Who is Mrs. O.?

Эх! Хорошо в Стране Советской жить!
                Эх! Хорошо Страной любимым быть!                (из песни)

Бальная зала полна нарядных людей. Женщины в изысканных платьях кружатся в вальсе с партнерами во фраках. Мой кавалер, высокий и статный, тоже во фраке, подает мне узкий хрустальный бокал с шампанским. Пузырьки рвутся снизу вверх сквозь  золотистый напиток и приятно лопаются у меня в горле. Я перевожу взгляд на кавалера: да это же… Рудольф Валентино!.. Я видела его в фильме «Шейх». И он тут! Со мной!.. В реальной жизни он еще привлекательнее… А как смотрит на меня… От движущихся пар у меня рябит в глазах… Шампанское ударило в голову… А звуки музыки волнующи и…

- Люба, просыпайся!.. Люба, пора вставать!.. Милая, ты опоздаешь на работу!..

Я резко открываю глаза: опаздывать на работу нельзя. И тут же прикрываю веки от резкого мрачного света, проникающего в комнату из окна с раздвинутыми шторами. Перевожу взгляд на потолок. На нем зияет рана от вырванной хрустальной люстры. И наконец смотрю на бабушку. Она по старинке в белом накрахмаленном переднике, который я помню всю мою сознательную жизнь: бабушка надевала его по утрам, садясь за стол во время завтрака. Хотя накрывала раньше на стол не она, а горничная. Теперь же скромный, нет, скорее, скудный завтрак готовит сама бабушка. В двух комнатах, оставленных нашей поредевшей семье в прежней девятикомнатной квартире, мы остались вчетвером: я, бабушка, мама и моя сестра, Нанетт. Остальные члены нашей большой семьи умерли или уехали далече:  в новоязе это называется «удрали за границу, белогвардейская сволочь»), погибли или… или просто убиты.

Опоздать на работу совершенно невозможно. Нельзя привлекать к себе дополнительное  внимание: ведь в графе «происхождение» я пишу «из служащих», никаких упоминаний о дворянском сословии. Это может обойтись слишком дорого.
 
Я отбрасываю старое атласное стеганое одеяло, накидываю на плечи шелковый халат из прошлой жизни с прохудившимися рукавами и бреду в ванную. Там, конечно, занято. В квартире, кроме нас, проживает еще девятнадцать человек. Какая удача, что они не любят мыться слишком часто… Жду минут пять, потом легонько стучу в дверь: долго еще?

Дверь распахивается, и меня обдает запахом пота,  заношенной нестиранной одежды и перегара. Я отшатываюсь. Из-за двери вываливается небритый взлохмаченный сосед, рабочий  металлургического завода, Мишка Разин. Это он сам себя так называет: Мишка. Затворяю за собой дверь и на секунду прислоняюсь к ней спиной, глубоко вдыхаю:

- Господи! Почему взвалил непосильную ношу на наши плечи? Почему разрушил  прежнюю жизнь? Почему заставляешь нас так страдать? Почему лишил  всего: близких, дома, страны, надежд?.. Почему, почему, почему?!.

Каждый день бабушка повторяет:

- Люба, надо любыми способами выжить! Надо приспособиться к новым условиям жизни!..

Не говорит, а внушает. В 1917 мне было 22. После октябрьского переворота, чудовищной катастрофы,  наш мир, наша жизнь, вековой уклад переменился. Невозможно было представить, что люди дворянского сословия окажутся в роли жертв для истребления. К власти пришла толпа, чернь. Она грабила, убивала, насиловала. Конечно, сразу возникла новая аристократия – красная. Та, что управляла этой оголтелой толпой. Белая аристократия была обречена.

Поэтому бабушка, единственный опытный и здравомыслящий человек в семье (мама практически не разговаривает, проводит время уставившись в стену или читая сохранившиеся немногочисленные романы на французском и английском языках) внушает мне: надо выжить.

Бегу по промерзлой улице на дребезжащий звонок трамвая. Трамвай как всегда в этот час набит мишками разиными и их подругами до отказа. Изредка увидишь интеллигентное лицо и сразу отводишь взгляд. Нынче даже обмен взглядами стал опасным. Во всех видят врагов Народа.

