безопасность;
• человек склонен к творчеству, когда у него есть ресурсы;
• человек честен, когда система честна с ним.

Модель 90/10 строится на доверии, а не на принуждении.

Вывод: страх иждивенчества — это наследие старых систем, а не реальный риск

Люди не перестанут работать.
Люди перестанут страдать.
И вместо общества выживания мы получим общество развития, где:

• труд — не обязанность, а выбор,
• обучение — не роскошь, а естественный путь,
• инновации — не риск, а шанс,
• дивиденд — не подачка, а право.

Модель 90/10 не убивает мотивацию. Она корректирует саму природу мотивации — переводя её от страха к свободе. И это главное отличие новой экономической философии от всех прежних.


Вопрос 1.8. Модель 90/10 может вызвать отток капитала и блокады со стороны мировых финансовых центров.

Одна из самых жёстких и серьёзных претензий к модели «90/10» звучит так: «Если страна объявит, что ресурсы принадлежат народу, а не корпорациям, мировая финансовая система её заблокирует. Капитал убежит. Санкции задавят. Инвесторы уйдут. Модель умрёт, не успев родиться».

Этот страх не только эмоциональный, но и рациональный: мировая экономика действительно построена так, что контроль над ресурсами часто определяет политическое давление, войны и международные конфликты.
Однако при внимательном анализе картина оказывается куда сложнее и одновременно более благоприятной для модели «90/10».

1. Миф о «бегстве капитала»: капитал уходит не от реформ, а от хаоса

Приверженцы этого аргумента забывают ключевую закономерность:
инвесторы бегут не от справедливых реформ, а от непредсказуемости, коррупции и политического хаоса.

Примеры:

• В Норвегии ресурсная национализация прошла без бегства капитала, потому что была прозрачной, поэтапной и правовой.
• В Саудовской Аравии жёсткий контроль государства над нефтью не мешает инвесторам ежегодно вкладывать миллиарды.
• В ОАЭ государственные фонды владеют ресурсами, но страна является одним из крупнейших мировых хабов для капитала.
• Аляска десятилетиями распределяет дивиденд, и при этом остаётся привлекательной для бизнеса.

Капитал уходит только там, где:

• реформы внезапные,
• институты слабые,
• правила неясные,
• власть непредсказуема.

Модель 90/10, напротив, строится на юридической чёткости, поэтапности и максимальной прозрачности, что снижает риски для инвесторов.

2. Санкции и давление: когда они возможны, а когда — бессмысленны

Критики утверждают, что корпорации и страны Запада мгновенно введут санкции.
Но в реальности санкции применяются только тогда, когда:

1. нарушаются международные договоры,
2. происходят экспроприации частных активов,
3. возникает внешнеполитический конфликт.

В модели 90/10 нет экспроприаций. Частный сектор сохраняет свои 100% в зоне 10% экономики. Меняется лишь статус природных ресурсов — но корпорации получают компенсационные лицензии и долгосрочные контракты, а не лишаются своих инвестиций. Это принципиальная разница между конфискацией и реформой — и глобальные рынки хорошо её понимают. Более того:

• ни одна страна мира не вводила санкций против Норвегии за её фонд,
• против ОАЭ за государственный контроль над ресурсами,
• против Кувейта за государственную нефтяную монополию.

Санкции вводят не за справедливость, а за угрозу мировой безопасности или нарушение международных правил. Модель 90/10 не нарушает никаких норм, а наоборот — делает экономику предсказуемой и контрактно защищённой.

3. Зависимость от сырья уменьшается, а не увеличивается

Ирония в том, что критики модели 90/10 боятся того, что модель делает прямо противоположное:

• снижает долю сырьевых доходов в ВВП,
• инвестирует в образование и технологии,
• создаёт Фонд Будущего как независимый финансовый резерв,
• развивает человеческий капитал,
• стимулирует инновации, науку и экспорт интеллектуальных продуктов.

Таким образом, страна становится менее уязвимой к мировым рыночным шокам, а не более.
Парадокс: страна, владеющая ресурсами через народный фонд, стабильнее страны, где ресурсы приватизированы или разрознены среди олигархических структур.

4. Международные корпорации не «атакуют» страны, которые действуют по правилам

История показывает: корпорации уважают одну вещь — юридическую определённость.
Если страна:

• не конфискует частное имущество,
• предлагает чёткие лицензии,
• вводит прозрачные правила,
• обеспечивает судебную защиту контрактов,
— корпорации продолжают работать.

Даже в социалистическом Китае крупнейшие мировые корпорации работают десятилетиями, потому что правила стабильны и соблюдаются.
А модель 90/10:

• не запрещает корпорациям работать,
• не выталкивает частный сектор,
• не уничтожает рынки,
она лишь говорит: “ресурс принадлежит народу, а прибыль делится по честным правилам”. Это условие, которое мировые инвесторы готовы принять.

5. Фонд как второй ВВП — источник устойчивости, а не риска

Когда Фонд накапливает капитал, равный или превышающий ВВП страны, это создаёт:

• независимость от внешних кредитов,
• устойчивость к санкциям,
• способность переживать кризисы,
• возможность покупать активы за рубежом,
• повышение кредитного рейтинга страны.

Такая страна менее уязвима внешне. Она перестаёт быть экономической колонией. Наказание такой страны санкциями бессмысленно — она самодостаточна.

6. Почему на самом деле элиты боятся модели 90/10?

Не корпорации боятся народных фондов.
Не мировая финансовая система.
Боятся — внутренние элиты, которые привыкли:

• распоряжаться ресурсами,
• использовать административные рычаги,
• перепродавать лицензии,
• приватизировать доходы,
• использовать государство как кормушку.
Для них модель 90/10 — удар по привычной схеме власти. Но внутренний протест — это внутренний вопрос страны, решаемый политической борьбой, гражданским движением и новым типом демократии.

Вывод: модель 90/10 не создаёт внешних угроз — она разрушает внутренние паразитарные механизмы

Риск оттока капитала и внешних блокад — это во многом страх старых элит, а не реальный прогноз. Международная экономика давно научилась работать с разными моделями владения ресурсами. Главное:

• юридическая точность,
• компенсации,
• прозрачность,
• стабильность правил,
• поэтапность реформ.

И модель 90/10 опирается именно на это.
В итоге вместо внешней уязвимости появляется внешняя устойчивость, а вместо внутреннего хаоса — новый порядок экономической демократии.


Вопрос 1.9. Модель слишком хороша, чтобы быть правдой: это утопия, которая сломается о человеческую природу.

Один из самых частых скептических упрёков звучит почти с библейской неизбежностью:

«Люди всегда будут жадными. Сильные всегда будут забирать у слабых. Так было, так есть, так будет. Никакая справедливая модель не сможет изменить человеческую природу».

Этот аргумент кажется мощным, потому что базируется на многовековом опыте истории: войнах, грабежах, приватизации общинных земель, коррупции, уничтожении равенства. Но он также и глубоко ошибочен, потому что опирается на два ложных допущения: что человеческая природа неизменна, и что социальные институты бессильны перед инстинктами.

На самом деле именно институты формируют большую часть человеческого поведения — и история это убедительно доказывает.

1. Человеческая природа не абсолютна — она пластична и зависит от институтов

Скептики любят ссылаться на «вечную человеческую жадность», но при этом игнорируют то, что жадность проявляется по-разному в разных системах.
Одни примеры:

• В скандинавских странах уровень коррупции минимален не потому, что «норвежцы родились ангелами», а потому что их институты исключают возможность скрытого присвоения.
• В Швейцарии люди десятилетиями не нарушают налоговые правила не из-за «особой честности», а потому что система прозрачна и выгодна для всех.
• В Японии высокий уровень социальной дисциплины — продукт многовековой культурной и институциональной инженерии.
• Даже в бывших племенных обществах Африки, где существовали общинные земли, люди жили без катастрофической коррупции, потому что структура собственности была коллективной и прозрачной.

Люди не лучше и не хуже предков — они адаптируются к условиям.
Если институциональная среда поощряет коррупцию — будет коррупция.
Если поощряет справедливость — справедливость становится нормой.
Модель 90/10 строит структуру, где жадность не выгодна, а сотрудничество и прозрачность — рациональны.

2. Утопией является не модель 90/10, а вера в то, что несправедливость может длиться вечно

Скептики утверждают, что реформы обречены.
Но факт в том, что рушатся не идеи справедливости, а системы, основанные на неравенстве:

• рухнула рабовладельческая экономика;
• рухнули феодальные монархии;
• рухнули империи, основанные на колониальной эксплуатации;
• рухнул СССР, в котором власть монополизировала ресурсы под лозунгом «народной собственности»;
• трещит нынешний капитализм, в котором 1% владеют 50% мирового богатства.

История показывает: невозможна модель, которая концентрирует ресурсы в руках узкого слоя. Она нестабильна изнутри и обречена на коллапс.
Таким образом, именно старая система — и есть утопия. Утопия, которая постоянно пытается выдать себя за «реализм».

3. «Слишком хорошая» модель — это не утопия, а цивилизационный стандарт будущего

Каждая революционная экономическая идея сначала считалась невозможной:

• Когда отменяли рабство, говорили: «Нереально, экономика рухнет».
• Когда вводили 8-часовой рабочий день: «Промышленность остановится, рабочие обленятся».
• Когда вводили пенсионные системы: «Страна не выдержит расходов».
• Когда создавали Норвежский нефтяной фонд: «Это утопия, политики украдут деньги».

Сегодня всё это — нормы цивилизации. То, что кажется невозможным в одной эпохе, в другой становится обыденностью. Модель 90/10 — логическое продолжение исторической эволюции прав человека: от свободы личности ; к свободе политической ; к свободе экономической.

4. «Люди не примут справедливость» — миф элит, а не реальность

Скептики любят утверждать, что массам выгоднее подачки, а не участие в управлении.
Но реальные исследования показывают обратное:

• люди хотят равных возможностей, а не бесконечных пособий;
• хотят участвовать в принятии решений, если система прозрачна;
• хотят получать результаты своего труда;
• хотят жить в безопасном обществе, где никто не умирает от бедности.

Модель 90/10 как раз опирается на эти естественные желания, а не пытается их подавить.

4. Главное обвинение: «люди испортят даже хорошую систему»

Ответ: значит, нужен механизм, который не зависит от отдельных людей

Модель 90/10 не строится на вере в доброту людей.
Она строится на:

• децентрализации управления;
• цифровой прозрачности;
• распределённом контроле;
• публичности каждой транзакции;
• независимом аудите;
• запрете конфиденциальных контрактов с ресурсами;
• невозможности приватизации фондов;
• механизме автоматических ограничений власти.

Это система, которая не требует ангелов во власти. Она допускает, что люди несовершенны — и архитектурно блокирует возможность злоупотреблений. То есть она построена не на наивности, а на институциональной инженерии.

6. «Слишком хорошо, чтобы быть правдой» — это не аргумент, а психологическая ловушка

Большинство людей прожили жизнь в условиях несправедливости. Их сознание сформировано идеей, что «иначе не бывает». Но это — когнитивная травма истории, а не объективный закон природы. Рабство тоже казалось «вечным». Монархия — «естественной». Олигархия — «неизбежной». Все эти системы рухнули. Потому что человек — не статичное существо. Он развивается. Он меняет правила. Он создаёт новые формы общества, когда старые перестают работать. Модель 90/10 — это не утопия. Это следующий логический шаг в эволюции справедливости.

Вывод: модель 90/10 не ломается о человеческую природу — она учитывает её и направляет

Критики говорят: «люди всегда будут жадными». Но модель 90/10 отвечает: жадность можно направить в пользу общества, а справедливость можно сделать выгодной.
Когда:

• ресурсы под народным контролем,
• дивиденды распределяются автоматически,
• коррупция блокируется цифровыми механизмами,
• власть децентрализована,
• народ экономически силён,
— человеческие пороки перестают быть разрушительными.

И именно в этом смысле модель 90/10 не утопия, а прагматичная, технологичная архитектура будущей цивилизации.


Вопрос 1.10. Модель слишком сложная: её невозможно внедрить в реальном государстве.


Один из самых настойчивых скептических аргументов противников реформы звучит так:

«Модель слишком технически сложна. Её структура — слишком многоуровневая, слишком инновационная, слишком несовместимая с реальными государственными механизмами. Она просто не взлетит».

На первый взгляд этот аргумент кажется рациональным. Большинство людей боится сложных систем и предпочитает то, что «работает как раньше». Однако если разобрать его внимательнее, становится очевидно: это не аргумент, а отражение инерции мышления. За этим скепсисом стоит привычка считать любые масштабные реформы «невозможными», пока они не становятся нормой.

1. Сложность — не недостаток, а необходимая характеристика современного общества

Мир XXI века устроен сложно. Финансовые рынки — это сети алгоритмов, бирж, деривативов. Государства управляют миллионами процессов — от электроэнергетики до цифровой безопасности. Технологии, на которых держится современная экономика, непостижимо сложнее любой модели распределения ренты. И при этом никто не говорит:

«Отменим рынок, он слишком сложный».

«Откажемся от налоговой системы, она чересчур многослойна».

Мы принимаем сложность как норму — потому что она даёт эффективность.
Модель 90/10 ровно такая же.
Да, она сложна. Да, она многоуровнева. Но сложность — не препятствие, а инструмент точности, защиты и устойчивости. В современном мире простые системы — самые хрупкие.

2. Государства уже внедряли системы сложнее модели 90/10

Исторические примеры демонстрируют: реальная администрация способна внедрить системы, в десятки раз более трудные, чем наши реформы. Несколько кейсов:

• Пенсионные системы: многолетние, многоуровневые, с актуарной математикой, международными нормами, секторальной дифференциацией.
• Система госбюджетов: миллионы строк расходов, тысячи ведомств, сотни процедур контроля.
• Цифровые реестры: базы данных на десятки миллионов человек, интеграция сотен ведомств.
• Скандинавские социальные модели: сложнейшие системы перераспределения, достижения которых требуют десятков законов и сотен подзаконных актов.
• Норвежский нефтяной фонд: один из самых интеллектуально сложных инвестиционных механизмов мира, управляющий активами на триллион долларов.

Если государства уже реализуют такие сложные архитектуры, почему они не смогут внедрить модель 90/10, которая основана на гораздо более прозрачных и логичных принципах?

Ответ очевиден: смогут.

3. Настоящая причина скепсиса — не сложность, а страх перед новым типом управления

Когда люди говорят: «Это слишком сложно», они часто имеют в виду: «Это слишком непривычно» или «Это изменит существующие правила игры».

Любая реформа, которая перераспределяет власть и ресурсы, вызывает сопротивление, и аргумент «сложности» — один из самых удобных инструментов саботажа. Он звучит научно, устрашающе и всегда оставляет пространство для бесконечного сомнения.

Но важно понимать: основная сложность модели 90/10 — не техническая, а психологическая.

4. У модели есть встроенная архитектурная простота

Несмотря на многоуровневую структуру, модель 90/10 имеет несколько принципиально простых, легко контролируемых опор:

1. Все ресурсы принадлежат народу в едином реестре.
2. 90% прибыли идут в Национальный Ресурсный Фонд.
3. Фонд распределяет часть прибыли гражданам и инвестирует часть в развитие.
4. Управление фондом децентрализовано: региональные подфонды + центральный.
5. Каждая транзакция видна в цифровом реестре.
6. Ни одна группа не может монопольно контролировать фонд.

Это не туманная идеология, а архитектура, которую можно описать в 20 страницах юридического текста и 50 страницах технического регламента.
Сложность возникает только в деталях — но это нормальная, управляемая сложность.

5. Большие реформы всегда кажутся невозможными до момента реализации

История полна примеров:

• введение всеобщего образования считалось непосильной задачей,
• создание национальных банков — невозможным,
• создание Европейского Союза — утопией,
• переход к цифровым госуслугам — фантастикой,
• распространение интернета — мечтой академиков,
• внедрение нефтяных фондов — рискованной авантюрой.
А сегодня это — повседневность.

Модель 90/10 — образование следующего уровня. Её «сложность» — та же сложность, что у любой масштабной инновации.

6. Почему на самом деле модель внедрить не просто, а возможно.

Сложность применения модели 90/10 — не повод её отвергать. Напротив, это повод её тщательно проектировать. У модели есть три ключевых фактора реализуемости:

1. Поэтапность

Она внедряется не одномоментно, а:

• пилотные регионы,
• пилотные отрасли,
• постепенная интеграция в законодательство,
• адаптация институтов,
• отладка механизмов распределения.

Это не революция — это эволюция.

2. Технологическая поддержка

Цифровой реестр, блокчейн-транзакции, автоматическое распределение прибыли — это уже обычная технологическая практика XIX–XXI века.

3. Международный опыт

Мы не изобретаем систему с нуля. Мы синтезируем лучшие практики:

• Норвегия — модель народного фонда,
• Аляска — модель дивидендов,
• ОАЭ — модель суверенных инвестиций,
• Исландия — модель прямой демократии,
• Эстония — модель электронной прозрачности.

Все элементы уже существуют в реальном мире. Мы просто соединяем их в единую структуру.

7. Вывод: сложность — не барьер, а условие зрелой системы

Модель 90/10 не ломается под тяжестью своей сложности. Напротив — она использует сложность как инструмент устойчивости:

• чем больше уровней контроля,
• чем больше центров управления,
• чем больше прозрачных механизмов,
тем труднее вмешательство, манипуляции, коррупция.

Система сложнее старых моделей — но именно поэтому она жизнеспособнее.
Сложность — не враг реформы. Сложность — её гарантия.

Вопрос 1.11. Модель подорвёт экономику: инвесторы уйдут, капиталы сбегут.


Один из самых частых и эмоционально насыщенных скептических тезисов звучит так:

«Если государство перераспределит ресурсы в пользу народа, все инвесторы испугаются и убегут. Капитал — труслив, он идет туда, где гарантированно сохраняется частная собственность. Введение модели 90/10 уничтожит инвестиционный климат, приведёт к бегству капитала и обвалу экономики».

Этот аргумент выглядит сильно, потому что апеллирует к страху: страху остаться без инвестиций, без рабочих мест, без международной поддержки.

Но если разобрать его внимательно, станет очевидно, что он основан не на фактах, а на ошибочных предпосылках и упрощенном представлении о природе современного капитала.

1. Инвесторы не бегут из-за справедливости — они бегут из-за хаоса

История показывает: крупный капитал уходит не туда, где «много народа», а туда, где отсутствует:

• предсказуемость,
• юридическая ясность,
• понятная структура собственности,
• защищённость контрактов.

Модель 90/10 как раз создаёт:

• чёткую архитектуру собственности: ресурсы закрепляются в одном национальном реестре;
• полную прозрачность: фонд работает по алгоритму, а не по воле бюрократов;
• стабильность: управление фондами децентрализовано, решения распределены между десятками независимых органов;
• предсказуемые правила: весь механизм прописывается заранее и не может зависеть от политической конъюнктуры.

