Паразиты

  ПАРАЗИТЫ

  Роман

---

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  ДИАГНОЗ

---

  Глава 1
  ЗВОНОК

Звонок раздался в четыре утра.

Андрей Викторович Сомов не спал — он давно уже не спал по ночам. Сидел в кресле у окна, смотрел на фонарь во дворе и думал о том, о чём не мог перестать думать вот уже третью неделю.

О Мишке.

Телефон зазвонил, и он не сразу понял, что это телефон. Потом встал, прошёл в прихожую, снял трубку.

— Андрей Викторович? — голос был женский, официальный. — Это приёмный покой. У нас ребёнок, четыре года, подозрение на менингококковую инфекцию. Генерализованная форма. Состояние тяжёлое.

Он слушал и одновременно уже надевал брюки, зажав трубку плечом.

— Еду.

Жена не проснулась. Она теперь пила снотворное — после Мишки не могла заснуть иначе. Сомов не стал её будить. Вышел, сел в машину, поехал.

Город был пустой, тёмный. Декабрь. Фонари горели через один — экономия. Сомов ехал и думал о том, что вот так же он ехал три недели назад, когда позвонила дочь. «Папа, у Мишки температура. Папа, его рвёт. Папа, он не реагирует...»

Он гнал тогда через весь город. Он — заведующий инфекционным отделением, кандидат наук, тридцать лет практики — гнал к своему внуку и молился. Он, атеист, молился какому-то богу, в которого не верил, чтобы это оказалось не то, что он думал.

Это оказалось именно то.

Менингококцемия. Молниеносная форма. Мишка умер через одиннадцать часов после первого симптома. Сомов был рядом. Он делал всё, что мог. Он делал всё правильно — по протоколу, по науке, по опыту. И Мишка умер.

Ему было четыре года. Как тому ребёнку, к которому он сейчас ехал.

---

В приёмном покое пахло хлоркой и страхом. Сомов знал этот запах — так пахнет, когда родители понимают, что происходит что-то страшное, но ещё надеются.

Мать стояла у стены, вцепившись в сумку. Молодая, лет двадцать пять. Глаза красные, сухие — слёзы кончились.

— Доктор, — она шагнула к нему. — Доктор, скажите...

— Я посмотрю ребёнка, — сказал Сомов. — Подождите здесь.

Он прошёл в смотровую. На кушетке лежал мальчик — маленький, бледный, с закрытыми глазами. На коже — характерная сыпь. Геморрагическая. Звёздчатая. Та самая, которую он видел сотни раз. Та самая, которую видел на Мишке.

Дежурный врач — молодой парень, Сомов помнил его, недавно после ординатуры — стоял рядом, ждал.

— Когда начало?

— Мать говорит, вчера вечером поднялась температура. Ночью — рвота, сыпь. Привезли час назад.

Сомов наклонился над ребёнком. Проверил рефлексы. Посмотрел зрачки. Пощупал пульс — нитевидный, частый.

— Люмбальную делали?

— Да. Ликвор мутный, цитоз высокий.

— Посев?

— Отправили.

Сомов выпрямился. Посмотрел на монитор — давление падало.

— Антибиотики?

— Цефтриаксон, начали сразу.

— Хорошо. Добавьте дексаметазон. Готовьте к переводу в реанимацию.

Он говорил спокойно, профессионально. Он знал, что делать. Он делал это тридцать лет. Руки не дрожали, голос не срывался.

Но где-то внутри, там, где раньше была уверенность, теперь была пустота.

*Ты опять будешь делать всё правильно*, подумал он. *И опять это может не помочь.*

---

Ребёнок умер через шесть часов.

Сомов стоял в коридоре и слушал, как кричит мать. Крик был животный, первобытный — так кричат, когда рвётся что-то внутри, что-то, что никогда не срастётся обратно.

Он знал этот крик. Он слышал его от своей дочери.

Молодой врач подошёл, остановился рядом.

— Андрей Викторович... Мы же всё сделали правильно?

Сомов не ответил.

— Мы же всё сделали по протоколу? — голос у парня дрожал. — Антибиотики, гормоны, инфузия...

— Да, — сказал Сомов. — Всё правильно.

— Тогда почему?..

*Почему.* Хороший вопрос. Вопрос, на который Сомов не мог ответить.

Он повернулся и пошёл к выходу. В дверях остановился.

— Я беру отпуск.

Молодой врач смотрел на него с непониманием.

— Надолго?

— Не знаю.

Сомов вышел на улицу. Было уже светло — серое декабрьское утро, мокрый снег. Он стоял на крыльце больницы и думал.

Тридцать лет он лечил инфекции. Тридцать лет боролся с бактериями, вирусами, паразитами. Он знал их — знал, как они размножаются, как поражают организм, как их убить. Он написал диссертацию, опубликовал десятки статей, обучил сотни студентов.

И вот — стоит на крыльце и не понимает.

Не понимает, почему один ребёнок выживает, а другой умирает при одинаковом лечении. Не понимает, почему Мишка — здоровый, крепкий мальчик — сгорел за одиннадцать часов. Не понимает, зачем вообще существуют эти твари — бактерии, вирусы, паразиты, — которые убивают детей.

*Эволюция*, сказал бы он раньше. *Естественный отбор. Биология.*

Но сейчас эти слова казались пустыми. Как протоколы. Как диссертации. Как тридцать лет опыта.

Сомов достал телефон, набрал номер жены.

— Люда, я уезжаю. В деревню. К бабушкиному дому.

Пауза.

— Зачем?

— Не знаю. Побыть один. Подумать.

Ещё одна пауза. Потом — тихо:

— Хорошо, Андрей. Езжай.

Он сел в машину и поехал.

---

  Глава 2
  ДОРОГА

До деревни было триста километров.

Сомов ехал по трассе, смотрел на серую ленту асфальта и думал о паразитах.

Странное дело — он посвятил им жизнь, но никогда не думал о них *так*. Как учёный, как врач — да. Он знал их классификацию, морфологию, циклы развития. Он знал, какие препараты их убивают и почему. Но он никогда не спрашивал себя: *зачем они вообще существуют?*

В институте этот вопрос не задавали. Там учили: паразиты — это данность. Они есть, они были всегда, они будут всегда. Задача врача — бороться с ними. Не философствовать.

Но сейчас, после Мишки, этот вопрос не давал покоя.

Менингококк — *Neisseria meningitidis* — крошечная бактерия, диплококк, похожий под микроскопом на кофейное зёрнышко. Живёт в носоглотке человека. У большинства — просто живёт, не причиняя вреда. Носительство. Но иногда — у одного из тысячи, из десяти тысяч — прорывает защиту, попадает в кровь, вызывает сепсис, менингит, смерть.

Почему именно у этого? Почему именно сейчас?

Врачи говорят: *ослабленный иммунитет*, *генетическая предрасположенность*, *неблагоприятное стечение обстоятельств*. Красивые слова. Но что за ними?

Сомов вспомнил статистику. Менингококковая инфекция — летальность до 15% при генерализованных формах. При молниеносном течении — до 80%. Восемьдесят процентов. Это значит: из десяти детей, заболевших так же, как Мишка, восемь умрут. Даже при правильном лечении. Даже если дедушка — лучший инфекционист города.

*Восемьдесят процентов.*

Он съехал на обочину, остановился. Руки дрожали.

Тридцать лет он принимал это как данность. Тридцать лет говорил родителям: *мы сделали всё возможное*. Тридцать лет — и ни разу не спросил себя: *почему так устроен мир?*

Теперь спросил. И не находил ответа.

---

К вечеру он добрался до деревни.

Деревня называлась Калиновка — двадцать домов, половина заброшенных. Бабушка умерла пятнадцать лет назад, дед — ещё раньше. Дом стоял пустой, но Сомов платил соседке, чтобы присматривала, топила иногда печь, чтобы не отсырел.

Он подъехал, вышел из машины. Воздух был другой — не городской. Пахло дымом, снегом, чем-то забытым из детства.

Дом был маленький, деревянный, с резными наличниками. Бабушка Марья Степановна — *баба Маша* — жила здесь всю жизнь. Лечила людей. Травами, наговорами, руками. К ней приезжали из соседних деревень, даже из города — когда врачи разводили руками.

Сомов в детстве проводил здесь каждое лето. Помогал бабушке собирать травы, сушить их, связывать в пучки. Она рассказывала: эта трава от живота, эта от головы, эта от *червей*. Он слушал, запоминал — а потом вырос и стал *настоящим* врачом, с дипломом, со специализацией. И забыл бабушкины травы. Решил, что это суеверия.

Теперь он стоял у её дома и думал: *а вдруг не суеверия?*

Открыл калитку, прошёл по тропинке. Дверь была не заперта — в деревне не запирали. Вошёл.

Внутри пахло старым деревом и сухими травами. Соседка топила недавно — было тепло. Сомов прошёл в комнату, сел на лавку.

Всё было как в детстве. Печь, стол, иконы в углу. Полки с банками — травы, коренья, какие-то настойки. И — тетради. Толстые, клеёнчатые, исписанные бабушкиным почерком.

Он помнил эти тетради. Бабушка писала в них каждый вечер — записывала рецепты, наблюдения, случаи из практики. Он никогда их не читал. Не интересовался.

