Обзор статистических исследований российской поэзи

КРИТИКА СТАТИСТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ ИМЕНОВАНИЙ ЦВЕТА В РОССИЙСКОЙ ПОЭЗИИ

     Сравнение статистики исследователей проводится с данными о количестве именований цвета у 63 российских поэтов ХIХ–ХХ веков (как правило, цифры следуют в скобках после прямых или косвенных цитат), собранными по методике и первоисточникам, подробно описанным в предыдущих статьях. Там же указаны 123 именования выявленных оттенков и синонимов, сведённых в 13 групп, соответствующих 7 спектральным цветам, 1 неспектральному, 3 ахроматическим и 2 промежуточным (золотому и серебряному). Если особо не оговорено иное, при упоминании базового цвета имеется в виду именно группа и её показатели. Каждый раздел посвящён поэту, работы о цветовых предпочтениях которого были опубликованы до 2023 г., затем следует разбор обобщающих трудов. В таблице на фото приведены выверенные данные о палитре 4 периодов и в среднем за два века.
     В статье приняты следующие условные сокращения:
     ДОКП — дифференциация относительных и качественных прилагательных, т. е. отсев означающих вкус, звук, запах, материал (чаще всего касаемо «золотого»), а также других частей речи, не относящихся собственно к цвету («красноречие», «белокровие» и т. п.). Спорные моменты требуют проверки по контексту.
НКРЯ — Национальный корпус русского языка, в частности, его поэтический подкорпус.
     НФ-1 — нейтральный фон первого периода, т. е. средний показатель частотности определённого цвета для 14 поэтов первой половины ХIХ века; НФ-2 — то же для 14 поэтов второй половины ХIХ века; НФ-3 — то же для 21 поэта первой половины ХХ века; НФ-4 — то же для 14 поэтов второй половины ХХ века.

                Б. А. АХМАДУЛИНА
     Т. В. Лозина [20] исследовала далеко не полное собрание стихотворений поэта и «обнаружила 505 цветообозначений» (их гораздо больше — 849), из которых «62,2% служат для обозначения хроматических цветов» (в действительности 55,8%), среди них «самыми популярными являются цветообозначения зелёного (8,9%), синего (8,3%), золотого (6,7%), голубого (5,7%) и лилового (5,4%) цвета». Цифры относительно точны, кроме золотого (его доля почти на треть меньше, явно не проведена ДОКП) и малообъяснимого почти двукратного роста доли голубого. Да, без оттенков доля строго красного невелика — 3,3%, меньше розового — 3,7%, предпочтение отдано алому — 2,2%, но в сумме красный — второй вслед за белым, который опережает его по частотности вдвое, а неприемлемый Ахмадулиной чёрный — более чем в 3,5 раза, а не в 2,5, как полагает исследовательница. Странно, что прочие ахроматические цвета занимают у неё 0,4%, хотя в сумме серый и коричневый дают втрое больше, а куда отнесён серебряный (выдающиеся для этого периода и всего ХХ века 4,5%), понять затруднительно.

                Е. А. БАРАТЫНСКИЙ
     Я. А. Астахова [2] учитывала только «слова, прямо называющие какой-либо цвет», без «черноокая» и подобных, но даже такая статистика по прилагательным далеко не полна. Тем не менее, она справедливо констатировала, что «цветовые прилагательные (и иные части речи, которые могут прямо называть цвет) не являлись для Е. А. Баратынского важным средством создания художественной выразительности». Действительно, красочность 0,34% от всех слов — самая низкая в первой половины XIX века, а среди всех 63 поэтов меньше лишь у Коржавина и Твардовского. Не отмечена другая особенность — экстремумы по сравнению с НФ-1 в предпочтении и золотого, и жёлтого, а также отторжение оранжевого. Единственный способ уяснить подлинные особенности автора — выявить все значительные отклонения частотности языковых единиц от показателей его современников в целом (именно от фона эпохи, с учётом специфики стиля речи), как четверть века назад убедительно продемонстрировал наш ведущий специалист по количественным методам в лингвистике А. Я. Шайкевич на примере анализа поэзии Баратынского [45].
     С. В. Рудакова [36] полагает, что среди всех частей речи «на долю золотого (цвета золота) в палитре поэта приходится 26,4% использований, т. е. этот цвет оказывается превалирующим». Ничего подобного: почти половина упоминаний золотого не приходится на собственно цвет (верное значение — 14,1%, он замыкает тройку лидеров после красного и белого, как и у Батюшкова). Соответственно, растут доли других групп, поэтому все прочие приводимые исследовательницей цифры далеки от реальности (любопытно, что их сумма даёт лишь 93,38%). А красный оказывается наименее частотным, только если отбросить алый, багряный, пурпуровый и рубиновый, явленные у Баратынского не прилагательными, а другими частями речи, которые, не в пример золотому, учтены не были.

                К. Н. БАТЮШКОВ
     Н. В. Разумкова [35] вела исследования «по первому тому Собрания сочинений К. Н. Батюшкова (М., 1989)», причём «было проанализировано 156 стихотворений разной жанровой направленности (общим количеством 41 800 слов)». Следовательно, включая не только переводы и шуточные, но и заглавия, эпиграфы, посвящения, датировки, примечания, именования действующих лиц в драмах и даже объёмные прозаические фрагменты, — лишь в таком случае количество слов соответствует заявленному. Никаким другим способом этого добиться невозможно: всё поэтическое наследие Батюшкова умещается в 34 000 слов (а без переводов — 138 стихотворений и 26 000 слов). О том же свидетельствует частотность слова «лилейный» — 7 у исследовательницы, но в источнике 6 в стихах и 1 в прозаическом переводе «Левкад». Такой подход уже опускает итог работы ниже критической отметки, а дальше положение только усугубляется.
     О различении цвета и материала нет и речи, поэтому «самым частотным, ведущим атрибутом цветовой категории является колорема золотой (36)» (в действительности вдвое меньше, сильно уступая белому); более того — в состав цветолексем включены «бархатные луга», «снежные дебри» и «стальная секира», в результате их обнаружилось аж 251, чего и близко нет в реальности.
«Особенностью батюшковской колористики» исследовательница сочла доминирование частотности золотого над жёлтым. Но ни у кого из 28 поэтов ХIХ века обратного не наблюдается. Далее — главный тезис: «Своеобразие ЦКМ К. Батюшкова состоит в том, что поэт предпочитает в изображении художественной действительности из основных цветов красно-жёлто-белый триколор». Конкурентов у «триколора» не много, поскольку цветовых полей выделено всего семь, но и при таком раскладе жёлтый, золотой, оранжевый суммарно должны уступать синему и голубому, если к последним причесть лазурный. Отчего это не сделано, а он отнесён на «ближнюю периферию», остаётся только гадать. Хорошо, что отмечено хотя бы очевидное преобладание красного; а ведь его обилие уступает за два века только Маяковскому. Самое же сильное после Тютчева отторжение чёрного анализу, увы, не подвергается.