Инвестор не боится новых правил — он боится непонятных правил.
А модель 90/10 как раз делает правила понятными.

2. Капитал приходит туда, где много возможностей, а не туда, где мало народа

Скептики часто забывают: наиболее привлекательные государства для инвесторов — это не те, где капиталы сконцентрированы у узких элит, а те, где существует:

• сильная инфраструктура,
• образованные граждане,
• высокая покупательная способность,
• политическая стабильность,
• долгосрочная стратегия.

Примеры:

• Сингапур ; сверхпрозрачная экономика + высокие стандарты ; поток инвестиций.
• Норвегия ; нефтяной фонд принадлежит обществу ; приток капитала, а не отток.
• ОАЭ ; ресурсы + масштабные общественные инвестиции ; один из крупнейших инвестиционных хабов мира.

Модель 90/10 делает то же самое:

• 70% прибыли Фонда инвестируются в образование, инфраструктуру, технологии;
• растёт человеческий капитал;
• растёт потребление;
• растёт стабильность;
• растёт инновационный сектор.

Инвестор приходит туда, где есть будущее.
А модель 90/10 строит именно будущее.

3. Капитал любит страну с сильными институтами — а модель 90/10 укрепляет институты

Скептики часто исходят из логики:

«Если что-то меняется, инвесторам это не понравится».

Но в реальности инвесторы бегут не от реформ, а от:

• коррупции,
• монополий элит,
• непрозрачного управления ресурсами,
• концентрации власти,
• политической непредсказуемости.

Модель 90/10 устраняет все эти факторы:

1. Ресурсы перестают быть объектом коррупции.
Они выводятся в единый реестр и становятся недоступны для приватизации элит.
2. Фонд управляется многослойно и децентрализовано.
Это значит, что смена правительства не обнуляет правила игры.
3. Цифровая прозрачность снижает коррупцию до структурного минимума.
4. Система сдержек и противовесов не позволяет использовать фонд как «кормушку.

Инвесторы идут туда, где власть не сможет завтра отнять или переписать правила. Модель 90/10 делает такое изменение невозможным.

4. В первые годы может быть турбулентность — но затем возникает сверхстабильность

Ни одна серьёзная реформа не проходит без переходного периода.
И действительно, первые 1–3 года возможны:

• осторожность капитала,
• снижение притока инвестиций,
• колебания рынка.

Однако затем запускается обратный эффект, доказанный десятками стран:

• после реформ собственности ; стабильность растёт,
• после укрепления институтов ; инвесторы возвращаются,
• после роста человеческого капитала ; экономика ускоряется.

Примеры:

• Южная Корея,
• Финляндия,
• Эстония,
• Чили,
• Германия после объединения.

Переход сложен, но новая система всегда выигрывает на длинной дистанции.

5. Главный аргумент в пользу модели: капитал любит предсказуемую структуру распределения прибыли

Инвесторы не против, чтобы государство владело ресурсами. Они против, когда непонятно:

• куда идут деньги,
• кто принимает решения,
• какие правила завтра изменятся.

Модель 90/10 создаёт:

• стабильный дивидендный режим,
• долгосрочные инвестиционные программы,
• предсказуемую макроэкономическую среду,
• отсутствие «точечного лоббизма»,
• минимизацию коррупционных рисков.

Это идеальная среда для инвесторов — особенно тех, кто работает в высокотехнологичных и инфраструктурных проектах.

6. Капитал боится нестабильности, а не справедливости

Самый точный вывод звучит так:

Если страна делает систему честной, прозрачной и устойчивой — капитал приходит. Если страна делает систему хаотичной, непрозрачной и контролируемой элитами — капитал уходит.

Модель 90/10 относится к первой категории. Она создаёт не угрозу, а новую архитектуру устойчивости.

7. Итог: модель не разрушит экономику — она разрушит коррупцию и хаос.

Именно поэтому многие элиты и выступают против: они теряют инструменты контроля. Но реальная экономика — предприниматели, инновационные компании, технологические партнёры, производители — получают:

• предсказуемость,
• стабильность,
• долгий горизонт планирования,
• сильный человеческий капитал,
• конкурентные рынки,
• инфраструктурную поддержку.

Капитал не сбежит. Капитал перераспределится — уйдёт от коррупционеров к обществу, от сырья к инновациям, от монополий к честной конкуренции. И это и есть движение к экономической зрелости.

Вопрос 1.12. Даже если модель идеальна, она требует гражданской зрелости. Готово ли общество?

Этот вопрос кажется прагматичным, но он имеет скрытую философскую глубину: всякий раз, когда человечеству предлагали более справедливую систему, звучал один и тот же скепсис — «люди не готовы». Так говорили во времена отмены рабства, введения всеобщего образования, прав женщин, свободы слова, демократических конституций, профсоюзов, запрещения детского труда, появления интернета. И каждый раз история опровергала этот скепсис. Люди оказываются готовы именно тогда, когда им дают возможность быть готовыми. Сознательность не появляется сама по себе — она формируется институтами, правами, новыми ожиданиями и культурой ответственности. То, что вчера казалось невозможным, завтра становится нормой.
Модель 90/10 действительно требует нового уровня гражданской культуры: понимания своей доли в национальных ресурсах, готовности участвовать в контроле, умения отличать манипуляцию от факта, уважения к идее народной собственности как к личному капиталу. Но здесь важно понять: гражданская зрелость — это не условие модели, это её продукт. Человек становится совладельцем — и через это взрослеет. Осознание собственности воспитывает быстрее, чем тысяча патриотических уроков.
Общество не созревает в ожидании реформ. Оно созревает в их процессе. Когда человек получает цифровой доступ к отчётности Фонда, видит каждую транзакцию, получает дивиденд, понимает связь между ресурсом и доходом — он учится гражданственности на практике. Там, где сегодня царит апатия и недоверие, появляется собственническое чувство: «Это моё. И я хочу знать, как этим управляют». Такое чувство невозможно привить искусственно — но оно возникает мгновенно, когда у человека появляется реальная доля.
Надо учитывать ещё одно: общество гораздо более зрелое, чем принято думать. Люди умеют отличать справедливость от несправедливости, видят коррупцию, понимают ценность ресурсов. Но эта зрелость подавлена отсутствием механизмов участия. Люди не участвуют в управлении ресурсами не потому, что «не готовы», а потому что их никогда не подпускали. Дайте им реальный инструмент — и они проявят зрелость быстрее, чем любые элиты.
Наконец, модель 90/10 не требует мгновенного просветления населения. Она строится поэтапно — через образование, цифровую прозрачность, пилотные программы, простые и интуитивные механизмы контроля. Этот процесс можно сравнить с появлением интернет-банкинга: сначала казалось, что «люди не смогут этим пользоваться», а сегодня пенсионеры оплачивают коммуналку через телефон. То же произойдёт и с гражданским контролем: простые интерфейсы, ясные отчёты, автоматизация — всё это делает зрелость техническим, а не ментальным вопросом.
И главное: гражданская зрелость — это не проверка, которую общество должно пройти, прежде чем получить право на собственность. Это право — и есть путь к зрелости. Никто не спрашивал, «готовы ли люди» владеть землёй после феодализма. Никто не проверял, «готовы ли люди» голосовать, когда вводили демократию. Права дают, чтобы человек стал выше, чем был. Собственность даёт достоинство. А достоинство — основа зрелости.
Поэтому вопрос «готово ли общество?» нужно перевернуть: готовы ли мы наконец доверить человеку то, что всегда ему принадлежало — долю в богатствах его собственной страны?



Глава 2. Отвечаем на реалистично-пессимистические отзывы


Вопрос 2.1. Вы предлагаете честную систему для нечестного мира. Никто из тех, кто сейчас богат, не уступит ни процента добровольно.

Самый частый аргумент скептиков звучит просто и жестко: «Вы предлагаете честную систему для нечестного мира. Никто из тех, кто сегодня богат, не отдаст ни процента добровольно». На первый взгляд — это суровая правда. Но если посмотреть глубже, то становится видно: этот довод построен не столько на знании истории, сколько на вере в неизменность человеческой природы, в ту «вечную» схему, где богатство неподвижно, власть неподсудна, а народ неизбежно остаётся статистом. Однако история неоднократно опровергала этот фатализм.
Прежде всего, реальность меняется не тогда, когда богатые внезапно становятся альтруистами, а когда сам социальный контракт перестраивается так, что удерживать прежнюю систему становится дороже и опаснее, чем согласиться на новую. Богатство уступает не из доброты — а из расчёта. Так было в эпоху перехода от феодализма к капитализму, когда аристократии пришлось признать промышленников, потому что экономика изменилась. Так было в XX веке, когда владельцы корпораций согласились на прогрессивные налоги, социальные фонды и государственные программы не от гуманизма, а потому что иначе общество взорвалось бы. И так происходит каждый раз, когда старый порядок достигает точки морального и экономического истощения.
В сегодняшнем мире именно эта точка уже близка. Разрыв между верхами и низами стал слишком глубоким, ресурсы слишком сконцентрированы, а доверие общества к элитам — слишком низким, чтобы система продолжала работать по инерции. Богатые не уступят «ни процента» добровольно? Возможно. Но они уступали и больше, когда понимали, что альтернативой является хаос. И в этом нет морали, есть механизм. Наша модель — не о том, чтобы заставить кого-то «отдать». Она о том, чтобы переопределить саму структуру собственности, создать такие институты, в которых управление ресурсами становится прозрачным, а распределение — справедливым. Это не революция гнева, а эволюция экономической логики.
Кроме того, движение «90/10» не претендует на частное имущество тех, кто сегодня богат. Мы не предлагаем отнимать заводы, компании, стартапы, идеи. 10 процентов частной собственности — это их пространство для творчества, инициативы и риска. Мы лишь утверждаем: источники жизни — недра, вода, земля, энергия — по природе своей должны принадлежать всем, потому что без них никто не может жить. Собственность — это право создавать. Природа — это право жить. И эти два права не должны конфликтовать.
Скептики видят в мире только борьбу интересов. Но в реальности мир меняют не конфликты, а новая логика. Когда народ получает не подачку, а долю; не обещание, а право; не надежду, а инструмент — он перестаёт быть толпой и становится силой. И тогда элиты вынуждены перестраиваться не потому, что их заставили, а потому что старая система перестаёт работать. В этом смысле модель «90/10» — не просьба и не требование. Это приглашение к новой эффективности, к новой стабильности, к новому общественному договору.
Не стоит также забывать, что большинство богатых людей не заинтересованы жить в обществе, где 90% населения недовольны, озлоблены и готовы на разрушение. Богатство любит предсказуемость. Модель «90/10» предлагает именно её: сокращение напряжения, равные правила, прозрачность владения, гарантированную защиту будущего и понятные инструменты инвестирования. В такой системе элиты теряют только власть над хаосом, но приобретают порядок, которого сегодня нет.
Поэтому реалистично-пессимистический аргумент «никто не уступит» — это не диагноз, а страх. Страх перед новым, перед переменой логики, перед историей, которая всегда движется вперёд, даже если кто-то пытается удерживать прошлое. Система «90/10» не о насилии и не об отъёме, а о том, чтобы выстроить новую архитектуру справедливости, где богатые сохраняют свои 10 процентов возможностей, а народ получает свои 90 процентов природы, принадлежащих ему по праву рождения.
И самое главное — в этой модели никто никому ничего «не отдаёт». Мы просто восстанавливаем естественный порядок: источники жизни становятся общим достоянием, плоды творчества — частной инициативой, а свобода — равным правом, а не привилегией. И именно поэтому эта система не утопия. Это следующий логический этап развития общества, к которому так или иначе придёт весь мир — через понимание, реформу или кризис. Но гораздо лучше прийти через понимание.


Вопрос 2.2. Любая попытка передела собственности всегда наталкивается на элитное сопротивление. Вспомните Латинскую Америку — десятки провалившихся реформ.

Этот вопрос кажется смертельным аргументом против любых преобразований: если история Латинской Америки — это хроника провалов, переворотов и сорванных реформ, то разве возможно изменить систему собственности мирным путём? Опыт Чили, Боливии, Аргентины, Венесуэлы, Бразилии — богатейшая коллекция предупреждений. Там, где народ пытался вернуть себе землю, полезные ископаемые, нефть, воду, в дело вмешивались элиты, корпорации, армии, иностранные разведки и медиамагнаты. Реформы заканчивались свержениями, инфляцией, кризисами, гражданскими конфликтами. Целый континент будто бы доказывает: передел собственности обречён.
Но если посмотреть глубже, становится ясно: Латинская Америка провалила не саму идею справедливого распределения, а способ её реализации. Там пытались поменять структуру собственности в рамках старой логики — прежде всего политической, а не экономической. Реформы были персонализированными, завязанными на лидере, зависящими от харизмы президента, партии или революционной массы. Элитам легко было обрушить то, что держалось не на институтах, а на политической воле одного человека. И именно поэтому реформы рассыпались: общества не стали совладельцами, не получили инструментов контроля, не имели защиты от внешнего давления. Их просили «довериться лидеру», но не превращали в субъектов. Народ пользовался, но не владел.
Модель «90/10» принципиально отличается от всех попыток, которые предпринимались в Латинской Америке. Она не строится на политической фигуре, не делает ставку на революцию, не основывается на харизме, не пытается передать государству все рычаги, не превращает власть в монопольного распорядителя ресурсов. Она предлагает институциональный переворот, а не политический. В этой модели реформу невозможно «отменить» после смены президента, потому что ресурсная собственность юридически выводится из-под власти партий, правительств и политических циклов. НРФ не подчинён государству — напротив, государство подчиняется его структурам контроля и прозрачности.
Элиты сопротивляются переделу собственности, когда это угрожает их капиталу. Но модель «90/10» не отнимает бизнес, не уничтожает частный сектор, не национализирует частные компании. Она отделяет два вида богатства: природное — общее, и созданное — частное. И это делает реформу не конфискацией, а перераспределением прав там, где их не должно было быть изначально. Элиты теряют не имущество, а ренту от того, что им не принадлежало по природе. Идея «вы отнимаете у богатых» перестаёт работать, потому что частная собственность сохраняется в полном объёме — речь идет только о ресурсном ядре, которое никогда не должно было быть приватизировано.
Латинская Америка показывала и другое: реформы рушились, потому что отсутствовали защитные механизмы — децентрализованный контроль, цифровая прозрачность, независимые подфонды, международный аудит. Там, где ресурсы концентрировались в руках государства или лидера, коррупция и саботаж начинали разъедать экономику изнутри. Модель «90/10» устраняет саму возможность такого захвата: система построена не как вертикаль власти, а как сеть горизонтальных институтов, где главный регулятор — народ, а не президент. Это полностью меняет стратегию сопротивления элит: теперь им не к кому «прийти и надавить».
Наконец, стоит признать главное: Латинская Америка пыталась бороться за справедливость в эпоху, когда технологий контроля не существовало. Сегодня — другая реальность. Цифровая прозрачность, блокчейн-учёт ресурсов, открытые базы контрактов, постоянный гражданский аудит, мгновенный доступ каждого человека к данным фонда — всё это делает коррупцию не политической проблемой, а технически невозможной. То, что было невыполнимо в 1970-х, становится обыденным в 2030-х.
Элитное сопротивление не исчезнет. Оно неизбежно. Но в модели «90/10» оно не приводит к срыву системы — потому что сама система не зависит от элит. Она зависит от правил, встроенных в архитектуру государства. Латинская Америка проиграла войну за справедливость, потому что строила её на человеке. Мы строим её на институтах. И это принципиальная разница: элиту можно свергнуть, институт — только укрепить.


Вопрос 2.3. На бумаге всё красиво. А в жизни появятся новые посредники, новые комитеты, новые “распределители”— и снова коррупция.

Это самый тяжёлый, самый прагматичный и самый неизбежный вопрос. Любая идея, как бы она ни была стройна, сразу сталкивается с подозрением: «Не важно, что написано в программе. На практике всё превратится в старую модель. Появятся новые начальники, новые распорядители, новые ловкие посредники, которые перехватят рычаги и начнут кормиться у потока». Это страх народа, обожжённого десятилетиями бюрократии. Это опыт постсоветской приватизации. Это память о том, как “народная собственность” превращалась в частные империи. И если не ответить на этот страх честно, никакая реформа не состоится.
Но главное заблуждение в этом вопросе — перенос прошлого на будущее без учёта фундаментальной разницы в архитектуре системы. Коррупция не возникает от наличия идей, комитетов или институтов. Она возникает от непрозрачности и концентрации полномочий. Там, где есть закрытые процессы, ручные решения, неучтённые ресурсы, чиновники, работающие без общественного контроля, — там коррупция расцветает как грибница во тьме. Именно так было устроено большинство систем прошлого — и социалистических, и капиталистических. Модель «90/10» не пытается лечить симптомы. Она устраняет саму биологию коррупции — среду, в которой она живёт.
В привычных моделях чиновник решает. В модели «90/10» чиновник ничего решить не может. Он не может распределить ресурс, потому что ресурс принадлежит не государству, а НРФ. Он не может направить деньги в “нужное” место, потому что все транзакции автоматизированы и публичны. Он не может создать “свою комиссию”, потому что комиссии выбираются случайным жребием, как суд присяжных. Он не может подписать тайный контракт, потому что цифровая система не допускает скрытых документов: всё автоматом публикуется в реестр. Он не может контролировать подфонд, потому что каждый подфонд автономен, и для вмешательства нужно захватить не один центр, а десятки.
Именно это принципиальная разница: старые системы строились на людях, модель «90/10» строится на процедурах, алгоритмах, распределённости и прозрачности по умолчанию. Там, где невозможно скрыть решение — невозможно и продать его. Там, где один человек не может поставить подпись — невозможно построить схему. Там, где деньги движутся автоматически — невозможно “перенаправить” поток.
Но главное — это не механизмы, а смена роли гражданина. В старых системах народ был зрителем. В модели «90/10» он — акционер. Акционеры не позволяют менеджерам воровать — не потому, что менеджеры честные, а потому что система построена на контроле. Каждый гражданин имеет доступ к полному цифровому отчёту НРФ. Каждый может задать вопрос. Каждый может инициировать проверку. Каждая операция — как ритм сердца на мониторе: скрыть её невозможно.
Да, появятся те, кто попытается обмануть систему. Это неизбежно. Но их попытки будут похожи на попытку украсть деньги на стадионе посреди матча — при свете прожекторов и тысячах глаз. Коррупция — паразит тьмы. Модель «90/10» — модель тотального света. В такой среде коррупция не умирает от законов, она умирает от отсутствия укрытий.
И ещё одно принципиальное отличие. В старых системах «распределители» контролировали ресурсы, потому что ресурсы проходили через их руки. В модели «90/10» ресурсы не проходят через руки вообще — они идут напрямую в НРФ, а оттуда распределяются автоматически по формуле, где нет места человеческому решению. Нет преференций. Нет “выделений”. Нет “поддержки проектов по инициативе…”. Есть только формулы, прозрачность и равенство.
Именно поэтому новый слой «распределителей» не появится. Он просто незачем. Нет предмета для коррупции, нет точки входа, нет дырки в системе, где можно “поставить своего человека”. Чиновник без доступа к ресурсам — это не коррупционер, это просто администратор.
Справедливая система не строится на вере в людей — она строится на архитектуре, в которой даже слабый человек не может сделать зло, потому что система не позволяет.

