Глава 8. Кафе Старая Прага

  Поздним вечером, Шнобель, сопровождаемый бодрыми напутствиями Генриха, отправился в монастырскую переодевальню,
где облачился в абсолютно чёрный костюм с такого же цвета рубашкой. Нацепив на карман пиджака, оставленного нараспашку, сорванную по дороге красную розу, он подошёл к зеркалу и улыбнулся сам себе довольно зловещей улыбкой. Впрочем, бутсы он подыскал не совсем гармонирующие с остальным прикидом, и вовсе не элегантные: бронебойные, прочные, с плотной рифлёной подошвой. Поскольку, образ образом, но драпать или отбиваться ногами - дело первостатейное.

Кроме того, Пещерник распустил свои длинные пшеничного цвета волосы, которые собирал обыкновенно в хвост, завил их в локоны и побрызгался чёрным лаком, тем самым преображаясь в брюнета. Потом он обвёл глаза чёрной тушью, набелил лицо до мёртвой бледности и накрасил губы чёрной помадой.

  - Эх, жалко, нет у вас тут накладных клыков, как у вурдалака, - посетовал он, обращаясь к одному из тех молодых монашков, что здесь присутствовали.

  - Это - почему же? Имеются, - неожиданно ответил тот.
 
  - Да, интересные, однако, бывают в монастырях порядки, - хохотнул Шнобель.

  - По случайности, конечно. Ведь, жертвуют иногда разное. Не глядя, скопом, приносят одежду и аксессуары и кидают в специальный, установленный на улице ящичек.  Ну, и... попадается всякое. А выбрасывать жалко. Поищите в тумбочке, что в углу.  В верхнем ящике, - указал паренёк.

  Пещерник выдвинул нужный ящик и выбрал подходящие по размеру вставные клыки. Там, действительно, встречалось всякое: кольца, броши, очки и прочее.  Недолго думая, Шнобель взял там ещё и массивный перстень с зелёным камнем и примерил. Безделушка подошла ему на средний палец.

   Ещё раз оценив себя в зеркало и пригладив волосы, диггер покинул помещение и вернулся в гостевую комнату, где ожидал его Генрих. Там он зачем-то мимоходом прихватил со стола небольшую пластиковую бутылку с газировкой и засунул её в кармам расстёгнутого пиджака. Потом немного поковырялся в своей сумке, откуда, наконец, вынул несколько пакетиков концентрированного вишнёвого сока, которые тоже распихал по карманам. Туда же отправились газовый пистолет и баллончик с "Ромашкой - 4".

  Генрих молча следил за его манипуляциями, а потом сказал:

  - М-да... Ну ты и оделся! Теперь - понятно, почему не хочешь пройти через церковь. Действительно, ни к чему лишний раз народ шокировать. Кстати, куда мы едем? - поинтересовался он с усмешкой.

  - В ночной клуб "Старая Прага".

 - Где это? В центре?

 - Ага.

  - Покажешь дорогу, когда уже в центре будем. Я тебя подвезу, а потом, в определённое время, буду ждать в условленном месте. Например, в три. Ты управишься к трём?

- Думаю, что управлюсь. Мне только о следующей встрече надо будет договориться. Только, не знаю, во сколько там, в клубе, объявится нужный мне чувак. Ну, и для виду посидеть с ним придётся. Он там - завсегдатай.

- Только, постарайся не опаздывать.

  - Вроде бы, времени будет - с большим запасом. Но, давай, на случай чего, набьём ещё и вторую стрелку. Запасную, на раннее утро. Если вдруг у меня не срастётся добраться вовремя.

  - Хорошо. Второй раз я подъеду в шесть - и буду ждать там же. Но, если дотянешь до утра - то не прожду ни минутой позже. Утром торчать опасно, на одном и том же месте.

   Когда они выехали за ворота, было совсем темно. Поэтому, никто не смог бы заметить, как, немного поплутав по улочкам окраины, машина с выключенными фарами, заворачивая за угол, вдруг лихо подскочила на повороте, взвилась в воздух - и внезапно исчезла. "Материализовалась" она на трассе близ центра Ростова, уже приземлившись, и через некоторое время включив фары. Влившись в поток уже на оживлённых улицах, эта машина въехала на грузовое скотч-фло и поднялась на второй ярус, где понеслась дальше с лихой скоростью. В указанном Пещерником месте Генрих остановился и высадил приятеля. Там был один из спусков на пешеходную зону, на так называемое «граунд-фло». Шнобель, закрыв двери машины, сразу же вставил накладные клыки и бодро зашагал к эскалатору, спускающему вниз пассажиров.