С утра до шести часов вечера я работаю в наркомате земледелия. Переписываю в особые журналы данные из ведомостей, которые приносит курьер два раза в день. Здесь работать хорошо: в кабинете зимой топят и в перерыв кормят. А самое главное - работникам положен паек. Продуктовый. Его выдают раз в неделю. Он помог нам продержаться в особо холодные зимы 23 и 24 годов.

К семи часам бегу в кинотеатр «Великий Немой», к вечернему сеансу. Тут я работаю тапером. Аккомпанемент к фильмам. Часто задерживаю взгляд на экране: какой-нибудь томный брюнет с напомаженными волосами и подведенными глазами взволнованно взирает на красавицу с перманентом. Представляю себя на ее месте: вот в этот момент надо закатить глаза, задержать дыхание и даже застонать от страсти; а здесь опустить глаза, несмело улыбнуться и теребить конец воздушного шарфа.

Если фильм про любовь, я наигрываю то что-то лирическое, то страстное или грустное в зависимости от происходящего на экране. Если же это  фильм о новом советском народе, то извлекаемые мною из старенького пианино звуки бравурные, маршевые, оптимистические и очень громкие.

В «Великом Немом» пайка не дают, платят немного, однако поят обжигающим чаем после окончания сеансов. Старенький киномеханик в очках с одной треснутой линзой, морщась от  кипятка, частенько повторяет:

- А вы, Любаша, очень хорошенькая, ничем не уступаете дивам на экране… Загадочная брюнетка… И на пианино играете так темпераментно, так увлеченно… И манеры у вас как у графини…

Я опускаю глаза, несмело улыбаюсь и тереблю конец бабушкиного платка, накинутого на плечи.

Я не самая юная и не самая красивая среди женского персонала в наркомате. Но я умна, привлекательна и понимаю, как заинтересовать мужчину (спасибо великому немому!). Поэтому и обращает на меня внимание мой будущий, первый, муж. И я принимаю  ухаживания и соглашаюсь стать его женой. Ведь он занимает высокое положение в наркомате земледелия:  заместитель наркома. Он сможет защитить меня от опасностей, подкарауливающих на каждом шагу.

У Андрея латышские корни. Это явно видно из его фамилии и имени отца. После политического переворота в правящей элите встречаются представители Латвии, страстные  поклонники так называемой  « революции». Берзин относится к их числу. Он  неплохой человек и хороший муж. По мне Андрей просто сходит с ума. Я  умудрилась создать для него образ настоящей советской жены: верного товарища и любящей подруги… Муж мне верит. Среднего роста, широкоплечий, с добрым  приятным лицом и красивыми серыми глазами, он выглядит привлекательным… Влюбился в меня как мальчишка. И даже немного ревнует и злится, когда на меня бросают взгляды другие мужчины… У него  мягкие руки со смешными толстыми пальцами и большая родинка в форме звезды на груди…

Однако все эти милые мелочи  для меня неважны. Мой девиз - выжить любой ценой – воплощается в жизнь. Этот брак сулит мне неприкосновенность, стабильность, хорошую квартиру и правительственный паек. Андрей перевез всю нашу семью в свою большую пятикомнатную квартиру у Покровских ворот. Я вздохнула с облегчением.

Но бабушка, глядя на меня жалостливо и ласково, шепнула как-то:

- Люба, ты не можешь рассчитывать на мужа, даже такого. Ты же видишь, как эта власть пожирает своих, причем  самых верных,  деятелей и сторонников… Надо добиваться безопасности лично для себя… Надо выжить, деточка…

Бабушка оказалась права: наш брак с Андреем продолжался всего четыре года. Потом его обвинили в преступной деятельности, судили  и отправили в ссылку в Казахстан. Какое счастье, что он не проходил по крупному делу экономистов! Тогда бы расстреляли… И что было бы со мной?!.

Я не поеду за ним как жены декабристов. Время изменилось. Изменились мораль и ценности. Мне нужно  выжить.

Я развелась с Андреем сразу после ареста. Мне даже неинтересно, что с ним происходит и что  он обо мне думает. Мы не переписываемся. Я просто вычеркнула его из своей жизни.  Из инструмента выживания для меня  он превратился в помеху, и очень опасную.

