Часть пятая. Мои равнополые отношения. Начало. ,

 Часть пятая. Мои равнополые отношения... Начало.

Дворец вырастал постепенно. Высовывался из – за деревьев, показывался в переплетении кустов и веток сквера. И с каждым шагом становилось ясно: Да, это он, Дворец...

И портик вместо крыльца, навесиком, с его колоннадой, тяжелая дверь, массивная, как три современных сразу. Но открывается легко. Сначала приглашает, потом подталкивает. И бронзовые ручки. И вестибюль, в котором потолки!

Высокие, так что в вечном полумраке входа, их высоты совсем уже не видно. Но общий простор ощущается. И зеркала, что видели меня здесь и в восемнадцать лет, и в двадцать восемь, и вот сейчас, снова…

Три подлиных старинных зеркала вестибюля. Им врать нельзя. Они так много видели на своем веку, что научились показывать настоящее время, закутывая его в подлинность полумрака времен прошедших и произошедших…

В их иллюзорной темноватой гладкости отражается подлинный мир. Там нету шелухи, минутного наслоения, секундного впечатления…

В них можно посмотреться, чтобы увидеть настоящую себя. Наверное, в них долго смотреться нельзя, без риска в зеркальных и зазеркальных далях навсегда раствориться.

Ах, прежде чем к зеркалу или к зеркалам попасть, надо просочиться мимо вахтера. Они более настоящие, намного более грозные и церберистее, чем зеркала. Допрашивают о цели посещения по собственным сторожевым и строгим правилам.

И кошки, прекрасно – вычесанные, всегда стерилизованные библиотечные коты, лежат на отдельных стульчиках, на подушечках, раскосо щурят свои бежевые глаза, смиряясь с безвыходностью нынешнего лежания, вылизывания, существования...

Но если допрос удачно пройден, то подымаешься по лестнице и тогда: Дворец раскрывается навстречу. И понимаешь, он строился в провинциальном городе для балов и ради Дворца. Он так и остается – Дворцом Дворянского Собрания...

А нынешняя его жизнь, как одной из центральных городских библиотек… Ну что же, дома живут долго, намного длиннее чем люди… Не самая худшая должность, почетный трудовой стаж…

И люди, которые приходят и проходят мимо, так же как и я, бережно прикасаясь к перилам подлинных старинных лестниц.

Не так уж важно, что не развлекаться или танцевать они сюда пришли, а поработать с книгами, так нужными им для знания.

Здесь, во Дворце Книги в Краеведческом отделе, я и встретила в первый раз Его. Тогда уже был знаменитым в городе человеком, известным местным краеведом, много печатался и имел немаленький вес в редколлегии толстого литературного журнала, единственного на всю область.

Журнал назывался «ОХЛОБОК» или «АХЛОБОК». Подробностей не помню. Пыталась несколько раз пристроиться с мелким опусочком - заметочкой своими туда, в альманах. Но каждый раз бывала дружелюбно или равнодушно назад отвергнута…



А знаменитый краевед печатался в журнале всегда. Он отзывался на простую русскую фамилию, такую, как: Иванов, Петров, Сидоров...



От всех укрывшись за шуршанием престарелых газет, в разных углах читального зала, вдруг начинали встречаться друг с другом на выдаче книг и газет.



В то лето я переживала последствия второй победы в конкурсе областного писательского мастерства.

И после первого случайно выигранного конкурса областного писательского мастерства «Первая капля» с почетным вторым местом, не могла почувствовать себя полноценным лауреатом этого звания, а только лишь примерялась к нему. И сомневалась: а вдруг меня с кем - то ещё перепутали?...

Не потому, что конкурс при областной газете был проведен наспех: увидела объявление случайно, скинула пи;санки свои на него. И через месяц забежала о результатах спросить. И мне ответили:

- Да, было там. Второе место у Вас. Диплом и приз.

- К – какой приз? – Начинала заикаться от волнения.

Объясняли:

- Вот диплом. Вот книжка. А призом была бутылка дешевенького коньяка. Но мы ее уже выпили.