                АНДРЕЙ БЕЛЫЙ
     И. В. Кочетова [18] проанализировала более 800 стихотворений А. Белого, Н. Гумилёва, И. Северянина. Налицо скудость источников, поскольку полные собрания содержат втрое больше стихотворений (430 + 424 + 1586). Исследовательница это признаёт, оговаривая, что «в качестве материала взяты стихи А. Белого (1904–1922 гг.)», но явно далеко не все. Об этом говорит статистика цветонаименований, хотя основные выводы верны: «белый редко встречается в стихотворениях» (отмечено 21 словоупотребление — на самом деле 122, из них 84 прилагательных «белый»), «преобладающими являются колоремы: золотой» (39 словоупотреблений — только прилагательных цвета «золотой» вдвое больше), голубой, лазурный (27 — 77), серый (23 — 47), фиолетовый не был обнаружен вовсе (10). Отмечена и особенность лирики: «чаще всего поэт заменяет цветонаименования жёлтый и голубой колоремами золотой и лазурный».
Н. Т. Тарумова [42], наоборот, старалась представить «выборку, стремящуюся к полноте», с учётом всех знаменательных частей речи. К сожалению, в расчёт были взяты переводы или варианты, судя по общему количеству словоупотреблений (56 356 против 49 874, больше на 12%), из них имеющих семантику цвета выявлено 1658 (в реальности 1564).
     Группирование оттенков здесь вызывает удивление. Серебряный причтён к серому; а золотой, медный и бронзовый — к жёлтому, причём отношение слов к цвету и материалу не было дифференцировано, в итоге эти цвета вышли на первые места по частотности; фиолетовым сочтены пурпурный и порфирный, а коричневый отсутствует вовсе;. что резко снижает ценность статистики, фактически выводя её за рамки приемлемой для цитирования.
     После произвольной классификации «самыми частотными оказались обозначения жёлтого цвета» (371 употребление против 297, с учётом заявленного деления). Разница неудивительна, поскольку именно здесь сосредоточены прилагательные, часто означающие материал, а не цвет («медный всадник» и т. п.). То же относится к серебряному, включённому в серый (231 против 133). Куда меньше расхождение с признанным вторым по частоте употребления красным со всеми оттенками, включая розовый, но почему-то без пурпурного и порфирного (341 — 331). Далее за белым (159 — 144) следуют голубой с лазоревым и небесным с совершенно необъяснимым провалом в цифрах (124 — 175), ведь ни ранее, ни по идущими за ним чёрному (121 — 101) и. синему (116 — 98) такого разрыва не наблюдалось. Количество зелёного (115 — 86) завышено из-за учёта не имеющих отношение к цвету эпитетов «чучело гороховое», «оливковые кущи» и подобных.
     Но ранговая иерархия цветовых групп мало говорит об особенностях автора. Тройка лидеров у Андрея Белого (красный, белый, голубой) такая же, как у Бальмонта, Вяч. Иванова, Лохвицкой. Необходимо сравнение с НФ-3 и другими поэтами, чтобы выявить подлинные предпочтения каждого.
Тогда оказывается, что у Андрея Белого выделяется не только «золото в лазури», но весьма важны серебряный и оранжевый (2-е места в этом периоде), а синий и фиолетовый, белый и особенно чёрный (почти вдвое меньше НФ-3) явно отторгаются, из-за чего по спектральным цветам он 5-й за все два века, а по насыщенности стихов красками не имеет равных.
     Д. С. Пылёва [34] установила, «что в лирике А. Белого ведущим атрибутом цветовой категории является колорема золотой». Казалось бы, её количество (79) указывает, что учитывались только прилагательные, но всего исследовательница выявила 343 «цветовых употребления» (с учётом столь замечательных, как «кисейный» и «матовый»), а таковых прилагательных почти в 3,5 раза больше… Из дальнейшего сравнения становится ясна катастрофическая неполнота фактического материала: чёрный (33 против 85 одних прилагательных без синонимов), белый (25 — 84), зелёный (15 — 50), бирюзовый (9 — 24), розовый (8 — 34), багровый (7 — 21) и т. д. Серьёзно относиться к такой статистике невозможно.
     Е. Г. Мещерина [24] вопреки всем исследователям и самому автору заявила, что «основным цветовым аккордом лирики Белого (особенно ранней) остаются красный (алый) и золотой». Ради красного (во всех смыслах) словца идут и не на такое, особливо в публицистике, но наука здесь явно ни при чём.

                А. А. БЛОК
     Р. З. Миллер-Будницкая [25] утверждала, что сине-голубой составляет в колористической гамме Блока 11% и является самым любимым его цветом наряду с белым и чёрным. Это совершенно не соответствует действительности: здесь тройка лидеров по частотности — белый, красный и чёрный, как и ещё у 10 из 63 исследованных российских поэтов; синий и голубой суммарно имеют долю вдвое большую указанной; у Блока ни по одной из цветовых групп нет значимых превышений НФ-3. И вот почему.
     К. Н. Тарановский [41], статистику которого продуктивно использовали Л. И. Донецких и Ю. Н. Кудрявцева [8], отчётливо показал различие цветовых приоритетов Блока в три периода творчества. Можно корректировать абсолютную частотность, но соотношения долей и ранжирование верны: первый том — суммарно синий и голубой, красный, белый, золотой, чёрный; «во втором томе меняются местами красный и белый, а также золотой и чёрный»; третий том — чёрный, красный, белый, суммарно синий и голубой, золотой.
     Важно отметить одинаковое отношение Блока к синему и голубому, что встречается нечасто (в этом периоде ещё у 4 поэтов, за два века всего у 11). Это весомый аргумент для обязательного разделения в подсчётах двух цветов.
Е. М. Спивакова [39] вслед за К. Н. Тарановским справедливо исключила из рассмотрения переводы и шуточные стихи; наши данные по всем позициям у Блока почти точно совпадают: «1586 употреблений колоративной лексики» (1593). Но детально ею обсчитаны были только прилагательные, причём без учёта «синеватый», «синенький» и т. п.: белый (200 против 208), чёрный (160 — 167), красный (102 — 113), синий (96 — 104), отсюда и вывод, что они «составляют около 36% всех цветонаименований в лирике А. Блока» (доля этих групп со всеми частями речи — 63%). Совершенно верно ранжированы остальные цвета: голубой, золотой, зелёный, розовый, серый, жёлтый. Справедливо определено, в т. ч. количественно, что «коричневый, фиолетовый, оранжевый практически отсутствуют», хотя с мнением «рыжий и ржавый цвета нельзя считать эквивалентами оранжевого» трудно согласиться.
     Л. В. Краснова [19] привела процентные доли лексем нескольких базовых цветов в поэзии Блока, оставляя вне исследования треть цветообозначений, но даже в этом случае никак не может быть двукратным превышение белого над чёрным и почти 20-кратным (!) над жёлтым.
Ю. А. Шкуркина [48] установила, что «особенно актуальны в художественной системе А. Блока» и имеют «наибольшее в процентном соотношении употребление в лирических текстах» группы красного, синего, жёлтого, а также чёрного, белого и серого, то есть почти все выделенные исследовательницей, кроме зелёного. Только в последнем она и права — это единственный цвет, который у Блока резко выделяется относительно НФ-3 (причины такой усреднённости названы выше). В остальном суждения противоречат действительности и всем добросовестным подсчётам.
     Е. В. Воронец (Зайцева) [11] мимоходом отметила, «что поэтами XIX века розовый цвет использовался крайне редко; широкое словообразовательно гнездо розовый цвет имеет лишь в поэзии А. А. Блока». Всё наоборот: после пика в первой половины XIX века популярность розового у российских поэтов неуклонно снижалась, у Баратынского и Веневитинова его доля превышает 13% от всей палитры, у Фофанова более 11%, а у Блока едва перевалила за 4%, по этому показателю он ровно в середине среди 63 поэтов, например, у Кузмина процент розового (без румяного и др.) в 1,5 раза больше.

                И. А. БРОДСКИЙ
     В. П. Полухина [31, 5–6] справедливо отметила общий недостаток работ И. Е. Цегельник [44] и А. В. Трифоновой [43] — «ограниченный объём текстов для исследования», подтвердив цифрами, что их «нельзя считать полными и безошибочными». Первая обработала у Бродского 832 искомых словоупотребления, вторая 946, тогда как в наличии 1077, но разница отнюдь не фатальная.
Цегельник во многом права: «ахроматические цвета доминируют в его картине мира». По их почти точно указанной доле (59%) Бродский второй после Высоцкого в этом периоде, четвёртый по белому, третий по чёрному, а по коричневому с громадным отрывом лидирует за все два века. Не сильно разнятся с действительностью и другие показатели с оттенками: белый (~25% против 27,4%), чёрный (~19% — 17,8%), синий, включая голубой и фиолетовый (11% — 12,5%), жёлтый суммарно с золотым и оранжевым (~10% — 10,5%), зелёный (9% — 7,3%), коричневый (~5% — 5,8%), а вот по серому вкупе с серебряным (~14% — 8,1%), вероятно, сказывается отсутствие ДОКП. Сугубое недоумение вызывает красный, включая алый, багровый, багряный, пунцовый, розовый (~7% против 10,5%); причём даже упущение бордового, кирпичного, кровавого, малинового, пурпурного, рдяного, румяного так сказаться на статистике не могло, а подсчёты других исследователей эту цифру не подтверждают...
     Статистика Трифоновой более точна, кроме первой позиции: белый без оттенков (20,3% против 22,1%), чёрный без оттенков (16,1% — 16,2%), суммарно синий и голубой (12% — 11,7%), зелёный (7,1% — 7,3%), красный без каких-либо оттенков (6,8%), жёлтый без золотого (6,6%), серый (4,2%), коричневый (3,2%), розовый (1,8%), последние три без оттенков. Нелишне отметить неприятие Бродским золотого — процент меньше всего у двух поэтов в этом периоде, а значит, и за все два века.
     При сопоставлении списочного состава и количества именований цвета расхождений с составленным В. П. Полухиной [31] словарём не выявлено. Совпадают и наши подсчёты, например: «Синий и голубой цвета занимают в палитре Бродского 12%» (11,8%) или «чёрный цвет почти 19%» (почти 18%).
М. В. Мухамедова [27] «сделала следующие выводы об особенностях цветоупотребления в лирике Бродского: 1) поле цвета у поэта состоит из 8 микрополей: красного, синего, зелёного, жёлтого, коричневого, белого, серого, чёрного цветов; 2) самым объёмным является микрополе чёрного цвета (примерно 27% от общего употребления колоративов)». Первый вывод достоин школьника, и не столько из-за отсутствия оранжевого и лилового. Второй же прямо противоположен дёйствительности: именно доля белого 27,4%, а у чёрного 17,8%, и даже по прилагательным базового цвета перевес 1,1 к 1.