Теперь — потянулся к полке, взял верхнюю тетрадь.

Открыл.

---

*«15 мая 1973 года. Приходила Настасья Фёдорова с дочкой. У девочки черви — видно по глазам, по языку, по животу. Мать говорит — ест много, а худая. Дала полыни с пижмой, как всегда. Сказала пить семь дней, потом прийти.*

*Черви — это не просто черви. Это знак. Когда в человеке заводится нечистое — снаружи или изнутри — тогда и черви приходят. Они как санитары: где грязь, там и они. Чисто живёшь — не приходят. Грязно — приходят.*

*Настасья сама грязно живёт. С мужем ругается, на соседей злится, в церковь не ходит. Вот и дочка болеет. Я ей сказала — не только траву пить, но и жизнь чистить. Не послушает, конечно. Они никогда не слушают...»*

Сомов читал и чувствовал, как внутри что-то сдвигается.

Бабушка писала о паразитах. О тех же паразитах, с которыми он боролся всю жизнь. Но писала по-другому. Для неё они были не просто *организмами*, не просто *возбудителями заболеваний*. Они были — *знаком*. Следствием чего-то большего.

Бред? Суеверие?

Или — знание, которое он потерял, пока учился в институте?

Сомов отложил тетрадь. Встал, подошёл к окну.

За окном темнело. Снег падал — тихий, медленный. Деревня засыпала.

Он подумал: *я приехал сюда, чтобы убежать. Но, кажется, я приехал сюда, чтобы найти.*

---

  Глава 3
  ТЕТРАДИ

Ночью он не спал — читал.

Бабушка вела записи сорок лет. Тетрадей было двенадцать — толстых, разбухших от времени. Она писала обо всём: о травах, о больных, о погоде, о снах. И — о паразитах.

Сомов читал и не мог оторваться.

---

*«Черви бывают разные. Круглые — аскариды, острицы — это самые частые. Приходят от грязи, от немытых рук. Лечатся легко — полынь, пижма, чеснок. Плоские — сосальщики — эти от рыбы, от мяса сырого. Эти труднее, нужна долгая чистка. Ленточные — цепни — самые упорные. Эти с человеком живут годами, высасывают силу. От них нужны сильные средства и сильная воля.*

*Но черви — это только начало. Есть твари мельче червей — их не видно глазом. Бабка моя называла их «лихорадки». Говорила: лихорадка — это когда в крови завелось дурное, и тело горит, выжигает его. Иногда выжигает, иногда — нет.*

*А ещё мельче — те, что в голове селятся. Не в мозгу — в мыслях. Те, что нашёптывают злое, гонят на грех. Этих никакой травой не выведешь. Только молитвой, только покаянием...»*

---

Сомов остановился.

*«Те, что в голове селятся»* — это бабушка о чём? О психических расстройствах? Или...

Он вспомнил токсоплазму.

*Toxoplasma gondii* — простейший паразит. Основной хозяин — кошки. Промежуточный — грызуны, птицы, люди. У большинства людей токсоплазмоз протекает бессимптомно. Но — и это Сомов знал из исследований — паразит влияет на поведение.

У заражённых мышей исчезает страх перед кошками. Они перестают убегать — наоборот, идут к хищнику. Паразиту это выгодно: ему нужно попасть в кошку, чтобы завершить цикл развития. И он *меняет поведение* хозяина, чтобы это случилось.

А у людей? Исследования показывали связь токсоплазмоза с шизофренией, с повышенным риском аварий, с изменениями личности. Не доказано окончательно, но — связь есть.

*«Те, что в голове селятся...»*

Бабушка не знала слова «токсоплазма». Но она знала, что существуют паразиты, которые влияют на мысли. Откуда?

---

Он читал дальше.

*«Пришёл Иван Петрович, плотник. Жалуется — живот болит, слабость, в глазах темно. Я посмотрела — печень увеличена, желтизна под глазами. Спросила: рыбу сырую ел? Признался — ел. Строганину, на охоте. Значит, двуустка.*

*Двуустка — тварь упорная. Сидит в печени, в желчных протоках, сосёт кровь. Живёт годами. От неё — травы горькие, долго. И ещё — нужно печень чистить, желчь гнать. Дала ему сбор: бессмертник, кукурузные рыльца, полынь. Сказала пить месяц, потом прийти.*

*Но главное — сказала ему: ты, Иван, внутри гниёшь. Не только в печени — в душе. Злишься много, обижаешься. Злость — она как желчь застойная. Не выйдет — отравит. Паразит приходит туда, где уже есть гниль. Он не причина — он следствие...*»

---

Сомов отложил тетрадь.

*«Паразит приходит туда, где уже есть гниль. Он не причина — он следствие».*

Это было не научно. Это было — из другой системы координат. Из той, где болезнь — не случайность, а знак. Где тело и душа связаны. Где паразит — не просто организм, а *что-то большее*.

Он, конечно, не верил в это. Он был врач, учёный. Он знал, что описторхоз — это *Opisthorchis felineus*, плоский червь, сосальщик. Что заражение происходит при употреблении сырой рыбы семейства карповых. Что лечится празиквантелом или альбендазолом.

Но — почему Иван Петрович съел эту рыбу? Почему именно он, а не его товарищ по охоте? Почему паразит прижился именно в нём?

*«Паразит приходит туда, где уже есть гниль...»*

Сомов встал, подошёл к окну. За окном светало. Он просидел над тетрадями всю ночь.

И понял: он только начал.

---

  Глава 4
  ГОСТИ

На третий день приехала дочь.

Сомов услышал машину, вышел на крыльцо. Лена выходила из такси — худая, бледная, в чёрном пальто. После Мишки она не снимала чёрное.

— Папа.

— Лена.

Они обнялись. Сомов почувствовал, какая она лёгкая — как будто из неё вынули что-то главное.

— Мама сказала, ты здесь. Что ты тут делаешь?

— Читаю.

— Читаешь? — она посмотрела на него странно. — Что читаешь?

— Бабушкины тетради.

Лена прошла в дом, огляделась. Села на лавку — туда же, где когда-то сидела в детстве.

— Зачем тебе это, папа? Ты же врач. Ты в эти травки не веришь.

— Не верил, — сказал Сомов. — Теперь — не знаю.

Она молчала. Потом — тихо:

— Это из-за Мишки?

Он не ответил. Налил ей чаю, сел напротив.

— Лена. Я хочу понять. Почему он умер.

— Папа, ты сам сказал — инфекция. Молниеносная форма. Такое бывает.

— Бывает. Но почему? Почему именно он? Почему именно так?

Она смотрела на него, и в её глазах был страх.

— Папа, ты меня пугаешь. Ты говоришь как... как те люди, которые ищут виноватых. Как будто кто-то виноват в том, что Мишка...

— Я не ищу виноватых, — перебил Сомов. — Я ищу смысл. Понимаешь? Смысл.

— Какой смысл? В смерти ребёнка нет смысла!

Она заплакала — тихо, без звука. Слёзы текли по щекам, она не вытирала их.

Сомов сидел и смотрел на свою дочь. На женщину, которая потеряла сына. Которая больше никогда не будет прежней.

— Прости, — сказал он. — Прости меня.

— За что?

— Я не смог его спасти.

Она подняла голову. Посмотрела на него — долго, пристально.

— Ты сделал всё, что мог.

— Да. И этого оказалось мало.

Они сидели молча. Чай остывал. За окном падал снег.

Потом Лена сказала:

— Я знаю, зачем ты сюда приехал. Не только читать. Ты хочешь найти ответ. Ответ, которого нет.

— Может, есть.

— Папа...

— Лена. Я тридцать лет лечил людей. Я думал, что понимаю, как это работает. Бактерии, вирусы, паразиты — враги. Антибиотики, антигельминтики — оружие. Всё просто. Но это не просто. Я это понял только сейчас.

Она молчала.

— Бабушка знала что-то, чего я не знаю. Что-то, чему не учат в институтах. Я хочу это найти.

— И что потом?

Сомов помолчал.

— Не знаю. Может, пойму, почему Мишка умер. Может — нет. Но я должен попытаться.

Лена встала. Подошла к нему, обняла.

— Ищи, папа. Если тебе это нужно — ищи. Только не потеряйся там.

Она уехала вечером. Сомов стоял на крыльце и смотрел, как машина скрывается за поворотом.

Потом вернулся в дом и открыл следующую тетрадь.

---

*Конец первой главы*

---
 
  Глава 5
  ЧЕРВИ

Прошла неделя.

Сомов жил один, читал, думал. Соседка — баба Нюра, восьмидесяти лет — приносила ему молоко и хлеб, смотрела с любопытством, но не расспрашивала. В деревне уважали чужое горе.

Он прочитал все двенадцать тетрадей. Потом начал сначала — уже с карандашом, делая пометки. Выписывал рецепты, сравнивал с тем, что знал из медицины.

И удивлялся.

Бабушка, деревенская знахарка, без образования, без микроскопа — знала о паразитах удивительно много. Не так, как знают учёные — с латинскими названиями и циклами развития. Иначе. Она знала их *изнутри*. Как будто видела.