Ростов мигал многоцветной мишурой огней и сиял подсветкой зданий. Ночной клуб "Старая Прага", куда направил свои стопы Пещерник, был известным местом граундфлошного тусняка. Там собирались так называемые "вампиры". У Пещерника был один знакомый, которого он знал как просто Гошу. Этот Гоша постоянно тарился на мюзик-точке, причём исключительно мрачной "готикой". Для сбыта товара Шнобель несколько раз посещал «Старую Прагу» по рекомендации этого «бывалого вампира»: конечно, для приобретения новых связей и покупателей. Пещерник как-то раз случайно уловил, что этот самый Гоша работает не где-нибудь, а в институте клонирования.

   На входе в "Старую Прагу", сияющую ослепительными огнями, стоял швейцар в ливрее. Он осуществлял фейс-контроль и решал, кого пропустить, а кого оставить за дверью. В последнем случае, ему нередко помогал стоящий рядом с ним вышибала. Швейцар был худым, высоким, с залысинами, с острым взглядом и тонким носом, а вставленные им клыки были очень и очень длинными. Вышибала - здоровенный детина в чёрном костюме, мешковато на нём сидящим, был коротко стрижен, а веки его глаз и пространство до самых бровей были накрашены чёрной краской.

 Мимо Шнобеля, и теперь опережая его, пролетела на флайерах девушка, одетая ведьмой. Она лихо пронеслась мимо самого носа швейцара и притормозила на развороте. Потом, приближаясь ко входу, она отрекомендовалась:
  - Леди Старз!

  - Проходите! Вас давно уже ждут! - сказал швейцар заученно. Эту фразу он повторял всем тем, кто прошёл фейс-контроль.

   Следом за девушкой к дверям подошёл и Шнобель. Он пробормотал первое, что пришло ему в голову:
  - Сумрачный Гость!

  - Проходите! Вас давно уже ждут! - ответил швейцар с теми же интонациями. Это означало, что данный посетитель тоже допущен на вечер.

  В фойе Пещерник расплатился и взял совершенно жутко оформленный проходной билет, украшенный черепами и вурдалаками, с клыков которых капала кровь.

  Внутри царил полумрак. На шорах красовались великолепные виды старой Праги. В бокалах у многих была налита красная жидкость цвета крови - коктейль "Кровавая Мэри", от которого напрочь улетала крыша. При заказе, надо было заказывать "стакан крови" – и  тогда, в баре подавали именно этот коктейль. Здесь было принято непременно покупать эту бурду и не спеша тянуть её через соломинку.

За столиками меж колоннами, слева, рассаживалась только самая респектабельная публика. Там сновали официанты и обретались самые богатые клиенты, которые здесь заказывали музыку.  Публика попроще или обреталась на танцполе в самом центре зала, или же  "отвисала" справа, у стены, за барными стойками.

 Шнобель подошёл к свободной, ближайшей от выхода, стойке и стал, почти упёршись спиной в стену. Посмотрев по сторонам, он осторожно, не привлекая внимания,  пододвинул к себе чужой высокий пластиковый стакан из-под "Кровавой Мэри" с торчащей из него соломинкой. Незаметно спустил его под стол и налил туда газировки из своей бутылки. А потом высыпал туда же пару пакетов растворимого вишнёвого сока. Осторожно размешав содержимое соломинкой, он поставил стакан на стол. И теперь делал вид, что, потягивая напиток, он потихоньку «прибалдевает». При этом, взгляд его плавно скользил по окружающей публике, выискивая здесь Гошу.
 
   Одеты все посетители заведения были исключительно в чёрное, но степень закрытости одежды, её покрой и стиль были весьма разнообразны. Использованная  косметика тоже не отличалась многоцветием: в основном, губы и ногти были окрашены в тон одежде, или же были ярко-красными, а лицам была предана искусственная бледность. Никто из здесь присутствующих принципиально не носил крестиков и даже любых серебряных украшений.
 
Шнобель потихоньку осматривал публику и пока что не наблюдал здесь своего знакомого. Пещерник на время "затаился" в облюбованном им закутке, то есть как бы замер в углу, не делая лишних движений и не привлекая к себе ненужного внимания.

Вскоре, игравшая в салоне музыка прекратилась, и в центр зала вышла ведущая, хрупкая девушка с чёрными, намасленными и, что называется, «зализанными» назад волосами. Её глаза, с накрашенными чёрными тенями до бровей и длинными "стрелками", фосфоресцировали светящимися линзами в том полумраке, что был близ сцены. Длинное чёрное платье, обнажающее сзади спину, облегало и подчёркивало худобу.