                И. А. БУНИН
     Т. А. Павлюченкова [29], проанализировав весь объём текстов, аргументировано опровергла мнение Р. Г. Почхуа [30] о преобладании красного цвета в бунинских стихах. Его действительно чрезвычайно мало — 12,3%, второй с конца показатель в этом периоде. По подсчётам исследовательницы, «самыми частотными цветами оказались белый цвет и его оттенки — 23,1% всех словоупотреблений цветообозначающей лексики, синий цвет и оттенки — 22,7%». Ранговый порядок точен, а цифры почти верны, если оттенками считать соответственно серебряный и голубой с фиолетовым. Но насыщенность двумя последними не отличается от НФ-3, а по синему превосходит в 1,5 раза — это 4-й показатель за два века. И серебряный, в отличие от белого, резко выделяется — 3-е место в этом периоде. Надо отметить и сильнейшее отторжение оранжевого (в ХХ веке 2-е место с конца), в итоге палитра Бунина одна из самых холодных в российской поэзии (4-е место). В остальном это качественная работа, в отличие от большинства рассмотренных достойная высокой учёной степени.
     С. В. Шкиль [47] полагает «абсолютной цветовой доминантой» у Бунина синий, с чем, при вышеуказанных оговорках, можно согласиться Но её дальнейшее ранжирование никак не соответствует действительности: серый не станет вторым даже с учётом серебряного, а третьим — жёлтый даже в сумме с золотым, и красный хоть немного но уступает чёрному.

                М. А. ВОЛОШИН
     С. А. Иванченко [13], изучив небольшой объём стихотворений, преимущественно до 1915 г., постулировала, не приводя цифр: «Наиболее частотные цвета, используемые М. Волошиным: красный в его многочисленных вариациях, золотой, серый, лиловый». Действительно, как и у большинства поэтов первой половины ХХ в., красный лидирует, а если к нему причислять охряный, бурый, рыжий, ржавый, цвет старинного золота, огонь и пламя, как ничтоже сумняшеся сделала исследовательница, будет превознесён всегда и у всех. А чуть ли не следом за ним при столь расширительном подходе окажется серый, к которому в работе причтены серебряный и седой.
На самом деле лидируют здесь красный, белый и синий, но только последний значимо превышает НФ-3. Золотой занимает 9-е место, серый — 6-е, а фиолетовый (лиловый) — лишь 8-е, и хотя в 2,5 раза превосходит НФ-3, никак нельзя утверждать, что «является доминирующим в лирике Волошина: ему отводится главенствующее место независимо от тематической и жанровой специфики стихотворений». Например, показатель оранжевого с большим отрывом опережает всех поэтов, кроме Евтушенко; а синий крайне редко (6 раз) входит в тройку самых частотных цветов.
     Не основанное на подсчётах убеждение Е. Г. Мещериной [24], что поэзия Волошина в этом периоде является «самой живописной по разнообразию красок», противоречит фактам: у него поименовано 108 оттенков, тогда как у Бальмонта их 173, у Бунина 155, у Белого 147.

                В. С. ВЫСОЦКИЙ
     Ю. В. Дюпина [9] нашла у Высоцкого 627 «лексем с цветовым значением». Цифра совершенно невероятная — искомых словоупотреблений по крайнеё мере в полтора раза меньше. Оказывается, «при учёте количественных показателей» некоторые колоративы были включены «в состав двух и более микрополей», а затем данные суммировались. Кроме того, учитывались светообозначения «бледный», «тёмный» и т. п. Никакая дифференциация не подразумевалась: здесь «золотой заём», «златая цепь», «белая горячка», а также «объектные элементы авторских сравнительных оборотов (плодородные поля, дуло кольта), способные как эксплицировать чёрный цвет, так и указывать на него имплицитно», в т. ч. «траур», «ворон», «аспид»… Зато оттенки коричневого и фиолетового проигнорированы. Налицо и неполнота источников, поскольку «чистого» белого учтено 98 из всех частей речи, а их 110. При таком подходе статистические выкладки не представляют ценности и дальнейшей критике не подлежат.
Другое дело — общие выводы. Исследовательница определила у Высоцкого «графический способ изображения художественной действительности», буквально повторив слова Цегельник о Бродском [44], но без кавычек. Ахроматические цвета, и правда, доминируют, более того — Высоцкий абсолютный лидер по ним за все два века (по доле белого 2-й, а чёрного 3-й).
     Чрезвычайно важно умозаключение: «Несмотря на то, что серый цвет уступает красному в количественном отношении, микрополе серого цвета всё-таки более значимо для поэта». Это подтверждает сравнение с НФ-4: если по доле красного Высоцкий аутсайдер не только в своём периоде, но и во всей российской поэзии, то по доле серого, наоборот, занимает 2-е и 3-е места соответственно.
     Из отмеченного всеми преобладания по частотности белого, чёрного, красного не следует, что это наиболее «предпочтительные», «интересные», «характерные», «значимые» цвета для поэзии Высоцкого. Например, из 13 других поэтов второй половины ХХ века белый по частотности лидирует у 11, чёрный входит в первую тройку у 8, а красный у 11, точно такой же порядок на пьедестале у Бродского, Вознесенского и Тарковского.
     О. А. Егорова и В. В. Сизова [10], проанализировав далеко не полную подборку стихотворений, тем не менее справедливо утверждают, что «Высоцкий отдавал предпочтение вариантам белого, чёрного, серого и красного цветов» (два последних надо поменять местами, если седой причислить к белому), а частотность первых двух составляет «приблизительно треть по отношению к общему количеству цветовых обозначений» (на самом деле больше половины — 55%).
     М. В. Карпец [14] при анализе 133 стихотворений Высоцкого (менее четверти от всех написанных) учитывал «прилагательные и другие части речи с семантикой цвета», отметив «скупость в использовании им цветового спектра при построении своего художественного мира» (действительно, красочность 0,37% — одна из самых низких за два века в российской поэзии) и «три основные цвета, наиболее часто употребляемые» (верно — первые два, далее идёт красный), но чёрный, белый и серый составляют не 68% от общей цветовой палитры Высоцкого, а 62,8%. При этом исследователь объединил в подсчётах синий и голубой, жёлтый и золотой, а прочие, кроме зелёного, не заметил и не провёл ДОКП, например, включив в статистику «золотой заём».
     М. Б. Матанцева [23] весьма расширительно трактовала предмет исследования, отнеся к нему слова «бельё», «синяк» и т. п., также принципиально не проводя ДОКП. В результате количество выявленных цветообозначений в поэзии Высоцкого значительно возросло: белого почти на 20%, чёрного в 1,5 раза, красного на 15%, серого и зелёного на 20%, хотя синего, наоборот, оказалось в 1,5 раза меньше, а гаммы голубого и жёлтого (без золотого) соответствуют действительности. Но ранги в общей палитре исследовательница указала верно, за исключением синего и золотого.