В это время я уже перешла из наркомата земледелия  в музыкальную студию при МХАТе. Сначала пела в хоре, потом танцевала в кордебалете. У меня появились поклонники. Очень перспективен сын Немировича-Данченко, Михаил. Добивается меня… Но к разным предложениям от мужчин я теперь подхожу  очень продуманно после неудачного опыта с Берзиным. Я жду шанса. Мне нужно что-то особенное, чтобы добиться безопасности лично для себя. Однако влюбленность Михаила оказалась полезной: в спектаклях  мне стали давать главные роли… Я понимаю, что смогу стать известной опереточной певицей. Но оперетта, пусть и не опера, - не очень-то интересует народные массы, превратившиеся в правящий класс в речах демагогов, реально захвативших власть в стране… Однако есть искусство, которое может достучаться до грубых ожесточенных сердец этих необразованных невежественных «властителей» государства,  – кино. Вот куда мне стоит стремиться… Говорят, сам Сталин ярый поклонник отечественных кинокартин.

Я, словно паук в паутине, терпеливо ожидающий муху, жду. И глупая муха прилетела.

Уже четыре месяца  живу в отеле «Националь».  У меня роман с австрийским дипломатом. Эрик увидел меня  на сцене в «Периколле». Принес цветы, пригласил на ужин. В бежевом твидовом костюме, шикарной фетровой шляпе, светлом плаще, высокий сухощавый сорокалетний блондин  с хрупкими кистями рук и длинными тонкими пальцами, Эрик не похож на окружающих меня советских мужчин. Его голубые водянистые глаза, тонкие розовые губы, удлиненный овал лица сразу выдают аристократа. Холеный, уверенный в себе, с великолепными манерами, Эрик был неплохим вариантом для меня. Он планировал жениться на мне и вывезти из Советского Союза в Европу.

Я размышляла над его предложением. Оно способствовало моей главной цели. Однако, поднявшись в театре с позиции хористки до исполнительницы первых ролей, я задумалась. Что ждет меня за границей? Роль жены, домохозяйки, матери… Бррр… О карьере артистки придется забыть. Кому я нужна в Германии или в Австрии в тридцать втором году? У них есть свои. И к тому же возраст!.. Возраст – вот  что меня беспокоит. Это Эрик считает, что мне только тридцать. На самом деле, мне почти сорок.

Да, да!.. Когда выдавали паспорта, записывали данные, что сообщал про себя сам гражданин. Я уменьшила возраст… Нет, не на десять лет, как сплетничала Фаина. Тоже мне подруга!.. Не на десять… Всего на семь…

Поэтому если я чего-то достигла на родине к этому возрасту, то начинать за границей мне уже поздно… Однако жить в «Национале» очень приятно: роскошно обставленные комнаты номера с роялем, на котором мы с Эриком в четыре руки по вечерам играем Шуберта и Шопена; шампанское, икра на завтрак, словно в стране царит изобилие и нет карточной системы…

Жаль, бабушка уже умерла, а мама живет у сестры, вышедшей замуж. Некому за меня порадоваться. Радуюсь сама за себя. Жизнь постоянно дает мне очередной шанс, следовательно, нужно убедить саму себя: я красавица, талант и достаточно молодая тридцатилетняя женщина. Ведь по паспорту это именно так. А Раневская пусть брызжет слюной от зависти, кто ей поверит!..

Итак, про муху… После окончания спектакля ко мне в гримерную входит мужчина, высокий, лет тридцати пяти, с роскошной золотистой шевелюрой, в хорошем импортном костюме. Представляется:

- Григорий Александров, режиссер.

Он рассказывает, что впечатлен моим пением и танцами, а главное, перевоплощением в роли… Я жду. Я еще не поняла, что муха прилетела.

Опускаю подробности. Результат этой долгожданной встречи – утверждение меня на роль в первом советском мюзикле «Веселые ребята».  Первоначально  женская роль второстепенная. На первом месте Утесов и его джаз-оркестр. Постепенно я выдвигаю свою героиню на первый план. Ущемленный Утесов раздражен моими успехами:

- Гриша, где ты откопал эту старуху?!

Гриша не реагирует, он очарован мною. Он забывает про свою жену, так же, как я забываю про Эрика, что приехал со мной на съемки в Гагры.  Расстроенный австриец уезжает не попрощавшись, жена Александрова уезжает со скандалом. Мне это на руку.