Вопрос 2.4. Философия благородная, но реальная история человечества — это борьба кланов, корпораций, государств. Где гарантия, что они отдадут ресурсы?

Это один из самых трезвых и честных вопросов. История человечества действительно напоминает бесконечную борьбу за контроль над источниками жизни. Земля, вода, недра, энергия — всё это всегда становилось предметом присвоения, войны, манипуляции, раздела. Каналы, пути, шахты, нефть, газ, редкие металлы — всё это формировало исторические империи, определяло границы войн, поднимало и разрушало целые цивилизации. Почему вдруг кланы, корпорации и государства должны отказаться от власти, отдать то, что они считают своей собственностью или законным трофеем? Почему сильные мира сего вдруг станут благородными хранителями вместо привычных хозяев? Этот вопрос кажется убийственным. Но только на первый взгляд.
На самом деле, модель «90/10» не требует от элит благородства. Она не строится на их доброй воле. Она не рассчитывает на внезапное просветление корпораций или государств. Она построена на другой логике: не просить, а менять саму структуру выгод, делая удержание монополии более затратным, чем участие в новой системе. История показывает, что элиты меняют свои позиции не под давлением морали, а под давлением обстоятельств. Что делает реформы возможными? Три условия.
Первое — кризис легитимности старой системы. Это всегда основной трещинный момент. Капитализм XXI века выдыхается. Монополии выжгли конкуренцию. Корпорации сильнее государств. Средний класс исчезает. Неравенство растёт. Войны и энергетические кризисы становятся хроническими. Даже сильные игроки понимают: старый мир становится нестабильным и непредсказуемым. Это значит, что у элит появляется стимул искать новые формулы устойчивости — не из любви к справедливости, а из страха потерять всё в будущем хаосе.
Второе — невозможность сохранения монополии без тотальных издержек. Кланы и корпорации держат ресурсы потому, что это выгодно. Но когда система «90/10» начинает формироваться — сначала в одной стране, затем в нескольких — мир начинает менять правила игры. Под давлением новых форм международного сотрудничества, прозрачности, цифровых стандартов, под давлением новых гражданских движений и моделей инвестирования монопольное владение ресурсами становится токсичным: оно приносит риски, санкции, судебные иски, социальное напряжение, репутационные потери. Старый стиль владения становится слишком дорогим. Присвоение перестаёт окупаться. Элиты уступают не потому, что стали лучше, а потому что их стратегия устаревает.
Третье — создание альтернативы, которую нельзя игнорировать. Вот ключ. Элиту невозможно победить «в лоб» — это доказано тысячами революций. Но её можно нейтрализовать, если создать систему, которая:

— выгоднее,
— прозрачнее,
— стабильнее,
— безопаснее,
— интегрирована в будущее.

Модель «90/10» — именно такая система. Она не конфискует, не карает, не мстит. Она объявляет новые правила игры:

• природные ресурсы — принадлежат народу;
• прибыль — делится;
• капитал — защищён;
• инновации — вознаграждаются;
• частная инициатива — свободна;
• налоги — снижены за счёт доходов НРФ;
• политическая власть — ограничена аудитом.

Что получает элита? Она получает:

— доступ к огромному рынку с высокой покупательной способностью,
— социальную стабильность,
— инвестиционную предсказуемость,
— отсутствие революции,
— отсутствие угрозы экспроприации,
— гарантированные доходы от инновационных сфер (10%),
— защиту активов от внутренних политических рисков.

В такой системе старое владение ресурсами перестаёт быть привилегией, а становится обузой. Это не битва за справедливость — это трансформация моделей дохода. Элиты меняют не природу, а стратегию.
Важно понимать: модель «90/10» создаёт не обязательство отдать, а невозможность удерживать старый формат. Это как переход от рабства к наёмному труду: элиты были против, но новая экономика стала выгоднее старой. Как переход от абсолютных монархий к конституционным: элиты сопротивлялись, но без реформ они теряли даже то, что у них было. Как цифровая революция: корпорации сопротивлялись открытым технологиям, но потом сами начали инвестировать в них, потому что будущее оказалось там. Так будет и с моделью «90/10».
Прогноз ясен: кланы и корпорации сначала будут сопротивляться, затем торговаться, потом приспосабливаться, и в итоге — интегрироваться в новый порядок, сохранив зону частных инноваций, но потеряв монополию на источники жизни. Они не дают ресурсы добровольно — они избавляются от старого формата, как от убыточного актива.
Именно поэтому вопрос «где гарантия?» имеет неожиданный ответ: гарантия в том, что старая система больше не работает. История всегда принимает сторону того порядка, который создаёт больше стабильности, больше выгоды и меньше хаоса. А модель «90/10» — первый проект XXI века, который предлагает не разрушение старого мира, а новую архитектуру, выгодную всем: народу — справедливость; бизнесу — свободу; государству — устойчивость; будущим поколениям — ресурсную безопасность.
Это не благородство элит. Это новая логика реальности.

Вопрос 2.5. Люди сами начнут обманывать систему, выводить ресурсы, скрывать доходы — человеческая природа неизменна.

Ответ. Это абсолютно верный тезис. Мы не питаем иллюзий относительно человека и знаем, что он будет стремиться к максимизации личной выгоды — часто в обход правил. Однако, Модель «90/10» — это не про изменение человеческой природы, а про изменение правил игры, которые делают обман бессмысленным и структурно невыгодным.

1. Коллективный Эгоизм как Защита

Система «90/10» канализирует эгоизм большинства на защиту общего актива. Когда 90% ренты (основы благосостояния) поступает в Национальный Ресурсный Фонд (НРФ), и каждый гражданин имеет прямую долю в этом Фонде, любая попытка вывести ресурсы или скрыть доходы воспринимается миллионами людей не как "кража у государства", а как прямая кража из личного кошелька. Биологический инстинкт защиты собственности, который является самым мощным, становится главным аудитором.

2. Структурный Дисбаланс Выгоды и Риска

Модель меняет математику коррупции:

• В текущей системе: Выгода от сокрытия доходов может быть огромной, а риск низок (коррупционное прикрытие).
• В системе «90/10»: Коррупционер, чтобы украсть крупную сумму, должен будет обойти систему цифровой прозрачности, сговориться с международными аудиторами, и, главное, рискнуть своей свободой ради суммы, которую он мог бы легально заработать за счет своих 10% трудового капитала и дивидендов. Защита актива становится социально и юридически настолько мощной, что потенциальный выигрыш не оправдывает риск.

3. Принцип Децентрализации

НРФ не является единой, централизованной кормушкой. Фонд должен быть децентрализован и распределён на подфонды (региональные, отраслевые), что исключает возможность "захвата" всей системы одним лицом или группой. Это заставляет потенциальных коррупционеров координировать действия в множестве точек, что кратно усложняет системный обман.

Вопрос 2.6. Цифровая прозрачность — это утопия. Всегда найдётся лазейка.

Ответ: Мы согласны, что абсолютная, 100% прозрачность — это технологическая утопия. Лазейки всегда будут возникать. Задача системы «90/10» не в том, чтобы сделать воровство невозможным, а в том, чтобы сделать его неэффективным, нескрываемым и безнаказанным.

1. Прозрачность Финансовых Потоков (Flows, а не Stock)

Прозрачность НРФ фокусируется не на микро-уровне, а на макро-уровне потоков:

• Потоки Входа: Открытые данные о ценах на ресурсы на мировом рынке и реальные объемы продаж, составляющие ренту 90%.
• Потоки Инвестиций (70%): Публикация в реальном времени всех решений Фонда Будущего, включая подрядчиков, суммы и сроки выполнения проектов.
• Потоки Выхода (30%): Автоматизированное, цифровое распределение дивидендов, исключающее человеческий фактор и посредников.

2. Технологии Гражданского Контроля

Мы предлагаем использовать технологии распределённого реестра (DLT) для фиксации ключевых транзакций и решений Фонда. Невозможность подделать запись задним числом и наличие миллионов акционеров, которые сами заинтересованы в проверке, является куда более мощным защитным механизмом, чем любая государственная служба. Кроме того, НРФ должен быть под обязательным, ежегодным международным аудитом.
Вывод: Цель — Институционализация обнаружения. Если воровство происходит, оно должно быть обнаружено в течение 24 часов и немедленно приводить к публичным последствиям.


Вопрос 2.7. Как защитить реформу от иностранного давления, санкций, корпораций?


Мы не просто ожидаем иностранного давления, мы гарантируем его. Реформа «90/10» — это акт экономической суверенности, который неизбежно вызовет противодействие у тех, кто привык контролировать сырьевые потоки. Защита должна быть построена на трех уровнях: экономическом, юридическом и народном.

1. Экономический Уровень: Фонд как Буфер (70%)

Главной экономической защитой является капитализация Фонда Будущего (70% прибыли НРФ). Этот огромный резерв, превышающий ВВП страны, становится мощнейшим финансовым «буфером» против любых внешних шоков, падения цен на сырье или финансовых санкций. Вместо того чтобы просить помощи, страна использует свой собственный, народный резерв для стабилизации экономики.

2. Народный Уровень: Политическая Невозможность Санкций

Когда граждане страны становятся коллективными акционерами 90% национального богатства, введение санкций против этого богатства становится политически токсичным для стран, которые их вводят. Санкции против НРФ — это прямые санкции против миллионов простых граждан-получателей дивидендов. Это резко снижает вероятность введения тотальных экономических мер, поскольку они становятся непопулярными даже среди избирателей стран-инициаторов.

3. Юридический Уровень: Постепенность и Солидарность

Переход к 90/10 должен быть постепенным и, по возможности, компенсационным, что минимизирует риски международного судебного преследования. Кроме того, создание альянса «Ресурсных демократий» — государств, которые также перешли на дивидендную модель — дает коллективную защиту и противовес традиционным мировым монополистам.


Глава 3. Отвечаем на ироничные и бытовые отзывы


Вопрос 3.1. Всё это хорошо, но кто мне объяснит, почему от таких идей в холодильнике больше еды не становится?

Это один из самых характерных вопросов нашего времени — и одновременно самый честный. Он исходит не от экономистов и не от идеологов, а от тех, кто ежедневно живёт среди реальных потребностей: еды, одежды, безопасности, стабильной зарплаты, уверенности в завтрашнем дне. Ирония в этом вопросе — защитная реакция человека, слишком часто слышавшего великие обещания, но никогда не получавшего реальных результатов. Люди привыкли к тому, что красивые слова и программы существуют отдельно от холодильника — как две параллельные реальности, которые никогда не пересекаются. Поэтому вопрос звучит так: да, справедливость — хорошо, но где мой сыр? Где мои продукты? Где моя уверенность?

Чтобы ответить честно, нужно сказать две важные вещи.

Первая: сама по себе идея не делает холодильник полным. Это правда. Никакая философия, никакая модель, никакая программа не способна накормить семью до тех пор, пока она не воплощена в работающий экономический механизм. Холодильник наполняется не идеями, а доходами. Доходами — не случайными, не милостынею и не «какими дадут», а системными, гарантированными и справедливыми. И именно здесь модель «90/10» отличается от любых прежних обещаний: она предлагает не лозунг, а механизм, который переводит богатство страны в доход для каждого гражданина, а природную ренту — в стабильный источник пополнения того самого холодильника.

Вторая: холодильник пуст не потому, что идей много, а потому, что доступ к богатству страны монополизирован. Мы живём в мире, где природные ресурсы — нефть, газ, вода, металлы, энергия — принадлежат корпорациям, элитам и закрытым группам. Народ же получает лишь «крошки» в виде низких зарплат, подачек или популистских обещаний. Холодильник пуст не потому, что «нет экономических моделей», а потому что человек лишён доступа к национальному богатству. Он живёт в стране, где есть всё — но ничего не принадлежит ему.

Вот что меняет модель «90/10»: она делает холодильник не объектом милости, а следствием справедливого распределения. Когда 30% прибыли от ресурсов направляются людям, а 70% — на образование, медицину, инфраструктуру и снижение издержек экономики, продукты в холодильнике появляются не случайно, а закономерно. Это не подарок, а дивиденд. Не подачка, а право. Не обещание, а механизм.

Как именно это работает?

Во-первых, каждый гражданин получает ежегодную народную ренту — не мизерное пособие, а долю от национального богатства. Даже небольшая сумма, приходящая регулярно и гарантированно, меняет структуру семейного бюджета: уходит хронический стресс нехватки денег, появляется возможность планировать покупки, инвестировать в образование детей, открывать малый бизнес.

Во-вторых, инвестиции Фонда в медицину, транспорт и образование резко снижают скрытые расходы семьи. Когда не нужно платить за врачей, за дорогие лекарства, за репетиторов, за дорогу, за коммунальный хаос — холодильник наполняется естественным образом, потому что финансовые дыры перестают засасывать весь доход.

В-третьих, новая экономика создаёт рабочие места с высокой добавленной стоимостью. Когда образование бесплатно и качественно, инфраструктура функционирует, а бизнес развивается в зоне 10% инноваций, люди получают не случайные заработки, а стабильные и достойные доходы.
То есть новое наполнение холодильника приходит не с лозунгами, а с трёх сторон: прямой доход, снижение расходов и рост заработков. И это — единственная комбинация, которая в реальной жизни меняет благосостояние семьи.

Конечно, человеку хочется услышать простую магическую фразу: «завтра всё станет лучше». Но честность требует другого ответа: хорошо наполненный холодильник — это не чудо, а следствие справедливого устройства экономики. Там, где природная рента принадлежит народу, холодильник полон. Там, где она принадлежит корпорациям, — пуст. Там, где образование — элитарное, холодильник беднеет. Там, где оно бесплатное и сильное, — богатеет. Там, где государство распределяет благосостояние через чиновников, появляются кланы. Там, где рента распределяется напрямую — появляется уверенность.

Поэтому правильный ответ на бытовую иронию звучит так: от идеи холодильник не наполняется. Но от правильно устроенной экономики — наполняется всегда. Модель «90/10» — не обещание чудес, а архитектура, которая делает личное благополучие следствием национального богатства, а не случайного везения.
И если сегодня человек спрашивает: «Где моя еда?», то завтра он скажет другое: «Теперь я понимаю, почему она там появилась».


Вопрос 3.2. Народная рента — это мечта. Но если всем дать деньги, больше никто работать не будет. Кто дорогу починит?

Это возражение звучит почти в каждом обществе, где люди устали от несправедливости и привыкли к тому, что любая попытка улучшить жизнь превращается в систему иждивенчества. Оно рождается из коллективной памяти: десятилетиями государство подменяло справедливость подачками, а помощь — зависимостью. Поэтому в сознании людей укрепился простой рефлекс: если дать человеку небольшой доход, он перестанет работать и будет «лежать на диване». Но этот страх — не про экономику. Он — про недоверие. Недоверие к людям, недоверие к государству, недоверие к обществу, которое слишком долго жило в условиях недостойных стимулов.
Чтобы ответить честно, нужно сказать главное: народная рента не заменяет труд и не предназначена для этого. Она не создаёт «экономику диванов», она создаёт основу для экономики уважения, где человек может работать не из страха бедности, а из стремления к самореализации. Разница — фундаментальна.
Страх «никто не будет работать» основан на ложном предположении, что люди работают только ради выживания. Но мир давно доказал обратное. Там, где людям дают минимальную уверенность — в Норвегии, Финляндии, Аляске — уровень продуктивности выше, чем в странах, где население вынуждено бороться за каждую копейку. Человек работает лучше, когда его не унижают. Он учится активнее, когда видит перспективу. Он созидает больше, когда его труд ценится. Народная рента — это не отмена труда, а его восстановление в нормальных человеческих условиях.
Но давайте поговорим конкретно: кто починит дорогу? Ответ прост: тот, кто и сейчас её чинит — только мотивированный, обученный, хорошо оплачиваемый специалист, а не человек, которого загнали на низкооплачиваемый труд из-за отсутствия выбора. Народная рента даёт минимум безопасности, но не максимум достатка. Это не замена зарплаты, а фундамент, на котором стоит личная трудовая ответственность.
Чтобы объяснить механизм, важно понять три принципиальных момента.
Первое. Рента мала для роскоши, но велика для уверенности. Она не позволяет жить без труда. Она лишь избавляет от страха голода и унижения. Чтобы жить достойно — нужно работать. И люди будут работать, потому что работа даёт не только деньги, но и статус, профессиональную гордость, развитие, признание.
Второе. Рынок труда очищается. Низкооплачиваемые, унизительные, вредные и бессмысленные рабочие места исчезают. Это не потеря — это победа. Государство вынуждено платить достойно, потому что людей больше нельзя держать в кабале. Работодатели повышают зарплаты, улучшают условия труда, внедряют механизацию и технологии. В итоге дорогу чинит не отчаявшийся, а профессионал.
Третье. Появляется новая культура труда. Когда человек становится совладельцем страны, он перестаёт быть «винтиком» и начинает вести себя как хозяин. Он заботится о том, что уже принадлежит ему — дороге, школе, воде, лесу, энергосистеме. У акционера страны иное отношение, чем у арендатора жизни.
Но главное — народная рента меняет структуру мотивации.
В старой системе мотивация была построена так: «Работай или умрёшь». Это модель рабства. Она демотивирует, ожесточает и унижает. В новой системе стимул другой: «Тебе обеспечили опору — теперь создай своё». Это модель достоинства. Она раскрывает талант, а не подавляет его.
К тому же, народная рента встроена в систему образования и инноваций: чем выше квалификация человека, чем больше он учится, чем активнее участвует в общественной экономике — тем больше его возможности расти в уровне доходов, статуса и профессионального влияния. Рента здесь — фундамент, который гарантирует: никто не выпадет из системы из-за бедности, болезни или кризиса.
Парадоксально, но факт: там, где людям доверяют — они работают лучше. В странах с сильной социальной защитой уровень занятости выше, чем в странах с жёсткой «хлыстовой» системой. Человек без страха — самый эффективный работник.
Поэтому вопрос «кто починит дорогу?» звучит иначе в модели «90/10»: «кто будет работать в обществе, где каждый человек — совладелец страны?» Ответ: тот, кто выберет работать — не по принуждению, а по призванию, профессионализму и достойной оплате. И таких людей будет больше, а не меньше. Народная рента не отменяет труд — она возвращает ему честь.


Вопрос 3.3. Похоже на новый социализм со скидкой. Где-то мы это уже видели.


