Глава 4

Ремесло для волшебства
Ключ в кармане грел ладонь, как кружка с недопитым чаем. Идиотское ощущение. Кусок старой кости (или дерева — я так и не определил) не должен быть теплым. Но он был. И этот тупой, настырный комфорт злил еще больше. Я стоял у того самого покосившегося дома на 73-м километре. Ключ в одной руке, монтировка в другой — классический набор идиота, поверившего в сказку.
«Услышь шепот», — говорили часы. Я поднес ключ к рассохшейся резьбе наличника. Ничего. Тишина, прерываемая лишь завыванием ветра в щелях. (Отличное начало, Виталий. Суешь костяную безделушку в гнилое дерево. Достиг).
Я уже собрался плюнуть на все и ткнуть монтировкой в стену от злости, как вдруг… не услышал, а почувствовал. Не шепот. Скорее, тихий, прерывистый треск — будто ломалась не древесина, а сама память об этом месте. Исходил он не от дома в целом, а от одного окна, того, что больше других устал , с остатками ставни. Оттуда же тянулась на карте в моей голове та самая темная, расползающаяся нить.
Ключ в руке дрогнул. Не физически, а как-то… вибрационно . Тепло от него стало пульсировать. (Ну вот, — мрачно подумал я. — Диагноз подтверждается. Я не только говорю с совами и читаю карты на фанере, я еще и дергаюсь как лозоходец-неудачник).
Но отступать было позорно даже перед самим собой. Я сунул монтировку под мышку, взял ключ обеими руками, как дистанционный пульт к невидимому замку, и поднес его прямо к почерневшей раме.
Треск стал громче. В ушах зазвучало нечто среднее между скрипом льда, скребущим по стеклу (опять этот мерзкий звук!), и старым патефоном, пытающимся проиграть разбитую пластинку. Обрывки… не слов. Образов. Холодная печка. Пустая каша в горшке. Тишина, настолько громкая, что в ней звенело одиночество. И чувство — острое, как игла: забытость.
Это не дом был раной. Ранено было воспоминание о доме. Очаге. Месте, где ждали. Его стерли, заморозили, бросили. И эта тьма безразличия, эта «скорлупа», как шептали часы, проела дыру в чем-то большем.
Ключ вырвался у меня из рук и повис в воздухе, упершись невидимым жалом прямо в центр оконной рамы. Треск превратился в чистый, высокий звук — словно треснуло большое зеркало. И тогда я его увидел. Не глазами. Тем самым «компасом» в груди. Темный разрыв был похож на обмороженную, почерневшую кожу на живом теле. Его нужно было… закрыть. Не досками. Не пеной.(Хотя все-равно домой за ними я б не поехал)
«Чем?» — мысленно проревел я, хватая падающий ключ.
Ответ пришел не голосом, а пониманием, всплывшим из того же омута ощущений. Нужен был мостик. Проводник. Что-то, что свяжет теплое воспоминание с этой мерзлой пустотой. Что-то, созданное здесь и сейчас с целью, а не найденное в старых часах.
Голос в голове сказал. Это нельзя купить — только создать своими руками, так что ТВОРИ.
(Вот блин, — тупо подумал я. — А я-то надеялся заказать на «ВБ» с доставкой до двери заброшенного дома. Тааак, СТОП… Я еще и с голосом в голове начал спорить.... Молодца...)
В кармане зазвонил телефон. Володя с работы. Я отключил звонок. Мир быта отваливался, как старая штукатурка. Теперь мне нужно было стать мастером. Каким, спрашивается? Я умел вбивать саморезы криво, закручивать гвозди и собирать полки из «Икеи» с шестью лишними деталями. Какое уж тут «ремесло для волшебства».
Но руки сами полезли в рюкзак. Термос, тушенка, аптечка… И вот он — основной инстинкт инженера-недоучки (да, было такое в другой жизни, давно). Нужно что-то собрать. Что-то простое. Что-то, что сможет провести сигнал. Как антенна. Или проводок.
Я обшарил дом. Не из любопытства — из отчаяния. Нашел в углу сломанный транзисторный приемник «Селга» советских времен. Плата, проводки, парочка транзисторов. Ржавые, но целые. (Вопрос откуда это тут, я не задавал, чудеса все-таки)
Отлично, — пробормотал я. — Буду колдовать при помощи радиодеталей времен застоя. Логично.
Потом, уже на улице, мой взгляд упал на ветку старой яблони, прижатую к стене дома. Один единственный засохший лист, бурый и кружевной от мороза, цеплялся за нее, не желая падать. Он был некрасивым, мертвым. Но в нем была упрямая память о дереве. Я сорвал его осторожно.