---

*«Аскарида — тварь хитрая. Не сидит на месте. Из кишок идёт в печень, из печени — в сердце, из сердца — в лёгкие. Человек кашляет — думает, простыл. А это она, тварь, в лёгких сидит, дышать мешает. Потом — обратно в кишки, через горло. Человек её проглатывает, сам не зная. И так — по кругу».*

---

Сомов читал и не верил своим глазам.

Это же описание миграции личинок аскариды. Точное, клиническое. Из кишечника — через печёночные вены — в сердце — в лёгкие — через бронхи в глотку — и обратно в кишечник. Классический цикл, который изучают на третьем курсе медицинского.

Откуда бабушка это знала?

Она не вскрывала трупы. Не смотрела в микроскоп. Не читала учебников.

Но она *видела*.

---

*«Когда аскарида в лёгких — человек кашляет сухо, без мокроты. Или с мокротой светлой, скудной. Это она, тварь, царапает бронхи. Если много их — может кровью харкать. Врачи скажут: пневмония. А это — черви. Дай полынь, дай пижму — кашель пройдёт».*

---

Сомов вспомнил: «летучие эозинофильные инфильтраты», синдром Леффлера. На рентгене — затемнения в лёгких, которые появляются и исчезают. Врачи знают: это миграция личинок. Но как часто они об этом думают?

Он сам — сколько раз видел пациентов с непонятным кашлем? Сколько раз назначал антибиотики, не подумав о паразитах?

Много. Слишком много.

---

Он читал дальше.

*«Острица — тварь ночная. Днём сидит тихо, а ночью вылезает, яйца кладёт. Ребёнок чешется, плачет, спать не может. Мать думает — глисты. Правильно думает. Но не знает главного: острица — это знак нечистоты. Не только в теле — в доме. Где грязно, где не моют руки, где едят что попало — там острицы заводятся. Вывести их просто — чеснок, полынь, клизма. Но если дом не почистить — вернутся».*

---

Это тоже было верно. Энтеробиоз — болезнь грязных рук. Самозаражение: ребёнок чешется ночью, яйца попадают под ногти, утром он тянет руки в рот — и цикл повторяется. Без гигиены никакое лечение не поможет.

Но бабушка добавляла что-то ещё. «Знак нечистоты». Не только физической — какой-то другой. Какой?

---

*«Цепень — тварь царская. Сидит в кишках, как царь на троне. Длинный — до десяти аршин. Ест то же, что хозяин ест, — а хозяин худеет. Членики его выходят с калом — белые, плоские, шевелятся. Люди пугаются — а это он, цепень, размножается.*

*От цепня трудно избавиться. Он крепко держится — присосками, крючьями. Если голову не вывести — вырастет снова. Нужны сильные средства: папоротник мужской, тыквенные семечки, голод. И ещё — нужно понять: откуда он взялся. Цепень приходит к тем, кто сам паразитирует. Кто живёт за чужой счёт. Кто берёт и не даёт. Это зеркало».*

---

Сомов отложил тетрадь.

«Цепень приходит к тем, кто сам паразитирует».

Это было уже не медицина. Это была — философия. Или мистика. Или безумие.

Или — правда, которую он не хотел видеть.

---

Он вышел на улицу. Было холодно, темно. Звёзды — яркие, как в детстве. В городе таких звёзд не увидишь.

Стоял и думал.

Тридцать лет он лечил тела. Убивал паразитов химией — альбендазолом, мебендазолом, празиквантелом. Эффективно. Научно. Доказательно.

Но никогда не спрашивал: *почему этот паразит пришёл к этому человеку?*

Случайность? Грязные руки? Плохо прожаренное мясо?

Или — что-то большее?

Бабушка верила: паразит — это знак. Следствие чего-то внутреннего. Болезнь тела отражает болезнь души.

Он, врач, в это не верил. Но — что если он ошибался?

---

  Глава 6
  ДВУУСТКА

На следующий день Сомов нашёл в тетрадях описание описторхоза.

Бабушка называла его «печёночной гнилью».

---

*«Печёночная гниль — от рыбы. Кто ест сырую рыбу, строганину, малосол — тот рискует. Тварь мелкая, плоская, как листок. Сидит в печени, в желчных протоках. Присасывается и сосёт. Человек желтеет, слабеет, живот болит справа. Врачи говорят: холецистит, панкреатит. А это — тварь.*

*Двуустка живёт долго — двадцать лет, тридцать. Человек привыкает, думает — это характер такой, раздражительный. А это — тварь его ест изнутри.*

*Вывести трудно. Нужны горечи: бессмертник, полынь, пижма. Нужно желчь гнать, печень чистить. И нужно — простить. Двуустка приходит к тем, кто держит обиду. Кто не отпускает. Кто носит в себе старое, гнилое. Обида — это застой. Застой — это гниль. Гниль — это тварь».*

---

Сомов читал и вспоминал.

Описторхоз. *Opisthorchis felineus* — кошачья двуустка. Эндемичная инфекция для Сибири, Урала, Поволжья. Заражение — через сырую или плохо обработанную рыбу семейства карповых. Паразит живёт в желчных протоках до 25-30 лет. Вызывает хронический холангит, холецистит, может привести к раку желчных протоков.

Всё верно. Всё — по учебнику.

Но бабушка добавляла: «обида», «застой», «гниль». Связывала болезнь тела с состоянием души.

Это было ненаучно. Недоказуемо. Невозможно опубликовать в рецензируемом журнале.

Но — что если в этом был смысл?

---

Он вспомнил пациента. Иван Степанович, шестьдесят два года. Пришёл с желтухой, болями в правом подреберье. Диагноз — описторхоз, массивная инвазия. Лечили празиквантелом, потом — повторный курс. Паразитов вывели, анализы чистые.

Через год — вернулся. Те же жалобы. Анализы — снова описторхоз.

— Вы что, опять сырую рыбу ели? — спросил тогда Сомов.

— Нет, доктор. Ни-ни. Всё варю, всё жарю.

Откуда тогда реинвазия? Загадка. Сомов списал на случайность — может, в гостях съел что-то, может, на рыбалке.

Но теперь думал иначе.

Иван Степанович был человеком обидчивым. Со всеми ругался — с женой, с детьми, с соседями. Носил в себе старые обиды, не прощал ничего. «Застой». «Гниль».

Может, паразит — не причина, а следствие? Может, он приходит туда, где уже есть для него почва?

---

*«Лечить тело — мало. Нужно лечить душу. Если человек изменится внутри — тварь уйдёт сама. Если не изменится — вернётся, сколько ни трави».*

---

Сомов записал это в блокнот. Подчеркнул.

Он не верил в мистику. Но он видел — своими глазами, за тридцать лет практики — что одни люди болеют снова и снова, а другие — нет. При одинаковых условиях. При одинаковом лечении.

Почему?

Медицина говорила: иммунитет, генетика, случайность.

Бабушка говорила: душа.

Кто прав?

---

  Глава 7
  ПУТЕШЕСТВЕННИКИ

Вечером пришла баба Нюра — принесла творог.

— Ты, Андрей, всё читаешь? — спросила, ставя миску на стол.

— Читаю, баба Нюра.

— Бабкины тетради?

— Да.

Она села на лавку, посмотрела на него внимательно.

— Марья Степановна знала много. Больше, чем я. Больше, чем кто угодно в округе. К ней из города приезжали — профессора, учёные. Спрашивали, записывали. Она им рассказывала, а они не верили. Смеялись потом, небось.

— Откуда она знала? — спросил Сомов.

— А кто ж её знает. Говорила — видит. Закроет глаза, руку положит на человека — и видит, что внутри. Где болит, где тварь сидит, где гниль завелась. Дар такой.

— Дар?

— Ну а как ещё назвать? У кого-то голос, у кого-то руки золотые, а у неё — глаза внутренние. Видела то, что другие не видят.

Сомов молчал. Баба Нюра продолжала:

— Я её спрашивала однажды: Марья, а откуда твари берутся? Она говорит: они не берутся — они приходят. Где грязь, там и они. Только грязь бывает разная. Есть грязь снаружи — не помыл руки, съел плохое. А есть грязь изнутри — злость, обида, зависть. Эта грязь — страшнее. От неё твари сильнее.

— Вы верите в это?

Баба Нюра пожала плечами.

— А чего верить? Я видела. Приходили к ней люди — больные, жёлтые, худые. Она их лечила — травами, наговорами, руками. Одни выздоравливали, другие — нет. Я спрашивала: почему? Она говорила: те, кто меняется — выздоравливают. Те, кто не меняется — болеют дальше. Тварь — это учитель. Она учит человека. Если выучил — уходит. Если не выучил — остаётся.

---

После ухода бабы Нюры Сомов долго сидел в темноте.

«Тварь — это учитель».

Странная мысль. Чудовищная, если вдуматься. Получается — паразит не враг? Не случайность? А — урок?

Он вспомнил Мишку. Четыре года. Менингококк.

Какой урок? Кому? Мишке? Он был ребёнком, он ничего не понимал. Родителям? Они страдают до сих пор. Ему, деду? Он потерял веру в свою профессию.

Где здесь урок? Где смысл?

Или — смысла нет? Или бабушка ошибалась?

Или — он чего-то не понимает?

---

Он открыл следующую тетрадь. Искал — сам не зная, что.

И нашёл.