Это возражение возникает почти автоматически: любое предложение об общественном владении ресурсами в массовом сознании вызывает ассоциации с советским опытом, очередями, директивами, государственным планом и бюрократией, сидящей над человеком как над «узлом» в хозяйственной системе. Но здесь важно увидеть принципиальную линию различия: социализм исходил из того, что источником справедливости является государство, а модель 90/10 исходит из того, что источником справедливости является сам народ — как юридический, экономический и моральный субъект. Мы не возвращаемся к прошлому. Мы выходим туда, где человечество ещё не было.
Социализм говорил: «Государство лучше знает, как распределять ресурсы». Модель 90/10 говорит: «Государство — лишь оператор; совладелец — народ». Социализм заменял элиту буржуазии элитой партийной номенклатуры. Модель 90/10 устраняет саму возможность монополии — ресурсы больше не являются собственностью ни частных рук, ни аппарата. Они закреплены юридически, институционально и технологически в виде необратимой общественной собственности. Это не лозунг, а инфраструктурный факт.
Дальше. Социализм разрушил частную инициативу, считая её антагонистом. Модель 90/10 не только допускает — она требует частной инициативы, закрепляя за ней 10% экономического пространства, где ценятся талант, риск, предпринимательская энергия, научное открытие, культурное творчество. Мы не строим плановую экономику. Мы строим двухконтурную систему: стабильность внизу, свобода наверху. Это не социализм — это гибрид, в котором «социальное» и «частное» не уничтожают друг друга, а образуют равновесие.
Социализм считал человека винтиком в историческом механизме. Модель 90/10 делает человека акционером. Винтик — объект. Акционер — субъект. Отличие фундаментальное: в одной системе человек управляем, в другой — управляющий. Винтик не принимает решения. Акционер принимает. Винтик не знает, откуда приходят деньги и куда уходят ресурсы. Акционер видит всю отчётность, голосует, спрашивает, участвует — и чувствует личную ответственность.
Здесь важно ещё одно различие: в социализме собственность была государственной, а государство — монопольным управляющим. В модели 90/10 собственность народная, а государство — временный менеджер, лишённый права присвоения и политического влияния на управление фондом. Это полностью меняет саму логику экономики. Вся рента идёт не к чиновникам, а в цифровую систему, где каждый гражданин может проверить движение каждой монеты, каждого контракта, каждой транзакции.
Социализм строился в индустриальную эпоху, когда не существовало технологий прозрачности. Сегодня — другая реальность. Блокчейн, смарт-контракты, цифровой аудит, автоматизация отчётности позволяют построить институт, который не может быть украден. Ошибка социализма — не в идее равенства, а в отсутствии технических инструментов её реализации. Модель 90/10 использует возможности XXI века, где контроль больше не монополия власти.
Ещё одно отличие: социализм разрушал культуру собственности, воспитывая зависимость от государства. Мы формируем противоположную идентичность — идентичность Хранителя. Там, где социализм говорил: «Это общее, значит ничьё», — модель 90/10 говорит: «Это общее, значит твоё». Не лозунговое, не моральное, а юридическое, финансовое и экономическое «твоё». Это совсем другая антропология. Не объект, а субъект. Не масса, а совокупность владельцев. Не подданный, а акционер страны.
И наконец, главное отличие: социализм отрицал рынок, а модель 90/10 ограничивает только то, что не должно быть товаром — источники жизни. Все остальное — свободно. Мы запрещаем товарность ресурсов, но не товарность идей, технологий, творчества, инноваций. Там, где социализм видел угрозу, мы видим двигатель развития. Там, где капитализм видел право на монополию, мы видим право на ответственность.
Поэтому аналогия «новый социализм» — это лишь отражение исторической травмы. Но мы создаём не прошлое, а совершенно новую форму хозяйственной демократии. Впервые в истории человек получает одновременно два статуса: совладелец общего и созидатель частного. И это сочетание никогда не реализовывалось ни в одной стране, ни в одной эпохе.
Именно поэтому модель 90/10 — не повторение социализма, а его преодоление. Не возвращение, а выход вперёд. Не идеология XX века, а технология XXI века.


Глава 4. Отвечаем на эмоционально-недоверчивые отзывы

Вопрос 4.1. Политики уже сто раз обещали справедливость. Что изменится на этот раз? Почему я должен верить в ещё один проект?

Это один из самых честных и болезненных вопросов. За последние десятилетия слово «справедливость» успело превратиться в мем, а политики — в фабрику обещаний, не имеющих отношения к реальности. Поэтому сомнение человека не только оправданно — оно мудро. Но тут важно провести принципиальное различие: большинство прежних обещаний были обещаниями политиков, а модель 90/10 — это не обещание политика, а перераспределение власти от элиты к гражданину через институты, которые нельзя отменить волей одного человека.
Политики обещали повышение зарплат — но зарплаты всегда зависят от бюджета, а бюджет зависит от власти. Политики обещали бороться с коррупцией — но полиция, суды и прокуратура находятся под контролем самой же власти. Политики обещали равенство — но структуры собственности оставались неизменными, и ресурсы, как лежали в руках нескольких семей, так и лежат.
Модель 90/10 отличается тем, что она не просит верить политикам, потому что не основана на их доброй воле. Она основана на архитектуре институтов, которые математически и технически не позволяют возвращаться к старым схемам. Людям не нужно верить словам — они видят механизмы.
Вот ключевое отличие:

• Политические обещания — это речь.
• Архитектура 90/10 — это технология.

Политик может сказать: «Мы будем распределять деньги честно».
НРФ говорит: «Ты можешь в реальном времени увидеть каждую транзакцию».
Политик может заявить: «Я борюсь с коррупцией». НРФ делает так, что никто — ни он, ни его партия — не может получить доступ к ренте.
Политик может пообещать: «Мы никому не дадим украсть».
НРФ строится так, что даже если кто-то попытается украсть, система автоматически заблокирует транзакцию и уведомит миллионы граждан.
Самое главное — это необратимость. Политик может отменить законы.
Но он не может отменить конституционно зафиксированное право граждан на долю в национальных богатствах, не может отключить цифровую прозрачность без того, чтобы это стало мгновенно известно, не может забрать деньги из децентрализованных подфондов, распределённых по стране и миру.
Мы впервые переносим центр тяжести с обещаний на структуру. Не «поверьте нам». А «вот код, вот платформа, вот аудит, вот механизм, вот ваш личный кабинет — проверяйте сами».
Второе фундаментальное отличие: все прежние проекты обещали дать человеку что-то, в то время как 90/10 предлагает вернуть человеку то, что всегда было его. Речь не идёт о благотворительности, пособиях или милости власти. Речь о собственности — о доле в богатствах своей страны. И это не обещание: это юридический статус, включённый в конституцию и подтверждённый прямыми выплатами.
Третье отличие: политические обещания — это вертикаль. Модель 90/10 — это горизонталь. Она не создаёт нового «распределителя» — она распределяет сам механизм распределения. Она не превращает власть в кормушку — она убирает кормушку как класс.
Поэтому вопрос «почему я должен верить?» можно перевести иначе: не «верить» — а видеть, участвовать, контролировать. Перестраивается не настроение, а сама архитектура государства. Не люди становятся честнее — система делает нечестность технически невозможной. Не политика меняется — меняется механизм владения ресурсами.
И вот тогда вместо веры возникает то, чего не было никогда — прозрачное право, которое работает без обещаний и без идеологии, просто потому что встроено в саму структуру экономики. Это и есть то, что изменится на этот раз.


Вопрос 4.2. Такое только в сказках бывает. Люди слишком эгоистичны, чтобы делиться.


Это возражение звучит почти как антропологический приговор: «человек по природе жаден», «никто никогда не поделится», «все мечтают только о своём». Но за этой фразой скрывается не свойство человеческой природы — а опыт жизни в системах, которые поощряли эгоизм и наказывали солидарность. То, что мы принимаем за «естественность», на самом деле — результат институционального воспитания.
Давайте посмотрим глубже.

1. Люди делятся — когда понимают, что делятся не с абстракцией, а с собой

Самый парадоксальный момент модели 90/10 в том, что она не требует от человека «делиться» в привычном моральном смысле. Никто не жертвует своим имуществом. Никто не отдаёт заработанные деньги. Никто не лишается плодов своего труда.
90% — это не то, что у кого-то забрали. 90% — это то, что в принципе никогда не должно было быть частным. Земля, вода, воздух, недра — это не имущество богатых. Это не продукт их усилий. Это дар природы. Человек «делится» не тем, что создал, а тем, что изначально принадлежало всем.
Это не коллективизм, не альтруизм, не благородство. Это — восстановление баланса. И самое главное: человек не делится с другими. Он делится с собой будущим, со своими детьми, с собственной страной, с условиями собственной безопасности. Это не мораль, это расчёт.

2. Эгоизм работает за модель 90/10, а не против неё

Представим честно: человек эгоистичен. Хорошо. Что он выберет?

Вариант A:

— ресурсы в руках 200 семей,
— цены растут,
— зарплаты стагнируют,
— прибыль уходит за границу,
— он получает ноль.

Вариант B:

— ресурсы принадлежат ему наравне с другими,
— он получает ежегодный дивиденд,
— фонд инвестирует в образование, медицину и дороги,
— его дети живут лучше,
— капитал страны растёт, и он получает часть роста.

Эгоизм в современной системе бессилен. Эгоизм в модели 90/10 — рационален. Проблема не в том, что люди слишком эгоистичны, чтобы делиться. Проблема в том, что люди слишком разумны, чтобы добровольно поддерживать несправедливость, когда появляется альтернатива.

3. На самом деле люди делятся постоянно — когда им гарантируют прозрачность и справедливое участие

Посмотрите на Норвегию, Финляндию, Канаду, Швейцарию. Они не стали богатыми, потому что люди там ангелы. Они стали богатыми, потому что у них построены институты, делающие честность выгоднее нечестности.
Человек делится, когда:

• он знает, что его вклад защищён,
• он уверен, что никто не украдёт,
• он получает свою долю,
• он видит прозрачность,
• он обладает правом контроля.

Люди не делятся только в одном случае — когда уверены, что их обманут.

4. И наконец: модель 90/10 — это не просьба делиться, это гарантия доли

Это не моральное требование. Это юридически зафиксированное право гражданина на часть национального богатства. Люди не делятся — они получают. Их долг — не жертвовать, а голосовать, контролировать, проверять и участвовать. Это не про сердечную доброту, а про институциональное оборудование страны.


Итог

Когда человек говорит: «такое только в сказках, люди слишком эгоистичны», он описывает не человеческую природу — он описывает систему, где богатство утекает в карманы немногих, а участие большинства сведено к нулю. Модель 90/10 переворачивает формулу: не «люди должны делиться ради добра», а «люди получают долю, которая им по закону положена».
Тут не нужен альтруизм. Нужна прозрачность, архитектура ответственности и институциональный интеллект. А когда они есть, то даже самый прагматичный эгоизм начинает работать не против общества, а на него.


Вопрос 4.3. Идеи благие, но слишком идеалистичные. Мир жесток, а не философский.

Ответ. Этот упрёк кажется мощным, почти окончательным. Он апеллирует к горькому опыту: к войнам, коррупции, алчности, цинизму политиков, к тысячелетиям человеческой борьбы за власть. На фоне этой истории модель 90/10 действительно кажется слишком чистой — как будто не отсюда. Но это ощущение обманчиво, потому что путает два разных понятия: идеализм и стратегическую архитектуру будущего.

1. Мир жесток — но именно поэтому нужны новые системы, а не новые лозунги

Жестокость мира не повод отказываться от реформ. Это, наоборот, причина их начинать. Мир жесток потому, что:

• ресурсы сконцентрированы у меньшинства,
• государства конкурируют за сырьё,
• корпорации сильнее миллионов граждан,
• будущие поколения никого не интересуют.

Если оставить всё как есть, жестокость только усилится. Проблема не в идеализмах, а в институциональной слабости старых моделей. Модель 90/10 — не попытка смягчить жестокий мир философскими словами. Это попытка снизить жестокость, встроив справедливость в экономическую механику, чтобы даже в условиях жесткой конкуренции система работала.

2. Идеализм — это «хочу».

90/10 — это «так будет работать». Можно назвать идеализмом мечту о том, что:

• люди станут добрее,
• элиты прозреют,
• все будут честными.

Но модель 90/10 не опирается ни на какие моральные ожидания. Она устроена так, что:

• коррупция становится технически невозможной,
• ресурсы защищены юридически,
• дивиденды распределяются автоматически,
• власть не может вторгаться в фонд,
• граждане имеют цифровую прозрачность,
• элита не решает сама — всё зафиксировано алгоритмом и законом.

Это не идеализм, а инженерия. Это не мечта, а конструкция. И если конструкция работает — не важно, насколько жесток или мягок мир вокруг.

3. «Жестокость мира» — это диагноз старым системам, а не вечный закон природы

В XX веке люди тоже говорили:

«Все равны? Утопия. Человечество слишком дико».
— Но появилось всеобщее образование.
«Голос каждого имеет значение? Утопия».
— Но появилась демократия.
«Нации могут объединяться ради мира? Утопия».
— Но появился ЕС.
«Нельзя прекратить детский труд».
— Но прекратили.

Каждый прогресс человечества сначала объявляли идеализмом. Потом — нормой. Сегодня идеалистичным кажется то, что завтра станет естественным.

4. Мир жесток, потому что выгода устроена жестоко.

Измени правила выгоды — изменится и мир.
Люди, корпорации, государства действуют не потому, что они злые или добрые. Они действуют потому, что это выгодно в данной системе координат.
В модели 90/10:

• честность становится выгоднее,
• коррупция — дороже,
• прозрачность — обязательной,
• распределение ренты — автоматическим,
• ресурсы — неприкосновенными.

То, что кажется идеализмом, — просто смена механики мотиваций.
Когда выгода меняется, меняется поведение. Это закон.

5. И наконец: жесток мир только до тех пор, пока мы позволяем старым элитным моделям определять правила игры

В мире, который десятилетиями управлялся логикой «ресурс — источник власти», любые идеи перераспределения и коллективной собственности кажутся мечтами.
Но так же мечтой казались:
• отмена рабства,
• равноправие женщин,
• пенсионные системы,
• социальное страхование,
• интернет как общая инфраструктура.

И когда-то эти идеи тоже считали «слишком идеалистичными».
Теперь никто не мог бы представить мир без них.
Жестокость — это не закон.
Это симптом эпохи, которая заканчивается.

Итог

Модель 90/10 не идеалистична. Она трезва, как хирургия. Она понимает, что мир жесток — и именно поэтому предлагает не надежды и моральные призывы, а архитектуру, которая делает справедливость устойчивой, а несправедливость — невыгодной.
Жестокий мир — не аргумент против реформ, а аргумент в их пользу.


Глава 5. Отвечаем на геополитически-скептические отзывы

Вопрос 5.1. Даже если внутри страны всё получится, вам не дадут жить спокойно. Любые попытки вернуть ресурсы народу вызовут давление внешних держав.

Этот вопрос — один из самых серьёзных. Он затрагивает не иллюзии, не внутренние сложности, а глобальный баланс сил. Любая страна, решившая вернуть ресурсы народу, сталкивается с внешним давлением — экономическим, политическим, информационным, а иногда и военным. История знает множество примеров: Иран, Ирак, Венесуэла, Ливия — список длинный и горький. Поэтому скептик считает: «Красиво, но нереализуемо. Большие государства не позволят». Однако этот аргумент, при всей своей силе, не является непреодолимым. Он лишь поднимает вопрос: какие механизмы нужны, чтобы модель 90/10 была неуязвимой?
1. Внешнее давление возникает не из-за справедливости, а из-за монополии на выгоду

Большие державы и корпорации вмешиваются не потому, что их волнуют абстрактные реформы, а потому что:

• доступ к ресурсам даёт им геополитическую силу,
• дешёвое сырьё усиливает их экономику,
• зависимые страны расширяют их сферы влияния,
• контроль над инфраструктурой приносит сверхприбыль.

Но модель 90/10 меняет не просто политику — она меняет структуру выгод.
Она вводит прозрачный, стабильный, предсказуемый режим собственности, в котором:

• ресурсы не национализируются хаотично,
• не передаются в руки политиков,
• не превращаются в инструмент внешней игры.

Для мира это сигнал: страна не закрывается, не конфискует чужие активы и не создаёт угрозу компаниям. Она всего лишь устанавливает новый статус собственности, обеспеченный законом и институтами. То, что пугает в революциях, — их непредсказуемость. То, что успокаивает в модели 90/10, — её институциональная стабильность.

2. Давить легко на слабую страну. Гораздо труднее — на страну с сильным внутренним консенсусом

История показывает: внешнее давление работает только тогда, когда внутри общества нет единой позиции. Если элиты разделены, народ не доверяет власти, а институты слабые — любую реформу можно разрушить через:

• санкции,
• спонсируемые кризисы,
• политические манипуляции,
• поддержку оппозиционных групп,
• экономический шантаж.

Но если:

• народ получает прямую ренту,
• экономика становится устойчивой,
• институты прозрачны,
• элиты лишены монополии на богатство,
• общество ощущает себя владельцем страны — влияние внешних игроков резко уменьшается.
Народ, который получает доход от ресурсов, — непокупаем.
Элиту, у которой нет инструментов приватизации, — нельзя подкупить. Фонд, который невозможно перехватить, — нельзя разрушить. Сильная внутренняя архитектура делает страну внешне устойчивой.

3. Общественная собственность — куда менее уязвима, чем олигархическая

Корпорации и державы давят прежде всего там, где:

• ресурсы приватизированы,
• элиты коррумпируемы,
• договоры непрозрачны,
• власть монополизирует контроль над доходами.

Парадоксально, но правда: коллективная собственность намного сложнее разрушить, чем частную. Национализацию частных олигархов можно повернуть обратно. Государственную компанию можно обанкротить через санкции. Но национальный фонд, принадлежащий всем гражданам, невозможно конфисковать или захватить без прямой войны.

Удар по НРФ — это удар по каждому человеку. И это создаёт невиданную историческую устойчивость.

4. Глобальный мир уже меняется: эпоха ресурсных империй уходит

XX век был веком сырьевых войн. XXI век — век дефицита доверия и стабильности. Крупные державы, корпорации и международные структуры всё меньше хотят вмешиваться в прямые конфликты. Их интересуют:

• предсказуемость,
• долгосрочные контракты,
• репутационные риски,
• ESG-стандарты,
• устойчивость поставок.

Модель 90/10 идеально соответствует этим требованиям:

• ресурсы защищены законом,
• доходы предсказуемы,
• коррупция минимизирована,
• контракты прозрачны,
• политический цикл не влияет на соглашения.

Для мировой экономики это гораздо удобнее, чем хаотичные диктатуры или олигархические монополии.

