Глава 2. Матвей. Запах больницы

Маша пыталась убедить меня, что я виноват, спасибо ей конечно, но она лишь потратила свои силы зря. Я не идиот, и сам прекрасно понимаю, что на моих плечах лежит этот тяжёлый груз вины перед Алёной и всеми остальными людьми. Однако так же я повинен и в том, что Катя превратилась в «овощ». Я не мог жить с ней под одной крышей и видеть сестру такой. Мать плакала и молилась каждую ночь, лишь бы её приёмная дочь выкарабкалась, даже отец проявил сочувствие. Он вообще обычно предпочитал делать вид, что Катя выдуманный персонаж в нашей общей истории, и однажды она просто на просто пропадёт с радаров, и мы больше о ней никогда не узнаем. По сути, так и вышло, только лежать она осталась в соседней от него комнате.

И может быть, я смирился, но мама вдруг включила в себе запрятанные дедовские методы воспитания. Нежная и хрупкая женщина вдруг исчезла, превратившись в грубую с холодными глазами. То как она отчитала меня впервые за всю жизнь, произвело впечатление. Даже отец при-свистнул, когда я ему поведал о том, как мама преобразилась. Собственно с того момента она стала вести себя жестко и с ним и со мной. Одна Катя стала для неё отдушиной. Только с дочерью мама старалась быть милой и терпеливой.

Я уехал из страны через пару дней после нашего разговора, а точнее маминого срыва. И только тогда сидя в съёмной квартире в центре Берлина я осознал, что могу постараться спасти Катю, для мамы. Возможно, это поможет вернуться её чуткости обратно. Пришлось вернуться в родной город и лично предложить маме свою помощь. Папа не возражал, наоборот он всеми силами оказывал мне свою поддержку, а мама сомневалась. Не доверяла заграничной медицине. Пришлось хорошенько описать ей врача, которого я нашёл специально для Кати, и клинику где её, возможно, однажды поставят на ноги. И только поговорив с врачом по телефону, она немного успокоилась и всё же приняла решение отправить Катю со мной в Германию.
Был соблазн навестить Алёну. Без него никуда. Она так и продолжала мне названивать и писать самые разные сообщения. От приветливых до оскорбительных. Оно понятно, девушка переживала одну из стадий расставания. К сожалению, я не смог разорвать наши отношения, оставил для себя возможность вернуться, хотя понимаю что это, наверное, нереально после всего произошедшего. Будь я на её месте, никогда бы не простил человека оставившего меня без единого объяснения. Скорее всего, возненавидел.

Перед отъездом я всё же сел за руль своей новой машины, старую продал, напоминала о вещах, которые мне неприятны, и поехал в район, где проживала Алёна. Остановился напротив её пятиэтажки и вышел. Долго стоял рядом с домом и смотрел на окна её квартиры, не мог определиться, зачем приехал. Чего хотел добиться? Причинить кому-то из нас двоих боль? Хрен знает. Но видимо настолько моя морда оказалась кислой, что это заметил местный дедок. Кажется, я уже не раз видел его ранее. Вроде он сосед Алёны, хотя я не уверен в правильности того что утверждаю.

— Чего стоишь в окна подглядываешь? Не по-советски это юноша. К девушкам надо с цветами в окно залезать, а не как маньяк стоять и выслеживать когда она подойдёт, — напутствовал сгорбившийся мужичок.

Я не совсем понял, зачем он заговорил со мной, но и грубить мне не хотелось. Последний день дома, кто знает, когда я вернусь, и вернулись ли вообще.

— Буду знать, спасибо за совет, — убрал я руки в карманы, и стал шагать вдоль дома, смотря себе под ноги.

— И долго так будет продолжаться? У меня от тебя рябит в глазах, — понаблюдав за моими похождениями пару минут всё же не выдержал и продолжил донимать меня дед.