  Все танцующие временно отошли к стенкам, стойкам или креслам за столиками.

  - А сейчас, перед вами, достопочтенная публика, выступит величайший пианист нашего времени, маэстро Альберт! - объявила ведущая, в имени маэстро делая ударение на букву "а". И все бурно зааплодировали.

  На углублённую в зале сцену, к роялю, вышел очень высокий, худой парень с распущенными, до пояса, прямыми чёрными волосами и с печальным взглядом. В глаза Шнобелю бросились тонкие, костлявые пальцы пианиста с ногтями чёрными и очень длинными. Пещерник знал, что пианисты обычно коротко стригут свои ногти, они им мешают. «Интересно, как он будет играть… Своими когтями?» - подумал он.

   Тем временем, в полной тишине, пианист сел за рояль, приподняв фалды чёрного пиджака. Затем он совершенно спокойно и методично снял с пальцев свои чёрные накладные ногти. Каждый ноготь пианист засунул в индивидуальный чехольчик на нагрудном кармане. Из этого кармана также высовывался край ослепительно-белого носового платка.

В зале захлопали и радостно засвистели.

После этого, Альберт порывисто встряхнул головой, откинув назад свои длинные волосы - и заиграл.

  Играл он виртуозно; его длинные пальцы так и метались по роялю с необыкновенной скоростью. А сам он, не глядя на клавиши, устремлялся взглядом в пространство перед собой, в чёрную лакированную поверхность рояля. Нот на пюпитре не было: маэстро то ли играл по памяти, то ли импровизировал.
 
   Когда замолкла последняя нота, послышались возгласы: "Браво! Бис!" - и бурные аплодисменты. Захлопал и Шнобель. Ему понравилась музыка.

  Ведущая в чёрном поднялась на сцену и вынесла канделябр со свечами, поставив их на тумбочку рядом с роялем. Весь искусственный свет в помещении моментально был выключен. Остались только свечи: те, что близ рояля, а также подсвечники со свечами на каждом из фешенебельных столиков, которые зажигали сами посетители. Свет стал неровным, загадочным; зал тонул в полумраке. Ни очертаний огромной пентаграммы, украшавшей пол в центре зала, ни  людей, теснившихся у стоек, колонн или стен – теперь видно не было. К тому же, зал наполнился одурманивающими благовониями. Из мрака свет эффектно вырывал одухотворённое лицо Альберта, его руки и клавиши рояля.

  Зал полностью замер, и музыкант исполнил ещё несколько композиций, так же ослепительно прекрасных. И, как только отзвучала последняя нота, послышалось несколько голосов из респектабельной части зала:

  - Маэстро Альберт! Пожалуйста, исполните "Моя любовь"!

  Музыкант мрачно улыбнулся, проиграл долгий, романтичный проигрыш, и вдруг запел, сам себе аккомпанируя на рояли, приятным бархатным голосом:

    - Моя любовь, тебя я не увижу,
     Лишь может быть -
     Как летнюю грозу,
      как солнца луч:
      в прекрасном сне....
     Моя любовь, под свет луны
      припомню я
      Таинственный закат,
      И твой испуг -
      В тиши ночной...

  В это время, рядом со стойкой Шнобеля, который по-прежнему так и стоял за ней, у самой стены - пристроились две незнакомки. Их силуэты лишь угадывались в слабом освещении: девушки теперь слегка перекрывали Пещернику вид на маэстро.

  И вдруг, по окончании песни – будто налетел искусственно созданный ветер, и одновременно потухли все свечи в зале. Наступила полная тьма. Лишь над баром и окошком, около которого посетители отоваривались различными блюдами и которое тоже было близ выхода, слегка фосфоресцировало зелёным. Где-то завизжали, где-то завыли - и вот снова вспыхнуло верхнее освещение, но теперь оно было более слабым, чем раньше, слегка мерцало и придавало окружающему эффект равномерного полумрака.