5. Международная стратегия 90/10 — не изоляция, а кооперация

Страна, внедрившая модель 90/10, не становится «красной зоной» для мира. Наоборот, она становится:

• стабильным партнёром,
• предсказуемым поставщиком,
• надёжным источником энергии,
• площадкой для технологического сотрудничества.

А затем неизбежно возникает Ассоциация стран-дивидендов — союз государств, которые делают ресурсы общественной собственностью. Чем больше таких стран, тем меньше рычагов давления у внешних сил.

6. Итог: сильную архитектуру нельзя разрушить внешним давлением

Опасения реалистичны. Но они справедливы только в отношении старых, уязвимых моделей. Модель 90/10:

• уменьшает коррупцию,
• повышает внутреннюю солидарность,
• снимает социальные конфликты,
• снижает зависимость от элит,
• делает ренту общим капиталом,
• обеспечивает прозрачность,
• создаёт союз граждан, а не масс.

И самое главное: страна, где народ владеет ресурсами, впервые становится не только внутренне справедливой, но и внешне неуязвимой.
Внешнее давление — проблема слабых систем. 90/10 — система сильная.


Вопрос 5.2. Посмотрите на примеры: национализаторы долго не живут. Или их свергнут, или введут санкции, или найдут “оппозицию” для переворота.

Этот вопрос — не просто страх, но историческая закономерность. Мир XX века действительно был кладбищем национализаторов: Нгуен Динь Зьем, Альенде, Каддафи, Чавес, Моссаддык, Тома Санкара — десятки лидеров, которые попытались вернуть ресурсы народу и были уничтожены внешними силами и внутренней элитой.
Именно поэтому скептик спрашивает: «Почему ваша модель будет другой? Почему вас не сметут так же, как смели их?»
Ответ возможен только в том случае, если мы признаем: все прошлые попытки провалились не потому, что справедливость невозможна, а потому что институциональная архитектура была неверной.

1. Все прошлые национализации были вертикальными, а не горизонтальными

Национализаторы прошлого действовали по одной схеме:

• один лидер,
• один указ,
• один центр контроля,
• одна точка давления.

Это делало реформу уязвимой. Достаточно было устранить лидера — и система рушилась. Достаточно было подкупить ближайшее окружение — и элиты переходили на сторону внешних игроков. Достаточно было сменить правительство — и национализация отменялась. Ошибка в архитектуре: ресурс находился в руках государства, а не народа. Государство можно сломать, купить, свергнуть, подменить. Народ — нельзя.

2. Модель 90/10 не требует «национализатора» — она требует института

Ключевое отличие модели 90/10: здесь никто ничего ни у кого не «отбирает» — здесь создаётся новый юридический режим собственности. Не президент распоряжается ресурсами. Не партия. Не чиновники. Не армия. Не олигархи. А Национальный Ресурсный Фонд с распределённой архитектурой и гражданским контролем. Захватить один офис — невозможно. Свергнуть одного лидера — бессмысленно. Подкупить группу элит — не даёт результата. Это не вертикальная реформа.  Это горизонтальное изменение, в котором ресурс распределён между миллионами граждан через механизмы, которые нельзя обратно приватизировать без их согласия.

3. Реформа, которая не концентрируется в руках лидера, не ломается вместе с лидером

Прошлые реформаторы создавали себя как символ. И это было красиво, но смертельно. Символ легко уничтожить. Но институт — нет. Модель 90/10 предполагает:

• гражданское собрание,
• цифровой контроль,
• независимые подфонды,
• алгоритмическую прозрачность,
• неприкосновенность капитала фонда в Конституции.

Чтобы разрушить такую систему, нужно не убрать одного человека — а перекодировать всю страну. Это невозможно.

4. Национализация по-старому была конфискацией. Модель 90/10 — не конфискует, а меняет правила собственности

Важнейшее отличие:

Национализация ; забирает имущество у частного владельца.
90/10 ; устанавливает правила, по которым источники жизни не могут быть частными.

Это как запрет на рабство. Он не «экспроприирует рабовладельцев», он просто объявляет: «Человек не может быть собственностью».
Модель 90/10 говорит то же самое: «Вода, земля, недра, энергия не могут быть приватизированы».
Это не революция. Это новая норма собственности. И она вызывает куда меньше внешней агрессии, чем резкая экспроприация.

5. Санкции вводят там, где элиты присваивают ренту. Где рента у народа — санкции бессмысленны

Санкции работают только в двух случаях:

• когда элиты имеют что терять,
• когда народ не получает выгоду от системы.

Но если:

— рента распределяется по населению,
— люди видят деньги на счетах,
— экономическая стабильность основана на фонде, а не на продаже в один рынок,
— подфондовая структура позволяет диверсифицировать активы по миру,
тогда санкции теряют смысл.
Затронуть фонд сложно. А удар по фонду — это удар по народу, а значит — международный репутационный риск.

6. Внешние силы вмешиваются туда, где есть вакуум легитимности

Если реформа:

• прозрачна,
• поддержана большинством,
• встроена в конституцию,
• имеет прямой материальный эффект,
• обеспечивает стабильность и порядок,
— тогда свергать её невыгодно. Мир уважает устойчивость. Мир боится хаоса. Страна с НРФ стабильнее и предсказуемее, чем страна с олигархами или коррупцией.

7. Главное отличие: прошлые лидеры боролись за власть. Модель 90/10 — за распределение собственности

В политике можно выиграть выборы и проиграть через год. Но если человек получает дивиденд от ресурсов, право собственности — это не политика. Это его личный, экономический и юридический капитал. Это высшая форма легитимности, которую не может отменить переворот.
Итог: все прошлые национализаторы проиграли, потому что их системы были вертикальными, уязвимыми и основанными на персоне.
Модель 90/10:

• не персоналистская,
• не конфискационная,
• не революционная,
• не централизованная.

Она институциональна, распределена, прозрачна и юридически защищена.
В прошлом убивали лидеров. В 90/10 нечего убивать — институт принадлежит миллионам. И это делает модель впервые в истории неуязвимой для внешних переворотов и санкций.


Вопрос 5.3. Без мощных союзов и партнерств такую систему сметут на этапе становления.

Это опасение звучит жёстко, но честно. Любая страна, решившая изменить правила владения ресурсами, оказывается в зоне риска. История знает десятки примеров, когда реформы уничтожались не потому, что они были ошибочны, а потому что они были одиночны. Мир — не справедливый рынок идей, а арена сил, интересов, страхования рисков и борьбы за влияние. Поэтому вопрос: может ли модель “90/10” выжить, если останется одна?
Ответ: нет.
Но именно поэтому она и не предполагает одиночества.
90/10 — это не внутренняя реформа одной страны, а модель новой международной архитектуры, которая сама рождает союзников.

1. Мир устал от ресурсов как оружия

Сегодня нефть, газ, вода, литий — это геополитические рычаги. Ресурс не просто продаётся — он используется для давления, шантажа, торговли влиянием. Но парадокс в том, что ни одна страна не хочет быть объектом такого давления. Каждый знает, что завтра очередная сверхдержава перепишет правила. Именно поэтому модель «90/10» предлагает то, чего мир ждёт десятилетиями: не альянс против кого-то, а альянс ради стабильности ресурсов.
Страны, которые страдали от внешних диктатов по нефти, газу, минералам, уже интуитивно готовы к модели, где
— ресурс принадлежит народу,
— фонд защищён,
— рента распределена,
— нет точки для внешнего шантажа.
Это не слабость. Это международная привлекательность.

2. Союзы рождаются там, где выгодно — а “90/10” выгодно многим

В мире около 60 государств с ресурсной экономикой. Большинство из них:

• устали от коррупции,
• устали от внутренней нестабильности,
• устали быть сырьевыми придатками,
• устали от внешнего давления.

Каждое из таких государств потенциально заинтересовано в том, чтобы:
— стабилизировать ренту,
— снизить влияние корпораций,
— перестать зависеть от мировых спекуляций,
— превратить ресурсы в долгосрочный капитал.

В одиночку — это риск. В союзе — это новая норма. Так появляется Международная Ассоциация Стран-Дивидендов, где каждая страна закрепляет у себя принципы 90/10 и получает взамен:
• коллективную политическую защиту,
• долгосрочные финансовые инструменты,
• общий стандарт прозрачности фондов,
• диверсификацию активов,
• цифровой аудит,
• взаимные гарантии неприкосновенности фондов.

Это не идеология. Это экономический коктейль здравого смысла.

3. Модель 90/10 не конфликтная — она кооперативная

Прежние реформы рушились потому, что ставили страну в позицию конфронтации: «Мы забираем ресурсы у вас — и теперь будем против вас».
90/10 говорит иначе: «Мы меняем внутренний режим собственности — но ваши контракты будут выполняться, только по новым правилам».
Это не экспроприация. Это нормализация:
— прозрачные правила,
— честные контракты,
— гарантии долгосрочного сотрудничества.
Международный бизнес не боится стран с правилами — он боится стран без правил. 90/10 делает правила прозрачными. А прозрачность — это валюта доверия.

4. Союзники появляются не потому, что система нравится — а потому, что она снижает риски

Корпорации боятся радикальных национализаций.
Но модель 90/10 не национализирует — она фиксирует ренту.
Государства боятся нестабильности.
Но фонд делает страну предсказуемой на 30–50 лет вперёд.
Граждане боятся несправедливости.
Но рента делает их совладельцами.
Экологи боятся разрушения природы.
Но 90% принадлежат народу — значит, экология получает защитников в каждом гражданине.
Когда система снижает риски — союзники появляются автоматически.

5. Международная поддержка приходит туда, где есть легитимность

Национализаторов прошлого не поддерживал собственный народ.
Они были одиночками.
Их можно было заменить, купив элиты.
Их можно было сломать, подменив власть.
Но если 80–90% граждан получают прямую ренту —
любая попытка разрушить модель будет равносильна политическому самоубийству любого внешнего игрока.
Нельзя напасть на страну, где каждый гражданин получает дивиденд от фонда.
Это значит напасть на их личный доход.
Это создаёт эффект политического иммунитета.

6. Внешнее давление работает там, где есть точка входа. В 90/10 её нет

Чтобы «смести» систему, нужно:

• купить элиты,
• захватить фонд,
• подменить власть,
• получить контроль над ресурсами.

Но:

— фонд децентрализован,
— данные прозрачны,
— контроль распределён,
— капитал застрахован и диверсифицирован,
— дивиденды защищены Конституцией,
— решения принимаются гражданскими собраниями.

Это делает систему нечувствительной к внешнему вторжению.
Вы можете купить депутата — но не можете купить алгоритм.
Вы можете подкупить министра — но не можете подкупить Фонд будущих поколений.
Вы можете давить на президента — но не можете давить на цифровой аудит, публикуемый в реальном времени.

Итог: систему “сметают”, когда она одинока, централизована и персонифицирована.

90/10:
• не одинока — она создаёт международный клуб стран-дивидендов,
• не централизована — фонд разделён на подфонды,
• не завязана на лидере — она институциональна и юридически защищена,
• не конфронтационная — она кооперативная и прозрачная,
• не уязвима для давления — её капитал распределён, а граждане — её главный щит.

Сметают слабых. 90/10 — сильна не оружием, а архитектурой. Сильна не лидером, а народом. Не лозунгом, а механизмом. И именно поэтому — она жизнеспособна.

Глава 6. Отвечаем на консервативно-правые отзывы


Вопрос 6.1. Это утопия, похожая на перераспределение богатства. Фактически — мягкая форма социализма. Она убьёт частную инициативу.


Это возражение рождается из привычной логики XX века, где любое общественное владение автоматически связывали с социализмом, уравниловкой и подавлением частной инициативы. Но модель «90/10» устроена иначе — и принципиально отличается от социалистических практик.

1. Социализм делал человека винтиком. Модель 90/10 делает человека акционером.

В социализме собственность была государственной, а государство — единственным управляющим. В модели 90/10 государство лишь временный оператор, а собственником является сам народ. Каждый гражданин получает статус совладельца, доступ к цифровой отчётности фонда и реальное право контроля. Это противоположная антропология: не объект, а субъект; не исполнитель, а участник.

2. 90/10 не ограничивает частную инициативу — оно меняет её природу.

Частную инициативу убивает не справедливость, а монополии. Именно там, где доступ к ресурсам контролирует узкая группа элит, исчезают конкуренция, малый бизнес, стартапы и технологическая динамика. Модель 90/10 разрушает монополию на природные ресурсы и открывает рынок для предпринимателей. Инновации перестают зависеть от близости к «ресурсной кормушке» и начинают зависеть от таланта, идей и технологий.

3. Утопией является не модель 90/10, а вера в вечность несправедливости.

Исторически рушились именно системы, где ресурсы были сосредоточены в руках малых групп: рабство, феодализм, колониальная экономика, монопольные империи, поздний СССР, современный сверхсконцентрированный капитализм. Устойчивой является модель, где собственность распределена шире. Поэтому устойчивость — на стороне 90/10, а не на стороне старой модели.

4. Модель 90/10 — это не социализм, а хозяйственная демократия XXI века.

Она использует то, чего не было у социализма: цифровую прозрачность, смарт-контракты, публичный аудит в реальном времени, технологическую невозможность присвоения средств элитами. Ошибка социализма была не в идее справедливости, а в отсутствии инструментов для её реализации. Сейчас такие инструменты существуют.

5. В 90/10 ограничено только одно — товарность природных ресурсов. Всё остальное свободно.

Модель не запрещает рынок, конкуренцию, частный капитал, инвестиции, предпринимательство. Она ограничивает лишь то, что не должно быть чьей-то частной собственностью — недра, вода, энергия, земля. Всё, что создаёт человек — инновации, технологии, продукты, творчество — остаётся полностью частным. Это не подавляет инициативу, а очищает её от паразитической ренты.

6. Частная инициатива не исчезает — она переходит на качественно новый уровень.

Когда природная рента не превращается в источник сверхприбыли для немногих, предпринимательство переориентируется из сырьевой отрасли в технологическую. Это усиливает конкуренцию и ускоряет модернизацию экономики. Уходит ложная мотивация «ловить ренту», появляется настоящая — создавать новое.

Вывод.

Модель 90/10 — это не мягкий социализм и не утопия. Это новая форма распределённой собственности, в которой общественная доля обеспечивает справедливость, а частная — инновации и рост. Она не убивает частную инициативу — она освобождает её от монополий, неравного доступа к ресурсам и паразитарного рентного феодализма.
Если хочешь, могу так же подготовить ответы на 6.2, 6.3 и далее — в едином стиле книги.



Вопрос 6.2. Любое общее — ничьё. Когда 90% ваше, людей перестанут беспокоить потери. Ответственность исчезнет.

Это возражение основано на старом бытовом афоризме: «общее — значит ничьё». Но этот афоризм описывает не природу человека, а архитектуру старых систем, где общее действительно превращали в ничейное — именно потому, что у людей не было ни прав собственности, ни прозрачности, ни контроля. Модель 90/10 устроена противоположно: она превращает общее не в ничьё, а в твоё — юридически, финансово, технологически и институционально.

1. Социализм действительно делал общее ничьим — 90/10 делает общее персональным

В социализме «народная собственность» была фикцией: юридическим владельцем считалось общество, но фактически всеми ресурсами распоряжалась партийная номенклатура. Человек был исключён из управления и не видел ни отчётности, ни контрактов, ни счётов. Он не чувствовал ответственность, потому что не имел права собственности.
Модель 90/10 вводит противоположный принцип: гражданин — акционер, а государство — лишь временный менеджер без права присвоения. Человек получает доступ к цифровому аудиту, проверяемым транзакциям, механизму голосования и фактическому контролю. То, чем владеешь ты лично — не бывает ничьим.

2. Ответственность исчезает там, где собственность абстрактна. В 90/10 она конкретна и прозрачна

Люди теряют интерес к общему там, где:

• их не спрашивают,
• они не видят данных,
• они не получают прямой выгоды,
• решения принимают элиты,
• отсутствует персональная доля.

90/10 устраняет все эти условия: каждый получает дивиденд, знает, сколько фонд заработал, может проверить каждую транзакцию и участвовать в принятии решений. Это не моральная абстракция, а прямой экономический интерес. Общее, превращённое в прозрачный актив, становится не ничьим, а коллективно-личным.

3. Человек ответственен не тогда, когда его контролируют, а когда на кону его собственный капитал

Это подтверждает и современная поведенческая экономика: люди бережно относятся к тому, где есть прямая связь между их действиями и результатом. В 90/10 каждый гражданин понимает: если растёт фонд — растёт его доход; если фонд теряет, теряет он лично. Это самая сильная мотивация — куда сильнее угроз, лозунгов или идеологии. Поэтому 90/10 не снижает ответственность, а делает её рациональной.

4. В старых системах ответственность исчезала потому, что жадность была выгоднее честности

Модель 90/10 создаёт противоположную среду: прозрачность, личная доля, автоматический аудит и невозможность скрыть транзакции делают честное поведение выгодным, а попытки манипуляции — бессмысленными. Как сказано в тексте: «Если институциональная среда поощряет справедливость — справедливость становится нормой».

5. Главное отличие: раньше общее было «ничьим» потому что человек был объектом. В 90/10 он — субъект

Это не лозунг. Это новая социальная роль — роль Хранителя: совладельца национального капитала, который получает дивиденды, видит отчётность и влияет на решения. Хранители не относятся к общему как к ничейному — потому что оно стало их капиталом, их будущим и их ответственностью.

Вывод. Общее становится ничьим только там, где человек исключён из владения. В модели 90/10 человек включён полностью — как собственник, контролёр, участник и выгодоприобретатель. Поэтому ответственность не исчезает — она усиливается и становится осознанной, рациональной и личной.


Вопрос 6.3. Вы предлагаете ограничить частную собственность — это шаг назад к плановой экономике.

Это фундаментальное заблуждение. Модель «90/10» не имеет ничего общего с плановой (советской) экономикой и не является шагом назад. Напротив, это переход к новой, более справедливой и эффективной рыночной дивидендной экономике.

1. Различие с плановой экономикой
Плановая экономика (например, СССР) характеризовалась тремя ключевыми чертами, которые полностью отсутствуют в модели «90/10»:

• Ликвидация рынка: Она отменила частную собственность на все средства производства, включая фабрики, технологии и услуги, заменив рыночные механизмы централизованным планированием.
• Центральный контроль над производством: Государственный комитет (Госплан) решал, что, где и сколько производить, игнорируя спрос и конкуренцию.
• Отсутствие конкуренции: Монополия государства на все сектора вела к стагнации и дефициту.

2. Суть модели «90/10» — это рыночная экономика, основанная на Ренте

Модель «90/10» не отменяет рынок; она лишь меняет собственника земельной ренты и разделяет экономику на два четко определенных и взаимосвязанных сектора: 90% Общественное Достояние (Рента) и 10% Частный Сектор (Инновации).
Сектор 90% (Общественное Достояние) включает в себя землю, недра, воду, воздух и инфраструктурные монополии. Собственником этого сектора является Нация (через Национальный Ресурсный Фонд — НРФ). Механизм его работы предельно прост: НРФ выступает как Пассивный арендодатель. Он сдает Достояние в пользование частным операторам (10% сектору) через Договор Ренты, собирает рентный доход и распределяет его в виде дивидендов.

