Знак

Девятнадцатый год уже в посёлке Хурда, на северном краю матушки России, проживал некто. Парень он был наблюдательный, поэтому нередко подсматривал, спрятавшись за берёзой, как группа птиц спрохвала взлетает и исподволь приземляется.
Однажды в посёлке нарисовались бесстрашные путешественники. Один из них, в белой шапке и чёрном полушубке, остановился и заночевал в избе, в которой жил некто со своими родственниками. Молодой и дерзкий гость всем понравился. Он был кареглазым и скуластым, сообщил, что его имя Ефрем, и тогда некто по имени Шаргор, девятнадцатилетний туземец, стал расспрашивать его, откуда он и зачем тут появился. Слово за слово, членом ударили по столу, и завязался длинный разговор, из которого любознательный Шаргор узнал о существовании принципиальной науки, зубы сломаешь, с каменным названием геология. И вновь шерстяной варежкой ударили по берёзовому столу, что было сигналом к ужину.
На следующий день, уезжая, Ефрем крепко обнял Шаргора и подарил ему блистательную вещицу в чёрном футляре, сказав, что это цифровой фотоаппарат, а в коробке есть бумажная инструкция на русском языке. Сообразительный абориген, который в школе учился на одни пятёрки и даже знал наизусть рассказы Чехова, ловко разобрался с дорогим подарком и в свободное время стал заниматься промышленной фотографией. Он нагло снимал рыбаков с удочками в руках, вооружённых охотников и других земляков, чем-нибудь да промышлявших.
Деликатно подойдя к женсовету берёз, он тактично приветствовал их, фотографировал и затем стыдливо убегал домой. Издалека захватывал в объектив суетливых гагар, тщедушных зайцев и неприветливых серых зверей, перемещающихся под началом опытного вожака.
Сбрендившие англоманы уверили себя, что журавли летят буквой W, иногда V. Но Шаргор Тубосов, полюбивший Россию, не без основания утверждал, что все птичьи стаи совершают свои перелёты исключительно в виде русских букв Л, М, Ш, П и даже Ы, имея врождённое понятие о красоте и величии русского букваря.
Птицы не люди, говорил, бывало, дед Шаргора, Торбуросов Харгор, и не понять им, что этими двуногими тварями движет, а ими явно что-то движет, и кто-то их за собой к дальнему болоту ведёт. Некто, как его величали добродушные соседи, был вполне согласен со своим мудрым предком. Он неоднократно прикладывал к глазам подарок незабвенного Ефрема и запечатлял безукоризненное продвижение сквозь ветер крылатой общины, всецело овладевшей небосводом, а затем подолгу разглядывал цветную миниатюру, где на ультрамариновом поле распласталась чёрная буква из русской азбуки.
Когда геологическая артель снова заехала в посёлок Хурда, Ефрем и Шаргор встретились, рука об руку, грудь к груди, щека к щеке и радостно потискали друг друга. Молодой исследователь земли поглядел на то, что одарённый юноша ему показал, постепенно меняясь в лице, а потом взволнованно изрёк, что отвезёт эти изумительные фотоработы в столицу и опубликует в виртуальной сети.
.............................
Павлов,  торопясь, чтобы совершить за один день много разных дел, заскочил в один многоэтажный дом, в котором  его упрямо ожидали - на восьмом этаже в сто девятнадцатой квартире - важные люди. Достигнув цели, Константин понял, что ошибся. А на обратном пути (что совпадало не только с его дальновидностью, но и с перспективным замыслом) застрял в лифте с прелестной тёткой, прикрытой дорогостоящими тряпками, которая оказалась уроженкой Парижа, но хорошо говорила по-русски, научившись этому, прожив пятнадцать лет у своей бабушки в деревне в Вятской губернии. В продолжение пятидесяти минут, что они пробыли взаперти, ожидая помощи от неуклюжих лифтёров, многоглазый (так близкие друзья называли его) сдержанно внимал. Меж тем из уст его союзницы медленно вытекала речь, адресованная слуху человека необыкновенного ума.
На следующее утро, проснувшись в своей квартире, величавый мудрец по памяти записал то, что успела поведать ему экспрессивная красавица с образцовой причёской, жена фотографа с мировым именем, Шаргора Тубосова.