   Маэстро за роялем уже не было. Он будто растворился вместе с темнотой…

   Девицы, что остановились рядом, теперь и вовсе обосновались за стойкой и повернулись лицом к Шнобелю. Они оказались вполне миловидными. Обе с огромными глазищами: одна посверкивала люминесцентными линзами поверх зелёных,  другая – поверх карих глаз. И обе - с роскошными ресницами, быть может, накладными... Обе - длинноволосые, если  только не нарастили шевелюры. Волосы у обеих - чёрные, вороные, если только они не сделали такое же напыление лака, как и у Шнобеля. Одна из незнакомок была одета в чёрные джинсы и чёрную майку с довольно весёленьким изображением танцующего скелета, на шее другой была золотистая цепочка, будто бы сделанная из соединённых между собой маленьких черепов,  одета она была в короткое чёрное платье с длинными рукавами. Девушки синхронно пили "кровь" из высоких бокалов, невзначай показывая устрашающей длины накладные ногти.

   Как раз в это время, Шнобель заметил Гошу: он, по-видимому, вошёл в зал как раз во время затемнения - и потому, не смог сразу отыскать дорогу к стойкам, а застыл близ входа, около самого кончика прочерченной на полу пентаграммы, и устремил взгляд туда, где до недавнего времени находился маэстро Альберт.

  Неожиданно, одна из девушек, стоящих рядом со Шнобелем, замахала Гоше поднятой вверх рукой.  Тот увидел её и сразу же направил стопы прямо сюда, растянув губы в глупой улыбке.

   Шнобель знал Гошу не слишком хорошо. Он, вроде бы, был только немного старше Пещерника, но точный его возраст никто не называл. А внешне, Гоша был весьма неопределённого возраста. Не высокий, но и не маленький, не худой и не плотный, какой-то мелкотравчатый: с маленьким и круглым лицом в лёгких конопушках, с неопределённого цвета невыразительными глазами и жидкими светлыми от природы волосами, почти неприметными на фоне уже довольно большой ранней лысины. В целом, Гоша не был привлекательным,  но не имел и отталкивающих, неприятных черт. И ему удавалось одновременно быть и застенчивым, и до крайности болтливым. Гоша любил балагурить и совершать смешные и опрометчивые поступки. Кроме всего прочего, он «увлекался магией» и «учил заклинания», о чём спешил сообщить каждому встречному.
 
   Сейчас волосы Гоши, конечно, соответствовали устоявшимся правилам данного заведения: он был в чёрном парике и одет примерно так же, как и Шнобель. Только, вдобавок, под мышкой он держал снятый с головы цилиндр. В одной руке у него была трость с белым набалдашником в форме головы собаки, а в другой - красный пьянящий напиток, купленный в баре, у входа.
 
   Когда Гоша, заметив девушек, почти вплотную приблизился к их стойке, одна из них – та, что призывно помахала ему рукой, ещё издали спросила:
  - Где вы потерялись, Бельфегор?  Что-то припозднились вы сегодня.

  - Дорогая леди, - сказал Гоша, приближаясь и обнажая в улыбке накладные клыки. - Рад вас видеть снова. О! А это кто с вами? - тут Гоша даже приостановился от удивления. – А ты здесь какими судьбами, Шно... То есть...

  - Асмодей! - представился тот.

  - Давно не виделись, Асмодей! - и Гоша уже протиснулся за стойку, оттеснив немного одну из дам, и оказался между нею и Шнобелем. - Как у вас на точке сейчас с музоном? Новинки есть по моей теме?

  - Да, конечно! "Готический собор" группы Квазимодо и "Девственность Нахемы" Безумного Дзи, а также...

  - Бельфегор, а может, ты представишь нас своему приятелю? - низким грудным голосом спросила та особа, что была в майке.

  - Ты на него запала, дорогая? - театрально удивился Гоша. - Как ты слышала, его зовут Асмодей: это мстительный дух, который занимается астральными боями; и он вовсе не сластолюбив. В отличие от меня. Познакомься, впрочем, а там - разберётесь.

  - Леди Тьмы! - с поклоном, представилась девушка.

  - Маргарита, - улыбнулась её подруга.

  - Девушки, а не заказать ли вам что-нибудь покушать? - джельтменски предложил Гоша. - Жареных червей, улиток, осьминогов, тухлятинку третьей свежести?

  - Спасибо, красавчик! Нам хватит и крови. А то, снимать клыки, чтобы покушать - это так неэстетично! - с лёгкой ужимкой ответила Маргарита.

 - Ну, что вы! Здесь же все свои. А я проголодался, и пожалуй, закажу тухлятинки, - куражно заявил Гоша, уже порядком насосавшийся "крови": он успел выдуть через трубочку уже половину своего бокала.

