Зоряна. Врата в застывший мир. Часть 5
Кулон на груди Кузьмы запульсировал и засиял ледяным светом. В голове — туман. В тот же миг посох в его руке дрогнул: волчья голова на навершии приоткрыла пасть, и из неё вырвался луч, пронзивший воздух. Одна нить восстановлена.
Вдалеке, среди мёртвых деревьев с ветвями, похожими на застывшие молнии, возникла знакомая фигура. Серый плащ сливался с туманом, широкополая шляпа скрывала лицо, но в провалах глазниц тлел огонь — леденящий.
— Чернослав, уже здесь, — прошептал Велемир, сжимая посох.
Фигура двинулась навстречу. Каждый шаг сопровождался звоном льда.
— У вас не получится, — голос Чернослава звучал, как скрежет металла. — Нити рвутся. Равновесие — иллюзия.
— Мир не нуждается в слиянии через смерть, — возразил Велемир. Его посох вспыхнул золотистым светом, очертив круг защиты вокруг Кузьмы. — Ты забываешь, что именно границы дают различия. Без них не будет ни света, ни тьмы — лишь серая пустота.
— А в чём он нуждается? — Чернослав раскинул руки, и вокруг него закружились вихри пепла, складываясь в лики забытых духов. — В вечном разделении? В страхе перед тем, что лежит за гранью? Я освобождаю миры от границ.
Кузьма почувствовал, как холод проникает в кости. Это было видение. Перед глазами мелькнули картины:
миры, сливающиеся в однотонную серую массу;
лица людей, теряющие черты и эмоции;
тишина… без дыхания, без шёпота, без надежды.
— Ты думаешь, я жажду власти? — продолжил Чернослав, глядя прямо на Кузьму. Его голос стал тише, но пронзительнее. — Нет. Я хочу, чтобы миры перестали мучиться в этой фальшивой гармонии. Чтобы тьма и свет слились в единую суть. Чтобы не осталось ни боли, ни страха, ни смерти.
Кузьма сжал кулон. Едва уловимое тепло пробилось сквозь холод.
— И что останется? — тихо спросил он.
— Совершенство. Вечность, — произнёс Чернослав. Его силуэт дрогнул, на миг обнажив тень бывшего человека, который когда;то верил в спасение.
Но уже в следующее мгновение пепельные вихри сомкнулись вокруг него, и голос зазвучал с прежней уверенностью:
— Вы цепляетесь за мимолётное. За чувства, которые исчезают, ранят. Я даю им покой…
Кузьма очнулся от сна… Видение. «Значит, я дойду до Нави и восстановлю первую нить… Сегодня».
Утренние лучи наполнили старую избу лесника, в воздухе светилась пыль.
Велемир подошёл к окну.
— Кузьма, — сказал он, не оборачиваясь, — вспомни, как ты впервые почувствовал нить. В тот вечер, когда нашёл книгу.
Кузьма закрыл глаза. Перед внутренним взором возник пыльный чердак, запах сушёных трав, скрип половицы… и книга. Тогда он почувствовал не страх, а узнавание. Как будто встретил старого друга.
Он глубоко вдохнул и произнёс:
— Я готов идти.
И отправились они в путь.
Долго ли, коротко ли — лежал путь. Добрались старики до порога тьмы.
Посох в руке Кузьмы ожил. Волчья голова тихо зарычала, и из её пасти хлынул поток серебристого света. Он ударил в пелену между мирами, и та разорвалась с протяжным звоном, похожим на треск льда.
Перед их взором распахнулась бездна, полная танцующих огней и теней. Велемир положил руку на плечо Кузьмы:
— Держись за посох крепко. Навь не любит чужаков.
Они шагнули в разрыв.
Навь встретила их тишиной, от которой на душе становилось грустно. Здесь не было солнца — лишь холодное сияние застывших звёзд. Земля под ногами оказалась покрыта инеем. В воздухе плавали светящиеся частицы — то ли пыль, то ли крошечные души, потерявшиеся между мирами.
Деревья вокруг были словно выжжены: их чёрные стволы покрыты пеплом. Реки из жидкого серебра не шумели, а пели тихую песню о жизни и смерти.