Что еще? Что хранит какую-либо память? На деревянном боку дома, что-то сверкнуло и поманило меня, подойдя я увидел застывший кусочек смолы. (ПОЙДЕТ. Уверен, что подойдет)
И что-нибудь еще, третье. Третье живое. Во всех сказах всего по три. И тут тоже. В отчаяние я начал шурудить по всем карманам. Мелочь, фантики ( да сладкоежка я),приглашение на выступление группы «Ламантин и Жираф Йося» (Промолчу), жменька семечек ( а это откуда), шерстяная нитка. Так тормозим, а вот это уже интересно. Откуда она тут? Наверно из бабушкиной квартиры, когда перебирал ее пряжу, как-то зацепилась. Пойдет. Важно, что она была ее, теплой , колючей, настоящей.
Ингредиенты были готовы. Мертвая электроника, мертвый лист, смола, обрывок памяти.
Приступим к ТВОРЕНИЮ. Ритуала не было. Был дикий, бестолковый, злой труд. Я расчистил снег с крыльца, сел на ступеньку, достал из рюкзака мультитул (спасибо, распродажа в отделе техники). Пальцы коченели.
— Ладно, — хрипло сказал я вслух, обращаясь к темному разрыву на стене. — Хочешь магии? Получи магию паяльщика-самоучки.
Я не паял. У меня не было паяльника. Я связывал. Шерстяной нитью, туго, до хруста в суставах, я примотал сухой лист к старой плате. Потом наклеил (слюной, да, вот такой я маг) смолу прямо на центральный транзистор. Получился уродливый, нелепый талисман. Помесь технического мусора и природного хлама.
«И что теперь? — думал я, держа эту ерунду в руках. — Тыкать ей в стену?»
Но тут сработало то самое ощущение тепла от сделанного своими руками. Оно пошло не от «талисмана». От меня. От злости, которая переплавилась в сосредоточенность. От тупого упорства, с которым я возился с этим хламом, пытаясь сделать то, что просила ситуация. Не купить, не найти — сделать. Вложить усилие. Намерение. Даже если это намерение состояло из сплошного матерного бормотания.
Я смотрел на эту нелепую конструкцию в своих красных от холода руках. И меня озарила простая, циничная и потому единственно верная мысль. Всякое волшебство — это ремонт. Только не сантехники или окон, а чего-то неосязаемого. Ты берешь обломки, хлам, воспоминания, обрывки — и пытаешься скрепить их в нечто целое, что будет работать. Бабушка чинила мой разбитый детский мир пирожками и сказками. Я сейчас пытался починить разбитое окно в реальность с помощью транзистора и листа. Разница в масштабе, но не в сути.
Творец — не тот, кто выдумывает из пустоты. Творец — вечный кропотливый сборщик, собирающий мир из осколков каждый раз, когда он трескается. И его главный инструмент — не волшебная палочка, а внимание. И руки, которые не боятся испачкаться.
Я подошел к темному разрыву. Ключ в левой руке по-прежнему пульсировал теплом. А в правой я держал свой уродливый «мостик». Я не стал его тыкать. Я просто поднес и приложил — листом к тому месту на стене, откуда шел холод забвения.
Раздался не треск, а тихий щелчок. Тот самый, с которого все началось в бабушкиных часах.
Темное пятно на стене (на настоящей стене, я его теперь видел глазами — черное, матовое, всасывающее свет) дрогнуло. От него, будто от сажи, поползли трещинки. А мой «талисман» начал светиться. Теплым, желтоватым светом, как та самая лампочка в прихожей, которую я всегда забывал выключить. Свет был слабым, но упрямым. Он не заполнял черноту. Он… прошивал ее. Как та самая нить, которой я все это связал.
Чернота сжалась, стала меньше, плотнее. Не исчезла. Но перестала расползаться. А на карте в моей голове тот разрыв перестал пульсировать угрозой. Он просто был. Как заплатка.
Я опустил руки. Ключ остыл. Мой самодельный «проводник» рассыпался: смола испарилась, лист истлел в прах, нить порвалась. Осталась только старая плата. Я сунул ее в карман. Сувенир.
Никакого триумфа не было. Была леденящая усталость и понимание. Это только начало. Таких разрывов на карте — десятки. И для каждого, возможно, придется мастерить новую заплатку. Своими руками. Из того, что найдется здесь. Из памяти, из обломков, из внимания.
Я побрел обратно к электричке, проклиная мороз, судьбу и собственную внезапно открывшуюся «творческую жилку». Но в кармане, рядом с остывшей платой, лежал ключ. И он снова был просто холодным куском кости. До следующего раза.
Путешествие, черт побери, не только продолжалось. Оно требовало от меня квалификации. И похоже, я только что сдал свой первый, убогий, но зачетный экзамен на звание ремонтника чудес.