— Так не смотрите, кто же вас заставляет? — улыбнулся я старику, и решил-таки подойти к поближе к нему, поболтать так, сказать напоследок.

— Ты! Я сижу на этой лавочке, — как дураку показал он мне на неё, — а ты мельтешишь. Разве так можно? Мне недавно сделали операцию на глаза, и доктор сказал их надо беречь. А из-за тебя я опять ослепну.

— Мы ведь с вами уже пересекались? — для уточнения спросил я.

— Земля круглая, авось и случалось подобное, — вёл себя загадочно сосед Алёны, которого я с уверенностью могу сказать признал.

— Могу задать вам парочку вопросов? — зачем-то попросил я.

— А документы свои покажи, тогда и отвечу, — не собирался поддаваться на уговоры дед. Хитро прищурился и присмотрелся ко мне.

Я усмехнулся. Делать мне больше нечего. Развернулся и собирался сесть в машину, но дед сразу же меня окликнул.

— Да постой ты нетерпеливый. Я же шутил. Шуток не понимает нынешняя молодёжь совсем. Так же и с внуками, те ещё придурки, — рассмеялся старик.

— Как-то некрасиво из ваших уст прозвучало.

— А как назвать людей, которые парят и дуют так, чтобы они не обиделись? Нынче слов полным-полно напридумывали забугорных, и старых родных уже не помнят. Так что придурки они и в Африке придурки, — не унимался сосед, описывая своих внуков и какие они не «умные».

— Мудро.

— То-то же. А ты чего стоишь тут один? Где твоя невеста? — Подмигнул он, мне указывая на окна Алёны. — Я её давно не видел.

— Не знаю, — смутился я впервые за долгое время, по телу пробежался жар. Разговор мне показался неловким.

— Вот дурёха, — осуждающе поцокал языком дед. — А я говорил ей, что, таких как ты надо как быка за рога.

— Что простите? — не сразу понял я, что речь обо мне. Подумал, ослышался. Как о животном, обо мне ещё никогда не говорили.

— Если быть точным, там другая формулировка была, но суть я тебе всё равно передал, — почесал затылок он, видимо поняв, что сказал лишнее.

— Значит, вы с ней разговаривали обо мне? И что же она говорила? — стало любопытно мне.

— Особо ничего. Обычно это я со всеми разговариваю. Скучно одному вот и выхожу маленько поболтать с прохожими, — развёл руками дед, признаваясь в тоске.

— А что же внуки?

— Да какой там, внуки, — отмахнулся он, — лентяи и доходяги. Только и думают о моей пенсии и квартире. Разве думал я, что такая судьба настигнет? Одна младшая дочка помогает, но в силу загруженности на работе редко тут появляется.

— Всем нужны только деньги, мне это знакомо.

— Ей тоже? — жестами стал он показывать на окна Алёны.

Я отрицательно покачал головой.

— Тогда чего не дружите?

— Обстоятельства.

Наступило молчание. Слышны стали лишь машины, изредка проезжавшие мимо, и редкие пешеходы.

— Задавай свои вопросы, я отвечу, что знаю, — смиловался надо мной дед, явно поняв какое я ничтожество.

— Нет вопросов, — развернулся я и направился к машине. Странно только хотел спросить его о ней, а теперь как отрезало. Не хочу ничего знать, иначе не смогу уехать вовсе. Лучше жить в неведении.

— Приехали, — оповестил меня мужской грубый голос, пока я придавался воспоминаниям.

Прилетел пару часов назад в Берлин, где меня уже ожидали мои родители. Решил не заезжать на квартиру, а сразу направиться в клинику.
Пожелав водителю хорошего дня, я вошёл в так мною ненавистное место. Приходилось частенько здесь бывать, чтобы навещать Катю, однако из-за того что дело стояло на месте и не было никаких улучшений оно стало мне неприятно. Ожидал, что прогресс будет, достигнут куда быстрее, чем есть на самом деле. Привык, что в моей жизни всё получается быстро, поэтому меня угнетало, что с Катиной реабилитацией всё вышло наоборот.