Важно: НРФ не планирует производство и не управляет операционной деятельностью.

Сектор 10% (Частный Сектор) включает фабрики, технологии, услуги, IT-сектор, капитал и труд. Владельцы здесь — Частные предприниматели и компании. Механизм работы этого сектора — это Рынок, где действует свободная конкуренция, частные инвестиции, риск и прибыль. Именно этот сектор является двигателем инноваций и экономического роста.

3. Где находится двигатель роста?

Двигатель экономического роста находится именно в 10% частном секторе. Компании, которые используют 90% ресурсов (например, добывающие компании), вынуждены действовать максимально эффективно и конкурентно, чтобы получить прибыль после уплаты высокой Ренты в НРФ. Более того, доступность дивидендного дохода для населения обеспечивает стабильный внутренний спрос, что дополнительно стимулирует частный бизнес.
Вывод: Модель «90/10» — это не возврат к Госплану, это рыночная экономика с коллективно принадлежащими источниками ренты. Мы не ограничиваем частную собственность на капитал, труд и идеи (они остаются в 10% секторе), но мы восстанавливаем общественную собственность на природные ресурсы, чтобы гарантировать экономический суверенитет каждого гражданина и сделать богатство страны источником стабильности для всех, а не только для избранных.



Глава 7. Отвечаем на социалистические и левые скептики



Вопрос 7.1. Почему только 90% общие? Почему частный сектор вообще остаётся? Это выглядит как компромисс с капитализмом.

Модель «90/10» — это не компромисс, а прагматичное решение, сознательно избегающее утопических крайностей. Мы не стремимся к 100%-й общественной собственности, потому что история показала: утопия не работает, а прагматизм — работает.
Сохранение 10% частного сектора является фундаментальным условием жизнеспособности и эффективности модели. Оно служит трем критически важным целям:

1. Стимул к Инновациям и Росту:

o Природа человека: Прямая частная собственность на капитал, труд, технологии и идеи — единственный доказанный эффективный двигатель прогресса, риска и изобретательности. Именно личный интерес побуждает предпринимателей создавать новое, искать эффективные решения и брать на себя риски, которые не может взять на себя обезличенный государственный фонд.
o Двигатель настоящего: Сектор 10% — это вся сфера услуг, IT, производства конечных товаров. Его полная ликвидация приведет к технологической и экономической стагнации, характерной для плановых систем.

2. Эффективность Управления и Защита от Коррупции:

o Разделение функций: Модель разделяет функции: Владение (90% НРФ — пассивный арендодатель) и Управление/Операции (10% — активные частные компании).
o Избегание неэффективности: Если бы НРФ управлял всем производством (100% модель), это неизбежно породило бы коррупцию, политизацию решений, неэффективность и дефицит, как это было в СССР. Сохраняя операционное управление в частных руках, ориентированных на прибыль и конкуренцию, мы гарантируем, что национальные ресурсы используются максимально эффективно.

3. Сохранение Личной Свободы и Достоинства:

o Независимость от государства: Полная ликвидация частного сектора (100% государственная или общественная собственность на все) неизбежно ведет к тотальной экономической зависимости гражданина от государства как единственного работодателя и распределителя благ.
o Цель "90/10": Наша цель — не просто накормить, а дать экономический суверенитет. Модель «90/10» достигает этого, обеспечивая финансовую базу через Народный Дивиденд (НРФ), одновременно сохраняя обширную сферу для частной инициативы, конкуренции и свободного труда.

Итого: Модель «90/10» не является компромиссом. Это выбор в пользу эффективности и свободы при условии устранения фундаментальной несправедливости — отчуждения национальных ресурсов. Мы устраняем причину несправедливости (частное владение рентой), но сохраняем двигатель роста (частную инициативу).


Вопрос 7.2. Народная рента — слишком мягкая мера. Нужна коллективная собственность на средства производства, а не просто дивиденды.


Это возражение отражает классическую марксистскую позицию, которая стремится к полной социализации всех средств производства (фабрик, машин, оборудования). Модель «90/10» сознательно отмежевывается от этого подхода, потому что он доказал свою неэффективность и опасность для свободы.
Наша модель фокусируется на Ренте, а не на Продукте, по следующим причинам:

1. Причина неэффективности — Универсальная Собственность:
o Разделение: Модель «90/10» четко разделяет: Источники Жизни (Природные Ресурсы) должны быть коллективными (90%), а Продукты Человеческого Творчества (Средства Производства) должны оставаться в частной конкурентной среде (10%).
o Уроки истории: Полная коллективная собственность на средства производства (включая фабрики и технологии) ведет к ликвидации конкуренции, снижению качества, неэффективности управления и технологической стагнации, что было характерно для СССР и других плановых систем. Коллективная собственность на ресурсы устраняет бедность, а коллективная собственность на фабрики устраняет прогресс.

2. Причина несправедливости — Фокус на Ренте:

o Главный Грабеж: Самая большая и незаслуженная прибыль (рента) извлекается не из эффективного управления фабрикой (которое требует труда и риска), а из монопольного владения ресурсами, созданными природой (земля, недра).
o Устранение причины: Модель «90/10» устраняет корень несправедливости, возвращая народу ренту от природных монополий. Этот доход, в виде Дивиденда, дает каждому гражданину экономический суверенитет и финансовую базу, не лишая его при этом стимула к труду.

3. Причина опасности — Угроза Свободе:

o Тотальная Зависимость: Если государство (или коллективный фонд) владеет не только ресурсами, но и всеми фабриками, магазинами и офисами, оно становится единственным работодателем. Это создает тотальную экономическую зависимость гражданина, что неизбежно подрывает политическую свободу и достоинство.
o Прагматизм «90/10»: Мы даем гражданину Дивиденд (независимый доход), чтобы он мог свободно выбирать место работы или открыть свое дело (в 10% секторе), не боясь экономического рабства.

Итог: Народная Рента — это не мягкая мера, а хирургически точный инструмент. Она позволяет взять под контроль незаслуженную ренту, которая порождает несправедливость, и распределить ее, сохраняя при этом частную инициативу и конкуренцию — двигатели прогресса. Это путь к справедливости, который избегает экономического коллапса и диктатуры.

Вопрос 7.3. Модель слишком дружелюбна к рынку. Вы хотите справедливость, но боитесь идти до конца.

Это утверждение отражает идеалистическое представление о том, что для достижения "истинной" справедливости необходимо полностью отказаться от рыночных механизмов. Модель «90/10» не боится идти до конца, она отказывается идти по пути, который исторически приводил к краху и несвободе.
Наша модель не дружелюбна к рынку в его современном, несправедливом виде; она прагматична по отношению к рынку как к самому эффективному инструменту экономического управления.

1. Справедливость — это устранение несправедливости, а не уничтожение рынка

• Хирургическое вмешательство: Наш "конец" — это не утопия, а устранение корня экономической несправедливости, которым является монопольное частное владение природными ресурсами (рентой).
• Истинный фокус: Мы не считаем несправедливым, что предприниматель получает прибыль от своей фабрики или технологии (это результат его труда, риска и идей). Мы считаем несправедливым, что он получает прибыль от владения землей, недрами и воздухом, которые не создавал.
• Справедливость без коллапса: Наша модель достигает социальной справедливости (равный Дивиденд для всех) без необходимости уничтожать рыночные стимулы (которые остаются в 10% секторе), что гарантирует экономический рост.

2. Почему полная ликвидация рынка — это регресс

"Идти до конца" в смысле ликвидации рынка означает переход к плановой экономике, что является доказанным путем к:

1. Неэффективности и дефициту: Отсутствие конкуренции и централизованное планирование неизбежно приводят к нецелевому использованию ресурсов, низкому качеству товаров и дефициту, поскольку Госплан не может заменить миллионов решений, принимаемых конкурентным рынком ежедневно.

2. Политизации экономики: Если рынок исчезает, решения о том, что, где и сколько производить, становятся политическими. Это приводит к коррупции и зависимости экономики от воли элит, что полностью противоречит цели экономической свободы.


3. Модель «90/10» как эволюция, а не революция

Модель «90/10» — это не "компромисс", а институциональная эволюция экономической системы. Мы используем эффективность рынка для управления 10% сектором (фабрики, технологии) и для извлечения максимальной Ренты из 90% сектора (ресурсы).

Вывод: Мы не боимся идти "до конца". Мы просто считаем, что "конец" должен быть Жизнеспособным и Свободным. А жизнеспособность достигается через прагматизм и использование наиболее эффективных экономических инструментов — рыночных механизмов — после того, как устранена их главная несправедливость. Справедливость и рынок могут (и должны) работать вместе.



Глава 8. Отвечаем на анархо-либертарианские скептики


Вопрос 8.1. Любой фонд — это бюрократическая машина. Вы не избавляетесь от государства, вы его усиливаете.

Это важное и справедливое опасение. Действительно, исторический опыт показывает, что любой крупный фонд или государственное учреждение со временем обрастает бюрократией и становится мишенью для коррупции. Однако, модель «90/10» построена так, чтобы институт Народной Собственности (НРФ) принципиально отличался от классического государственного аппарата и был максимально защищен от политической и бюрократической инфляции.

1. НРФ — это Фонд-Арендодатель, а не Госплан

• Пассивный мандат: Главное отличие НРФ от министерства или госпредприятия состоит в том, что его функция пассивна. НРФ не занимается активным производством, не управляет фабриками и не планирует объемы выпуска товаров (это задача частного сектора 10%).
• Четкие задачи: Его основная деятельность сводится к двум прозрачным процессам: сбор ренты (по заранее установленным, публичным формулам) и равномерное распределение дивидендов (автоматически, через цифровые системы). Чем проще мандат, тем меньше возможностей для бюрократии.

2. Децентрализация и Прозрачность — Антидот Бюрократии

Мы согласны, что концентрация триллионов в одном месте опасна. Поэтому модель предусматривает следующие анти-бюрократические и антикоррупционные механизмы:

• Распределённая структура: НРФ должен быть децентрализован на подфонды (региональные, отраслевые), что исключает возможность захвата контроля одним центром.
• Цифровая Прозрачность: Доход, расходы и инвестиции НРФ должны быть доступны для граждан в режиме реального времени через публичные цифровые платформы.
• Международный Аудит: Обязательное ежегодное внешнее аудирование с привлечением международных компаний, которое гарантирует отсутствие подтасовок в оценке ресурсов и прибыли.
• Прямое распределение: Гражданский Дивиденд поступает напрямую каждому гражданину, минуя любые промежуточные звенья государственной или региональной бюрократии.

3. Усиление Гражданина, а не Государства

Настоящая цель: Модель «90/10» не усиливает государство. Напротив, она усиливает экономическую базу гражданина.

• НРФ отнимает у государства (политических элит) главный рычаг — контроль над ресурсами и, следовательно, способность шантажировать экономику и гражданина.
• Перевод ренты в НРФ делает граждан независимыми совладельцами, что снижает их зависимость от государства как единственного работодателя или источника социальных благ.

Итог: НРФ — это институт экономической демократии, созданный для того, чтобы вывести управление национальным богатством из-под контроля политической бюрократии и передать его под контроль гражданского общества.


Вопрос 8.2. Народная собственность — это абстракция. Владеет тот, кто контролирует распределение. То есть чиновники.

Это наиболее тонкое и важное возражение, которое требует глубокого понимания механизма НРФ. Мы согласны с посылкой: владеет тот, кто контролирует распределение. Поэтому модель «90/10» разработана таким образом, чтобы снять функцию контроля за распределением с чиновников и передать её — на уровне закона и технологии — напрямую гражданам.

1. Устранение дискреционного контроля

• Фиксированная формула (Закон): Чиновники НРФ не имеют права решать, сколько и кому платить. Доля Дивиденда (например, 30% от чистой ренты) и принцип его распределения (равными долями на каждого гражданина) фиксируются в Конституционном законе. Это исключает возможность "контролировать" распределение, то есть изменять его по усмотрению. Чиновник становится лишь техническим исполнителем фиксированного законом алгоритма.
• Отсутствие «просителей»: В отличие от социальных программ, где чиновник решает, соответствует ли гражданин критериям (пенсия, пособия), в НРФ нет критериев, кроме гражданства. Гражданин не является просителем; он является совладельцем, который автоматически получает свою долю.

2. Технологическая гарантия прозрачности

• Цифровой Реестр Собственников: Основой системы является не бюрократический отдел, а Национальный Цифровой Реестр Собственников. Это может быть распределенный реестр (по аналогии с блокчейном), который делает невозможным подделку данных о количестве граждан или размере Дивиденда. Каждый гражданин видит общее количество распределенной ренты и количество получателей.
• Прямые автоматические выплаты: Дивиденд поступает на счет гражданина напрямую, без прохождения через региональные бюджеты, министерства или казначейства. Это устраняет бюрократические промежуточные звенья — именно те, где и возникает коррупция и злоупотребление контролем.

3. Где находится настоящий контроль?

Контроль над распределением (власть) в модели «90/10» находится на двух уровнях:

1. Народный Контроль (Политика): Граждане через своих представителей (Наблюдательный Совет НРФ) контролируют оценку ренты и управление не распределяемой частью (Фонд Будущего).

2. Технологический Контроль (Распределение): Сама процедура распределения находится под контролем алгоритма, зафиксированного законом и прозрачно отображенного в цифровом реестре.
Итог: Модель НРФ сознательно разделяет функции Управление (менеджмент) и Распределение (алгоритм). Управление остается функцией НРФ (контролируется гражданами), а распределение переведено в сферу автоматического, не коррумпируемого, технологически гарантированного права. Власть над распределением отнимается у чиновника и передается Алгоритму и Закону.


Глава 9. Отвечаем на академически-скептические отзывы (университетская среда)


Вопрос 9.1. Автор игнорирует проблему транзакционных издержек. Коллективная собственность — это крайне сложная форма организации.

Это возражение, основанное на институциональной экономике (школа Коуза и Уильямсона), является абсолютно правомерным. Транзакционные издержки (издержки на поиск информации, заключение контрактов, мониторинг и правоприменение) — это ключевой фактор, который может сделать коллективную собственность неэффективной.
Мы не игнорируем эту проблему. Напротив, модель «90/10» разработана таким образом, чтобы минимизировать транзакционные издержки, используя технологии и максимально упрощая мандат Национального Ресурсного Фонда (НРФ).

1. Минимизация издержек за счет Пассивности НРФ

• Сравнение с Госпредприятием: Классическая коллективная собственность (госпредприятие) неэффективна, потому что НРФ вынужден тратить огромные средства на управление, маркетинг, производственное планирование, наём тысяч менеджеров — это и есть высокие транзакционные издержки.

• Пассивный мандат НРФ: Модель «90/10» устраняет эту проблему, делая НРФ исключительно Пассивным арендодателем. НРФ не управляет операциями (10% сектором); он только сдаёт в аренду ресурсы (90% сектор).

• Снижение издержек: НРФ не нужны десятки тысяч чиновников для управления заводами. Ему нужен небольшой высококвалифицированный штат для: 1) Оценки рентной стоимости и 2) Мониторинга выполнения условий Рентного Договора. Вся производственная эффективность и конкуренция остаются в 10% частном секторе, где издержки на управление оптимизируются рынком.

2. Снижение издержек за счет Цифровизации

В современном мире высокие транзакционные издержки классической коллективной собственности преодолеваются с помощью технологий:

• Издержки на мониторинг (Правоприменение): Современные спутниковые системы, цифровые реестры и датчики позволяют отслеживать использование земли, недр, воздуха и воды в реальном времени. Это делает мониторинг условий Рентного Договора (например, добычи или загрязнения) намного дешевле и точнее, чем контроль, осуществляемый чиновниками 50 лет назад.

• Издержки на распределение: Прямое автоматическое перечисление Дивиденда (см. Вопрос 8.2) практически сводит к нулю транзакционные издержки на выплату средств миллионам совладельцев.

3. Издержки Частной Рентной Собственности

Важно помнить, что частная собственность на рентные ресурсы также сопряжена с огромными транзакционными издержками, которые оплачивает всё общество:

• Издержки на лоббирование: Огромные затраты на лоббирование законов, снижающих рентные платежи.
• Издержки на коррупцию: Подкуп чиновников, скрывающих реальную стоимость ресурсов.
• Издержки на социальные протесты: Общество тратит силы и средства на борьбу за справедливость и компенсацию ущерба от монопольной эксплуатации.

Вывод: Модель «90/10» не предлагает сложную и архаичную форму коллективной собственности, требующую огромного бюрократического аппарата. Она предлагает Технологически Облегченную Форму Коллективной Собственности с узким, пассивным мандатом. В современном мире, с помощью цифровых технологий, транзакционные издержки по сбору и распределению ренты НРФ могут быть значительно ниже, чем издержки по поддержанию сложной и коррумпированной системы частной рентной собственности.

Вопрос 9.2. Не раскрыта тема институциональной эволюции: как старые институты уступят место новым?

Это возражение затрагивает ключевой вопрос реализации — как перейти от текущей системы, где рентный доход закреплен в руках частных элит и государства, к новой модели, где он принадлежит Народу. Переход не может быть внезапной революцией; он должен быть тщательно спланированным Институциональным Транзитом, проходящим через три основных фазы.

Фаза 1: Правовое Закрепление и Аудит (Инвентаризация Достояния)

• Институт — Реестр Достояния: Первым шагом является создание Национального Реестра Общественного Достояния. Этот институт должен стать заменой неэффективной и непрозрачной государственной системы учета ресурсов. Его задача: провести полный, независимый и публичный аудит всех земельных, минеральных, водных, лесных ресурсов и инфраструктурных монополий.

• Замещение: Этот новый институт вытесняет (или берет под контроль) функции соответствующих государственных агентств по учету и оценке.

Фаза 2: Изменение Фискальной Политики (Институт Ренты)

• Институт — Фонд и Рентный Договор: Ключевой институциональной заменой является создание Национального Ресурсного Фонда (НРФ) и введение Рентного Договора. Этот этап означает замену системы налогообложения (где рента маскируется под налоги) на систему прямых платежей за пользование Достоянием.

• Замещение:

o Земля: Налог на землю заменяется Земельной Рентой (платы за локацию). Частная собственность на землю (как актив) не отменяется, но отменяется право извлекать из нее ренту (которая принадлежит обществу).

o Недра: Роялти, акцизы и НДПИ (налог на добычу) заменяются Рентным Платежом, рассчитываемым по прозрачной формуле от чистой стоимости добытого ресурса.

o Монополии: Замена системы регулирования тарифов на Рентный Платеж за монопольное пользование инфраструктурой.