---

*«Тварь — не зло. Тварь — это Божья тварь, как и всё живое. Она делает свою работу — чистит мир от гнили. Где гниль — там тварь. Это закон. Не тварь виновата, что пришла. Виноват тот, кто гниль развёл.*

*Но бывает — тварь приходит к чистому. К ребёнку, к праведнику. Почему? Потому что мир един. Гниль одного — касается всех. Ребёнок болеет за грехи рода. Праведник — за грехи народа. Это несправедливо? Да. Но это — закон. Не мы его придумали, не нам его менять.*

*Что делать? Чистить. Себя — каждый день. Свой дом — каждый день. Свой род — как можешь. Меньше гнили — меньше твари. Это всё, что можно».*

---

Сомов закрыл тетрадь.

«Ребёнок болеет за грехи рода».

Это было больно. Это было несправедливо. Это было — правдой?

Он не знал. Но что-то внутри него — там, где раньше была пустота — начало шевелиться. Что-то похожее на понимание. Или на начало понимания.

---

  Глава 8
  ЛЕНТЕЦ

На десятый день Сомов решил проверить бабушкины рецепты.

Не на пациентах — на себе.

Он помнил: в молодости, после экспедиции на Север, у него нашли дифиллоботриоз — широкого лентеца. Лечился фенасалом, вылечился. Но — кто знает? Анализы давно не сдавал. Может, что-то осталось.

Он достал бабушкину тетрадь, нашёл рецепт.

---

*«От цепня и лентеца — тыквенные семечки. Триста грамм, очищенные, с зелёной плёночкой. Натощак, разжевать медленно. Через два часа — касторка, столовая ложка. Тварь отцепится и выйдет. Повторить через неделю».*

---

Простой рецепт. Научно обоснованный — тыквенные семечки содержат кукурбитин, который парализует мускулатуру гельминтов. Касторовое масло — слабительное, выводит парализованных червей.

Сомов купил семечки в сельпо. Касторку нашёл в бабушкиных запасах — стояла, не испортилась.

Утром, натощак, съел триста грамм семечек. Долго жевал, запивал водой. Через два часа — выпил касторку.

К вечеру — результат. В унитазе он увидел то, чего не ожидал увидеть.

Членики. Белые, плоские, несколько штук.

Широкий лентец. Всё ещё жил в нём — тридцать лет спустя после «успешного» лечения.

---

Сомов сидел на краю ванны и смотрел на это.

Тридцать лет. Он — врач, инфекционист — носил в себе паразита тридцать лет и не знал.

Сколько ещё таких, как он? Сколько людей ходят с «вылеченными» инфекциями, которые на самом деле никуда не делись?

Он вспомнил статистику. Дифиллоботриоз — заражение через сырую или плохо обработанную рыбу. Распространён в Сибири, на Дальнем Востоке, в Прибалтике. Широкий лентец может жить в кишечнике человека до 25 лет и более. Вызывает B12-дефицитную анемию, слабость, утомляемость.

Слабость. Утомляемость.

Он списывал это на возраст. На стресс. На работу.

А это был — лентец.

---

Следующие три дня он повторял процедуру. Семечки, касторка. Выходили ещё членики — много. Потом — перестали.

Он чувствовал себя — иначе. Легче. Чище. Как будто что-то тяжёлое ушло.

Может, это был эффект плацебо. Может — реальное очищение. Он не знал. Но — чувствовал.

И впервые за долгое время — подумал о возвращении.

---

*«Тройчатка — сильное средство. Полынь, пижма, гвоздика. Полынь — горечь, убивает взрослых. Пижма — горечь, гонит желчь. Гвоздика — жгучая, убивает яйца и личинки. Вместе — сила.*

*Но осторожно. Тройчатка токсична. Нельзя детям, беременным, людям с больной печенью. Нельзя долго — не больше двух недель. После — перерыв.*

*И помни: трава убивает тело твари. А душу её — только покаяние».*

---

Сомов выписал рецепт в блокнот.

Полынь — 1 часть. Пижма — 2 части. Гвоздика — 1 часть. Смолоть в порошок. Принимать по чайной ложке три раза в день перед едой.

Он решил попробовать. Не сейчас — позже, когда вернётся в город. Когда проверит на себе ещё раз.

И — когда поймёт, что делать с этим знанием.

---

*Конец главы 8*

---
 
  ЧАСТЬ ВТОРАЯ
  АНАМНЕЗ

---

  Глава 9
  НЕВИДИМЫЕ

На второй неделе Сомов добрался до записей о простейших.

Бабушка называла их «невидимками» — тварями, которых нельзя увидеть глазом. Для неё, жившей без микроскопа, это было чудом: что-то настолько маленькое, что невидимо — и при этом способное убить человека.

---

*«Невидимки — самые хитрые. Черви хоть большие, их можно увидеть, когда выйдут. А невидимки — нет. Человек болеет, мучается, а не знает, что в нём живёт тварь.*

*Лямблия — тварь кишечная. Сидит в тонких кишках, ест то же, что хозяин. Человек худеет, слабеет, живот болит. Понос, газы, тошнота. Врачи говорят: гастрит, колит. А это — лямблия.*

*От лямблии — горечи. Полынь, пижма, чеснок. И ещё — нужно сладкое бросить. Лямблия любит сладкое. Кто много сладкого ест — тот её кормит».*

---

Сомов улыбнулся. Это было верно — лямблии действительно питаются углеводами. Диета с ограничением сахара рекомендуется при лямблиозе. Бабушка знала.

Но дальше было интереснее.

---

*«Есть невидимка, которая в голове живёт. Токсоплазма. От кошек приходит, от сырого мяса. Человек заражается — и не знает. Лежит тварь в мозгу, тихо сидит. А человек — меняется.*

*Видела я таких. Был мужик нормальный — стал странный. Рисковый, злой, сам на себя не похож. Жена плачет — что с ним? А это — тварь в голове.*

*От токсоплазмы лечения нет. Она в мозгу сидит, туда лекарство не доходит. Только молитва. Только покаяние. Только — чистая жизнь».*

---

Сомов отложил тетрадь.

Токсоплазма. *Toxoplasma gondii*. Паразит, который живёт в мозге. Меняет поведение.

Он знал об этом — читал исследования. У заражённых мышей исчезает страх перед кошками. Паразиту нужно попасть в кошку, чтобы размножиться — и он *манипулирует* поведением хозяина.

А у людей? Исследования показывали: связь с шизофренией, с рискованным поведением, с агрессией. Не доказано окончательно — но связь есть. Около трети человечества заражено токсоплазмой. Треть.

«Был мужик нормальный — стал странный».

Сколько таких? Сколько людей изменились — и не знают почему? Сколько браков распалось, сколько карьер разрушилось, сколько преступлений совершено — из-за паразита в голове?

И главное: *кто здесь хозяин?* Человек — или тварь внутри него?

---

*«Невидимки — это урок смирения. Человек думает, что он сам себе хозяин. Что его мысли — его. Что его желания — его. А невидимка показывает: ты не один в своём теле. Есть другие. И они тоже хотят жить».*

---

Сомов встал, прошёлся по комнате.

Это было философски. Даже — богословски. Бабушка говорила о свободе воли. О том, что человек — не абсолютный хозяин своих решений. Что есть факторы, которые он не контролирует.

Паразиты в голове — один из таких факторов.

Но есть и другие. Гены. Воспитание. Травмы. Химия мозга. Всё это влияет на решения, на поведение, на судьбу.

*Кто мы такие — если наши решения не вполне наши?*

Вопрос, на который у него не было ответа.

---

  Глава 10
  ТРИХОМОНАДА

В тетрадях была запись о трихомонадах. Бабушка называла их «срамной болезнью».

---

*«Срамная болезнь — от блуда. Кто живёт нечисто, тот её получает. Тварь мелкая, живёт в срамных местах. У баб — во влагалище, у мужиков — в члене. Зуд, выделения, боль. Передаётся от одного к другому — через грех.*

*Срамная болезнь — это знак. Тело говорит: ты живёшь неправильно. Остановись, подумай, покайся. Если не услышишь — будет хуже. Бесплодие, воспаление, рак.*

*Лечить — травами, промыванием. Но главное — покаяние. Без покаяния тварь вернётся».*

---

Сомов читал и думал о своих пациентах.

Трихомониаз — самая распространённая инфекция, передающаяся половым путём. Около 200 миллионов новых случаев в год по всему миру. Он лечил десятки, сотни таких пациентов. Метронидазол, тинидазол — эффективно, быстро. Следующий.

Но никогда не спрашивал: *почему?*

Почему этот человек заразился? Почему он живёт так, что заражается снова и снова? Что стоит за болезнью — какая история, какая боль, какая пустота?

Бабушка видела: «срамная болезнь — это знак». Тело говорит человеку что-то важное. Если не услышит — будет хуже.

Он, врач, лечил тело. А душу — не трогал. Не его дело. Не его специальность.

Но может, это было ошибкой?

---

  Глава 11
  ОТЕЦ НИКОЛАЙ

На пятнадцатый день к Сомову пришёл гость.

Он услышал стук в дверь, открыл — и увидел священника. Старого, седого, в чёрной рясе. Лицо — морщинистое, глаза — светлые, внимательные.

— Здравствуйте. Вы — внук Марьи Степановны?

— Да. А вы?