Режиссер понимает, что нашел свою музу. Ему кажется, что я похожа на Марлен Дитрих, которой он восторгался будучи с Эйзенштейном в США. Я прилагаю все усилия, чтобы затащить муху в липкую паутину: Александров поможет мне стать кинодивой и создать личную безопасность в новой суровой стране. Стать известной киноактрисой – это власть над зрителем. А зритель – советский народ.

И в тридцать четвертом я добиваюсь колоссального успеха. На экраны выходит мюзикл «Веселые ребята». Теперь практически каждый человек в стране знает, кто такая Любовь Орлова.

По сути, фильм дурацкий. Но смешной. И это главное. Все в восторге. Я изображаю двадцатилетнюю девушку и, благодаря возрасту партнера – Утесову тоже около сорока, но на вид он даже старше – и специальным приемам оператора выгляжу неплохо. Надо признать, что самым замечательным в фильме были песни Дунаевского. Я их пела, прикидывалась дурочкой-домработницей, и вся страна влюбилась в меня. И я уже сильно похудевшая платиновая блондинка: Александров лепит из меня русскую Марлен… Наверное, сработал комплекс Пигмалиона – творец влюбился в свое произведение… Браво, Любочка!..

Мы с Гришей поженились. Каждый из нас нуждается в другом. Режиссер – в актрисе, способной сверкать в его мюзиклах, я – в режиссере, который продолжит утверждать мою власть над зрителем.

 Следующий фильм – «Цирк» - можно, мне кажется,  назвать лучшим в моей карьере. Он в отличие от остальных вызывает сильные эмоции. Хотя насквозь пропагандистский. Соревнование между двумя системами – социалистической и капиталистической. Выигрывает, конечно, Советский Союз – единственная  страна в мире, где каждый гражданин реально имеет равные права, записанные в Конституции,  где о каждом заботится государство. Люди бегут сюда даже из США! Здесь соблюдаются права любого человека любой национальности и любого цвета кожи. Здесь царят свобода, равенство и братство!.. Какая ложь!.. Однако люди верят в то, что видят на экране, и  плачут при просмотре, я сама наблюдала.

Есть в этом фильме один особый для меня  эпизод: чернокожего ребенка Марион Диксон зрители передают из рук в руки по рядам и поют ему колыбельную песню. Так вот на иврите песню поет, укачивая малыша, пожилой еврей. Это Соломон Михоэлс. Эпизод был одно время (понятно, какое) вырезан из фильма, так как  Михоэлса, обвинили в сионистском заговоре против советской власти. И вождю, частенько пересматривающему музыкальные фильмы Александрова, неприятно было видеть человека, убитого сотрудниками НКВД по его собственному приказу… Вот тебе и равные права всех национальностей… Вот тебе и страна, «где так вольно дышит человек»…

Итак, мой муж превратил меня в легенду. Я  кумир миллионов советских людей… Бабушка, твои молитвы не пропали даром!.. Но мне надо  всё время быть начеку, как пантере в лесу с охотниками. Вернее, одним охотником. Несмотря на награды, звания и материальные блага, я знаю, что расслабляться нельзя - стоит опасаться Сталина. За период съемок первых фильмов Александрова несколько близких нам людей: сценаристов и операторов, были расстреляны. Поэтому, когда я почувствовала  интерес Сталина  к себе как к женщине, приняла меры. Во время нашей встречи, почти интимной, вызвала его неудовольствие, отгородилась от него на короткий миг. И выиграла.
В тридцать седьмом в Кремле вождь сделал попытку общаться со мной как заинтересованный мужчина:

- А какой соблазнительный костюм был на вас в фильме «Цирк»! Блестящее трико подчеркнуло все достоинства вашей восхитительной фигуры…  Не один раз пересматривал я с удовольствием этот эпизод, - глаза Сталина потеплели, даже масляными какими-то стали:

- А чем бы мы могли помочь такой замечательной артистке и такой упоительно прекрасной женщине? Какие есть у вас желания, драгоценная Любовь… И имя у вас многообещающее…

Это был миг, когда могла измениться моя жизнь. Тонкая грань отделяла меня от «как было»  до «как будет». Я решила оставить всё «как было». Однако я рисковала: тридцать седьмой год…

- Иосиф Виссарионович, у меня одна просьба к вам: хочу узнать о судьбе своего бывшего мужа, Андрея Берзина.

