Часть четвертая. Большая внезапная любовь

Часть четвёртая. Большая внезапная любовь...

Изображение на иллюстрации сгенерировано нейросетью Al Image.


...Бежала домой с сумками полными продуктов. Торопилась. Мороз пробирался к телу, но проморозить не успевал.

Сумки были такие тяжелые, что совершалась работа. Я взмокла от их тяжести и запаленно прехватывала воздух ртом.

Уже запугали:

- Сидите дома! Вокруг вас много вируса. Уже не допускали в магазины, раз за разом объявляя все более сложный карантин.

Уже отстоявши очередь из всех и многих посетителей и ко;довых с ОР - кодами, и неко;довых, могла быть развернута назад, потому что с проверкой у проверяющих вдруг что – то не срослось...

Тогда говорила сама себе и магазину грустно:

- Подумаешь, сейчас зима. Мне до весны у вас ничего покупать не надо. Вы мне столько денег сэкономили! Быть может, весной строгий локдаун закончится. И я, если надумаю, за семенами, саженцами и луковицами, тогда к вам приду...

Зато уж если в магазин допускали! В толпе допущенных бежала по торговым рядам, между полками, сметала с прилавков и загружала в корзину для покупок все, до чего могла дотянуться рука!

Сейчас страдала, потому что сумки переполненные продуктами, оттягивали руки, мешались под ногами.

Помочь никто не мог. Единственная союзница, большая бледная луна, то улыбалась вежливо, то пряталась за тучами. И сыпал мелкий снежок. Кружился около уличных фонарей. И делал городскую улицу блестящей, мерцающей и праздничной.

Но было тяжело в душе у меня. Решала, что до остановки не дойду. Не в добрый час допустили к прилавкам магазина меня с пустыми продуктовыми сумками…

Опять нагрузилась, затарилась, перетарилась…

Он выскочил навстречу: большой, красивый и молодой. Он потянулся ко мне всем телом, за плечи обнял...

И вспомнила вдруг десятилетнюю девчушку - школьницу, себя. Какой у меня был друг тогда! Самостоятельный, важный! Мужчина!

Не помню, как познакомились. И наша первая встреча, забылась она. Лишь помню, что все случилось по дороге в школу.

Не стал загрызать, кусать или как – то по – другому есть меня.

Мы честно поделили школьный завтрак: два толстых круга обжаренных в масле колбасы, зажатых между двумя ломтями черного хлеба.

Мой новый друг добросовестно съел всю колбасу. Мне стало так легко! Всю жизнь жирную жареную колбасу не любила! И в два укуса съел самый жирный хлебный кусок. Я жирный хлеб тоже никогда не любила...

Последний кусочек хлеба мы честно поделили пополам. Друг подождал, пока я хлеб дожевала и тщательно вылизал лицо и руки от всякого жирного масла у меня.

И очень хорошо! Потому что завтрак пачкал маслом тетрадки, и вечно все руки пачкали листы учебников, потому что жирными после завтрака были.

Друг был большой. И, если бы встал во весь рост, он был бы выше меня. Он приподнялся чуть – чуть, опять все лицо вылизал.

Затем еще раз обнюхал меня. И убежал по своим делам, молодой, гладкий, красивый.

Он каждый день встречал теперь меня. Не только делились завтраком. Друг научился провожать до школы меня. Он меня сильно любил. А я им гордилась.

Все отношения продолжались учебную четверть, наверное.

А весной, мой друг напугал моего отца, сельского ветеринара, ко всяким деревенским событиям привычного.

Шли всей семьей по улице, в деревне, по делам. Не то собирались в поездку до города…

Постоянный транспорт: автобус или трамвай, в нашу деревеньку не ходил. Две улицы вдоль, одна поперек. И переулочек наискосок, деревню от оврага запирающий.

Мы, всей семьей, собирались долго, спешили теперь. До города, чтобы доехать нужна была подходящая машина или другая оказия.

Друг выскочил внезапно. Отец решил меня и мать спасти. Он встал на пути у друга.

Друг встал на задние лапы.

Его пасть оказалась выше плеч отца. С его метр восемьдесят роста, отец был немаленький мужчина.

Друг зарычал. Отца пора было спасать.

Погладила теплую жесткую шерсть, сказала:

- Ты перепутал. Я здесь. Никто не обижает меня. – Друг отпустил отца. Положил лапы на плечи мне. И облизал лицо. Потом обнюхал карманы:

- А как сегодня, насчет приличного совместного завтрака?

- Пришлось объясняться:

- Не в школу иду! Другие дела у меня. – Друг понял. Два раза вильнул хвостом. И убежал по своим делам, больше на нас внимания не обращая…

Отец потом любил рассказывать и вспоминать:

- Идем по улице семьей, вчетвером. Вдруг вылетает кобель – громадина. На задние лапы встал и оказался выше меня. Я испугался. А он Лёльку знает, ей хвостом виляет, с ней дружится.