— Отец Николай. Служу в Покровском храме, в Малиновке. Это двадцать километров отсюда. Мне баба Нюра сказала, что вы здесь. Можно войти?

Сомов пропустил его в дом. Священник сел на лавку, огляделся.

— Я знал вашу бабушку. Она иногда приходила ко мне — исповедоваться, причащаться. Хорошая была женщина. Верующая.

— Вы знали, что она — знахарка?

— Знал. Она не скрывала. И я не осуждал. Она людям помогала — чем могла. Это не грех.

Они помолчали. Потом священник сказал:

— Баба Нюра говорит, вы читаете её тетради. И у вас — вопросы.

— Вопросы?

— О смысле. О страдании. О том, зачем Бог допускает болезни.

Сомов посмотрел на него. Откуда он знает?

— Я тоже врач, — продолжал отец Николай. — Был. Хирург. Тридцать лет оперировал. Потом — принял сан. Ушёл из медицины в Церковь.

— Почему?

— Потому что понял: лечить тело — недостаточно. Нужно лечить душу. А это — другая профессия.

---

Они говорили долго — до темноты.

Сомов рассказал о Мишке. О смерти внука, о кризисе, о бабушкиных тетрадях. О паразитах, которые — по словам бабушки — приходят как знак.

Отец Николай слушал, кивал.

— Ваша бабушка была мудрая женщина, — сказал он наконец. — Она видела то, чего не видят врачи. Связь между телом и душой. Между грехом и болезнью.

— Вы верите в это?

— Верю. Это не значит, что каждая болезнь — наказание за конкретный грех. Это было бы слишком просто. Но связь есть. Человек — единое целое. Тело, душа, дух — не отдельные части, а одно. Что происходит в душе — отражается в теле. И наоборот.

— А дети? — спросил Сомов. — Почему болеют дети? Они же не грешили.

Отец Николай помолчал.

— Это самый трудный вопрос. Богословы называют его «теодицея» — оправдание Бога. Почему всеблагой Бог допускает страдания невинных?

— И какой ответ?

— Ответа нет. Есть — попытки понять. Одна из них: мы — не отдельные существа. Мы — часть рода, часть человечества. Грех одного касается всех. Ребёнок несёт последствия грехов рода — родителей, дедов, прадедов. Это несправедливо? Да. Но это — закон мира, в котором мы живём.

— Жестокий закон.

— Да. Но в нём есть и другая сторона. Если грех одного касается всех — то и праведность одного касается всех. Один праведник может спасти многих. Один Христос — спас всё человечество. Это тот же закон, только с другой стороны.

Сомов молчал. Потом спросил:

— А паразиты? Зачем Бог создал паразитов?

Отец Николай улыбнулся.

— Бог создал мир — и дал ему свободу развиваться. Паразиты — часть этого мира. Они делают свою работу: чистят, перерабатывают, контролируют популяции. Без них экосистема не работала бы.

— Но они причиняют страдания.

— Да. Как и многое другое в этом мире. Огонь обжигает, вода топит, камень ломает кости. Мир опасен. Но он же — прекрасен. Одно без другого не бывает.

— Это не ответ.

— Это единственный ответ, который у меня есть. Полного ответа нет. Мы видим мир изнутри, из своего маленького угла. Бог видит целое. Может быть, с Его точки зрения всё имеет смысл. Может быть — нет. Мы не знаем.

— Тогда во что верить?

Отец Николай посмотрел на него долго.

— В то, что страдание — не бессмысленно. Что оно может быть преображено. Что из него может вырасти что-то новое — понимание, сострадание, мудрость. Ваш внук умер — и вы изменились. Вы ищете, думаете, растёте. Может быть, его смерть — часть вашего пути. Это не утешение. Это — возможность.

---

  Глава 12
  ВИРУСЫ

После ухода священника Сомов вернулся к тетрадям.

Бабушка писала о вирусах — хотя, конечно, не знала этого слова. Она называла их «лихорадками», «моровыми поветриями», «дыханием смерти».

---

*«Лихорадка — это когда тело горит. Жар, озноб, слабость. Тело борется с чем-то невидимым, пытается выжечь. Иногда — побеждает. Иногда — нет.*

*Лихорадка приходит волнами. Сначала — один болеет, потом — вся деревня. Это мор. Мор — наказание за грехи общие. Когда люди вместе грешат — вместе и болеют.*

*От мора — карантин. Отделить больных от здоровых. Жечь вещи, мыть дома. И — молиться. Мор уходит, когда люди каются».*

---

Это было описание эпидемии. Без знания вирусологии, без понимания механизмов передачи — но точное. Карантин, дезинфекция, изоляция. Меры, которые работают и сегодня.

Но бабушка добавляла: «молиться», «каяться». Для неё эпидемия была не только биологическим явлением — но и духовным. Коллективный грех порождает коллективную болезнь.

Сомов думал о COVID-19. О миллионах смертей. О том, как мир остановился.

Был ли это «коллективный грех»? Если да — какой? Жадность? Равнодушие к природе? Разрыв связей между людьми?

Или это просто — вирус? Случайная мутация, зоонозный переход, никакого смысла?

Он не знал. Но вопрос — не отпускал.

---

  Глава 13
  БАКТЕРИИ

*«Гниль — это когда тело разлагается при жизни. Рана гниёт, зуб гниёт, кишки гнят. Внутри заводится что-то мелкое, невидимое — и ест тело. Жар, боль, смрад. Если не остановить — смерть.*

*Гниль лечится огнём и железом. Рану — прижечь, зуб — вырвать, гной — выпустить. Это знали всегда. Но главное — не допустить гниль. Чистота. Чистые руки, чистая еда, чистая вода. Чистые мысли, чистые слова. Где чисто — там гниль не заведётся».*

---

Бактерии. Инфекции. Сепсис.

Сомов вспомнил Мишку. Менингококк. Бактерия. Крошечная, невидимая — и смертельная.

Бабушка не смогла бы спасти Мишку. Никакие травы, никакие молитвы не помогли бы против молниеносной менингококцемии. Нужны антибиотики, реанимация, интенсивная терапия. И даже это — не гарантия.

Медицина сделала огромный шаг вперёд. Мы научились убивать бактерии — пенициллином, цефалоспоринами, карбапенемами. Мы спасаем миллионы жизней.

Но бактерии — учатся. Антибиотикорезистентность. Супербаги. Мы гонимся за ними — они убегают. Вечная гонка.

И вот вопрос: *можем ли мы победить?*

Или это — война без конца? Война, в которой мы — не победители, а участники бесконечного танца?

---

  Глава 14
  ГРИБЫ

В тетрадях была запись о грибках.

---

*«Плесень — тварь упорная. Заводится там, где сыро, где темно, где застой. В доме — на стенах, в погребе. В теле — на коже, в кишках, в лёгких.*

*Плесень не убить просто так. Она прорастает глубоко, прячется. Вывел снаружи — осталась внутри. Нужно долго лечить, упорно. И нужно — убрать сырость. Без этого — вернётся.*

*Плесень приходит к тем, кто живёт в застое. Кто не движется, не меняется, не растёт. Застой в душе — застой в теле. Плесень — как зеркало».*

---

Грибковые инфекции. Кандидоз, аспергиллёз, дерматофитии. Сомов лечил их — антимикотиками, долгими курсами. И видел: они возвращаются. Снова и снова.

«Застой в душе — застой в теле».

Он видел таких пациентов. Людей, которые остановились — в карьере, в отношениях, в жизни. Которые не движутся никуда. И у них — хронические грибковые инфекции, которые не поддаются лечению.

Совпадение? Или — закономерность?

---

  Глава 15
  НОЧНОЙ РАЗГОВОР

На двадцатый день Сомов проснулся среди ночи.

Он лежал в темноте и думал. О бабушке, о её записях, о разговоре со священником. О паразитах, которые — возможно — не просто биология. О связи тела и души, которую он игнорировал тридцать лет.

И вдруг — понял.

Он искал *ответ*. Один, окончательный, правильный. Почему существуют паразиты? Почему болеют дети? Почему умер Мишка?

Но ответа — нет. Или он есть — но не для человеческого ума.

Зато есть — *работа*.

Он — врач. Он умеет лечить тела. Но он может научиться большему. Видеть человека целиком — не только болезнь, но и того, кто болеет. Не только симптомы, но и причины. Не только тело, но и душу.

Это не означает — бросить медицину. Это означает — дополнить её. Добавить к антибиотикам — разговор. К анализам — внимание. К диагнозу — понимание.

Бабушка делала это всю жизнь. Без дипломов, без оборудования — но с мудростью, которой ему не хватало.

Может быть, он сможет соединить оба подхода. Научный и — другой. Без названия, без методологии. Просто — человеческий.

---

  Глава 16
  ВОЗВРАЩЕНИЕ

На двадцать первый день Сомов собрал вещи.

Он взял бабушкины тетради — все двенадцать. Они поедут с ним в город. Он будет перечитывать их, изучать, проверять. Сравнивать народное знание с научным. Искать то, что работает.

Перед отъездом зашёл к бабе Нюре — попрощаться.

— Уезжаешь, Андрей?

— Да. Пора.

— Нашёл, что искал?

Он помолчал.

— Нашёл вопросы. Ответов — нет. Но вопросы — правильные.

