Поезд

Путешествия пахли не дальними странами, а жареной курицей, луком и варёным яйцом. Эти ароматы начинали исходить от плетёной сумки-авоськи за несколько часов до выхода из дома, смешиваясь с запахом нафталина из раскрытых чемоданов.

Самый важный ритуал был не сбор вещей, а упаковка еды. Мама, сосредоточенная и молчаливая, как хирург перед операцией, раскладывала на кухонном столе трёхдневный паёк на четверых. Курица, завёрнутая в три слоя фольги, чтобы дольше хранила тепло. Десять яиц, сваренных вкрутую, в целлофановом пакете. Огурцы и помидоры, вытертые насухо полотенцем. Соль — в спичечном коробке, замотанном в тряпицу, чтобы не просыпалась. Хлеб — целая буханка, ещё мягкая. Это была не еда. Это был расчётливый запас калорий и уверенности на две тысячи километров.

— Ты точно всё посчитала? — спрашивал отец, заглядывая в сумку.
— Посчитала, — коротко отвечала мама, не отрываясь от дел.

Её голос звучал так, будто она отвечала не на вопрос о еде, а о шансах на выживание экспедиции. В этих сборах была та же серьёзность.

Я занимала свой пост — сидела на закрытом чемодане, чтобы отец мог защёлкнуть молнию, превратившую мягкий матрац из одежды в твёрдый, упругий параллелепипед. Пахло шерстью, валенками и чем-то безвозвратно уезжающим.

На вокзале пахло иначе — железом, угольной пылью и человеческой усталостью. Мы вливались в поток людей с такими же огромными чемоданами, с такими же авоськами, от которых пахло варёной картошкой и котлетами. Это был единый организм, мигрирующий на юг.

Наше купе было маленькой вселенной. Я забиралась на верхнюю полку — свой небесный этаж. Оттуда видно было всё: как мама разворачивает фольгу, как отец отламывает хрустящую куриную ножку, как брат пытается расковырять яйцо одним ударом ложки. Мы ели молча, сосредоточенно, словно выполняли первую часть плана. Хруст огурца разрезал тишину, как ножницами.

Потом наступало время пейзажей. Сначала за окном проплывали темно-зеленые, почти как уголь, ели Архангельской области. Они стояли так плотно, что казалось — поезд продирается сквозь тёмную, колючую стену. Потом стена редела. Появлялись берёзы — сначала робко, по одной, потом целыми рощами. К вечеру второго дня ели исчезли совсем. Их сменили бескрайние поля, похожие на спокойное море бурой травы.

Где-то под Ярославлем я совершила открытие. Если прижаться лбом к холодному стеклу и смотреть не прямо, а чуть в сторону, можно увидеть, как мир за окном не плывёт, а вращается. Деревья, дома, столбы — всё медленно поворачивалось вокруг невидимой оси, уходя куда-то за хвост поезда. Это была моя личная магия, о которой я никому не рассказывала.

Москва врывалась в нашу вселенную грохотом и криками. Мы вываливались на перрон, ошеломлённые скоростью и количеством людей. Иногда мы мчались в метро, волоча чемоданы, на другой вокзал. А иногда ехали к тёте Шуре в Подмосковье. Её дом пах яблоками и старыми книгами. Рядом была река Истра и высокие раскидистые деревья во дворе. Я не знала тогда, что через двадцать лет буду смотреть из окна своей квартиры на эти же пейзажи, которые тогда казалось краем света.

Последний перегон был самым лёгким и самым томительным. Еда в авоське заканчивалась, и мы покупали пирожки на станциях. Они пахли уже не домом, а чужим подсолнечным маслом. Воздух в щель под окном становился тёплым, влажным, с горьковатой нотой полыни. И вот он — первый, едва уловимый шлейф моря. Не открытого, нет. А того, что бывает за много километров — запах соли, водорослей и нагретых камней.

Отец, обычно молчаливый, вдруг говорил, не отрываясь от окна:
— Через час будем.

И мы все замолкали, прислушиваясь. Не к гуду колёс, а к тишине, которая наступала внутри. Экспедиция завершалась. Провиант был съеден. Маршрут пройден.

Сейчас я могу купить билет на самолёт и оказаться в Сочи или Анапе за три часа. Но я иногда специально еду поездом в Крым. Сажусь у окна, смотрю на мелькающие берёзы и жду, когда наступит та самая тишина. Та, что бывает только после долгой дороги, когда все слова истрачены, все запасы еды съедены, а впереди — только море, пахнущее так, как не пахнет больше нигде. Потому что это запах не места, а прибытия. И он стоит любых двух тысяч километров.


Приглашаю на свою страницу в
Стихи ру https://stihi.ru/avtor/veronique28
и мой творческий блог
VK https://vk.com/akademiyaliderstva