Пришлось сознаваться, что всегда угощала пса кусочком колбасы. А мать, случаясь рядом сварливо добавляла:

- Я поняла теперь, почему у ребенка стал такой хороший аппетит...

– И колбасы в ежедневный школьный завтрак докладывать не стали, но пару кусочков хлеба для ежедневного завтрака меня и пса, мне все же добавили.

Давно потерялось детство и цельное мироощущение его. Чужие собаки начинали ворчать, порыкивать или погавкивать. Уже опасалась бесконечно темной тоски, что наполняла глаза любого городского "хозяйского" пса, привязанного временно на поводок около магазина.

Не ожидала никакой случайной встречи…

И вдруг... Он бросился ко мне.

О, Маугли!

О, Редьярд Киплинг!

О, Мальчик – Волк! Он зря ругался с дикими собаками Декана и дразнил их шерстью между пальцами!

Такой симпатичной ладненькой лапки, как подавали мне, я не встречала сроду!

Большая, круглая, с кудрявой короткой шерстью между пальчиками.

Я облегченно поставила сумки и поняла, что появился новый друг.

Друг подтянул свою пару поближе ко мне, веревочкой тонкой и круглой, прочненькой. Его пара возмущалась и шла:

- Я на руках его домой уносить должна? Я его не снесу! Он большой и тяжелый!

Я женщину понимала. И тоже подумала бы, что сошел товарищ с ума. Если бы не представляла, как изумительно пахла сегодня я домашними собаками и кошками.

Мой новый друг меня бескорыстно любил. Наши новые любовные отношения были лучше чем те, давнишние, ранние, детские, бутербродно - колбасные.

Там пес ценил меня за то, что с ним делилась бутербродами я.

А здесь меня любили только потому, что рядом со мною жила собака и несколько кошек.

Питомцу одиноко проживающему в квартире вместе с человеческой семьей хотелось новых впечатлений, новых запахов, эмоций. Общения...

Я понимала его немного уже и начинала комментировать:

- Вот здесь меня лапнул за сапог дворовый наш пес, рыжий Тузик. Он не хотел меня в магазин отпускать. Поэтому тянул к себе за сапог когтястой лапой. А я ругалась.

Вот здесь с забора на плечо мне прыгнул наш кот, серый Швондер. Спустился по полушубку, царапаясь когтями, пошел провожать. Я два раза возвращалась с ним в обнимку, опять на забор подкидывала. Пыталась заставить меня во дворе ожидать, а не сопровождать по опасной улице.

А на углу меня ждала мелкая черная кошечка. Она у нас кушает. Но всех нас боится еще. Поэтому она крутилась вокруг. Мне брюки хвостом обмахивала.

Товарищ нюхал. Жмурил от счастья глаза. Мы с компаньонкой – женщиной, что с другого конца веревки подвязана была, друг другу начинали улыбаться и переглядывались…

И уходила постепенно горечь не очень удачного похода к юристам в обычном и нелюбовном человеческом мире.

Я взмокла под пуховиком, доказывая им, что трактор, который чистил снег, должен сгребать его в кузов большого самосвала для немедленной вывозки.

Юристы даже не улыбались. Они упрямо не понимали меня. И объясняли:

- Через три месяца снег сам растает, вода утечет. - Была согласна. Не знала, как сегодня и завтра, и послезавтра, перебираться через горы приваленных к забору неровных глыб. Еще переживала, что очередная расчистка дороги, обрушит под тяжестью приваленных снежных глыб не только забор, но и дом.

Забор был старым. Столбы прогнивали быстро и чинились каждое лето.

Как много толеранции было в юристах! Как много служебного рвения!

Они охраняли интересы МЭРии с доверчивостью сторожевых собак. Они добросовестно отрабатывали свою зарплату из МЭРии.

И сразу глохли, как только я пыталась сказать, что деньги, которые требуют с меня за уборку мусора и территории, являются незаконно – истребованным платежом, потому что за все годы проживания здесь, я никогда не видела ни одного уборщика, дворника или мусорщика...

Как козырного туза или джокера из рукава, администрация вытаскивала объяснение, что собственница всего жилого фонда я. Когда и если им было это нужно. А в нужных случаях заявляла, чтобы не забывала платить суммы за поднаем жилого помещения и аренды жилья.

Устала убеждать юристов, что нужен документ, нужно заявление от меня, чтобы пересмотрели оплату услуг, которые отрабатываем, выполнять всегда сами мы, в сторону уменьшения.

Юристы глохли и слепли. Они делали ошибки в заявлении и письме, не понимали сути вопросов, переспрашивали. И делали все это только лишь потому, что состояли на службе в МЭРии…

Мы вышли от юристов. Сжимала драгоценные листки. Мне тяжело досталась эта Пиррова победа...