                З. Н. ГИППИУС
     А. А. Назарова [28], изучив далеко не полное собрание стихотворений Гиппиус, насчитала всего 213 цветообозначений, при фактическом наличии 459, выделив в порядке частотности 7 микрополей: белый, чёрный, красный, серый (включая серебряный), синий (включая голубой и фиолетовый), зелёный, жёлтый (включая золотой). На самом же деле лидирует красный, который, по мнению исследовательницы, «символизирует, прежде всего, реалии советского времени», хотя 2/3 стихов написаны Гиппиус до воцарения большевиков. Важнейшим же для неё как символ тления является серый, по насыщенности которым её палитра вторая среди всех поэтов.
     На объём изученного материала указывает то, что приведённые исследовательницей цифры по количеству упоминаний каждого цвета почти всегда вдвое меньше реальных: например, белый (38 против 84) чёрный (32 — 58), алый (20 — 40), серый (20 — 38), зелёный (19 — 39), золотой (13 — 22), жёлтый (9 — 16), лиловый (4 — 8), багровый (4 — 9), розовый (4 — 10), лазурный (2 — 3), сизый (1 — 2).

                Н. С. ГУМИЛЁВ
     И. В. Кочетова [18] включила в статистику колорем слова «бледный» и «светлый», что сильно снижает её ценность, и предположила, что у Гумилёва «цветонаименование золотой заменяет собой жёлтый цвет». Соотношение частотности этих цветов действительно феноменальное — 4,3 к 1 (в ХХ веке больше только у Лохвицкой и Седаковой), но это не даёт право на вывод о замене.
     О малом объёме исходного материала у исследовательницы было сказано выше, вот очередной пример: «самыми частотными в поэтическом дискурсе автора являются цветонаименования: белый — 62 словоупотребления» (хотя одних прилагательных без прочих частей речи 117), то же по красному (45 — 76), розовому (20 — 38), алому (12 — 23), пурпуровому (10 — 14), багряному (6 — 10). Но и неполнота источников не помешала сделать правильный вывод: «спектр красного цвета (розовый, алый, кровавый, багряный, пурпуровый) составляет самое объёмное микрополе в поэзии Н. С. Гумилёва». Столь большое отклонение от НФ-3, в т. ч. по розовому, заметно в любой части его творчества.
Любопытно, что суммарная доля серого и серебряного минимальна в ХХ веке, а среди всех поэтов это 4-й с конца показатель.

                С. А. ЕСЕНИН
     Н. Т. Тарумова [42] сочла, что «в поэзии С. Есенина синий оказался самым распространённым цветовым эпитетом». Это верно, если в группе белого не учитывать седой, чем подчас грешат и другие подсчёты.
     П. В. Перелыгин [30] утверждал, что поэзия Есенина особенно насыщена синим, золотым, красным и чёрно-белыми красками. Последнее явно неверно, так как Есенин — один из лидеров в первой половине ХХ века по доле спектральных цветов. Проверить первое труднее, поскольку в исследовании объединены цвет и свет; вычисленная частотность собственно цветообозначений — 1,15% против 1,75% в действительности, т. е. не учтена треть искомых слов. Несмотря на неполноту изученного материала, ранги цветовых групп в целом определены верно: синий (с оттенками, включая голубой), красный (с оттенками), золотой, белый, чёрный, жёлтый, зелёный, серый (с оттенками), серебряный, фиолетовый (с оттенками), коричневый. Исключение составляет белый (13,7% против 18,2%), намного опережающий красный и остальные; исследователь, скорее всего, причислил седой цвет к серому. По обилию золотого (15,7% против 12,8%) заметно, что нет ДОКП. Остаётся непонятным, куда причтён оранжевый. В остальных случаях процентное соотношение существенно не отличается от реального, поэтому, при указанных допущениях, работу можно считать качественной. Но нельзя забывать, что Есенин оказывает громадное предпочтение именно синему, а не голубому, показатель которого сходен с НФ-3; а также поэт лидирует по золотому, доля же красного у него намного ниже среднего уровня.
     А. С. Выродова [4] учитывала все части речи, но включила в число «словоформ колоративов» и «макрополе света», поэтому её общая статистика проверке не поддаётся, а в «макрополе цвета конституировала» лишь 6 групп цветов: белого, чёрного, жёлтого, зелёного, синего, красного, что чрезвычайно обедняет картину. И непонятно, как быть с коричневым...
     «Идиостилистической доминантой поэтических текстов С. Есенина» исследовательница справедливо признала «колоратив золотой» как «ядро лексико-семантического поля жёлтого цвета» и точно указала отношение их частотности — 7 к 3. Любопытно, что с середины ХIХ века ни у кого больше нет экстремумов сразу по обоим цветам. Такой же доминантой верно признан синий (но даже суммарно с голубым и фиолетовым его доля не «33% от общего количества колоративов», а менее 27%). Остаётся напомнить, что не два других, а именно синий контрастирует с НФ-3, почти вдвое его превышая; по степени предпочтения синего Есенин второй среди всех поэтов вслед за Башлачёвым.
     С. А. Кокорин [17] выявил у Есенина 1249 цветономинаций. Трудно вообразить, откуда столько — даже без ДОКП их около 900, с чем согласны все исследователи. Возможно, число 945 должно относиться не к свето-, а к цветообозначениям… Далее он выделил 12 групп цветов, игнорируя коричневый, который, хоть и минимально, но присутствует у Есенина; указал долю хроматических цветов в 74% (на самом деле 68,5%) и «преобладающие языковые единицы, содержащие в лексическом значении сему "синий цвет", "красный цвет", "голубой цвет" и их оттенки». О синем выше сказано достаточно, он преобладает, если не причислять седой цвет к белому, а последний в таком случае действительно уступит красному. Но о выходе на третью позицию голубого и речи идти не может, он остаётся пятым, пропуская вперёд золотой.
     А. Ю. Вычужанина [5] отметила у Есенина 923 употребления цветообозначений (реально 902), не всегда дифференцировав цвет и материал или иные качества, на что указывает количество золотого (148 против 116 или 16% против 12,8%). Прочие данные с небольшими расхождениями верны: синий (161 — 152, не иначе как здесь случайно угнездились 9 «синиц»), белый (151 — 162, возможно, не учтены 11 слов-оттенков «молочный», «снежный» и «черёмуховый»), голубой (82 — 85), чёрный (77 — 73), жёлтый (60 — 53, «восковой» 7 раз не говорит о цвете), зелёный (53 — 53), розовый (19 — 20), серый (17 — 18), коричневый (2 — 4); вопросы вызывает лишь красный (137 — 115), вероятно, налицо учёт не собственно цвета: «Красная армия», «красноармеец», «красна девица».

                Н. А. КЛЮЕВ
     Составители словаря поэта [33] учли 31 958 словоформ, за 20 лет стало известно ещё несколько текстов, и сейчас в наличии уже 33 622 слова. Хотя наши расхождения по каждому цвету составляют 15–20%, пропорции в частотности групп совпадают, что говорит о качестве исследований. Необходимо отметить значительные отличия палитры Клюева от НФ-3 по красному (4-й показатель в этом периоде), оранжевому (3-е место) и коричневому (4-е место), а также неприятие им фиолетового.

                М. А. КУЗМИН
     С. В. Шкиль [47] выявила в лирике Кузмина «947 колоративных стилистических единиц». Это говорит о полноте исходного материала и тщательности «сплошной выборки» (наши данные расходятся всего на 100 слов). Основной вывод исследовательницы: «Ядро авторской цветовой палитры составляют лексико-семантические поля красного и золотого/жёлтого цветов». Допустимо назвать это «абсолютной цветовой доминантой», но как обстоят дела относительно других показателей?
     Да, красный здесь — самый частотный, как и у большинства (12) поэтов первой половины ХХ века; отличие от НФ-3 значительно (23,8% против 20,5%), но не экстремально — 6-й показатель среди 21 автора. Достигается высокий уровень прежде всего за счёт розового, частотность которого превосходит всех в ХХ веке. Далее с большим отрывом следуют суммарно золотой и жёлтый, но опережая белый лишь на 0,1%. И если по золотому снова 6-я позиция, то по жёлтому Кузмин лидирует в этом периоде и удерживает 4-е место за все два века. Следовательно, жёлтый для него чрезвычайно важен, хотя абсолютная частотность об этом прямо не говорит.
     Нельзя полностью согласиться с исследовательницей, что «цветовые поля синего, белого, зелёного и серого представлены менее заметно». Белый намного опережает и золотой, и жёлтый (15,5% против 9,5% и 6,1%), но его крайне мало относительно НФ-3 (ещё меньше всего у двух поэтов). А вот следующий за ним по частотности зелёный (11,8%) безоговорочно лидирует в этом периоде, когда интерес к нему, относительно соседних, значительно угас. Поэтому можно констатировать, что зелёный также в центре внимания Кузмина и ему оказывается явное предпочтение относительно современников.
С тем, что «на периферии живописной палитры Кузмина функционируют цветовые поля чёрного, фиолетового, коричневого и оранжевого» спорить не приходится. Доля чёрного, например, во всём ХХ веке меньше у одного Северянина. Странно, что вовсе не упомянут серебряный, по которому поэт занимает 3-е место с конца среди предшественников и современников.