Ощутив запах больничных стен мне стало дурно. Каждый раз он напоминал мне, что ничего не будет как раньше. Поднявшись на лифте на третий этаж, я встретил возле кабинета отца. Он дожидался маму. Увидев меня, папа искренне улыбнулся, и пошёл ко мне на встречу, чтобы обнять.

— Рад встрече сынок, — похлопал он меня по плечу. — Выглядишь хорошо.

— А должен наоборот? — не воспринял я его слова как комплимент. Они меня задели.

— Нет. Конечно, нет. Я смотрю, Матвей ты в плохом настроении? — стал осторожничать он.

— Да, потому что мне пришлось ехать сюда. Не хочу видеть Катю, — раздражённо отреагировал я на замечание.

— Доктор сказал, что есть сдвиги, и Катя скоро сможет ходить, представляешь? — воодушевился отец, и, заметив мой понурый вид, предположил: — Ты не рад?
Я промолчал. Тогда до папы дошло.

— Ты даже не знал о прогрессе. Матвей почему? Она же тебе не чужая.

— Нам обязательно сейчас это обсуждать? — заметил я как из кабинета выходит мама с врачом, которому я доверил сестру.

Я ждал от матери похожих на отцовские объятия, но их не последовало. Она даже здороваться не стала.

— Доктор Вагнер сказал, что Катю можно перевезти в Россию, — огорошила меня мама новостью.

— Я один это слышу? — вдруг у меня развивается паранойя, я должен был уточнить на всякий случай.

— Я не успел предупредить, — опустил глаза отец, ощутив вину передо мной.

— А что тебя удивляет Матвей? От тебя толка мало, ты обещал, что будешь часто навещать Катю. Доктор говорил, что влияние родных людей рядом помогает быстрее пойти на восстановление. И что я узнаю в итоге? Меня оповещают, что тебя мой драгоценный сын, здесь не было уже пять месяцев. Это нормально? Давать обещания и не выполнять их! — была готова мама наброситься на меня с кулаками.
— Я интересовался её самочувствием, — в качестве оправданий попытался я сгладить углы. — И ты же знаешь у меня дела.

— А мне плевать на твои дела. Она выпрыгнула из окна, когда у тебя тоже были дела, — подчеркнула она слово «выпрыгнула». — Деловой ты у нас больно. От одних твоих дел мы избавились, какие теперь появились?

— На что ты намекаешь мам?

— Я прямо говорю. Нет даже крупицы намёка. И вообще сейчас не о твоих девках речь, — смотрела на меня мама как на врага народа. Я стал для неё недостойным уважения после того что случилось, и даже не по моей вине. Я не принимал решения, не толкал Катю. Почему виноват?

— Дана, прошу, давай успокоимся, — обнял её за плечи отец, и хотел увести в сторону, но мама высвободилась из рук, и продолжила давить на меня.

— Если бы тебя Матвей увидел твой покойный дедушка, он бы умер ещё раз. Тебе не стыдно? Когда ты звонил и говорил, что был у Кати, и она выглядит лучше, чем ты думал? — толкнула меня мама.

Я отступил. Прикосновения стали сродни раскалённому железу по коже. Невыносимо больно, до смерти.

— Не хотел тебя беспокоить, — зачем-то продолжал я борьбу, хотя было бы проще сдаться, и принять все удары.

— Дана, вам не следует ругаться в стенах клиники, — не оставлял попыток привести маму в чувства отец, но они были проигнорированы, как и раньше.

— Подожди Юр, дай нам с сыном разобраться, — отклонила она его просьбу, и подошла ко мне замахнувшись,  ударила по щеке.