Бежала по улицам, прижимая к груди диплом. Вокруг цвела весна, и пахли лошади. Они проходили, копытцами – рюмочками по асфальту звонко цокая. Они спешили на Главную Площадь. И, подчиняясь своим наездницам или всадницам, весь день катали неугомонную детвору.

И лошади, и пони, кивали мне, а вдруг я выкуплю у них целый час. И оплачу его, и заработаю лошадям на овес, сено или другое пропитание…

На перекрестке улицы Ленина и N…, я вдруг увидела ЕГО. И побежала наперерез трамваю, не давая уйти.

Хотелось поделиться радостью от победы в конкурсе.

Саша Фийятов, был начальником отдела в газете, где я работала корреспондентом всегда. И часто говорил, что переписывать заметки за начинающими корреспондентами, он не обязан.

Когда же удивлялась, а что же неправильного вписала туда опять я, он поднимал красивые брови, откидывал назад, в артистическую прическу волосы и говорил:

- Учить вас писать мы, старая газетная косточка всех городских газет, тоже не нанимались…

На пятое повторение, вдруг понимала я. И отвечала:

- Писать меня научила учительница первого класса в городе Бугульме – Елизавета Степановна. Еще немного бабушка научила писать в пять лет. Обычной перьевой ручкой, с чернильницей непроливайкой и синими пачкающимися по всем пальцам чернилами.



И вот я бежала через дорогу к Саше, такому элегантному, высокому и тонкому. И сообщала ему:

- Вот, выиграла конкурс я! – Протягивала диплом. Спешила реабилитироваться в неумении писать статьи и вместе обрадоваться.

А Саша смотрел сквозь меня, за меня. Он выцветал на глазах, он сильно съеживался. Я оборачивалась тоже. И видела, что за спиной вырастал мой муж. Он наконец – то догнал меня, которая летела не вспоминая себя, на крыльях любви к искусству и вдохновения...

И Саша выцвел, кивнул головой, исчез. Он был обычным без ореола начальника отдела в редакции, оказывается…

А муж поволок меня домой, на ходу объясняя, что не годится свежевыпеченной жене, кидаться под трамвай, пребегать дорогу и ножкой вертеть перед незнакомыми ему, мужу, мужчинами.

- Заботится, значит, любит, значит нужна. – Понимала я. – Вот ведь только что на мне он, мой муж, женился. И объяснил, что всегда мечтал иметь карманного и собственного в семье литератора. А на вопрос брачующей в ЗАГСе дамы:

- Кто жених?...

Услышал, влетел в кабинет из коридора с авторитетным заявлением:

- Я!

И дама посмотрела на высокого будущего мужа в куртке из кожзама и спортивных штанах, всю строгость растеряла и быстро нас на роспись отправила.

И после росписи в магазин потащил, колечко купил. И что меня дернуло забежать за итогами литконкурса!..

А муж домой волочил. Он злился на меня! Не понимала… Я же конкурс выиграла!...

Я помню его ботинки у себя на ковре!

Ботинки были черные, красивые, на толстой подметке.

Предводитель местных литераторов пришел мне задание давать. Хотели в провинциальном городе многосерийный фильм снимать. Потому что Заместителем Губернатора по Культуре появился новый чиновник, из самой Москвы к нам в провинцию присланный.

Ну конкурс, так конкурс. От времени брачной росписи прошел уже год. Муж притерпелся ко мне немного, привык. И начинал меня ругать за невкусный обед, недоваренные шти, уборку, стирку, отсутствие денег в семье, не только за литературу.

А здесь всего – то и надо было написать сценарий к будущему фильму. Заплатят за сценарий, может быть.

В то, что достойный фильм появится из нашего захолустного города, вдруг, я мало почему – то верила…

Но надо генерировать идеи. Идея в голову вдруг сама пришла. Что город – он почти что живое существо. Совсем, как человек. Только город намного медленнее живет. И люди не замечают настроения города или его перемен. А город разрастается, развивается, кустится или ветвится... И так живёт. Длиннее обычной человеческой жизни. И люди городских изменений не замечают...

Пришла телеграмма. И приглашала меня прибыть определенного числа в тринадцать часов в гостиницу города Редисон - Авеню - Россия - Славянская.