                А. С. КУШНЕР
     М. Молдагали [26], судя по количеству учтённых цветообозначений (150), изучила менее четверти стихотворений Кушнера и выделила наиболее частотные «цветовые элементы» (белый, чёрный, синий, голубой, зелёный, жёлтый, красный и золотой) и наименее употребительные (серый, оранжевый, розовый, лазурный и т. д.). Если поменять местами синий и голубой, а к красному не причислять чрезвычайно важный для поэта розовый (2-е место в этом периоде, 12-е за два века) и другие оттенки, то так оно и есть, за исключением зелёного, по частотности идущего третьим. Таким образом, при полноценной статистике картина будет кардинально иная. И нельзя забывать о пристрастии поэта к фиолетовому (4-е место за два века) и редком соотношении тёплых и холодных тонов — 0,77 (холоднее палитры только у Северянина и Тарковского).

                О. Э. МАНДЕЛЬШТАМ
     И. З. Сурат [40] утверждает, что «чёрный и белый — это вообще самые частые цветовые определения у Мандельштама… а белый, с большим отрывом, на втором». Эти цвета являются самыми частотными у 10 российских поэтов из изученных 63, но Мандельштама среди них нет. В триаде его лидеров между ними стоит красный. А вот верно отмеченное превалирование чёрного над белым, да ещё и значительное, — редкость (встречается только у Бенедиктова и Башлачёва), в данном случае обусловлено ещё и неприятием белого, в чём Мандельштама опережают только три поэта.
     Л. Г. Асракадзе [1] проанализировал 426 стихотворений Мандельштама (справедливо исключив переводы, детские и шуточные), выделил «67 различных цветообозначений, составляющие более 500 словоупотреблений» (цифры не вызывают сомнений — 509, если быть точным) и пришёл к выводу, что его «любимым цветом является чёрный (около 90 словоупотреблений)» (точнее 93), а «преобладают цветообозначения из состава групп чёрного, синего и жёлтого цветов». Последнее утверждение: верно только при объединении синего с голубым, а жёлтого с золотым и оранжевым.
     Н. В. Разумкова [35] исследовала у Мандельштама стихотворения в объёме 35 300 слов (вероятно, с детскими и шуточными, иначе получается 33 900 слов) и выявила собственно «цветовых слов — 579» (слишком много) и более 60 оттенков (в наличии чуть менее 60). С той же поправкой в основном верны её подсчёты по каждому цвету, кроме зелёного (31 против 47) и синего (22 против 30): видимо, здесь из статистики случайно выпали существительные «зелень» и «синева». Группируя цвета, исследовательница объединила синий с голубым, а жёлтый с золотым, оранжевым, рыжим, в результате он вышел на «второе место по количеству колоронимов», опередив красный, но, разумеется, после чёрного, в указанной доли которого явная опечатка: из всех приведённых в работе цифр следует, что должно быть не 52%, а реальные 19,2%.
     Е. Г. Мещерина [24] без оперирования цифрами верно угадала, что «эпитеты "чёрный", "тёмный" доминируют в зрительной фактуре поэтических образов Мандельштама». Если вынести за скобки светообозначение, мнение подтверждается: частотность чёрного более чем в 3 раза превосходит НФ-3 (третий показатель в этом периоде и шестой среди всех поэтов) и в 1,5 раза следующий за ним белый.

                Д. С. МЕРЕЖКОВСКИЙ
     А. А. Назарова [28], с учётом всех частей речи, обнаружила у Мережковского 7 микрополей и лишь 148 цветообозначений, при наличии в полном собрании стихотворений 721 (примерно 1 к 5). Включив голубой и фиолетовый в микрополе синего, она констатировала: «синий цвет является самым популярным в поэзии Д. Мережковского», что верно только при указанном произвольном объединении, и тогда «вторым по частотности является белый». В действительности второе место принадлежит не синему, а именно голубому, по предпочтению которого Мережковский с большим отрывом входит в лидирующую тройку среди всех 63 поэтов.
     Судя по приведённым цифрам и списку источников, изучено было не более четверти опубликованного материала: белый цвет (26 против 132), лазурный (19 — 64), золотой (17 — 65), чёрный (14 — 50), синий (12 — 41), зелёный (12 — 55), голубой (10 — 54), жёлтый (6 — 32), розовый (4 — 21), пурпурный (4 — 24), янтарный (3 — 12), румяный (2 — 17), седой (2 — 22), алый (2 — 14). Изумрудный, каштановый, малиновый и многие другие остались вовсе незамеченными.
     Д. С. Пылёва [34], о недостатках работы которой говорилось выше, выделила у Мережковского уже 8 микрополей, добавив коричневое и поменяв жёлтое на золотое. Учитывала только прилагательные и к наиболее частотным цветообозначениям отнесла: голубой (30%), золотой (15%), синий (14%), зелёный (12%), чёрный (9%), белый (6%), розовый (7%), багровый (5%), красный (3%). Все эти цифры не соответствуют действительности, во-первых, потому что в сумме дают с учётом округления 100%, а в списке нет серого и коричневого; во-вторых, даже по прилагательным красный вдвое превосходит багровый, зелёный в 2,5 раза уступает белому, а не наоборот.

                Б. Л. ПАСТЕРНАК
     Е. В. Губенко [7] полагает, что «наиболее частотными в лирике Пастернака являются лексемы белый, чёрный, синий, красный и жёлтый». Это верно в случае объединения синего с голубым и жёлтого с золотым. Чёрный же действительно популярнее красного, такая аномалия встречается у двух поэтов ранних периодов, у трёх в этом (Ахматова, Мандельштам, Хлебников), а в дальнейшем уже у шести. Не отмечены пристрастие Пастернака к фиолетовому (3-е место среди всех поэтов после Северянина и Ахмадулиной) и неприятие зелёного (его доля меньше только у Кюхельбекера и Башлачёва).
     С. В. Шармар [46] почти дословно повторила предыдущего исследователя, поэтому критиковать её работу не имеет смысла.
     Е. Г. Мещерина [24] постулирует, что «фиолетовый, сиреневый, лиловый… доминантные цвета в поэзии Б. Пастернака». Заявление чересчур радикальное: хотя частотность указанной группы у него более чем втрое превосходит НФ-3, однако уступает также демонстрирующим экстремумы чёрному (второй показатель в этом периоде и пятый среди всех поэтов) в 3,3 раза, а белому и вовсе в 4 раза. При такой пропорции о доминировании говорить нельзя.

                А. С. ПУШКИН
     Б. М. Козырев [16] констатировал: «Строгая графичность лирики Пушкина выступает в огромном преобладании чёрного и белого (в том числе серебряного) — 45 и 42 раза соответственно — над всеми цветами, кроме разных видов красного (в том числе розовый, румяный, алый, кровавый, багровый и т. д.) — 37 раз». Очевидно, что в подсчёты не включались поэмы, драмы, а также иные части речи, кроме прилагательных; несмотря на точность приведённых цифр, это значительно обедняет исследование и искажает общую картину. У Пушкина белые краски действительно в изобилии (3-е место в ХIХ веке), серебряных же значительно меньше среднего, а чёрная более чем в 1,5 раза уступает оттенкам красного. Преобладание же чёрного над прочими цветами свойственно большей половине поэтов.

                Н. М. РУБЦОВ
     П. В. Перелыгин [30] объединил в исследовании цвет и свет; вычисленная же без учёта светлого и тёмного частотность собственно цветообозначений в поэзии Рубцова — 0,47% против 0,62% фактически, т. е. не учтена четверть искомых слов. Несмотря на неполноту изученного материала, ранги цветовых групп определены верно: белый, красный (с оттенками), чёрный; синий (с оттенками, включая голубой); зелёный, жёлтый, серый (с оттенками), золотой, серебряный, фиолетовый (с оттенками), коричневый. Остаётся непонятным, куда причтён оранжевый, и по обилию золотого заметно, что не проведена ДОКП. Процентное соотношение, при указанных допущениях, сильно отличается только по белому (21% — 25,5%) и красному (14,2% — 11,7%), реальное превосходство белого не в 1,5, а в 2,2 раза. Но эти показатели примерно соответствуют НФ-4, т. е. ничем не выделяются в этом периоде. А явное предпочтение Рубцов оказывает жёлтому (без золотого), первенствуя с огромным отрывом среди всех российских поэтов.