Баба Нюра кивнула.

— Марья Степановна тоже так говорила. «Правильный вопрос — половина ответа». Езжай, Андрей. Храни тебя Бог.

Он сел в машину, выехал из деревни. Дорога была пустая, белая от снега. Впереди — город, работа, жизнь.

Он не знал, что его ждёт. Как примут коллеги его новые идеи. Как изменится его практика. Сможет ли он помочь людям лучше, чем раньше.

Но он знал одно: он — другой. Он увидел что-то, чего не видел раньше. И это — уже много.

Мишка умер. Это — факт. Боль, которая никуда не денется.

Но из этой боли родилось — понимание. Или начало понимания. И может быть — смысл.

Он ехал в город. Солнце вставало. Начинался новый день.

---

*Конец второй части*

---

 
  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
  ТЕРАПИЯ

---

  Глава 17
  ГОРОД

Город встретил его шумом, гарью, серым небом.

После трёх недель в деревне — тишины, снега, звёзд — всё казалось чужим. Слишком быстро, слишком громко, слишком много. Сомов вёл машину по знакомым улицам и чувствовал себя иностранцем.

Дома ждала Люда. Она похудела, постарела — эти недели дались ей тяжело. Одна, без него, с горем, которое не с кем разделить.

— Ты как? — спросила, обнимая.

— Не знаю. По-другому.

Она посмотрела на него — внимательно, изучающе.

— Что-то изменилось?

— Да. Но я пока не могу объяснить.

Они сидели на кухне, пили чай. Сомов рассказывал — о бабушкиных тетрадях, о разговоре со священником, о своих мыслях. Люда слушала молча.

— Ты хочешь вернуться на работу? — спросила наконец.

— Да. Но — иначе.

— Как иначе?

Он помолчал, подбирая слова.

— Я тридцать лет лечил болезни. Теперь хочу лечить людей. Это разные вещи.

---

  Глава 18
  ОТДЕЛЕНИЕ

На следующий день Сомов пришёл в больницу.

Инфекционное отделение — его вотчина, его дом. Тридцать лет здесь. Каждый угол знаком, каждая дверь, каждый запах. Сотрудники встретили его настороженно — все знали о Мишке, о его отпуске, о чём-то странном, что с ним произошло.

— Андрей Викторович! — Маша, старшая медсестра, подбежала, обняла. — Как вы? Мы волновались.

— Спасибо, Маша. Я в порядке. Работаем.

Он прошёл в свой кабинет. Сел за стол. Посмотрел на стопку историй болезни, которые накопились за время его отсутствия.

*Работаем.*

Но как?

Он взял первую историю. Пациент К., 45 лет. Диагноз: хронический описторхоз. Жалобы: боли в правом подреберье, слабость, раздражительность. Лечился неоднократно — празиквантел, альбендазол. Эффект временный, рецидивы.

Раньше Сомов прочитал бы это и назначил следующий курс. Протокол. Стандарт.

Теперь — он остановился.

*Кто этот человек? Почему описторхоз возвращается к нему снова и снова? Что в его жизни создаёт почву для паразита?*

Он вызвал пациента на беседу.

---

  Глава 19
  ПАЦИЕНТ К.

Константин Петрович оказался грузным мужчиной с усталым лицом. Бухгалтер. Женат, двое детей. Рыбак — отсюда и описторхоз.

— Доктор, вы же мне уже всё объясняли, — сказал он, садясь. — Рыба, недостаточная обработка, паразиты. Я понял. Больше сырую не ем.

— И всё равно болезнь возвращается, — сказал Сомов.

— Да. Не знаю почему. Может, не всех вывели?

— Может. А может — дело не только в рыбе.

Константин Петрович посмотрел на него с недоумением.

— А в чём ещё?

Сомов помолчал. Это был момент выбора. Сказать стандартное — или попробовать по-новому.

— Расскажите о себе, — попросил он. — Не о болезни. О жизни.

— О жизни? — пациент удивился. — Зачем?

— Хочу понять вас лучше. Болезнь — часть человека. Чтобы лечить болезнь, нужно знать человека.

Константин Петрович молчал. Потом — медленно, неуверенно — начал говорить.

О работе, которую ненавидит. О начальнике-самодуре. О жене, с которой давно чужие. О детях, которые выросли и не звонят. О рыбалке — единственной радости, единственном месте, где он чувствует себя живым.

— На рыбалке я — свободен, — сказал он. — Там никто ничего не требует. Только я и река.

— А в остальной жизни?

— В остальной... — он замялся. — В остальной — всем всё должен. Жене — деньги. Начальнику — отчёты. Детям — не знаю, что им надо, они не говорят. Чувствую себя как... как выжатый лимон.

Сомов слушал.

— Константин Петрович. Вы когда последний раз делали что-то для себя? Не по обязанности — для удовольствия?

— На рыбалке.

— Кроме рыбалки?

Тишина.

— Не помню.

---

После ухода пациента Сомов сидел и думал.

«Выжатый лимон». Человек, который отдаёт всем — и не получает ничего. Который живёт для других — и забыл о себе. Который чувствует себя свободным только на рыбалке — и там же заражается паразитом.

Совпадение?

Бабушка написала бы: «Двуустка приходит к тем, кто держит обиду. Кто не отпускает».

Константин Петрович не держит обиду — он держит *обязательства*. Тянет воз, который его раздавливает. И тело говорит ему: *так нельзя*. Болью, слабостью, паразитом, который не уходит.

*Что я могу сделать?*

Лекарства он назначит — конечно. Но этого мало. Нужно что-то ещё.

Он взял ручку, написал в историю болезни:

*«Рекомендована консультация психолога. Обсудить с пациентом вопросы качества жизни, баланса между обязанностями и личными потребностями».*

Первый раз за тридцать лет он написал такое в истории болезни инфекционного пациента.

---

  Глава 20
  КОЛЛЕГИ

На планёрке Сомов почувствовал, что что-то изменилось.

Он говорил — как обычно, о пациентах, о назначениях, о результатах анализов. Но добавлял вещи, которых раньше не говорил.

— Пациент К. — хронический описторхоз, рецидивирующее течение. Назначаю празиквантел, стандартная схема. Но обратите внимание: у него хронический стресс, неудовлетворённость жизнью. Рекомендую консультацию психолога.

Заведующая терапевтическим отделением — Ирина Сергеевна, женщина жёсткая, практичная — подняла бровь.

— Андрей Викторович, при чём тут психолог? У нас инфекционное отделение, не психиатрия.

— При том, что болезнь — часть человека. Мы лечим паразита — но паразит вернётся, если не изменится среда, в которой он живёт. Среда — это не только кишечник. Это — весь человек. Включая его психику.

Тишина. Коллеги переглядывались.

— Вы хотите сказать, — медленно произнёс молодой врач, тот самый, который был на дежурстве в ночь смерти ребёнка, — что паразиты связаны с психологией?

— Я хочу сказать, что всё связано со всем. Тело и душа — не отдельные вещи. Это знали ещё древние. Мы забыли.

Ирина Сергеевна хмыкнула.

— Андрей Викторович, вы в отпуске, случайно, не в секту попали?

Смешки.

Сомов не обиделся.

— Нет, Ирина Сергеевна. Я в отпуске читал. И думал. И понял, что мы упускаем что-то важное. Мы лечим болезни — но не видим людей. Мы убиваем паразитов — но не спрашиваем, почему они пришли. Может быть, пора спросить.

Планёрка закончилась в напряжённом молчании.

---

  Глава 21
  НОЧНЫЕ МЫСЛИ

Вечером Сомов сидел дома, перечитывал бабушкины тетради.

Люда подошла, села рядом.

— Как прошёл день?

— Странно. Коллеги смотрят как на сумасшедшего.

— Что ты им сказал?

Он рассказал. Люда слушала.

— Ты понимаешь, — сказала она потом, — что это звучит... необычно? Для больницы, для протоколов, для системы?

— Понимаю.

— И всё равно будешь делать по-своему?

Он посмотрел на неё.

— Люда. Я тридцать лет делал «как положено». И Мишка умер. Я сделал всё правильно — и он умер. Может быть, «правильно» — это не всегда правильно. Может быть, нужно что-то ещё.

Она взяла его за руку.

— Я не говорю — не делай. Я говорю — будь осторожен. Система не любит тех, кто её меняет.

— Я не хочу менять систему. Я хочу помогать людям. Тем, кто передо мной. Одному за другим.

— Этого может быть достаточно.

— Или нет. Но это — всё, что я могу.

---

  Глава 22
  МАЛЕНЬКАЯ ПОБЕДА

Через месяц Константин Петрович пришёл на контрольный осмотр.

Он выглядел — иначе. Не так устало. Что-то в глазах изменилось.

— Доктор, — сказал он, садясь. — Я сделал то, что вы сказали. Пошёл к психологу.

— И как?

— Странно. Она не давала советов. Просто слушала. И задавала вопросы. Такие... неудобные.

— Какие?

— Ну... зачем я живу так, как живу. Чего я хочу на самом деле. Почему терплю то, что терпеть не нужно.

— И что вы ответили?

Константин Петрович помолчал.

— Я не знаю, чего хочу. Я так давно не спрашивал себя об этом, что забыл. Но я начал думать. Это... больно. Но важно.