Фаза 3: Введение Прямого Дивиденда (Институт Совладения)

• Институт — Гражданский Счет: Самое важное: создание Персонального Гражданского Счета для каждого гражданина и закрепление в Конституции Права на Дивиденд.

• Замещение: Этот институт замещает неэффективные, коррумпированные и унизительные социальные программы. Вместо того, чтобы просить у чиновников пособия, гражданин получает свой доход как законный совладелец. Это меняет не только экономику, но и социальный статус гражданина, восстанавливая его достоинство.

Вывод: Институциональная эволюция — это не просто принятие одного закона, а комплексный, последовательный переход, в котором старые институты (непрозрачное госуправление ресурсами, налоговый произвол и патерналистские соцпрограммы) замещаются новыми, прозрачными и цифровыми институтами (Реестр Достояния, НРФ, Рентный Договор и Гражданский Счет). Этот процесс требует политической воли и широкой общественной поддержки, но его поэтапная природа делает его управляемым и предсказуемым.

Вопрос 9.3. Нет анализа провалов подобных систем — из Чили, Венесуэлы, Арабской весны.

Это важнейшее замечание. Исторический опыт показывает: любая попытка социальной трансформации, основанная на идеях коллективизма, национализации или перераспределения, часто заканчивалась экономическим коллапсом и/или политической диктатурой.
Модель «90/10» разработана с учетом этих провалов, и её главное отличие состоит в том, что она избегает трех ключевых ошибок, допущенных в Венесуэле, Чили при Альенде и других странах:

1. Ошибка: Национализация, а не Рентный Принцип

• Что пошло не так (Венесуэла, Чили): Эти страны проводили Национализацию — то есть не просто переводили право владения ресурсами, но и брали на себя оперативное управление предприятиями (добычей, заводами). Это немедленно привело к:

o Политизации экономики: Решения принимались не рынком, а правящей партией.
o Потере компетенций: Квалифицированные частные менеджеры уходили, и эффективность добычи/производства резко падала.

• Как «90/10» избегает этого: Модель «90/10» оперирует не Национализацией, а Рентным Принципом. НРФ лишь владеет ресурсом (90%), но не управляет операциями. Операции остаются в руках частных компаний (10% сектор), которые работают по рыночным правилам и мотивированы конкуренцией. Это сохраняет эффективность и компетентность.

2. Ошибка: Уничтожение Рыночной Системы и Частной Инициативы

• Что пошло не так (Венесуэла, Чили): В попытках добиться социальной справедливости были введены жесткие меры: контроль цен, регулирование производства, конфискация частной собственности, что привело к ликвидации рынка (частного сектора 10%).

• Последствия: Нехватка товаров (дефицит), обвал инвестиций, бегство капитала, гиперинфляция.

• Как «90/10» избегает этого: Модель «90/10» сохраняет свободный и конкурентный рынок в 10% секторе (производство товаров, услуги, технологии). Это гарантирует, что экономика продолжает расти, а полки магазинов не пустеют. Мы устраняем несправедливость на входе (рента), но сохраняем стимул на выходе (прибыль от труда и инноваций).

3. Ошибка: Отсутствие Институциональной Защиты и Захват Фондов

• Что пошло не так (Арабская весна, отчасти Венесуэла): В странах, где были созданы суверенные фонды (например, Кувейт, ОАЭ), они оказались эффективны. Но там, где не было сильных демократических институтов и верховенства права, фонды (если они существовали) быстро становились политической кормушкой для правящих элит. Арабская весна показала, что отсутствие демократической подотчетности делает всю систему хрупкой.

• Как «90/10» избегает этого: Успех модели зависит не только от экономики, но и от Институциональной Архитектуры:
o Конституционный Статус: Право на Дивиденд и статус НРФ должны быть закреплены в Конституции, что делает их крайне трудными для отмены или изменения политическими силами.
o Прямой Дивиденд (Алгоритм): Распределение Дивиденда идет напрямую гражданам (см. Вопрос 8.2), что не дает чиновникам использовать эти средства в своих интересах.
o Гражданский Контроль: Надзорный орган НРФ должен формироваться по принципу широкого представительства гражданского общества и проходить внешний международный аудит.

Итог: Провалы прошлого были обусловлены тем, что эти режимы пытались решить проблему несправедливости, уничтожая рыночную эффективность и централизуя управление. Модель «90/10» — это антитеза этим провалам: она децентрализует владение рентой и сохраняет эффективность рынка, вводя при этом строгие юридические и технологические гарантии против политического захвата.


Глава 10. Отвечаем на негативные отзывы с элементами эмоциональной критики


Вопрос 10.1. Автор — идеалист. Но миром правят деньги, а не идеи. Книга приятная, но оторвана от реальности.

Это самое частое и самое эмоциональное возражение. Оно основано на глубоком и циничном убеждении, что любая система, основанная на справедливости, обречена на поражение, потому что она не учитывает "закон джунглей" — власть денег и силы.
Мы согласны: миром действительно правят деньги, а не абстрактные идеи. Но именно поэтому модель «90/10» — это не "красивая идея", а прагматичный механизм, который использует логику денег и капитала для достижения справедливости.
Модель «90/10» является реалистичной, потому что она учитывает три ключевых закона реальности, которые идеалисты обычно игнорируют.

1. Закон Денег: Модель «90/10» — это Финансовый Механизм, а не Моральный Призыв

Идеализм призывает: «Будьте честными, поделитесь, любите ближнего». Это не работает, потому что это призыв к морали, а не к интересу.
«90/10» поступает иначе: Она не просит делиться. Она изменяет статус денег (рентного дохода).
• Реальность: Самые большие деньги в мире — это рента (доход от земли, недр, монополий). Сегодня эта рента поступает на частные счета, создавая классовое расслоение.
• Механизм: Модель «90/10» создает Национальный Ресурсный Фонд (НРФ), который юридически и финансово перенаправляет этот денежный поток. Рентный доход, который раньше шёл на обогащение меньшинства, теперь через Дивиденд поступает напрямую на счета большинства граждан.

Это не идея, это перепрограммирование финансовой трубы. Мы не надеемся на доброту олигархов; мы меняем закон, который определяет, куда течёт денежный поток.

2. Закон Стимулов: Мы не меняем Природу Человека

Идеализм часто рушится, потому что пытается изменить человеческую природу: отменить частный интерес, конкуренцию и стремление к личному обогащению.

«90/10» сохраняет стимулы:

• 10% Сектор (Инновации и Труд): Мы сохраняем 10% частный сектор, где действует свободный рынок, конкуренция, частная собственность на технологии и капитал. Это гарантирует, что стимул к риску, труду и инновациям сохраняется в полной мере. Люди по-прежнему мотивированы работать лучше и изобретать.
• Дивиденд (Базовый Суверенитет): Народный Дивиденд — это не подачка, а финансовый суверенитет. Он не отменяет работу, но даёт человеку возможность выбирать, где работать, а не быть рабом экономического страха. Это усиливает достоинство человека, что, в свою очередь, делает экономику более эффективной, потому что люди работают не из страха, а из интереса.

Реализм в том, что мы не пытаемся ликвидировать "деньги" или "капитализм", а лишь устраняем его фундаментальный дефект — незаслуженную ренту.

3. Закон Власти: Создание Реальной Силы (Экономического Большинства)

Идеалистические движения слабы, потому что у них нет рычагов власти, кроме морального осуждения.
«90/10» создает реальную силу — Экономическое Большинство.
• Интерес большинства: Как только Дивиденд будет запущен, миллионы граждан становятся прямыми финансовыми бенефициарами этой системы. Их личный, денежный интерес — получать Дивиденд — становится самой мощной силой, защищающей НРФ.
• Защита системы: Любая политическая сила, которая попытается отменить НРФ или сократить Дивиденд, столкнется с финансовым возмущением подавляющего большинства граждан. Миллионы людей будут голосовать и действовать, исходя из своего кошелька, а не из абстрактных лозунгов.

Вывод: Модель «90/10» — это не "идеализм", это высшая степень экономического реализма. Она признает, что миром правят деньги и личный интерес, и потому она направляет эти деньги и интересы на построение справедливой, эффективной и устойчивой системы. Справедливость — это не мечта; это эффективный дизайн, который использует закон денег в интересах Нации.

Вопрос 10.2. Всё это похоже на политический манифест, а не на научную работу.

Это не только похоже на манифест, но и является им по своей сути. Мы не скрываем этого.

Книга «90/10» — это сознательный гибрид, сочетающий в себе три уровня:

1. Манифест (Уровень Воли): Он формулирует проблему («Политическая демократия без экономической справедливости — иллюзия») и заявляет о цели. Без этой политической воли любая, даже самая гениальная научная работа, останется пылиться на полке. Все великие перемены в истории, от Великой Хартии Вольностей до отмены рабства, начинались с политического, этического и эмоционального призыва.
2. Экономическая Модель (Уровень Расчёта): В отличие от чистого манифеста, «90/10» имеет строгий механизм. Он основан на отделении рентного капитала (незаработанного, природного) от производительного капитала (заработанного, технологического). Это не лозунг, это юридическая и финансовая архитектура Национального Ресурсного Фонда и системы Дивидендов.
3. Научный Каркас (Уровень Доказательства): Каждый ключевой тезис опирается на:
o Исторический анализ: Уроки СССР, США, Китая, Каддафи (см. ЧАСТЬ I).
o Экономические прогнозы: Расчеты потенциального Дивиденда и капитализации Фонда Будущего (см. Глава 16).
o Критический самоанализ: Детальная проработка философских, юридических и политических рисков (см. ЧАСТЬ IV).

Почему это не «чистая наука»?

Наука описывает, как устроен мир («Как работает капитализм? Как распределяется рента?»). Манифест говорит о том, каким мир должен быть и как этого достичь («Как создать систему, где рента принадлежит народу?»).

Для изменения мира требуется не только описание его дефектов, но и инструкция по его пересборке. Именно поэтому «90/10» не ограничивается научным описанием, а переходит к Программе Действия, превращая сухую экономическую теорию в политическую силу, способную к реализации.

Осознанный выбор термина «пересборка»

Мы сознательно используем термин «пересборка», а не «реформа» или «корректировка». Реформа предполагает исправление старого механизма: заменить поршень, подкрутить винт. Наша же задача — изменить саму архитектуру системы, её фундаментальный код. Если проблема кроется в самой конструкции (конфликт между политической и экономической демократией), её нельзя решить косметическим ремонтом. «Пересборка» означает создание нового, более эффективного и устойчивого института, такого как НРФ, который выполняет ту же экономическую функцию (распределение ренты), но по иным, справедливым правилам. Таким образом, это термин не столько политический, сколько инженерный и системный.


Вопрос 10.3. Вы предлагаете слишком красивый мир. Но красивое обычно не работает.

Это возражение, которое часто исходит от людей, уставших от политической лжи и обещаний. Они считают, что если идея выглядит слишком хорошо, она непременно скрывает подвох или попросту нежизнеспособна.
На самом деле, вопрос не в том, «работает ли красивое», а в том, «что именно не работает сейчас».

Мы предлагаем «красивый» дизайн, потому что «уродливый» дизайн современной экономики уже доказал свою неработоспособность.

1. Не работает система, основанная на страхе: Современный капитализм использует страх (потерять работу, жильё, будущее) как главный мотиватор. Это «уродливая» система, которая не работает в долгосрочной перспективе: она уничтожает человеческое достоинство, вызывает социальный раскол, снижает креативность и ведет к кризисам перепроизводства (когда 1% владеет активами, а 99% не могут покупать).
2. Не работает система, основанная на иррациональной ренте: Нынешняя система — «уродлива» в своей несправедливости, потому что доход большинства (рента от недр, земли) поступает на частные счета меньшинства. В этом нет никакой логики, только историческое насилие.
3. Не работает система, которая не может себя защитить: «Уродливые» системы (будь то олигархический капитализм или тоталитарный социализм) всегда неустойчивы и рано или поздно рушатся под тяжестью коррупции и недовольства масс.

Модель «90/10» — это не просто эстетика, это Инженерия Жизнеспособности.

Мы создали «красивый» проект, потому что он логичен и эффективен.

• Логика: Самое красивое в этой модели — её принцип разделения. Мы четко разграничили: общее (природный ресурс) и частное (технология, труд, идея). Это логическое разделение устраняет главный конфликт истории.

• Эффективность: Система, где человек мотивирован достоинством (благодаря Дивиденду) и интересом (благодаря 10% сектору), всегда будет работать лучше, чем система, мотивированная страхом и незаслуженной рентой.

Вывод: Мы не просто стремимся к «красивому миру», мы стремимся к Миру, Который Выживет. Именно «красивая», то есть строго логичная и справедливо организованная система, имеет наивысший шанс на долговременную устойчивость, в то время как существующая, «уродливая» система уже стоит на краю пропасти.



Глава 11. Отвечаем на отзывы от циников из соцсетей


Вопрос 11.1. Ну да, конечно, всем дадут по доле, и всё станет честно. Сказки для взрослых.

Это не цинизм, это здоровый скепсис, основанный на тысячелетнем опыте обмана. Скептик прав: если мы будем надеяться, что элиты или власть добровольно «дадут» народу свою долю, то это действительно сказка.
Модель «90/10» не просит, не надеется и не призывает. Она заявляет о праве и создает механизм его реализации.

1. Это не «Дадут», это «Принадлежит по Закону»

Ключевая ошибка скептиков в том, что они рассматривают Дивиденд как «подачку» или «пособие», которое может быть выдано или отменено по доброте или злобе власти.

• НРФ – это Не Пособие, а Фонд Акционеров: Справедливость наступает, когда создается Национальный Ресурсный Фонд (НРФ), который юридически закрепляет 90% ренты за всеми гражданами страны в равных долях. Это делает каждого гражданина акционером этого богатства.
• Собственность Нельзя «Отменить»: Вы не можете просто «отменить» право собственности. Вы можете его украсть (как это произошло при приватизации 90-х), но для этого нужно нарушить конституционные основы и совершить акт национального грабежа.
• НРФ создается как юридически неуязвимый институт, цель которого — не «подарить», а перманентно перенаправить денежный поток от ренты.

2. Защита Системы: Не Альтруизм, а Личный Интерес

Самый сильный аргумент против цинизма — прагматизм модели. Почему эта система не рухнет? Потому что она основана на самом мощном двигателе экономики — личном финансовом интересе большинства.

• Экономическое Большинство: Как только Народный Дивиденд запущен, он становится частью финансового планирования миллионов семей.
• Неподкупный Защитник: Любая политическая сила, которая попытается ликвидировать НРФ или сократить Дивиденд (то есть, украсть личную долю), столкнется с немедленной и массовой реакцией миллионов граждан.
• Цитата: Мы используем закон денег, чтобы построить справедливость. Это не лозунг, это инженерный проект, основанный на самозащите и прагматизме большинства.
Вывод: Исторически любые фундаментальные права (отмена рабства, право голоса) тоже назывались «сказками», пока их не закрепили законом и не сделали реальностью. «90/10» — это не сказка, это закон, подкрепленный экономическим интересом большинства.

Вопрос 11.2. А кто будет управлять фондом? Те же, кто сейчас воруют. Только под новой вывеской.

Это самый точный и самый важный вопрос. Он отражает не цинизм, а болезненный исторический опыт, когда каждая новая "народная" структура немедленно захватывалась старыми или новыми элитами.
Мы согласны: Если Национальный Ресурсный Фонд (НРФ) будет построен как обычное государственное министерство, он будет украден в течение года. Модель «90/10» сознательно избегает централизованного государственного управления и полагается на инженерное проектирование против коррупции.

1. Децентрализация и «Архитектура Неворовства»

НРФ не является единым "банком", которым управляет один министр. Он должен быть децентрализованной сетью подфондов (региональных, отраслевых и Фонда Будущего), что делает его захват гораздо более сложным.
Мы используем принцип Парадоксальный Аудит:

• Международный аудит: Участие крупнейших мировых аудиторских компаний (с максимально жесткими KPI) в контроле финансового потока Фонда Будущего (70% инвестиций). Внутренняя прозрачность легче достигается через внешний, незаинтересованный контроль.
• Цифровая Прозрачность: Все транзакции, инвестиции и доходы Фонда должны быть доступны для проверки в режиме реального времени на публичных платформах (блокчейн-решения или аналоги). Коррупция процветает в темноте; НРФ должен работать при свете.

2. Замена Стимула: Воровство как Самоубийство

Самое главное — это изменение экономической мотивации воровства. В современной системе чиновник ворует из бюджета, и это влияет на "абстрактный" народ.

• В модели «90/10» воровство НРФ становится прямым финансовым покушением на личную долю КАЖДОГО ГРАЖДАНИНА.
• Если миллионы людей ежегодно получают Дивиденд (прогнозируемо $1000–$1500), и этот доход является частью их финансового планирования, то любое снижение Дивиденда из-за коррупции будет воспринято как прямая кража из их кошелька.
• Миллионы граждан становятся "неподкупными аудиторами". Ни одна политическая элита не сможет выдержать гнев миллионов людей, лишенных их личной, заслуженной ренты. Система защищает себя, используя инстинкт самосохранения и личный интерес большинства.

3. Новый Статус Управляющего — Хранитель

Управление НРФ должно стать самой престижной, но при этом самой контролируемой и юридически ограниченной должностью в стране. Менеджеры Фонда должны быть под жестким контролем Гражданских Наблюдательных Советов, состоящих из независимых экспертов и представителей общественности (например, случайным образом выбранных граждан).

Вывод: Мы не просто надеемся на честных людей. Мы строим институт, который не позволит воровать — потому что воровство в нем невыгодно, легко обнаружимо и вызывает немедленную, массовую реакцию большинства. Это не новая "вывеска", это новая архитектура.


Вопрос 11.3. Любая власть ищет кормушку. Вы просто предлагаете кормушку побольше.

Это фундаментальный вопрос, касающийся природы власти и ресурсов. Циник прав: власть ищет ресурсы для своего укрепления и обогащения.
Но именно поэтому Национальный Ресурсный Фонд (НРФ) — это не кормушка, а труба, которая перенаправляет денежный поток от ренты, делая его недоступным для традиционного "коррупционного питания" власти.

1. Текущая Система — Это Идеальная Кормушка

• Сейчас "кормушка" невидима. Она состоит из скрытых схем: льготы, субсидии, государственные контракты, приватизация по заниженной стоимости и вывод рентных доходов через офшоры. Эта кормушка питает частные карманы элит за счет общего ресурса.
• Основной ресурс кормушки — это рента, которая сейчас легально или полулегально принадлежит малому кругу лиц.

2. НРФ — Это Не Скрытая, а Публичная Труба


Модель «90/10» ликвидирует невидимую кормушку и заменяет ее на максимально прозрачный финансовый механизм.