                ИГОРЬ СЕВЕРЯНИН
     Ю. А. Карташова [15] в результате статистического анализа сделала вывод, что у Северянина «синий и его варианты являются доминантными цветами, в пятёрку наиболее употребляемых колоративов входят также белый, фиолетовый, жёлтый, красный». Это справедливо при объединении в подсчётах синего и голубого. Но даже при допущенном исследовательницей отождествлении жёлтого и золотого их будет превосходить красный (13,6%). Тем паче опередит фиолетовый (7,5%), уступающий ещё и зелёному (9,2%), хотя сиреневый и лиловый, как давно и многими замечено, стали «визитной карточкой» поэта. Очередное доказательство, что абсолютная частотность мало о чём говорит, куда важнее здесь более чем 4-кратное превышение НФ-4 и заслуженное первенство Северянина по фиолетовому среди всех российских поэтов.
     Справедливо отмечено, что «самым продуктивным и частотным цветонаименованием микрополя красного цвета является адъектив алый». Но упущено, что у Северянина холодные тона основательно превосходят тёплые и это самая холодная палитра за два века, а также его 2-е место вслед за Бродским по предпочтению коричневого.
     И. В. Кочетова [18] указала, что «в качестве материала исследования взята лирика И. Северянина (1913–1931 гг.)», но и в этом периоде явно далеко не вся. О неполноте её источников было сказано ранее, вот ещё характерный пример: «поэт часто актуализирует цветонаименования сиреневый, лиловый, фиалковый (27 словоупотреблений). На самом деле у него насчитывается 60 одних только прилагательных «лиловый». К доминирующим цветонаименованиям исследовательница отнесла синий, белый, лиловый, сиреневый, фиолетовый. Но лидерство белый (17,7%) теряет лишь при суммировании синего и голубого (7,8% и 15,2%), а частотность трёх последних порознь уступает золотому, жёлтому, чёрному, зелёному… И совершенно неверно, что Северянин отдаёт предпочтение жёлтому цвету перед золотым; прямо наоборот — 4,8% и 7,7% соответственно.

                Ф. И. ТЮТЧЕВ
     Б. М. Козырев [16] высказал предположение, что «Тютчев использует цвет более чем в три раза чаще, чем Пушкин» (действительно чаще, но не настолько: 0,89% и 0,48% от всех слов). Судя по представленной далее статистике, налицо неполнота исследованного материала, поскольку учитывались не только прилагательные, но и другие части речи.
     Тютчевская палитра оказалась такова: лазурный (22 против 33), голубой и синий (17 — 22), красный с оттенками (18 — 31), зелёный (16 — 26), жёлтый и золотой с оттенками (16 — 34), белый (12 — 29), чёрный (3 — 7). Отсюда следует вывод: «Из всех цветов излюбленным является лазурный». Совершенно справедливо: по частотности группы голубого поэт не имеет равных прежде всего за счёт лазурного, но это не даёт права на следующее утверждение: «основные тютчевские цвета: синева (лазурь, голубизна) и зелень». Во-первых, по синему Тютчев аутсайдер в своём периоде и лишился этого места лишь в конце ХХ века, когда Седакова вовсе отказалась от синего. А во-вторых, по данным самого исследователя, зелёный уступает красному (всё так, даже без розового — 11,7% и 14% соответственно).
     Также необходимо упомянуть, что Тютчев в своём периоде лидирует по оранжевому (3-е место за два века), занимает 2-е место по золотому и с громадным отрывом первенствует по доле хроматических цветов среди всех 63 поэтов. А ещё ему принадлежит абсолютный рекорд по неприятию чёрного и вице-чемпионство в отторжении белого (до показателя Глинки не хватило каких-то 0,05%).
     Н. Т. Тарумова [42] безосновательно утверждала, что «в поэзии Ф. И. Тютчева самым частотным колоративом является зелёный цвет». Отнюдь, он уступает лазоревому и золотому, а также красному и белому с оттенками.
     Е. В. Воронец (Зайцева) [11] самостоятельных подсчётов не вела, основываясь сначала на словаре А. Л. Голованевского [6], затем на статистике Б. М. Козырева [16]. В разных статьях полагая, что у Тютчева 92, а потом 194 «лексемы имеют семантику цвета» (на самом деле 222), расставила их в порядке частотности: зелёный (25 против 26), белый (23 — 29), голубой (14 — 16 без оттенков), синий (6 — 6), неожиданно заключив: «Чёрный цвет меньше остальных представлен в поэзии Тютчева» (отнюдь, 7 раз — больше, чем серый, серебряный, жёлтый). При этом указала доли жёлтого (2,4% против 2%) и золотого (22,5% против 12,8%), объяснив это «вытеснением» одного другим и приводя далее в обоснование: «По данным НКРЯ, у таких поэтов как А. А. Фет, А. С. Пушкин, А. А. Блок частотность употребления эпитета золотой в среднем в 4-5 раз превышает использование колоризма жёлтый». Тогда как в действительности у Фета — в 3,6 раза, у Пушкина — в 3,4 раза, у Блока — в 1,9 раз, в среднем за два века — в 2,1 раза (у 13 из 63 поэтов, наоборот, превалирует жёлтый), а в конце ХХ века их доля в палитрах сравнивается. Это ещё раз указывает на необходимость ДОКП и невозможность верно вести подсчёты вслепую — по НКРЯ.

                М. И. ЦВЕТАЕВА
     Л. В. Зубова [12] оговаривала, что её «статистика не претендует на полноту», поскольку в конце 1980-х годов поэзия Цветаевой была издана фрагментарно. Неудивительно, что «в исследованных текстах ни разу не встретилось слово коричневый» (в полном собрании дважды). Для сравнения некоторые данные по «словам со значением цвета»: красный с оттенками, включая розовый (269 против 503), чёрный (151 — 238), белый (132 — 294), синий (92 — 184), зелёный (51 — 87), лазурный и лазоревый (37 — 57), золотой (25 — 112), серебряный (22 — 54), седой (21 — 78), розовый (18 — 76), алый (13 — 42), румяный (12 — 55), серый (11 — 46), жёлтый (8 — 17), голубой (8 — 50), русый (3 — 24) [12, 112–113]. Первым по частотности справедливо назван красный, включая розовый, ведь отрыв от остальных групп настолько велик, что констатируется даже на малом объёме текстов, а вот превалирование белого над чёрным не так очевидно.
     Зато в этой работе [12, прим. 2 к гл. 3] дана исчерпывающая критика неудачной попытки подсчётов Р. Г. Почхуа [32].
     Любопытно, что у Цветаевой минимум жёлтого в своём периоде, да и во всём ХХ веке меньше лишь у Башлачёва.
     Радует, что при сверке с замечательным словарём поэтического языка Цветаевой [37] не было выявлено расхождений в наших данных ни по количеству искомых слов, ни по списочному составу. Четырёхтомный компендиум необходимо рекомендовать всем ценителям поэзии. В полной мере это касается и алфавитно-частотных словарей поэтов «пушкинской плеяды», составленных титаническими трудами тандема Н. Л. Васильева и Д. Н. Жаткина [38].