И дочь сказала:

- Мне неудобно говорить. Ты пахнешь по;том… - Я помолчала. Была такая усталая. Дочь стала беспокоиться:

- Ты может быть, обиделась, мам. – Не стала объяснять, что мой повзрослевший ребенок пахнет дезодорантами и духами, как целая клумба цветов, только не живых, а альдегидно – химических…

Есть маленькое волшебство в искусстве подбора духов. И редко – редко вытягиваешься в струнку, следишь носом, стремишься достать и стараешься остаться в волне по – настоящему привлекательного женского или мужского, подчёркнутого удачными духами запаха.

Сейчас почти все запахи гасит маска, которую нужно не то для защиты от вируса носить, не то, чтобы не арестовали для штрафа или административного наказания.

- Ты обижаешься, что я сказала? – Тряс меня, пахучий, как все искусственные цветы разом, встревоженный и подрощенный, но еще такой невзрослый ребенок.

Нашла наконец – то ответ. Сказала:

- Ну что ты, нет. Я рада, что у тебя хорошее обоняние и нет никакого Короновируса…

Сейчас меня любил соба;к. Большой внезапной и возвышенной любовью. Я благодарна ему была. Протянутую лапу взяла. И удивилась, какая она красивая.

- Ох, что же мне делать? – Волновалась его хозяйка. – Он так к Вам пристал. Он никогда не пристает к прохожим на улицах.

- Ему просто интересно, - отвечала я. – Он молодой еще?

- Да, - соглашалась его хозяйка.

- Я пахну кошками и собаками. Еще немножечко пахну собой. Нет резких химических запахов. И нос собачий ничего резкого не отпугивает.

Сейчас, он нанюхается и сам с Вами домой пойдет.

Ему Вы объясните, что мой соба;к живет на улице, в будке, даже зимой, когда морозы. А Вашему с Вами повезло. Ему не будет лучше со мной.

- Да как же я объясню? – Металась и мучилась хозяйка большого коккер – спаниеля, молодого, коричневого, красивого.

Сидела на остановке. И думала про любовь. Никак спаниель не мог расстаться со мной. Его любовь была необъятной! Подтаскивал хозяйку, хвостом вилял. Садился рядом и всем видом заявлял, что жить теперь к нам переезжает!

И после расставания теплое чувство оставалось в душе. Любовь, даже мимолетная и незавершенная, так грела душу, что не обижалась я на маленькую собачку неизвестных пород, которая злобно меня облаивала.

Не обижалась. Смотрела на помесь непрочесанной щетки и ежа с меховой колбасой, немного свысока и чуть презрительно:

- Подумаешь, у меня в запасе ещё была большая и внезапная любовь такого красивого молодого и большого мужчины!

Трамвай подошел вскоре и был пустым и холодным. он вез меня и кондукторшу то разгоняясь, то раскачиваясь и всеми колесами переговариваясь короткими согласными междометиями:

Ум – дум, гум – гум, на каждом из стыков неровных рельс.

..Бежала домой, торопилась. Но сумки тянули за руки.

Цеплялись за малочищенную от снега узенькую дорожку. И думалось: «Дойду, не дойду, упаду, не упаду»

… А сумерки темнели и превращались в глухую ночь.

Маленький песик, что гулял мне навстречу, остановился сам и свою хозяйку затормозил.

Я очень ему понравилась! Еще бы! На мне было столько навешано и намешано упоительных запахов! Совсем незаметных для человеческого носа, но о таких приятных житейских встречах, запахи говорили носу собачьему.

Для молодого песика я была вроде опознавательного, с метками столба!

Он нюхал меня, нюхал, нюхал! Закончив с носками и пятками сапог приступал к обнюхиванию голенищ!

Я отдыхала, отставивши сумки в сторону. И объясняла хозяйке пёсика, что запахи оставили домашний пес и кот. Потом залюбил меня коккер – спаниель на улице.

И тоже оставил массу своих аппетитных собачьих запахов.

Я на сегодня из многих обнюхиваний и встреч состояла. И разрешала собачке:

- Ладно уж, нюхайте меня, нюхайте!

Домашний, истосковавшийся по дружескому общению пес, меня обнюхивал вдохновенно!

Пытался уйти и возвращался. Нанюхаться и остановиться никак не мог…

Я чувствовала, как собака разрывается между желаниями еще немного задержаться и пробежаться по улице: гулять, так гулять.

- Все? Мы нанюхались? – Спросила у песика. Он сомневался, хвостом вилял.

- Все? – Повторила. И получила:

- Спасибо! – От хозяйки пса. Ответила:

- Пожалуйста. – Не поняла.

Смеяться мы начали одновременно. И чувствовали симпатию собачниц обыкновенных, друг к другу, к миру, к зиме. Даже к холоду, ветру и снегу…

Бежала домой легко. Сумки почти не резали рук.

И думала о том, что если люди еще умеют отвлекаться на разные маленькие приветливые глупости, то жизнь, даже в эпоху всяческих ограничений и изоляций и карантинов по вирусам, все равно продолжается…