• Ликвидация Главной Кормушки (Ренты): НРФ юридически забирает 90% ренты из частной юрисдикции и делает ее общей собственностью. Это устраняет главный источник нечестного обогащения.
• Автоматизация Распределения: Большая часть НРФ (выплаты Дивиденда) — это автоматическая, недискреционная транзакция. Деньги не задерживаются в бюджетах министерств, которые можно разворовать через завышенные сметы. Они проходят через Фонд и мгновенно (ежеквартально/ежегодно) распределяются по счетам граждан. Где нет дискреции (свободы принятия решений), там нет коррупции.
• Прозрачность Операций: Управляющие НРФ не могут тайно "инвестировать" или "закупать" что-либо. Их единственная легитимная функция — управление активами (инвестирование 70% в Фонд Будущего) и распределение дивидендов. Все инвестиционные решения должны быть публичными, прозрачными и проходить внешний аудит.

3. Управление Фондом: Служба, а Не Власть

Административные расходы на управление НРФ (то, что можно назвать "кормушкой" для управляющих) должны быть минимальными, жестко лимитированы законом (например, 0.5% от чистой прибыли) и полностью прозрачны.
Вместо того чтобы быть местом, где власть наживается, управление НРФ становится технической, высокооплачиваемой, но крайне контролируемой службой по защите коллективных активов. Это как работа банковского кассира: он имеет дело с огромными суммами, но его действия жестко регламентированы и проверяются ежесекундно.
Вывод: Ваше возражение справедливо для централизованных, непрозрачных бюджетов. НРФ спроектирован как децентрализованный, прозрачный и автоматизированный инструмент, который лишает власть главного: свободы неконтролируемого перераспределения.


Глава 12. Отвечаем на отзывы своих же сторонников со скепсисом


Вопрос 12.1. Я поддерживаю идею, но вижу риски. Нужно больше конкретики: как бороться с элитами? Как защищаться от давления?

Вы задаете самый важный вопрос политической инженерии: как перейти от теории к реализации, преодолев сопротивление тех, кто теряет контроль над рентой.
Элиты не отдадут власть и деньги добровольно. Поэтому борьба будет вестись не моральными лозунгами, а экономическими и институциональными рычагами.

1. Стратегия Экономического Большинства: Новый Рычаг Власти

Типичная политическая борьба ведется между идеологиями. Наша борьба ведется между финансовыми интересами большинства и меньшинства.

• Новое Оружие: Народный Дивиденд. Главная защита от элит — это не армия, а личный финансовый интерес 90% населения. Как только механизм Дивиденда запущен, любые попытки элит (через политиков, суды или СМИ) саботировать или сократить выплаты будут восприниматься гражданами как прямая кража из их кошелька.
• Смена Поля Боя: Элиты привыкли бороться с протестующими. Они не привыкли бороться с 90% населения, чьё экономическое благополучие поставлено на карту. Мы переводим борьбу из сферы политики в сферу экономического самосохранения.

2. Институциональная Защита (Щит): Сделать Фонд Непригодным для Захвата

Защита Фонда от давления элит строится на его архитектуре.

• Децентрализация и Блокировка: Национальный Ресурсный Фонд (НРФ) не должен быть единой, централизованной структурой, которую легко захватить. Он должен быть разделен на подфонды (например, Фонд Будущего, региональные фонды), что усложняет единовременный захват.
• «Архитектура Неворовства» (Прозрачность): Все транзакции, доходы и инвестиции НРФ должны быть публичными и доступны в режиме реального времени (возможно, с использованием технологий блокчейн или аналогичных систем аудита). Элиты используют непрозрачность; мы используем абсолютную прозрачность как щит.
• Внешний и Гражданский Аудит: Включение в систему контроля международных аудиторских компаний и, что критически важно, Гражданских Наблюдательных Советов (состоящих из случайно выбранных, независимых граждан и экспертов).

3. Стратегия Переходного Периода (Самая Опасная Фаза)

Переход от старой системы к «90/10» будет самым опасным. Здесь необходима жесткая политическая воля:

• Юридическая Броня: Внесение в Конституцию страны неизменяемой нормы о праве собственности граждан на 90% ренты и об автоматическом, недискреционном характере Дивиденда. Это делает попытку отмены Фонда конституционным преступлением.
• Действие через Кризис: Исторически радикальные изменения происходили на пике кризисов. Экономический коллапс, вызванный текущей несправедливой системой, ослабит элиты и предоставит окно возможностей для реализации проекта «90/10» как единственного реалистичного пути спасения страны.
• Нейтрализация СМИ: Элиты будут использовать подконтрольные им СМИ для дискредитации идеи («коммунизм», «популизм»). Ответная стратегия — прямое донесение информации до граждан о реальном размере их доли и о том, что именно они теряют из-за существующей системы.

Вывод: Борьба с элитами — это не боксерский поединок, а инженерный проект. Мы не пытаемся их победить; мы пытаемся демонтировать структуру, которая их питает (непрозрачную ренту), и заменить ее структурой, которую защищает финансовый интерес большинства (Народный Дивиденд).

Вопрос 12.2.  Если не будет сильной юридической базы, всё превратится в лозунг.

Это аксиома политической инженерии: сила системы измеряется силой её юридической защиты. Именно поэтому модель «90/10» должна быть построена на фундаменте, который невозможно сдвинуть обычным законом или указом.
Юридическая база не просто "нужна" — она является ключевым элементом архитектуры «90/10», защищающим ее от политической коррозии и саботажа элит.

1. Конституционная Незыблемость (Главная Броня)

Самый высокий уровень защиты — внесение ключевых принципов в Конституцию страны. Это делает их практически неизменяемыми, требуя либо референдума, либо конституционного большинства (сверхбольшинства) для их отмены.

• Конституционный Принцип Собственности: Внесение нормы о том, что 90% рентного дохода (от недр, земли, монополий) является неотъемлемой, общей собственностью граждан страны. Это создает юридический барьер против любой новой приватизации.
• Недискреционный Характер Дивиденда: Закрепление в Конституции права каждого гражданина на автоматическую и равную долю этого дохода (Народный Дивиденд). Это лишает власть права "выдавать" или "не выдавать" деньги по своему усмотрению. Дивиденд должен стать правом, как и право голоса.
• Нецелевой Характер НРФ: Закрепление в Конституции функций Национального Ресурсного Фонда (НРФ) исключительно как инструмента управления активами и распределения Дивиденда, исключая возможность использовать его средства на текущие бюджетные расходы или политические проекты.

2. Закон о Национальном Ресурсном Фонде (Операционная Защита)

На уровне специального закона, регулирующего работу НРФ, должны быть заложены механизмы, исключающие коррупцию и дискрецию.

• Автоматизация и Прозрачность: Закон должен требовать публичной отчетности в режиме реального времени обо всех поступлениях, инвестициях и выплатах. Он должен также устанавливать, что распределение Дивиденда происходит по фиксированной формуле (на душу населения), исключая влияние чиновников.
• Жесткие Инвестиционные Мандаты: Закон должен строго ограничивать, куда могут инвестироваться средства НРФ (например, только в высоколиквидные, международные активы для Фонда Будущего, или только в строго определенные, публичные внутренние проекты для региональных фондов). Это исключает возможность "скрытых контрактов" и "дружественных займов".
• Ограничение Административных Расходов: Установление законодательного потолка на административные и управленческие расходы Фонда (например, не более 0.5% от прибыли), что предотвращает раздувание штатов и зарплат "своим людям".

3. Судебная Защита (Последний Рубеж)

Необходимо создать механизмы, позволяющие гражданам (или Гражданским Наблюдательным Советам) напрямую подавать в суд на чиновников или политические органы, которые пытаются нарушить Конституцию или Закон о НРФ.

• Право на Иск: Любой гражданин, чьё право на Дивиденд нарушено или чьи общие ресурсы Фонда были скомпрометированы, должен иметь право на коллективный (классовый) иск против управляющих Фондом.
• Конституционный Суд: Обеспечение независимости Конституционного Суда для защиты внесенных в Основной Закон принципов.

Вывод: Идея «90/10» — это не просто экономическая модель, это новый общественный договор, который должен быть записан в камне (Конституции) и защищен сталью (Законом). Только такая юридическая броня превратит лозунг в действующий, стабильный и самозащищающийся институт.


Вопрос 12.3.  Книга сильная, но некоторые главы слишком теоретичны. Реалистичность страдает.

то возражение, которое часто возникает у людей, привыкших к чисто экономическим или политическим текстам. На первый взгляд, главы, посвященные философии, этике или глубокому юридическому анализу, могут показаться отвлеченными.
Однако, в контексте «90/10», эти теоретические главы являются не украшением, а структурным каркасом, который обеспечивает реалистичность модели в долгосрочной перспективе.

1. Две Уровня Реалистичности

Модель «90/10» оперирует на двух уровнях реалистичности:

• 1. Уровень Экономической Реалистичности (Механизм): Это те главы, которые вы, вероятно, считаете сильными и практичными: расчеты Дивиденда, разделение капитала, описание структуры НРФ. Этот уровень отвечает на вопрос: «Как это должно работать?»
• 2. Уровень Институциональной Реалистичности (Устойчивость): Это теоретические, философские и юридические главы. Они отвечают на гораздо более важный вопрос: «Как сделать так, чтобы это работало не год, а сто лет, и чтобы это нельзя было сломать?»

2. Теория как Броня против Времени

Вся история показывает, что великие социальные идеи (например, конституции, демократия, социальное обеспечение) рушились не из-за плохих экономических расчетов, а из-за слабости их философской и юридической базы.
• Философия (Фундамент): Главы, объясняющие, почему рента по праву принадлежит народу (а не из милости или временного популизма), закладывают этическую незыблемость модели. Без этого обоснования любой политик сможет объявить Дивиденд "пособием" и отменить его в кризис.
• Юриспруденция (Неуязвимость): Глава 12, которую вы только что читали, говорит о конституционной защите. Если механизм НРФ не закреплен как неотъемлемое право (теоретическая и юридическая норма), он превращается в лозунг. Настоящий реализм требует, чтобы система была юридически неуязвима для политических интриг.
• История (Уроки): Главы, анализирующие провалы СССР, Ливии или Норвегии, — это теоретическая работа, которая позволяет избежать повторения ошибок. Мы не можем строить новую модель, не изучив, почему предыдущие, похожие по духу, системы потерпели крах.

Вывод: Реалистичность «90/10» — это не только цифры, но и долговечность. Чтобы экономическая модель была по-настоящему реалистичной, она должна быть философски обоснована и юридически бронирована. Без "теории" она — просто временная политическая схема. С "теорией" — это устойчивый институт.


Глава 13. Отвечаем на философско-скептические отзывы



Вопрос 13.1. Вы пытаетесь изменить природу человека. Но собственничество — в его биологии.

Это фундаментальный и самый сильный философский аргумент. Он основан на глубоком понимании, что человек — это не чистый лист, а существо, сформированное миллионами лет эволюции, где агрессия, защита территории и накопление ресурсов были ключами к выживанию.
Мы согласны с вами на 100%: «90/10» не пытается изменить природу человека. Это было бы идеализмом, обречённым на провал.
Наша задача — перенаправить и использовать эту биологическую природу так, чтобы она работала на общее благо, а не на саморазрушение.

1. Разделение Природы Человека и Природы Капитала

Проблема не в том, что человек хочет владеть, а в том, чем он владеет, и как это влияет на общество.

• Частное (Биологическое): Человек хочет владеть результатами своего труда, интеллекта, риска и инноваций. Он хочет, чтобы его усилия (100% труда) приносили ему 100% награды. Это абсолютно биологически обоснованное собственничество на ТРУДОВОЙ КАПИТАЛ.
• Общее (Рентное): Человек также склонен присваивать то, что он не создавал: природные ресурсы (нефть, газ, вода, земля) или монополии. Это собственничество на РЕНТНЫЙ КАПИТАЛ, которое не имеет отношения к труду или риску, но является продуктом рождения или исторического захвата.

Модель «90/10» использует эту разницу как главный рычаг:

1. Стимул к Накоплению Сохранен (10% Сектор): Мы оставляем 10% частного сектора, где человек может владеть, конкурировать и накапливать капитал. Это сохраняет биологический стимул к работе и инновациям в полной мере.
2. Биологический Императив Направлен на Дивиденд (90% Сектор): Мы не просим людей отказаться от собственности. Мы делаем их акционерами 90% рентного капитала через Национальный Ресурсный Фонд (НРФ) и Народный Дивиденд.

Новый Уровень Собственничества

Вместо того чтобы призывать человека отказаться от своего, мы даем ему больше своего. Каждый гражданин начинает рассматривать НРФ как свой личный, коллективный актив, приносящий доход. Любая попытка украсть или саботировать Фонд воспринимается не как посягательство на "государственное", а как прямая кража из личного кошелька. Биологический инстинкт защиты собственности становится самой мощной силой, защищающей справедливость и устойчивость всей системы.

2. Собственничество vs. Агрессия: Разница в Дизайне

Наш биологический инстинкт — это не только агрессия, но и кооперация (для выживания в племени), и справедливость (неприятие незаслуженного захвата ресурсов).

• Плохой Дизайн: Современный капитализм провоцирует агрессию, поскольку позволяет присваивать незаработанную ренту, создавая огромный перекос.
• Хороший Дизайн («90/10»): Мы канализируем инстинкт собственничества в русло коллективной защиты. Человек не отказывается от собственной агрессивной защиты своих интересов; он просто осознает, что его личный интерес теперь неразрывно связан с общим интересом.
Вывод: «90/10» — это не утопический идеализм. Это социальная инженерия, которая признает человеческую природу во всей её сложности. Мы не пытаемся сделать человека альтруистом, а создаем систему, в которой эгоизм большинства (защита своей доли в НРФ) автоматически приводит к справедливости и благополучию.

Вопрос 13.2. Идея справедливости зависит от культуры. Универсальной модели нет.

Это мощное возражение, основанное на культурном релятивизме. Оно утверждает, что то, что справедливо в Японии, может быть неприемлемо в России, а то, что работает в Европе, не применимо в Африке.
Мы согласны: исполнение справедливости всегда зависит от культуры, истории и традиций.
Однако принцип справедливости — отделение труда от ренты — универсален, поскольку он основан на фундаментальной экономической логике и человеческой этике, которая прослеживается во всех культурах.

1. Универсальность Принципа (Суть)

Модель «90/10» базируется не на культурных надстройках (как голосовать, во что верить), а на базовом экономическом фундаменте:

• Труд Должен Вознаграждаться: Во всех культурах мира (кроме, возможно, систем рабства) существует этический императив: то, что ты создал своим трудом, принадлежит тебе. Это аксиома, которая лежит в основе частной собственности и стимулирует экономическую деятельность.
• Природные Ресурсы — Общее Достояние: Во всех традиционных и религиозных системах (от древних общин до современных Конституций) природные ресурсы, земля, недра часто воспринимались как дар неба/земли, принадлежащий всем, а не отдельному человеку. Ни один человек не "создал" нефть или воздух.

«90/10» — это универсальная экономическая формула для этого принципа:

• 10% = Труд и Инновации (Частное): Это универсальный стимул, работающий в любой культуре.
• 90% = Рента и Недра (Общее): Это универсальный ресурс, который не является продуктом индивидуального труда.

Мы отделяем универсально заработанное от универсально незаработанного. Это не культурная идея, это экономическая алгебра.

2. Культурная Вариативность Исполнения (Форма)

Хотя принцип универсален, форма его реализации может и должна адаптироваться:

• Размер Дивиденда: В стране с огромными запасами нефти (например, Саудовская Аравия, Норвегия) Дивиденд будет высоким. В стране, богатой плодородной землей (например, Бразилия), основная рента будет поступать от земельных платежей. Суть одна, источник разный.
• Структура НРФ: В федеративных государствах Фонд может быть более децентрализован (региональные подфонды), чем в унитарных.
• Идеологическое Обоснование: В традиционных обществах это можно назвать "Божественной долей" или "Правом предков". В светских — "Экономическим гражданством" или "Правом на ренту". Название меняется, механизм остаётся.

Пример: Конституция — универсальная идея разделения властей и прав человека. Но Конституция США (прецедентное право) отличается от Конституции Франции (кодифицированное право). Суть универсальна, форма — культурно адаптирована.

Вывод: Модель «90/10» предлагает универсальный экономический код (разделение ренты и труда). Но интерфейс и внешний дизайн этого кода (как именно управлять Фондом, как проводить общественный контроль) должны быть адаптированы к правовой и культурной системе каждой конкретной страны. Мы предлагаем универсальный принцип
справедливости, а не универсальную бюрократическую инструкцию.

Вопрос 13.3. Если все получают Дивиденд, кто будет делать грязную работу?

Это самое распространенное опасение. Оно основано на логике "экономики страха": если убрать страх голода, никто не захочет выполнять неприятную, низкооплачиваемую работу.
Модель «90/10» работает, потому что она заменяет "экономику страха" на "экономику выбора и достоинства". Она не отменяет работу, но восстанавливает ее рыночную стоимость.

1. Дивиденд — Это Не Отмена Работы, Это Отмена Рабства

• Народный Дивиденд (НД) — это Базовый Суверенитет. Его сумма достаточна для базового выживания (крыша над головой, еда, минимальное медицинское обслуживание), но не достаточна для комфортной жизни (отдых, образование детей, собственное жилье).
• Стимул Сохранён: Человек по-прежнему должен работать, чтобы улучшить свой уровень жизни, приобрести что-то сверх базового минимума. НД не конкурирует с зарплатой, а служит финансовой подушкой безопасности.

2. Восстановление Справедливой Цены Труда

Истинная проблема в том, что сейчас "грязная" работа оплачивается несправедливо низко, потому что работодатель знает, что работнику некуда деваться (ему нужно платить за жильё и еду).

• Текущая Система: Работник вынужден соглашаться на любую оплату из-за страха. Это искусственно занижает стоимость его труда.
• Система «90/10»: Благодаря Дивиденду, работник может сказать "нет" несправедливой зарплате. Если никто не хочет работать на стройке за $500, работодатель будет вынужден поднять зарплату до $1500 или автоматизировать процесс.
• Рынок Начинает Работать Справедливо: НД заставляет рынок труда работать так, как он должен: цена труда определяется не страхом работника, а реальной необходимостью работодателя.

3. Решение Проблемы «Грязной Работы»

Система «90/10» предлагает два пути решения проблемы нежелательной работы:

1. Повышение Цены и Достоинства: Заработная плата за тяжелый, грязный или монотонный труд резко вырастет, привлекая людей, которые готовы работать за высокую оплату. Статус таких профессий также повысится, поскольку они будут высокодоходными.
2. Автоматизация: Если даже высокая зарплата не может привлечь достаточно рабочих (например, для очень опасной или тяжелой работы), это послужит мощнейшим экономическим стимулом для инвестирования в робототехнику и автоматизацию.

Вывод: «90/10» не отменяет "грязную работу", но отменяет её унизительно низкую оплату и принудительный характер. В результате работа либо станет высокооплачиваемой, либо будет передана роботам, что является прогрессом для всего общества.