Прошла весна, и тополя мечтали зацвести. Копили свой пух. Вот – вот должны были лопнуть семенными почками. И усыпать весь город пушистым летним снегом.

Пыталась узнать у Неофициального Предводителя Местных Литераторов с его шикарными ботинками и толстыми подметками, зачем приходить в гостиницу и что там за дела.

Мне внятно по телефону ничего не ответили, но прибыть вместе с телеграммой посоветовали.

Муж чувствовал себя Золушкой, наверное, в тот момент, когда приладивши на меня свои единственные и новые, потому что черные, выходные носки, старался впихнуть мои ступни в единственные туфли - лодочки.

В семье у литераторов какой бюджет? Вечерние платья? Не смейтесь! Нарядная одежда?...

Я чувствовала себя самой неуклюжей из Золушкиных сестер. И, вроде бы, худая была. Но под руками мужа, какая – то неуклюжая…

А муж выбирал одежду и на мне ее одергивал и разглаживал. Настоящий артист! Он заставлял вещи служить. Они ему подчинялись. Разгладились ровно и стали красивыми толстые хлопковые носки. И туфли на ноги легли. Не мяли, не жали. А были куплены под капрон, такие узкие!...

Мы шли с мужем по городу, искали гостиницу. Она такая спрятанная была. Я бегала и ходила по городу и никогда не знала, что в рощице парка за домами стоит она, та самая богатая славянская…

И цокали мои каблуки и подтягивалась спина, потому что вокруг образовывались роскошь и мраморы.

Но мужа не пустили дальше вестибюля. Сказали:

- Не велено. Там обед и прием. Вручение наград. – Муж попытался, и я попробовала сказать, что мы не объедать всех гостей и приглашенных идем. А только лишь посмотреть на ЗРЕЛИЩЕ.

- Не велено! – Повторили. И муж отсеялся. Остался у фонтана в вестибюле сидеть на мраморном парапетике вместе с другим мужчиной, который папочкой был. И провожал свою дочь на конкурс в эту же гостиницу.

И сразу выцвело стало никчемным великолепие гостиничных полов и стен. Спина тоже выпрямилась от общего наплевательства.

Внутри большого зала стояли столы. На каждом столике ваза с тепличным крупным виноградом, грушами, хвостатыми ананасами.

Не торопилась чувствовать себя буржуем. И было скучно мне. Я к мужу, оказывается, успела привыкнуть...

И цокая каблуками, вышла на сцену. В черной блузочке без рукавов и белых брюках, что были долго разглаживаемы от морщин на мне руками мужа.

И получила за победу в конкурсе, за второе место большую плиту - диплом со стеклом. И лошадь на дыбах, что стояла на часах, которые были вмонтированы в глыбку из золотистого местного полудрагоценного материала сибирцита.

Как только награждение закончилось сбежала до мужа. И становилась все счастливее с каждым цокотом каблука, потому что могла сказать:

- Смотри! Я выиграла! Пошли отсюдова!

- Шикарная надгробная плита! - Ответил муж. – За что тебе ее?

- За рассказ. Из жизни привидений. Они про сценарий упомянули. Но не готовы его снимать. Потому что я рассказать пыталась про тот человеческий слой, который в городе выживает из последних денег и сил, из – за бедности, на людей уже не похож. Они у меня, не как люди, а как оборотни, проходящие через границы миров, существуют.

- Иди, там не все еще закончилось. – Муж подтолкнул пониже спины. – Ты не должна сбегать.

- Там лопать сейчас разносить будут. А я без тебя, хоть и голодная, жрать совсем ничего не хочу…

- Иди, иди.. – Муж развернул меня. Вернулась. Принесли котлету. Потом обещали еще добавить горячего. Я отщипнула и разорвала ногтями, как когтями, ненавистную мне виноградину. И не жалела ее, хоть и крупная она была. И очень красивая. Наверное, даже вкусная...

Кусок все равно не полез бы в глотку, потому что в вестибюле у фонтанчика сидели два мужика, два местных рыцаря, сопроводившие своих дам. Но по местным, по административным заморочкам и причинам, вместе с рыцарством своим, дальше вестибюля, даже до обычной кухонной прихожей для слуг и "черного люда", не допущенные…