Глаза Сталина прищурились и похолодели, рука потянулась за трубкой. Он отвернулся и что-то тихо сказал военному, стоящему в нескольких метрах. Тот услышал. Я нет.

Сталин встал, показывая, что разговор закончен. Холодно бросил:

- Я дал распоряжение, товарищ Орлова. Вам сообщат ответ на ваш вопрос.

Со Сталиным отношения мои, слава богу,  закончились, несмотря на слухи. По мнению толпы, легендарная артистка не могла не быть любовницей самого главного человека в стране. Со Сталиным закончились, с НКВД нет. Эта страшная организация подчинила себе всю страну. А уж мы с Александровым!.. Мы были на виду, выезжали за границу, встречались в известными людьми… Приходилось делать на тайных встречах кое-какие признания, честнее назвать их доносами. И конечно, кто-то пострадал. Но я не могла думать о других, когда сама пробилась на вершину пирамиды и не хотела с нее упасть. Нельзя было выжить в этой стране, пользоваться всеми возможными и невозможными для простых людей благами и не замарать рук…

После выхода «Цирка» я понимаю свою новую цель – сохранить молодость. Мне нельзя стареть!.. При таком успехе и власти  над народом главное – дольше жить и оставаться молодой. И сниматься, сниматься, сниматься в новых картинах!..

Зритель не заметил, а я с ужасом увидела при просмотре «Цирка», как отличаюсь по возрасту от своего партнера, влюбленного в героиню. Красавцу Сергею Столярову  двадцать, а мне сорок. И никакие ухищрения  камеры не могли этого скрыть. Мы выглядели как мать с сыном… Он, такой сияющий и юный и я, у которой под толстым слоем грима с экрана смотрят глаза зрелой женщины даже не второй молодости.
Мой зритель, советский, народ, не обратил внимания на явное несоответствие. Любовь Орлова - легенда. У легенды нет возраста… Пока… Но я вовсе не готова отдать власть над зрителем какой-нибудь шустрой блондинке, мне не нужна преемница на экране… Я смогу еще продержаться…

И я, и Гриша получили правительственные награды, сам Сталин благодарил за создание истинно народных фильмов. Появилось много денег. Мы могли выезжать за границу: это при железном-то занавесе!.. Я купалась в роскоши. Могла позволить себе всё, что пожелаю. Я ликовала в душе: выжила, взошла на Олимп, получила то, о чем и не мечтала… А как сохранить?..

Моя супружеская жизнь безукоризненна. В обществе мы с Гришей выглядим как идеальная пара. Мы обращаемся друг к другу на английский манер: только на вы, и наедине, и при людях. Однако интимных отношений у нас нет. Мы товарищи. Для нас обоих главное – карьера. В новом доме, что мы построили во Внуково (Сталин подарил целый гектар земли!), у нас отдельные спальни. В самом начале, на съемках первого фильма, у нас было несколько... "проб", которые не имели большого успеха. Но мы сделали вид, что всё замечательно… У меня много тайн: происхождение, возраст, ориентация мужа, - поэтому я не подпускаю к себе близко других людей. Гостям, посещающим нас во Внуково, мы никогда не предлагаем переночевать, хотя количество комнат позволяет. Непродолжительный обед или ужин – и прощание… Так легче хранить тайны…

Хотя у Гриши был первый брак и сын, он, заняв место помощника Эйзенштейна,  под влиянием  знаменитого режиссера поменял ориентацию. Именно поэтому мы на людях делаем вид счастливой супружеской пары, а дома идем спать в разные спальни. Грише важно сохранить тайну, она может стоить свободы и даже жизни.  Я для него прекрасное прикрытие. Меня же секс сам по себе никогда не  интересовал. Однако, если рассматривать его  как средство влияния на мужчину, то да, пользуюсь… Иногда… И все-таки флирт мне нравится больше. Такие отношения бывают у меня с партнерами по съемкам или с мужчинами, работающими на киностудии. Но границу я никогда не переступаю: для меня важнее  достигнутый успех, слава, чем минутное наслаждение... Действую я всегда, опираясь на холодный расчет… Любила ли я кого-нибудь?.. Не знаю… Сложно ответить… Себя точно любила: мой самый любимый человек в жизни. Для него я готова на всё…

Эйзенштейн меня ненавидел. Во-первых потому что я увела у него любовника, во-вторых, ему не нравился жанр снятых Александровым фильмов. Может, он просто завидовал… Отзывался он обо мне уничижительно, с сарказмом и неприязнью. Григория называл «орловским рысаком»… Мне было  на этого еврея наплевать. Я была уверена, что Гриша никогда к нему не вернется. В этом мы были похожи: для нас обоих работа, успех, слава, деньги были важнее близких человеческих отношений.

