НА КРАЮ

НА КРАЮ

И живу я на земле ДОЛГО
За себя и за того парня.

Вариант старой совковой песни

Жизнь в условиях Крайнего Севера достаточно длительное время (три с половиной года)  рано или поздно поставит человека в экстремальные условия, и не раз. Об одном таком случае я вспоминаю и сейчас, спустя несколько десятилетий. Стоял ноябрь, а это значит, что cолнца мы совсем не видели, а на 4-5 часов сплошная тьма прерывалась серой мглой, когда видно было хоть что-то. Если не было пурги, то это мало беспокоило, а пурга делала нашу жизнь предельно напряженной: службу надо было нести,  то есть  надо было менять рачеты на станциях, дизелистов на силовых установках и осуществлятъ хозяйственную деятельность. Пердвигаться по одному запрещалось и ходили по позиции по несколько человек, держась близко друг к другу. Часовго в эток случае снимали, так как он был совершенно беполезен, а риск потерять его в кромешном вое пурги превосходил все разумные пределы. И этот особый жизненный режим мог длиться не день и не два, а пару недель, когда только напрягая все свое воображение можно было представить, что где то есть большие, залитые светом, города, в которых бурлит жизнь, и люди ею наслаждаются, не обращая внимания на погоду. Борта тоже, естественно, не ходили и почты не было. Шел снег и дули такой чудовищной силы ветры, что для того, чтобы выдохнуть, надо было голову повернуть по направлению ветра, иначе никак.
 Наша махонькая часть (три десятка солдат да полдюжины офицеров), Отдельная Полярная Радиолокационная Рота пасполагалась в тундре, примерно в километре от берега Карского Моря. Один домик барачного типа для личного состава и пункта управления да временные укрытия для радиолокационных станций и силовых установок. Вот и вся часть! Никаким забором она ограждена не была; изначально планировалоась огородить позицию колючей проволокой, как во всем нашем соцлагере, поставили бетонные столбики по периметру (да и то не по всему) на расстоянии метров 60 друг от друга, а вот до проволоки дело не дошло, видимо деньги кончились.
Как то я  ходил часовым по позиции, когда начинало пуржить. Приказа снять часового пока не поступало, а снег валил все сильнее. Я на всякий случай решил переместиться от одной из станций поближе к казарме, где помещался и пункт управления в тайной надежде, что получу приказ оставить пост. Снега было пока немного, по колено, pасстояние до жилого помещения было небольшим, метров сорок, местность я знал наизусть и спокойно пошел под вой ветра в нужном направлении. Однако почему то на дом я долго не мог набрести. Сначала меня это особенно не беспокоило, но чем дальше и, инстинктивно замедляясь, я шел, тем тревожнее мне становилось. Ветер постепенно нарастал, а снегопад усиливался.  По моим преставлениям я уже должен был упереться в дом, а его все не  было! А не видно то было НИ ХРЕНА! Что делать! Беспокойство переросло в панику! Я все больше с ужасом осознавал, что мимо цели я "промазал"! По инерции, уже обреченно, брел в пургу, потому как поворачивать было некуда, Я НЕ ЗНАЛ, ГДЕ Я! И вдруг я уперся правой коленкой во что то твердое, пощупал рукой и обомлел: это был один из бетонных столбиков, вкопанных в землю по периметру нашей позиции! Столбик 10 см в поперечнике, расстояние между ними метров шестьдесят. И мне фантастически повезло, что я на него наткнулся в снежной пелене и вое ветра! Уже потом, владея методами Теории Вероятностей я прикинул вероятность случившегося события: 1/600! Один к шести сотням! И я вытащил этот, ЕДИНСТВЕННЫЙ   из шеcтисот! счастливый билет! А не случись этого, то дальше тундра, рев пурги и снежная пелена. Нашли бы меня не раньше мая, скорее всего обглоданного зверьем. А потом мои товарищи долбили бы вечную мерзлоту, чтобы оборудовать мне последний приют. А мерзлоту долбить это вам не гоголь-моголь делать!  Когда я все это осознал, мною овладел такой ужас, описать который я не могу и до сих пор!
Я не могу наити адекватный образ! Пожалуй ближе всего: человек играет в жмурки, а, сняв повязку, обнаруживает себя на балконе восемнадцатого этажа без перил!
И так мне стало жалко моих товарищей по солдатской лямке, которые, глухо матерясь, ломами и лопатами сооружают мне последний прют, что, cориентировавшись по столбику, я на "ватных" ногах добрел до казармы,  вошел,  и тут же услышал приказ, что часового отзывают с поста. Мне было так страшно, что я не рассказал о случившемся никому!

Григорий Русин