Она просто живёт...

Ночная бабочка, что украшала собой утреннее окно, была похожа на семечко клёна. Впрочем - меньше был размах ея крыл, и недалёк был бы полёт, случись ей родиться тем самым семечком.

Но она-таки была бабочкой, скромницей. Распускающий дурной слух о ночных бабочках, вряд ли бы сумел описать её норов, либо платье. Ну - юбка в пол или парео, не позволяющее обнаружить острые коленки, или пончо, скрывающее угловатые локотки.

И ходит тихо, роняет изредка тень на свет, выбивающийся из щели неплотно прикрытой двери и занавески, тает в сумраке под ритм болеро, на который стремятся сорваться ходики.

Наряды её более, чем неброски, но не менее, чем элегантны, - цвета шамуа с рисунком, кой майя-киче подглядели некогда у них же, и присвоили себе, не опасаясь, что бабочки посмеют оспорить, доказывая правость, первость свою.

Зяблик метнулся понизу, лягушонком через дорогу. С полным, явным осознанием собственной важности, лежат её поперёк, мешая пройти, собаки. Провожая бабочек из сумрака леса на просвет полян и просек, они зевают, тянутся до хруста,  согнув крючком хвосты, и уходят во двор спать, оставляя после себя уютные, тёплые ямки, что покроются вскоре узором следов косуль.

Боится ли бабочка ночи? Коли б страшилась - оставалась бы в пыльной щели навсегда, ибо страх вытесняет радость.

Бабочка... Она не ждёт, не предвкушает ничего хорошего, не предвосхищает дурное, она просто  жива, живая, живёт.