В 1938 году вышел третий мюзикл Александрова «Волга-Волга». Он имел ошеломительный успех. Моя героиня искрилась от  энергии, направленной против бюрократизма. Партнером был Андрюша Тутышкин. Он тоже почти вдвое меня моложе. Но Александров после «Цирка» уже так подбирал актеров, исполнявших главную мужскую роль, для меня, чтобы не было заметно большой разницы в возрасте…  Песни Исаака Дунаевского  и особенно «Красавица народная, как море полноводная» - песня о Волге -  дали половину успеха. Я закрепила за собой титул первой кинозвезды СССР.
 
Затем через два года случился провал: «Светлый путь». Я играла роль умственно отсталой домработницы Тани, которая превратилась, живя в «лучшей в мире стране», в передовую стахановку, а после и в члена Верховного Совета. Моим партнером был Женечка Самойлов. Он выглядел старше своих двадцати восьми… Хоть это радует… Мне заплетали тугие косички, я выглядела ужасно: старая тетка  сорока пяти лет с косичками первоклассницы  и  выражением деревенской идиотки на лице… По сюжету интеллигентный инженер влюбляется в неграмотную домработницу. Это было убого. Даже Сталин высказал неудовольствие. Но мой верный народ ничего не заметил. Он был в восторге: в СССР многие женщины лелеяли мечту пройти путь Золушки.

Рог изобилия изливал на нас с Александровым неисчислимые блага. Не было ничего, что я не могла бы получить. Мы летали в Париж, Венецию, Лондон, Нью-Йорк. Среди наших друзей были Чарли Чаплин, Пикассо, Феллини, Сартр и другие мировые знаменитости.   Одевалась я в парижских магазинах… Но возраст!.. Время было неумолимо. Я сидела на диете и часами потела у балетного станка. Лицо – вот проблема киноактрисы. Я понимала, что косметические ухищрения меня не спасут. Нужно было прибегнуть к кардинальному методу.
 
Но началась война. Я, слава богу,  не пострадала. Правда, нам с Гришей пришлось эвакуироваться из Москвы в Баку. С собой взяли сына моего мужа от первого брака с претенциозным именем Дуглас. Это в честь Фербенкса, с которым Гриша познакомился еще в Голливуде. Этот мальчик был мне крайне неприятен. Так же, как и я ему… Но мать его умерла, и Гриша вынужден был о нем заботиться. Он попортил мне много крови. Но пока он был подростком, я не могла от него избавиться.

В эти годы Александров снял две картины в эвакуации, но они были крайне неудачными,честно сказать, просто примитивными,сплошной подхалимаж к системе и власти, и их не пустили в прокат. Также он снимал кинохронику, и мы часто вместе или по отдельности бывали на фронте в составе агитбригад. Я пела полюбившиеся всем песни из моих кинофильмов. Как-то даже чечетку отбила на танке, вспомнила:  Я из пушки в небо уйду! В небо уйду!.. Мэри верит в чудеса, Мэри едет в небеса!..

В 1943 Сталин приказал приехать на Тегеранскую конференцию. Я гадала: зачем? Оказалось, просто хотел отомстить. Он помнил, как я его, расслабившегося, почти влюбленного,  отбрила вопросом о бывшем муже, враге народа… В Тегеране я  должна была спеть песню перед главами государств-союзников. Меня уже пригласили в зал и я услышала специфический  голос Сталина:

- А теперь, господа, кроме черной астраханской икры, я предлагаю вам еще один русский деликатес: нашу известную артистку, Любовь Орлову. Она споет песню о Волге, реке, откуда  советские рыбаки добыли эту самую икру. Приятного аппетита!

Вот так. То есть, не заноситесь высоко, товарищ Орлова! Вы для нас примерно то же, что и икра на столе.