Сомов кивнул.

— А физически как?

— Лучше. Боли меньше. Слабость прошла. Анализы — вы сами видели — чище.

Сомов видел. Яйца описторхисов в кале не обнаружены. Эозинофилы — в норме. Билирубин — в норме.

Первый раз за пять лет лечения — ремиссия.

— Константин Петрович. Это хороший результат. Но я хочу, чтобы вы продолжали работать с психологом. Паразит может вернуться — если вернётся старая жизнь.

— Я понимаю, доктор. — Он помолчал. — Знаете, я думал... Может, эта болезнь — не враг. Может, она мне что-то показывала. Что я живу неправильно.

Сомов улыбнулся.

— Может быть. Болезнь иногда говорит то, что мы не хотим слышать.

---

  Глава 23
  ПОРАЖЕНИЕ

Не все истории заканчивались хорошо.

Пациентка М., 34 года. Хронический лямблиоз. Молодая женщина, красивая, успешная — юрист в крупной компании. Жалобы: боли в животе, вздутие, диарея. Лечилась многократно — метронидазол, орнидазол, альбендазол. Эффект временный.

Сомов поговорил с ней — как с Константином Петровичем. Спросил о жизни, о стрессе, о том, что её беспокоит.

Она отвечала — вежливо, отстранённо. Да, стресс есть. Работа тяжёлая. Личная жизнь не складывается. Но это — нормально. Все так живут.

— Я пришла к вам не за психотерапией, — сказала она в конце. — Я пришла за таблетками. Выпишите мне что-нибудь, что работает. У меня нет времени на разговоры.

Сомов выписал. Что ещё он мог сделать?

Через три месяца она вернулась. Рецидив. Те же жалобы, те же анализы.

— Опять, — сказала она с раздражением. — Почему это не лечится?

— Потому что лекарства — не всё, — сказал Сомов.

— Что ещё? Диета? Я соблюдаю.

— Не только диета. Стресс, образ жизни, отношение к себе.

Она посмотрела на него холодно.

— Доктор, я не верю в эту ерунду. Тело — это механизм. Сломалось — почини. Я плачу вам за то, чтобы вы меня починили. Делайте свою работу.

Он сделал. Назначил лечение. Она ушла.

И он знал: она вернётся. Снова и снова. Потому что не хочет слышать то, что говорит ей тело.

*Нельзя помочь тому, кто не хочет помощи.*

Это было горько. Но это была правда.

---

  Глава 24
  РАЗГОВОР С ДОЧЕРЬЮ

Весной приехала Лена.

Она выглядела лучше — не так измученно, как после похорон. Что-то в ней успокоилось. Не зажило — но успокоилось.

Они сидели на кухне, как в детстве. Чай, печенье, тихий разговор.

— Папа, — сказала она. — Я хочу спросить. Ты нашёл ответ? Там, в деревне?

Сомов покачал головой.

— Нет. Ответа нет. Но я нашёл кое-что другое.

— Что?

— Смирение. Не в плохом смысле — не сдаться, не опустить руки. А — принять, что есть вещи, которые я не понимаю. И не буду понимать. Но это не значит, что они бессмысленны.

Лена молчала.

— Мишка умер, — продолжал он. — Я не знаю почему. Может быть, это была его карма — или карма рода. Может быть — случайность. Может быть — урок для нас. Я не знаю. Но я знаю, что его смерть изменила меня. И если из этой боли родится что-то хорошее — для других людей, для моих пациентов — тогда, может быть, в этом есть смысл.

Лена заплакала — тихо, без звука.

— Я тоже изменилась, — сказала она. — После Мишки. Я стала... внимательнее. К жизни. К мелочам. Раньше я всё откладывала — потом поговорю, потом обниму, потом скажу «люблю». Теперь — не откладываю. Потому что «потом» может не быть.

Сомов взял её за руку.

— Это — хорошее изменение.

— Да. Но я бы предпочла, чтобы Мишка был жив.

— Я тоже.

Они сидели молча. За окном шёл дождь — первый весенний, тёплый.

— Папа, — сказала Лена. — Ты веришь в Бога?

Он задумался.

— Не знаю. Раньше — нет. Теперь — не уверен. Я видел вещи, которые не могу объяснить наукой. Бабушка, её знания, её «видение». Связь между телом и душой, которую я вижу у пациентов. Что-то есть. Что-то большее, чем мы.

— Но не обязательно Бог?

— Не обязательно. Может быть — Бог. Может быть — что-то другое. Я не знаю имени. Но я знаю, что мы — не одни. И что наши действия имеют значение.

Лена кивнула.

— Мне этого достаточно.

---

*Конец третьей части*

---

  ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
  ПРОГНОЗ

---

  Глава 25
  ГОД СПУСТЯ

Прошёл год.

Декабрь снова. Снег, холод, короткие дни. Год без Мишки. Год — другой жизни.

Сомов сидел в своём кабинете, смотрел в окно. За стеклом — больничный двор, голые деревья, серое небо. Всё как всегда. И всё — иначе.

Он изменился. Не сразу, не резко — постепенно, как меняется река, подтачивая берега. Снаружи — тот же Андрей Викторович, заведующий инфекционным отделением, кандидат наук, тридцать лет стажа. Внутри — другой человек.

Он больше слушал. Меньше говорил. Задавал вопросы, которых раньше не задавал. Видел то, чего раньше не видел.

И пациенты это чувствовали.

---

К нему стали приходить — не только из его отделения. Слухи расползлись: есть врач, который разговаривает. Который не просто выписывает таблетки — а пытается понять. Который видит человека, а не только болезнь.

Одни приходили с недоверием — и уходили изменившимися. Другие — с надеждой, и он старался её оправдать. Третьи — с требованием чуда, и он объяснял: чудес нет, есть работа.

Работа над собой. Над своей жизнью. Над тем, что привело к болезни.

Не все соглашались. Не все могли. Но те, кто мог — выздоравливали. Или, по крайней мере, — менялись.

---

  Глава 26
  ТЕТРАДИ

Бабушкины тетради лежали на полке в его кабинете.

Он перечитывал их — снова и снова. Выписывал рецепты, сравнивал с современными данными. Искал — что работает, что нет, что можно использовать.

Многое работало. Полынь, пижма, гвоздика — действительно эффективны против гельминтов. Чеснок — против лямблий. Тыквенные семечки — против ленточных червей. Это было известно и до бабушки — но она знала *как* применять, в каких сочетаниях, в какой последовательности.

Он начал рекомендовать — осторожно, в дополнение к основному лечению. Не вместо антибиотиков — вместе с ними. Не как замену — как поддержку.

И видел результаты.

Пациенты, которые принимали травы параллельно с лекарствами, выздоравливали быстрее. Рецидивы были реже. Побочные эффекты — мягче.

Он не мог это доказать — статистики не хватало, исследований не было. Но он видел. И этого было достаточно — пока.

---

*«Тройчатка — сильное средство. Но помни: трава убивает тело твари. А душу её — только покаяние».*

---

Он думал об этом часто.

«Душа твари». Что это значит? Бабушка верила, что паразит — не просто биология. Что у него есть какая-то *суть*, которая не убивается химией. Что нужно что-то ещё — покаяние, изменение, очищение.

Он не знал, правда ли это. Но он видел: пациенты, которые менялись внутренне — выздоравливали лучше. Те, кто не менялся — болели снова.

Корреляция — не причинность. Он знал это. Но корреляция была слишком сильной, чтобы её игнорировать.

---

  Глава 27
  МАЛЬЧИК

В феврале к нему привели мальчика.

Семь лет. Худой, бледный, с тёмными кругами под глазами. Диагноз: аскаридоз. Лечился дважды — альбендазол, мебендазол. Рецидив.

Мать — молодая женщина, измученная — сидела рядом, держала сына за руку.

— Доктор, я не знаю, что делать. Мы всё соблюдаем — моем руки, овощи, фрукты. Откуда они берутся снова?

Сомов посмотрел на мальчика. Тот сидел тихо, смотрел в пол.

— Как тебя зовут? — спросил Сомов.

— Дима.

— Дима, а ты любишь играть на улице?

Мальчик кивнул.

— В песочнице?

Снова кивок.

— А руки потом моешь?

— Да... — неуверенно.

Мать вздохнула.

— Он моет. Я слежу. Но знаете... — она замялась. — Он в последнее время какой-то... грустный. Раньше весёлый был, а теперь — всё один, всё молчит.

Сомов посмотрел на мальчика внимательнее.

— Дима. У тебя всё хорошо? В школе, дома?

Молчание.

— Можешь мне сказать. Я врач, я помогаю.

Мальчик поднял глаза. В них была — тоска. Взрослая, тяжёлая тоска в семилетних глазах.

— Папа ушёл, — сказал он тихо. — Полгода назад. И не звонит.

---

После приёма Сомов долго сидел один.

Мальчик семи лет. Аскаридоз, рецидивирующий. И — отец, который ушёл.

Связь? Он не мог доказать. Но он чувствовал.

Ребёнок в стрессе. Его мир рухнул. Он не понимает почему, не может выразить — и тело говорит за него. Болезнью. Паразитом. Чем-то, что требует внимания.