Стало больно. Не так как когда тебя бьёт девушка, намного больнее. Удар от матери похож на настоящее предательство. Всю жизнь она пылинки сдувала, а тут я в силу своей некой психологической заслонке не смог выполнять её указания, и получил наказание. Лучше бы она накричала на меня, удар же я воспринял как конец наших близких родственных отношений. Да Дана Мацкевич всё ещё моя мать, однако единственное что нас теперь связывает это то, что она родила меня. Всё, что было раньше, обнулилось. Терпеть не могу насилие, сам крайне редко прибегаю к нему, и то только с теми, кто его действительно заслужил, но никогда и мысли не было тронуть кого-то из родственников. Признаюсь, многие заслуживают пинка, да посильнее.

— Это перебор! — вклинился доктор Вагнер на немецком. Вряд ли он смог разобрать хоть что-то из сказанного мамой и мной. Опирался лишь на эмоции. — Разбирайтесь где-нибудь за пределами моей клиники, оставаясь тут, видите себя спокойно. А если вам понадобится специалист в области семейной психологии, могу дать номер.

— Не нужно доктор Вагнер. Можем ли мы увидеть Катерину? — папа остался единственным из нас кто не был на эмоциях, и постарался перевести тему.

— Если ваша супруга и Матвей будут так же шуметь при ней, то ни в коем случае, — заявил доктор.

— Они постараются вести себя прилично. Мы беспокоимся о состоянии Катерины, и не станем его усугублять семейными неурядицами, — убедил-таки он врача, отвести нас в отдельную палату, где нас ожидала моя сестра.

Всю дорогу мама о чём-то разговаривала с Вагнером, а папа шёл с ней в ногу. Я впервые почувствовал себя лишним с родными людьми. Шёл позади, с опущенной головой. Казалось, я провинился перед всем миром. Меня ненавидит каждый живущий на планете Земля. Оказавшись перед палатой Кати, доктор ещё раз попросил не проявлять агрессию, и внимательно поглядел на маму, на что та отреагировала с презрением.

— Она моя дочь, всё будет в порядке!

— Я видел, как вы относитесь к сыну, мне достаточно, — был суров к ней Вагнер.
— Не ваше дело доктор, — мама первая вошла в палату.

Следом папа, я и Вагнер. Мама подошла к Кате, сидевшей в коляске и разглядывающей вид за окном. Наверняка успела выучить его вдоль и поперёк.

— Ма! — смогла произнести сестра.

Я испуганно сглотнул. Чёрт, Вагнер гений. Полгода назад Катя даже моргать нормально не могла, не то чтобы открывать рот и разговаривать.

— Катюша, золотце моё, — с улыбкой упала она в ноги дочери. — Какая же ты молодец. Скажи ещё что-нибудь.

— Па! — подняла повыше голову Катя и посмотрела на отца.
Папа чуть не заплакал. Глаза его покраснели, и он готов был убежать, лишь бы никто не видел его слабость.

— Умница моя, крошка, — погладила мама дочку по щеке.

Пару минут назад ею же она ударила меня. Разница ощутима.

Отец, пересилив себя, подошёл к Кате и взял её за руку, нежно поглаживая.

— Скажи Катерина, а кто стоит там, — показал он на меня.

С минуту она думала или выжидала. Катя всегда была хитрой лисой, обманывая нас, показывая всем что скромница, а на деле вышло, что та ещё продуманка.

— Брат, — почти, что чётко произнесла сестра.

Мама вытерла со своих щёк дорожки из слёз.

— А как тебя зовут, ты помнишь? — всхлипнула мама, не веря счастью.

— Ка-тя, — по слогам ответила она.

— Доктор, а что ещё она может? Какие слова знает? — обернулась мама к Вагнеру, гордо стоявшему рядом со мной, и точно так же наблюдающему молча.

— Постепенно начинает из слов составлять предложения, но работа нам только предстоит. А так по мелочи. Задайте любой лёгкий вопрос, и она вполне сможет что-то ответить, — объяснил врач.