                ДИАХРОНИЯ
     А. Ц. Масевич и В. П. Захаров [22] для исследования частотности прилагательных в российской поэзии обратились к сетевому НКРЯ и констатировали, что в нём «разметка слов-цветообозначений в ряде случаев страдает неполнотой и непоследовательностью», отметили «нарушение логики разметки» и ещё «ряд существенных недостатков», в частности, отсутствие ДОКП, выяснив, что даже прилагательные собственно цвета размечены лишь «более или менее последовательно». В итоге в статистику попали «квазицвета» — «тёмный», «светлый», «бледный» и т. п.
     Задействован был гигантский объём в 11 млн слов. Трудно сказать, откуда столько, ведь 63 ведущими поэтами написано менее 5 млн слов, а НКРЯ весьма далёк от полных собраний многих и многих авторов. Цветовые группы оказались следующие: две ахроматических, семь хроматических, розовый и коричневый; куда делся серый, неясно...
     Было выяснено, что во всех функциональных стилях русскоязычной литературы прилагательные «белый», «чёрный» и «красный» составляют тройку самых частотных. Вряд ли в этом кто-то сомневался. Наиболее частотными в поэзии признаны «прилагательные, означающие ахроматические цвета белый, чёрный». На самом деле на втором месте идёт красный, но его оттенки в исследовании либо вовсе не учтены, либо считались отдельно; отсюда и ложный вывод о том, что его частотность в конце ХХ века выше, чем в начале ХIХ.
Тем не менее, оказались верно определены: три самых частотных цвета у Хлебникова, лидер у Цветаевой, экстремумы жёлтого у Ахматовой, оранжевого у Вознесенского, коричневого у Мандельштама и синего у Есенина, что справедливо признано «особенностями авторских идиолектов».
     Но при обобщении банально ошибочна сама система подсчётов, когда при вычислении среднего по цвету за период суммируются личные данные всех поэтов скопом независимо от объёма исходного материала.: А ведь пристрастие к определённому цвету плодовитого автора перевесит нескольких с иными предпочтениями, но написавших в разы меньше; и даже обилие любого цвета у поэта, мало использующего цветонаименования, автоматически снизит средний показатель в данном периоде. Чтобы избежать этого, математическая статистика предлагает несколько способов, которыми исследователи, увы, не воспользовались.
     Главный же их вывод: красочность поэзии в XIX веке плавно растёт, в 1870-е несколько снижается, затем достигает пика в 1920-е и далее снова плавно снижается.
     Стоило ли тратить столько сил, если доктор филологических наук А. П. Василевич ещё 45 лет назад констатировал: «Применительно к хронологии ясно прослеживается такая тенденция: относительная "неживописность" авторов ХIХ в.; некоторое увеличение живописности к концу ХIХ в.; своего рода взрыв в начале ХХ в.; определённый спад в современной литературе» [3, 140].
Уважаемый учёный указывал, что статистический анализ в литературе «предполагает наличие некой "нормы", "стандарта", с которой… сопоставляется данный писатель» [3, 134].
     Уже тогда наш крупнейший специалист по лингвистике цвета чётко обозначил проблему и пути её решения: «Исследования в области цветонаименований испытывают ощутимую нехватку объективного критерия истинности… описания "среднего стандарта"» [3, 135], причём нужен «отдельный стандарт для поэзии или стандарт для литературы определённой эпохи». Но «сама идея стандарта должна неизменно сопутствовать исследованиям… при выявлении предпочтений в употреблении цветонаименований у данного автора» [3, 140].
Воистину — глас вопиющего в пустыне...
     Я. М. Марголис [21], как и многие сейчас, для сбора материала использовал НКРЯ, причём без какой-либо критической оценки полученных данных и проверки по академическим и авторитетным изданиям. В результате обращения к «чёрному ящику», внутри которого может быть что угодно, возникли казусы у Цветаевой в статистику попали переводы и варианты, у Хлебникова пропало 15% текстов, у Маяковского 10%, у Мандельштама объём оказался вдвое больше им написанного в стихах, у Бунина — в полтора раза, у Кузмина — на 20%, а у Северянина — аж вчетверо меньше. Отсутствие значительной части текстов и обильные прозаические вкрапления (внепоэтический «шум») — типичные обманки разрекламированного НКРЯ. При таком исходном материале говорить о точности вычислений не приходится.
     Исследователь у 74 русскоязычных поэтов XVIII–ХХI веков (3,7 млн слов, тогда как даже у 63 в полных собраниях стихотворений объём на треть больше) ограничился учётом только прилагательных семи спектральных и двух ахроматических цветов без синонимов и оттенков, чрезвычайно обеднив поэтическую палитру. Например, серый в поэзии столь же частотен, что и жёлтый, а лиловый втрое превосходит фиолетовый; многие поэты предпочитают именно алый, багряный, пурпурный, рдяный, ведь оттенков красного в разы больше, чем чёрного, да и белый в этом отношении даст последнему солидную фору. Без «золота в лазури» бледнеют стихи Андрея Белого, слабеет магия Брюсова, тускнеет ранний Блок, блекнут есенинские нивы. И как же быть без «белеет парус одинокий» и «ель сквозь иней зеленеет»?
     Ограничиваться при подсчётах одними прилагательными — тупиковый путь. Дело даже не столько в потере около 20% искомых слов, куда важнее искажение пропорций в палитре, ведь доля других частей речи в именовании цветов разная: синий — 1 к 3, зелёный — 1 к 4, жёлтый — 1 к 6, белый и чёрный — 1 к 8, красный и голубой — аж 1 к 20, а лазурный, наоборот, — 1,3 к 1 (у всех округлённо и без учёта оттенков). В итоге краски расплываются, и картина оказывается стёртой до неузнаваемости.
     Грубейшие ошибки допущены и в методике подсчётов. Суммирование абсолютных частот возвышает предпочтения более плодовитых авторов. Оттого, что Мандельштам написал впятеро меньше Брюсова или Северянина, его вклад в среднее не должен становиться в 5 раз меньше. Каждый поэтический мир избранных классиков самоценен и равноценен при определении нейтрального фона эпохи. Частотность должна рассчитываться в процентах, причём не относительно всех слов, а именно цветообозначений. Иначе снова произойдёт перекос, ведь колористика в разной степени важна для поэтов: стихи Андрея Белого в 4 раза насыщеннее красками, чем у Пастернака, но оранжевый для них одинаково значим. Для полноценного и объективного статистического исследования текстов нужен соответствующий и давно апробированный филологами математический аппарат: относительная частотность, функции веса, дисперсия etc. Есть арифметика, но существует алгебра — нет резона оставаться на первой школьной ступени.
В сравнении с прочими методологическими оплошностями подбор «ведущих поэтов разных эпох» не столь значим, но предпочесть Жуковскому Бестужева-Марлинского, бросить с парохода исследования Языкова и Фета, вообще забыть о второй половине ХIХ века, подменить Твардовского, Вознесенского, Ахмадулину, Высоцкого несравнимо менее статусными Бобышевым, Айзенбергом, Ерёменко, Ждановым — это чересчур.
     Неудовлетворительна и избранная терминология, например, игнорирование «ахроматические» и «спектральные», включение в «установленную радугу» чёрного и белого (!) и давно раскритикованная в отношении к художественной литературе «лексическая норма». Говорить о «норме» в поэзии допустимо только в кавычках; нейтральный фон уместнее даже по контексту.
     Из-за перечисленных изъянов истинная картина неизбежно искажается: красный в первой половине ХХ века теряет законное лидерство и вдруг становится по рангу третьим; как по колдовству меняются местами голубой c зелёным. И это только верхушка нафантазированного айсберга. Негаданно Блок оказывается среди лидеров по красному, Северянин — первым по оранжевому (на самом деле показатели обоих ниже среднего), а Хлебников — по чёрному (чуть выше среднего), у Цветаевой белый первенствует над красным (наоборот, почти на треть), резко сокращается общее отставание чёрного от белого (в реальности 1 к 1,66), возникают аж 30 поэтов, у которых чёрный здесь преобладает (таковых всего четверо из 63 всесторонне изученных), чернеет даже Золотой век (отнюдь — как и во все полувековые периоды, белый превалирует более чем в 1,5 раза), триада белый-чёрный-красный якобы всегда в поэзии является основной (не всегда и не в том порядке). Со статистикой по другим периодам, тем паче в аспекте диахронии, ситуация не менее плачевна, но для доказательства научного фиаско и приведённых фактов вполне достаточно.
     Видимо, сознавая ущербность результатов, в т. ч. о цвете, исследователь настойчиво (семь раз, частенько с шрифтовым и даже двойным выделением) предупреждает: «в первом приближении». Да, и в очень слабом, никак не более того.