*«Ребёнок болеет за грехи рода».*

Нет. Не за грехи. За *боль* рода. За разрыв, который случился в семье. За любовь, которая ушла.

Он назначил лечение — стандартное, плюс травы. И написал направление к детскому психологу.

— Диме нужна помощь, — сказал он матери. — Не только таблетки. Он переживает уход отца. Это влияет на всё — включая здоровье.

Мать заплакала.

— Я знаю. Я сама... не справляюсь.

— Тогда вам тоже нужна помощь. Вместе справитесь. Одна — нет.

---

  Глава 28
  ЛЕКЦИЯ

Весной его пригласили прочитать лекцию — в медицинском университете, для студентов-старшекурсников.

Тема: «Современные подходы к лечению паразитарных инфекций».

Он согласился. И прочитал — не ту лекцию, которую от него ждали.

---

— Паразиты, — начал он, — это не просто биология. Это — отношения. Отношения между двумя живыми существами — хозяином и паразитом.

Студенты смотрели с интересом. Некоторые — с недоумением.

— Мы привыкли думать о паразитах как о врагах. Убить, уничтожить, вывести. Это правильно — в определённом смысле. Но это — не всё.

Он вывел на экран слайд. Диаграмма: человек в центре, вокруг — факторы: питание, стресс, иммунитет, психика, окружение.

— Паразит приходит не случайно. Он приходит туда, где есть условия. Ослабленный иммунитет. Нарушенная микрофлора. Хронический стресс. Всё это — ворота для паразита.

— То есть, — подал голос студент с первого ряда, — паразиты — это следствие образа жизни?

— Частично. Не всегда. Можно жить идеально и заразиться случайно — от сырой рыбы, от грязной воды. Но. Если заразился — что дальше? Почему у одних паразит вызывает тяжёлую болезнь, а у других — проходит сам? Почему у одних рецидивы, а у других — полное излечение?

Тишина.

— Потому что дело не только в паразите. Дело — в хозяине. В том, какая среда ждёт паразита внутри. Если среда благоприятная — он останется. Если нет — уйдёт.

— И что создаёт благоприятную среду? — спросила девушка.

— Многое. Физическое: питание, сон, движение. И — психическое: стресс, подавленные эмоции, неудовлетворённость жизнью. Тело и душа связаны. Это не мистика — это физиология. Стресс подавляет иммунитет. Хроническая тревога меняет микробиом. Депрессия влияет на воспаление. Всё связано.

Он сделал паузу.

— Я не призываю вас отказаться от антибиотиков и лечить паразитов медитацией. Лекарства нужны. Но лекарства — не всё. Лечить нужно человека целиком. Тело, душу, жизнь. Это сложнее. Это дольше. Но это — эффективнее.

---

После лекции к нему подошли несколько студентов. Задавали вопросы, просили литературу, спрашивали, можно ли прийти на практику в его отделение.

Он дал свои контакты. Семена посеяны. Что-то вырастет.

---

  Глава 29
  ПИСЬМО

Летом он получил письмо.

Бумажное, в конверте — такое сейчас редкость. Обратный адрес — деревня Калиновка.

Писала баба Нюра. Корявым почерком, с ошибками — но каждое слово прочувствованное.

---

*«Дорогой Андрей!*

*Пишу тебе, потому что хочу сказать спасибо. За то, что приезжал. За то, что читал бабкины тетради. За то, что не выбросил их, а взял с собой.*

*Марья Степановна была бы рада. Она всегда говорила: придёт время, кто-то поймёт. Кто-то продолжит. Видно, ты — тот человек.*

*У меня всё хорошо. Здоровье, слава Богу, держится. Козу завела — молоко своё, творог. Живу потихоньку.*

*Храни тебя Бог, Андрей. И жену твою, и дочку, и всех, кого лечишь.*

*Баба Нюра».*

---

Сомов держал письмо и чувствовал — тепло. Простое, человеческое тепло, которое шло от этих строчек.

Баба Нюра. Восемьдесят с лишним лет. Одна в деревне. Живёт — потихоньку. Козу завела.

Вот оно — простое счастье. Без карьеры, без достижений, без признания. Коза, молоко, письмо далёкому человеку.

Может быть, в этом — ответ?

Не искать великого смысла. Делать малое. Помогать тем, кто рядом. Жить — потихоньку.

---

  Глава 30
  МИШКА

В августе — годовщина.

Год и четыре месяца. Сомов поехал на кладбище — один. Люда предложила поехать вместе, но он попросил: дай мне побыть одному.

Могила была ухоженной — Лена приезжала часто, следила. Цветы, чистый памятник, маленькая фотография: Мишка, четыре года, улыбается.

Сомов стоял и смотрел.

— Привет, Мишка.

Молчание. Ветер в деревьях. Далёкий звук машины.

— Я много думал о тебе. О том, почему ты ушёл. Ответа нет. Но ты меня изменил. Может, это был твой урок — для меня.

Он помолчал.

— Я стал лучше. Не сразу, не вдруг — но стал. Я вижу людей теперь. Не только болезни — людей. Я помогаю им — по-другому, чем раньше. И когда кто-то выздоравливает — я думаю о тебе. Как будто ты — часть этого.

Слёзы. Он не вытирал их.

— Я скучаю, Мишка. Каждый день. Но я живу. И я несу тебя с собой. Ты — часть меня теперь. Навсегда.

Он положил цветы — белые хризантемы, Мишкины любимые. Постоял ещё. Потом — ушёл.

---

  Глава 31
  ИТОГИ

Осенью Сомов сидел в кабинете и подводил итоги.

Год. Что изменилось?

Статистика: процент рецидивов в его отделении снизился на 15%. Не революция — но заметно. Средняя продолжительность госпитализации — на два дня меньше. Жалоб пациентов — почти нет. Благодарностей — много.

Это были цифры. За ними — люди.

Константин Петрович — здоров, уволился с ненавистной работы, открыл свой маленький бизнес. Счастлив.

Дима, семилетний мальчик — аскаридоз не возвращался. Ходит к психологу, отношения с матерью улучшились. Отец — не вернулся, но Дима научился с этим жить.

Десятки других — с разными историями, разными исходами. Не все хорошие. Но многие — лучше, чем могли бы быть.

*Это — достаточно?*

Нет. Никогда не достаточно. Всегда можно больше, лучше, глубже.

Но это — что-то. Это — начало.

---

  Глава 32
  ФИНАЛ

Декабрь.

Сомов стоял у окна своего кабинета. За стеклом — снег, первый в этом году. Белый, чистый, тихий.

Два года назад — в такой же день — позвонили о Мишке. Мир рухнул. Всё, во что он верил — рассыпалось.

Сейчас — он стоял здесь, живой. Изменившийся. Не сломленный — преображённый.

Он думал о паразитах.

Странная тема для размышлений. Но она — центральная. В ней — всё.

Паразиты — существа, которые живут за счёт других. Берут, не давая. Используют хозяина для своих целей.

Но паразиты — и часть экосистемы. Они контролируют популяции, поддерживают баланс, участвуют в эволюции. Без них — мир был бы другим. Не обязательно лучшим.

И паразиты — учителя. Они показывают человеку: ты уязвим. Ты не всемогущ. Внутри тебя — может жить что-то другое, чужое, враждебное. И ты можешь об этом не знать.

*Смирение.* Вот чему учат паразиты.

Не сдаться — но принять свои границы. Не отчаяться — но признать, что есть силы больше тебя. Не перестать бороться — но понять, что победа не всегда возможна.

---

Он вспомнил бабушкины слова.

*«Тварь — не зло. Тварь — это Божья тварь, как и всё живое. Она делает свою работу — чистит мир от гнили. Где гниль — там тварь. Это закон».*

Закон. Не добрый, не злой — просто закон. Как гравитация. Как смена времён года. Как жизнь и смерть.

*«Что делать? Чистить. Себя — каждый день. Свой дом — каждый день. Свой род — как можешь. Меньше гнили — меньше твари. Это всё, что можно».*

Это всё, что можно.

Он улыбнулся. Простой ответ. Древний ответ. Ответ, который знали всегда — но забывали, увлекаясь сложным.

Чистить. Себя, свою жизнь, свои отношения. Не допускать гнили — застоя, обиды, злости. Жить так, чтобы паразитам было негде поселиться.

И помогать другим — делать то же самое.

---

В дверь постучали.

— Андрей Викторович, к вам пациент.

Он отвернулся от окна. Надел халат. Приготовился слушать.

Новый человек. Новая история. Новая возможность — помочь.

Работа продолжалась.

---

*«Паразиты учат нас смирению. Они напоминают: мы — не хозяева этого мира. Мы — часть его. Такая же, как черви, бактерии, вирусы. Мы связаны со всем живым — невидимыми нитями, которые не разорвать.*

*И когда мы принимаем это — не со страхом, а с пониманием — тогда начинается исцеление. Не только тела — но и души. Не только человека — но и мира.*

*Может быть, в этом — смысл. Может быть — нет. Но это — путь. И я иду по нему».*

---

*Из дневника Андрея Викторовича Сомова*

---

  КОНЕЦ

---

*Посвящается всем, кто ищет ответы —
и находит вопросы.*

*Посвящается тем, кто лечит —
тела и души.*

*Посвящается памяти тех, кто ушёл —
и остался с нами навсегда.*