Небо напоминало опрокинутое озеро: в нём отражались не облака, а мосты из паутины, дома, растущие корнями ввысь.
— Красота… и смерть, — прошептал Кузьма.
— Это лишь оболочка, — ответил Велемир. — Суть Нави — в её жажде поглотить. Она не создаёт — она пересоздаёт. И Чернослав стал её голосом.
Кузьма почувствовал странное жжение в костях, будто по телу побежал расплавленный воск. Он невольно схватился за сердце, но тут же опустил руку: боль исчезла. Появилась давно забытая лёгкость.
Он оглядел себя. Рука — твёрдая, без выступающих вен. Пальцы, ещё вчера ноющие от ревматизма, двигались плавно. Он провёл ладонью по лицу — кожа была гладкой.
Впереди, среди ледяных колонн, мерцало зеркало из застывшей воды. Кузьма подошёл — и замер.
Из глубины льда на него смотрел не старик. А молодой Кузьма — когда ему было 40 лет, с ясным взглядом и прямой спиной. Седина осталась — но теперь она была не следом времени, а знаком, как серебристый узор на перьях Зоряны.
— Что это?.. — прошептал он.
— Навь и её духи принимают тебя, — раздался голос Велемира за спиной. — Они видят последнего хранителя, а не старика.
Кузьма согнул руку — мышцы ответили с забытой упругостью. Он сделал шаг — и не почувствовал привычной тяжести в коленях. Ещё один — и он уже шёл легко и бесшумно, как в молодости, не ощущая усталости.
— Это… навсегда? — тихо спросил Кузьма, боясь поверить.
Велемир помолчал, будто прислушиваясь к шёпоту мира.
— Возможно. Навь редко отдаёт то, что взяла. Она не дарит — она обменивает. Ты получил силу, но отдал что;то взамен.
— Что? — Кузьма невольно сжал кулаки.
— Время. То, что ты считал утраченным, теперь твоё. Но взамен ты принял ношу, для которой старость была бы помехой. Ты больше не просто человек. Ты — хранитель. А хранителю нужны не годы, а ясность и сила.
Кузьма глубоко вдохнул. Где;то внутри бился новый ритм.
— Значит, я больше не вернусь к тому, кем был? — спросил он, но в голосе не было горечи, лишь уверенность.
— Ты вернулся к тому, кто ты есть на самом деле, — ответил Велемир. — Просто раньше ты не знал этого.
— Тогда вперёд, — сказал он твёрдо.
Они двинулись вглубь, следуя за пульсирующим светом кулона. С каждым шагом холод проникал глубже, а тени вокруг становились плотнее, будто пытались остановить их.
— Точка силы там, — Велемир указал на холм, увенчанный камнями. — Там порвалась первая нить. Та самая, что держит Явь и Навь раздельно, но связно.
По пути им встречались стражи Нави — тени с пустыми глазами и руками, похожими на ветви мёртвых деревьев. Они шипели, но не атаковали.
— Они ждут приказа, — предупредил Велемир. — Чернослав не отступится. Он верит, что спасает миры. Но спасение, лишённое любви, становится убийцей.
Кузьма вспомнил слова Настеньки: «Иногда самое страшное зло рождается из доброго намерения». Теперь он понимал, что это значит.
Путники остановились на холме. В центре зияла трещина, из которой вырывался вихрь из тьмы и пепла.
Кузьма поднял посох. Волчья голова на навершии приоткрыла пасть, и из неё вырвался луч, пронзивший воздух. Кулон на груди запульсировал, и Кузьма почувствовал, как сквозь него течёт сила — память о Яви, о тепле, о жизни, о любви.
Свет сквозь тьму,
Нить сквозь мглу.
Равновесие верну,
Мир от гибели спасу.
Трещина начала затягиваться, а вокруг них закружились потоки света, сплетая разорванную нить.
В момент, когда нить восстановилась, земля содрогнулась. Вдалеке, среди мёртвых деревьев с ветвями, похожими на застывшие молнии, возникла знакомая фигура…
#ТатьянаНорматова
#Чудеса_в_декабре
Свидетельство о публикации №225121300192