После войны в 1946 профессор лицевой хирургии Б. сделал мне пластическую операцию по подтяжке лица в Институте Красоты на Арбате. Похоже, я была первой, сделавшей подобную операцию в Советском Союзе. Результат, слава богу,  оказался фантастическим.

В 1947 вышел фильм «Весна». В нем я исполнила две роли: женщины-ученой и актрисы.  Этакая комедия ошибок с пропагандистским уклоном. Выглядела я после операции великолепно. Но это был конец.

После смерти Сталина мы с Гришей поняли, что начинается новая эпоха, в которой мы уже не нужны несмотря на все потуги. Страна менялась, изменился народ, и ему были нужны новые идеи и новые лица.

В семье в это время разразился скандал. Ненавистный мне Дуглас, за глаза называвший меня «гадиной» - представляете? – женился на нашей домработнице Галине. Такого я даже от этого подонка не не ожидала. Так меня унизить! Мы с его отцом входили в элиту общества, а он… А он женился на девке! Это был позор. Я смогла настроить Гришу против него.. Мало того, что он попал в тюрьму за антисоветскую деятельность и вышел на свободу только после смерти Сталина, так еще и мезальянс... Через год у них с Галиной родился сын, внук Гриши.Очередная подлость. Мне не хватало только бабушкой стать!.. Мы отказали Дугласу от дома.

Я снялась еще в нескольких фильмах, но всё это значения уже не имело. Моя власть заканчивалась. Попытки сохранить молодость ни к чему не привели. Я поменяла кино на театр. Там тоже особого успеха не имела. Время ушло. Диктатор, которого я ненавидела, но который был опорой для моего успеха и благосостояния, умер. Страна помолодела, на глазах помолодела, чего нельзя было сказать обо мне. Невозможно вечно быть у власти. Мое время закончилось. Возраст и новые веяния, настроения, идеи, захватившие общество, – вот беда, от которой никуда не спрятаться.

Но попытки были. Судорожные. Предсмертные… В 1974 Гриша снял еще одну картину. Последнюю. «Скворец и Лира». Я играла советскую разведчицу. Тридцатилетнюю. А мне было 81.

Гриша Вельяминов, исполнявший роль Скворца и мужа героини, Лиры, на тридцать три года моложе меня. Страшный контраст на экране! Как камера безжалостна! Я выгляжу чудовищно. Никакие пластические ухищрения не в силах скрыть лицо старой женщины… В фильме есть эпизоды, когда героиня-разведчица выходит для конспирации замуж за своего настоящего мужа. И я в свадебной фате минут десять на экране… Кто это придумал?! Расстрелять!..

Сижу после просмотра отснятой ленты. Это не провал, это катастрофа. После такой не выживают…  Даже плакать не могу. Настоящий кошмар… Александров разве не видел, что происходит на экране?!. Во что он превратил легенду?! Он меня убил!.. Старуха-разведчица среди врагов. В немецкой форме. Не смешно… Затем баронесса в неестественных париках… В фате для юной девушки во время свадьбы… Устаревший сюжет, штампы, штампы, штампы!...

 В этот год вышли «В бой идут одни старики» Быкова, «Зеркало» Тарковского, «Калина красная» Шукшина. Их смотрели, ими восхищались… Про «Скворца и Лиру» стыдились даже говорить. Какой-то особо циничный критик-умник окрестил фильм «Склероз и Климакс»…

Надо перестать дергаться. Всё кончено. У меня больше нет власти над народом. Я просто старая женщина, и мне пора на покой… Трудно смириться. Ждешь каких-то чудесных средств по омоложению от медицины, от ученых… Невозможно. Есть жизнь, и она ограничена. Есть власть, и она  имеет пределы. Смешно, нет, трагично держаться за нее, когда всё вокруг рушится, и каждая новая попытка приносит только боль и разочарование. Пора смириться.

Я стою одна посреди пустой сцены. Раскланиваюсь перед зрителями. Этот спектакль последний. Улыбаюсь, шлю кому-то воздушный поцелуй… Всеми фибрами впитываю аплодисменты. Они всё глуше и глуше… Вы любите меня? Вы будете меня помнить?.. Я была царицей киноэкрана и  долго продержалась, но… Занавес.

(из сборника «Сто рассказов про тебя»)