  Потом Гоша отошёл в ту часть зала, где тарилась самая презентабельная публика, большинство из которой предпочитали столики, для таковых посетителей и предназначавшиеся. Там, за кассой, клиентов обслуживала стриженная наголо дама с кружевном переднике, раздетая сверху до пояса, и в верхней своей части густо расписанная готическим шрифтом и разрисованная цветными каббалистическими знаками. По-видимому, отовариваться у неё считалось гораздо круче, чем  в окошке у самой двери, где на обслуживании был самый обыкновенный парень: «вампир» в чёрном. Возможно, что цена и содержимое блюд на разных территориях была тоже разной.

  Гоша вернулся с блюдом, содержимое которого было обыкновенной телятиной с тушёными овощами: во всяком случае, именно так именовалось бы подобное, будь оно куплено в обыкновенном кафе или ресторане. Поставив свою порцию на столик, он сбегал к бару и гордо явился назад с ещё одним, доверху наполненным узким бокалом «крови». Гоша, абсолютно не смущаясь, вынул вставные клыки, положил их рядом с тарелкой и с большим энтузиазмом стал уничтожать телятину. Затем, допивая первый из бокалов "крови", свой второй, только что принесённый бокал предложил продегустировать девушкам, и те по очереди приложились к напитку.

  - Потанцуем?  - вдруг томно спросила Леди Тьмы у Шнобеля. Тот согласился. Почему бы и нет? Танцевал он всегда неплохо, интуитивно попадая в рисунок почти любого танца, и потому вскоре  запорхал по залу, ведя свою партнёршу.

  Когда новоиспечённый танцор совершенно закружил Леди Тьмы,  а потом вернул её обратно к стойке, относительный "медляк" закончился и заиграло нечто  убойное. И тут его сгрёб в охапку Гоша, выставляя снова, вместе с собой, на середину. Вместе с ними пошла танцевать и Маргарита. Шнобель давно так не уставал, пришлось ему попотеть: оттягивались в этом клубе действительно "по-чёрному". Еще, по-видимому, "кровь" придавала энтузиазму.

  Леди Тьмы осталась отдыхать после предыдущего танца у стойки. Когда остальные вернулись и заняли прежние места, она, пристально глядя на Шнобеля, медленно и томно высосала остаток Гошиной «крови»: до дна.

   Пещерник, глядя на девушку, так же многозначительно выпил из стакана всю свою подкрашенную минералку. После чего, он сделал вид, что его окончательно "повело", и он даже наклонился в сторону девушки, плавно покачиваясь из стороны в сторону.

  В это время, Гоша снова попытался пригласить всю их компанию  на следующий танец, придерживая за талию Маргариту, а за руку - Леди Тьмы. И они все намеревались выйти снова на центр пентаграммы, когда вдруг... Под ударом ноги распахнулась дверь - и в клуб ворвалось с десяток серых.

  - Ого! Нежданчик! - воскликнул Шнобель.

   Окидывая окружающих ледяным взглядом, серые проследовали в центр зала, а люди стали отступать ближе к стенам и колоннам. Но неформалы, что тусовались в этом клубе, по всей видимости, были не из робкого десятка, а погром здесь приключался, вероятно, не в первый раз. Поскольку, вскоре кто-то громко крикнул, возможно, условленную фразу:

  - Конец света!!! - и тут же полностью рубанулся свет…

 Послышался звон посуды, глухие удары. Потом - безумные вопли, вой, душераздирающий смех… И, похоже, народ стал с боем пробираться к выходу, кто и как мог.

  - Асмодей! Хватай Леди Тьмы, а я - Маргариту, будем выбираться отсюда! – в темноте взвизгнул Гоша где-то справа от Шнобеля, и в сторону диггера полетела девушка, которую он инстинктивно следуя распоряжению, цепко обхватил и поволок перед собою в сторону выхода.

  Как раз в это время, на их счастье, среди кромешной темноты вновь слабо замерцало зелёным у входа. Светлее на стало, но  фосфоресцирующий ориентир не давал повода ошибиться в направлении. Однако, серые на дремали тоже. Потому, Шнобель, схватив теперь свою девушку одной рукой и следуя за Гошей и Маргаритой, второй рукой потянулся к карману пиджака и выхватил псевдобластер, заряженный "Ромашкой - 4".

  И вовремя. Один из серых, скорее всего, а там - кто их разберёт,— схватил Пещерника сзади за ворот рубашки, но тот отреагировал моментально, тут же вкатив в лицо нападавшему довольно сильную дозу «Ромашки». Судя по разжавшейся руке и воплю - подействовало. Впереди слышались лёгкие вскрики Маргариты и меткие глухие удары - судя по всему, Гоша орудовал в темноте набалдашником своей трости.