Пауза

Инессе Чернявской

            Когда незримый капельмейстер взмахнет палочкой и «Прощальная» Гайдна с величественными, но уже тревожными звуками аллегро и адажио, полноцветными картинами золоченой и рубиновой осени, напряженно готовящейся к предстоящему умиранию, сменяется тихим шелестом менуэта, не печалью, нет, лишь с легкой грустью, воспоминанием о лете, гамаке под липой, землянике у ручья, когда еще чуть согревает и улыбается солнце безветренным днем, и симфония после нечаянной, беспечной радости аллегретто, в финале престо-адажио, переходит к своему торжественному завершению, ветер разносит листья, укрывая замерзающую землю, валторна и гобой перестают играть, оркестранты укладывают инструменты в футляры, покидают сцену, за ними следуют и другие исполнители, остаются лишь первые две скрипки, звук стихает, свечи гаснут, последние листочки срываются с веток и находят место среди собратьев, вот тогда и наступает эта, нет, не тревожная, - безразличная тишина безветрия, покоя, прерываемая лишь редким карканьем ворон, томительное, долгое предчувствие следующей пьесы этой жизни, когда хочется закутаться в плед, усесться в кресло-качалку, чесать и гладить кота, пить горячий улунский чай, или пуэр, ни о чем не думать, лишь подремывать, пусть и с открытыми глазами, и ждать, ждать, когда, наконец закончится эта пауза, антракт, во время которого, увы, не предусмотрен буфет, настраиваясь уже на четвертый концерт Вивальди из цикла Времена года.
            И ты всем существом ощущаешь приближение дня, или часа, когда неожиданный порыв ветра, переходящий в стонущий, леденящий  борей, выгонит с балкона, и, где-то, то ли внутри, то ли из соседней комнаты прорвутся звуки аллегро нон мольто с последовательно повторяющимися диссонансами, виолончелей, подхваченные альтами и скрипками, с ощущением пустоты и холода. А за окном повалит долгожданный снег, и, спрятавшийся под кроватью Мурик, осмелев, усядется на подлокотнике кресла у батареи. За окном последние два южных дворника, выбиваясь из сил, начнут разгребать тропинки, и уборочная техника, совершенно, как всегда, не готовая к приходу зимы, робко выползет на побелевшие дороги, а сугробы на крышах, не дождавшись дворников с лопатами, будут присматривать подходящие жертвы на тротуаре среди прохожих.
            И начнется скрипичное ларго, вторая, медленная часть концерта, рисующая покой у горящего камина с иллюзией падающих за окном снежинок и дождевых капель. А, если чуть прикрыть глаза и взглянуть сквозь ресницы, то непременно увидишь и эти узорчатые, кружащиеся снежинки, и, то ли отражения, то ли тени в масках, исчезающие в темных глубинах венецианских каналов, а то и самого Рыжего монаха в гондоле, а если закрыть глаза совсем, то можно провалиться в долгий послеобеденный сон, с явным желанием встать не раньше середины февраля, прислушиваясь уже к завершающей части, аллегро, к скрипичному соло, вырисовывающем трескающийся лед с предчувствием теплого южного ветра, вперемежку с резкими оркестровыми нотами отступающей зимы. Но с началом весны света, с крыш, освещенных уже слепящим солнцем, будут свисать тогда вовсе не сугробы, а шаловливые, капающие и срывающиеся на тротуары сосульки, наступит финал, завершающий концерт с почти симфонической мощью.
            Но всё это будет потом, когда закончится безголосие, безветрие, беспросветность, пауза.

12.12.25