Альбом 2. Прекрасные бездельники из Лесного дома

ВСТУПЛЕНИЕ

Я вполне была счастлива и довольна собой на протяжении того отрезка времени, в котором судьба связала меня с человеком по имени Александр Беляев.

Каждый год, как обычно, в благодатную летнюю пору, я с нетерпением ждала его появления и надеялась, что наконец, набравшись решимости, он  признается мне в своих чувствах. Казалось, мы оба были одержимы одной страстью, которая не могла иссякнуть внезапно по необъяснимой причине. 

Это ожидание длилось уже восемь лет с того самого дня, когда я, пятнадцатилетней девчонкой, впервые увидела его. Уже тогда он был самодостаточным, серьезным мужчиной и то, что между нами текла река времени в те же пятнадцать лет не являлось, как мне казалось, непреодолимым препятствием для принятия самого важного решения в моей жизни.

Этот разрыв во времени вообще не имел для меня никакого значения все эти годы. Важным для меня являлось то, что Беляев всегда был собранным и серьезным, но он умел шутить и смеяться от души над нелепостями жизни.

Судьба свела нас в полевом лагере ролевых игр, куда привел меня мой двоюродный брат Рэм Егоров. В душе Рэм надеялся, что Саша заменит мне отца и будет достойным опекуном до дня моего совершеннолетия.

Я еще помнила Беляева молодым красавцем с игривой улыбкой и горящим взглядом. В те годы я любила его именно за это, но даже по прошествии столь долгого времени, он не утратил своего обаяния, и теперь я обожала его даже больше, чем тогда.

Мне нравилось ждать его: он привозил с собой солнечное настроение, милые безделушки и ворох самых разнообразных новостей — по этой части он был безупречным информатором.

Но временами я чувствовала, как мое покорное ожидание захлестывала волна негодования. Моя симпатия к Беляеву росла год от года, он же, казалось, никак не хотел что-либо менять в наших отношениях, которые действительно больше походили на общение между отцом и дочерью: его речь и движения всегда, в любой ситуации, оставались неизменно спокойными и размеренными; если он брал меня за руку, то в этом действии не чувствовалось ни таинственной трепетности, ни молчаливого желания: возможно, за столь долгое время, он просто привык к той роли, которую ему отвели в Клуинде.

Из-за этого меня часто охватывало чувство досады. Однако я все еще надеялась, что однажды, в моем присутствии, он непременно запнется, побледнеет от волнения и, не в силах произнести нужной фразы, прижмет меня к себе. Иногда я специально создавала пикантные ситуации, прибегая к чисто женской уловке, но он только посмеивался над моим неуклюжим старанием и говорил, что мне еще рано интересоваться зрелыми мужчинами.

Теперь я была взрослой и могла открыто говорить с ним о своих чувствах. Но он как-то умудрялся гасить поднимающуюся волну страсти, и тогда вся важность моего признания теряла свою значимость; но я не могла злиться на него за это или впадать в отчаяние.

*  *  *

Это лето было похоже на капризную весну: внезапные холода сменялись томительным зноем. Лето в наших краях быстротечно, но каждый год оно удивляет своим непостоянством. Бывает, что холодное, иногда со снегом в своем начале, оно может оказаться на удивление жарким в конце, когда даже после Ильина дня вода в мелких речках остается теплой, как парное молоко.

С момента моего совершеннолетия каждый последующий год был наполнен необыкновенными, удивительными событиями, от чего моя жизнь становилась осмысленной — она походила на пьесу, хорошо поставленную талантливым режиссером. Даже если год начинался как бы не совсем удачно, то по завершении всегда происходило что-то, что могло сделать меня невероятно счастливой. Судьба словно дарила мне свои сокровенные подарки перед надвигающимися грозными переменами.

Так и это, казалось бы совсем не жаркое лето, было отмечено совершенно невероятными событиями, воспоминания о которых ничуть не потускнели в череде долгих лет.