— Ты хочешь домой? — поцеловала мама её ладошку. — Скажи, и я заберу тебя доченька.

— Хо-чу, — перевела она взгляд на доктора.

— Тогда скоро там окажешься. Мы продолжим лечение, но уже у себя. Ты не будешь оторвана от дома, поняла меня? — не прекращала расцеловывать руки сестры мама.

— Нам следует обговорить ещё кое-какие нюансы. И подготовить документы, — был готов выписать Катю Вагнер.

— Да, пойдёмте, — не хотелось мне задерживаться и видеть семейную идиллию, однако мать не доверила простое дело.

— Я сама всё сделаю, — встала она, отряхнувшись, и направилась за Вагнером, окатив меня ледяным взглядом.

— Да, пожалуйста! — я как маленький мальчик готов был впасть в истерику. Родная мать отвергла меня, во имя дочери, которая ей никто. Во имя плода измены.
Папа последовал за ними, перед тем как оставить меня один на один с сестрой, он подбадривающе сжал моё плечо. Мол, сынок не беспокойся, всё будет хорошо, надо потерпеть.

Оставшись с Катей, я не знал, что делать хотел уйти, но сестра умудрилась поднять руку и ладошкой попросить подойти к ней. Она хотела произнести вслух свою просьбу, но не получалось, губы не слушались. Не стал её мучать, приблизился. Посмотрим, во что выльется эта беседа. Раз Катя всё понимает, значит, есть возможность узнать, чем она думала, сигая с третьего этажа.

— Я тебя слушаю, — присел я на корточки, чтобы смотреть в глаза Кате. Сейчас она почти не отличается от себя прежней внешне, только недуг выдаёт в ней больного человека. Недуг, который она сама себе нанесла.

Она пыталась сказать, двигала губами, часто моргала, смотрела по сторонам, но ничего не происходило. Руки её начало потряхивать.

— Успокойся, — повторил я жест матери, взял её за руки, и крепко сжал. Возможно, это помогает ей концентрироваться. — Я знаю, что спрашивать о том, как ты поступила, смысла нет. Всё равно ты ничего не ответишь. Но, я хочу, чтобы ты знала, ты отобрала у меня всё.

— Что? — кое-как смогла выговорить Катя. — Она?

— Не только её. В целом всё. Скажи было ли твоей целью уничтожить меня? Я ведь настоящий сын для своей матери, а ты… ну ты и сама знаешь. Хотела избавиться? Честно? Я пойму, не буду ругаться, — постарался быть убедительным я. В конце концов, когда я ещё смогу услышать правду от вертлявой Катеньки как не сейчас.
 
— Да! — скривились её губы. Видимо она повредила какой-то важный нерв при падении, и не могла шевелить ртом и конечностями как обычный человек.

— Ненавидишь меня?

— Нет, — не думая возмутилась сестра.

— Если бы меня не стало, тебе было бы проще? — задавал я вопросы, но не понимал зачем.

— Нет, — часто замотала она головой. — Нет! Нет! Нет!

— Тише-тише, — постарался успокоить я её разбушевавшееся тело. И мои старания окупились. Катя притихла.

— П... П...ро...Про…сти, — выгибаясь и сжимая до боли мою руку молила она.

— Серьёзно? — по привычке не поверил я. Хотя, что ей терять в та-ком положении? Почему бы и не извиниться?

— Да, — шепнула Катя. — Про…сти…шь? — на этот раз получилось гораздо лучше.

— Посмотрим, — не дал я ей прямого ответа. Простить сестру не смогу, но и окончательно «убивать» её словами не хочется. Пусть думает, что шанс есть. Положительные эмоции помогут ей восстановиться быстрее, чем, если я буду грубить ей и давить морально.

Катя как смогла, растянула губы в улыбке, хотя мне кажется, далось ей это тяжело. Она приложила максимум усилий, чтобы показать своё понимание, и всё же этого мало. Всегда будет мало.