                ЛИТЕРАТУРА
1. Асракадзе Л. Г. «И белый, чёрный, золотой печальнейшее из созвучий». Цветовая лексика в поэтических произведениях О. Мандельштама // Край Воронежский: Межвузовский студенческий сб. Воронеж, 1999. Вып. 3. С. 7–14.
2. Астахова Я. А. Цветообозначения в русской языковой картине мира. М., 2014.
3. Василевич А. П. Цветонаименования как характеристика языка писателя // Учёные записки Тартуского университета. Linguistica XIV. Вып. 585. Тарту, 1981.
4. Выродова А. С. Лингвокультурологическое пространство колоративов в русском поэтическом дискурсе первой половины XX века: на материале поэтических текстов С. А. Есенина и Н. М. Рубцова. Белгород, 2008.
5. Вычужанина А. Ю. Роль цветообозначений в передаче эмоциональных концептов поэтического когнитивного пространства: на материале произведений С. А. Есенина и Д. Г. Лоуренса. Тюмень, 2009.
6. Голованевский А. Л. Поэтический словарь Ф. И. Тютчева. Брянск, 2009.
7. Губенко Е. В. Лексико-семантические поля цвета и света в лирике Б. Л. Пастернака. М., 1999.
8. Донецких Л. И., Кудрявцева Ю. Н. Цветовой образ мира в поэтике Александра Блока: чёрный // Вестник Удмуртского университета. История и филология. 2009. Вып. 1; Донецких Л. И., Кудрявцева Ю. Н. Цветовой образ мира в поэтике А. Блока: синий // Вестник Удмуртского университета. История и филология. 2010. Вып. 2.
9. Дюпина Ю. В. Цветообозначения в репрезентации поэтической картины мира Владимира Высоцкого: структура, семантика, функции. Тюмень, 2009.
10. Егорова О. А., Сизова В. В. Цветовая полифония в поэзии В. Высоцкого // Вестник Тверского государственного университета. Серия: Филология. 2018. № 2. С. 220–224.
11. Зайцева Е. В. Основные цвета в языке поэзии Ф. И. Тютчева // Вестник Брянского государственного университета. 2012. № 2 (2); Зайцева Е. В. Глагольная колористика в языке поэзии Ф. И. Тютчева // Вестник Брянского государственного университета. 2013; Воронец Е. В. Место поэтической колористики Ф. И. Тютчева в русской литературе // Балтийский гуманитарный журнал. 2015. № 1 (10); Воронец Е. В. Место поэтической колористики Ф. И. Тютчева в русской литературе // Ф. И. Тютчев и тютчеведение в начале третьего тысячелетия. Брянск, 2018. С. 238–246.
12. Зубова Л. В. Поэзия Марины Цветаевой. Лингвистический аспект. Л., 1989.
13. Иванченко С. А. О некоторых особенностях цветовой картины мира М. А. Волошина и средствах её вербализации // Вестник Томского государственного педагогического университета. 2023. Вып. 1 (225). С. 95–102.
14. Карпец М. В. Колористика в поэзии В. С. Высоцкого. Оренбург, 2008.
15. Карташова Ю. А. Функционально-семантическое цвето-световое поле в лирике Игоря Северянина. Бийск, 2004.
16. Козырев Б. М. Из четвёртого и других писем // Фёдор Иванович Тютчев. М., 1988. Кн. 1. С. 117–118.
17. Кокорин С. А. Свето- и цветообозначение в поэтическом творчестве С. А. Есенина: структурно-семантический аспект. Челябинск, 2012.
18. Кочетова И. В. Регулятивный потенциал цветонаименований в поэтическом дискурсе серебряного века (на материале лирики А. Белого, Н. Гумилёва, И. Северянина). Томск, 2010.
19. Краснова Л. В. Поэтика Александра Блока. Очерки. Львов, 1973.
20. Лозина Т. В. Семантика чёрного и белого цветов в поэтическом языке Б. А. Ахмадулиной // Роль литературы и искусства в духовно-нравственном развитии личности. Брянск, 2020.
21. Марголис Я. От Пушкина до поэтов XXI века. Сопоставительный анализ поэтического языка в цифровую эпоху. М., 2022.
22. Масевич А. Ц., Захаров В. П. Частотное поведение прилагательных цвета в русских поэтических текстах // Вестник Новосибирского государственного университета. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2019. Т. 17. № 1; Масевич А. Ц., Захаров В. П. Диахронические изменения частотности цветообозначений в русских поэтических текстах // Вестник Новосибирского государственного университета. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2021. Т. 19. № 4.
23. Матанцева М. Б. Колористика в рассказах Владимира Высоцкого // Вестник Бурятского государственного университета. Язык. Литература. Культура. 2018. Вып. 4. С. 23–28.
24. Mещерина Е. Г. «Се красота из синего эфира…» (к проблеме эстетики цвета в поэзии Серебряного века) // Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. 2009. № 1. С. 64–90.
25. Миллер-Будницкая Р. З. Символика цвета и синэстетизм в поэзии на основе лирики Блока // Известия Крымского педагогического института. Симферополь, 1930. Т. 3. С. 146.
26. Молдагали М. Поэтическая колористика: структурно-семантические стратегии и методика изучения. Алматы, 2025.
27. Мухамедова М. В. Цветообозначения в лирике Иосифа Бродского. Волгоград, 2011.
28. Назарова А. А. Колоративная лексика в поэзии Д. Мережковского и З. Гиппиус (сравнительно-сопоставительный анализ). Красноярск, 2016.
29. Павлюченкова Т. А. Цветообозначения в поэзии И. А. Бунина // Филологические науки. 2008. № 2. С. 99–107; Павлюченкова Т. А. Фонетические и лексические средства языка поэзии И. А. Бунина и их функционально-семантическое взаимодействие. М., 2011.
30. Перелыгин П. В. Цветообразная поэтика в творчестве С. А. Есенина и Н. М. Рубцова. Опыт сопоставительного анализа. Тамбов, 2008.
31. Полухина В. П. Словарь цвета поэзии Иосифа Бродского. М., 2016.
32. Почхуа Р. Г. Лингвоспектр русской поэзии XVIII–XX вв. Состав и частотность. Тбилиси, 1977.
33. Поэтический словарь Николая Клюева. Вып. 1: Частотные словоуказатели. Вологда, 2007.
34. Пылёва Д. С. Прилагательные с семантикой цвета в поэзии Д. Мережковского и А. Белого. Опыт сопоставительного анализа. Тюмень, 2014. https://pilevartur75.wixsite.com/dinapileva/kollegam.
35. Разумкова Н. В. Лексико-семантическое поле цвета и света как когнитивно-поэтический феномен (на материале произведений К. Батюшкова и О. Мандельштама). Тюмень, 2009.
36. Рудакова С. В. Символика цвета в художественном мире Е. А. Боратынского // Романтизм vs реализм: парадигмы художественности, авторские стратегии. Екатеринбург, 2011. С. 205–222.
37. Словарь поэтического языка Марины Цветаевой. В 4-х т. / Сост. Белякова И. Ю., Оловянникова И. П., Ревзина О. Г. М., 1996.
38. Словарь языка А. А. Дельвига / Н. Л. Васильев, Д. Н. Жаткин. М., 2009; Словарь Н. М. Языкова. М., 2013; Словарь поэтического языка Е. А. Баратынского. М., 2016; Словарь поэтического языка Н. М. Карамзина. М., 2016; Словарь поэтического языка Д. В. Веневитинова. М., 2017; Словарь поэтического языка К. Н. Батюшкова. М., 2018.
39. Спивакова Е. М. Язык цвета в идиостиле А. Блока. Владивосток, 2009.
40. Сурат И. З. Тяжесть и нежность: О поэзии Осипа Мандельштама. М., 2022.
41. Тарановский К. Н. О поэзии и поэтике. М., 2000. С. 328–329.
42. Тарумова Н. Т. Творческая индивидуальность поэтического языка А. Белого в контексте культуры Серебряного века: лексико-семантическое поле цвета // Ярославский педагогический вестник. Серия «Гуманитарные науки». 2019. № 1. С. 209–213; Тарумова Н. Т. Проект словаря цветообозначений поэзии А. Белого // Труды института русского языка им. В. В. Виноградова. № 1. М., 2022. С. 408–414.
43. Трифонова А. В. Поэтический мир Иосифа Бродского: перцептивный аспект. Смоленск, 2014.
44. Цегельник И. Е. Цветовая картина мира Иосифа Бродского: когнитивно-функциональный подход. Ростов-на-Дону, 2007.
45. Шайкевич А.Я. Лексические маркеры поэзии Баратынского // Боратынский Е. А. Авторская книга лирики. Кн. 4. М., 2003. С. 65–77.
46. Шармар С. В. Взаимодействие лексико-семантических полей цвета и света в лирике Б. Л. Пастернака. М., 2005.
47. Шкиль С. В. Колоратив как стилистическая категория в лирических идиостилях И. А. Бунина и М. А. Кузмина. Петрозаводск, 2005.
48. Шкуркина Ю. А. Функционально-семантический анализ свето- и цветообозначений. На материале произведений А. Блока. Тверь, 1998.