Часть шестая. Мои равнополые отношения. Продолжени

Часть шестая. Мои равнополые отношения… Продолжение.

Муж, я, подарочная могильная плита и бронзовая лошадка выходили из вестибюля гостиницы.

Здание выпускало и отпускало нас охотно, понимая, мы не относимся к постоянным его клиентам и посетителям.

Березки – подружки вокруг здания расступались тоже, потом, проводивши нас, загораживали узенькую дорожку, по которой ни конный, ни пеший, если он лишний, эту скрытную гостиницу никогда не найдет.

Есть хотелось сильно. Даже очень сильно. Вокруг вечерели и складывались в глубокую синеву густые тени.

А собираться мы начинали с утра. Потом добирались до гостиницы, Потом нервничали на презентации литературного конкурса и на самом торжестве. И даже не перехватили по пирожку. Нам не досталось ни кусочка. Потому что мужа не пустили дальше вестибюля гостиницы.

А я не смогла съесть из их богатого административно – правительственного угощения для голодных литераторов ни кусочка, потому что привыкла всегда, на всех официальных мероприятиях, отсиживаться за широкой мужской спиной, выглядывать из – за его плеча. И не присутствовать, даже мысленно, на всех длинных рабочих обсуждениях разных моментов, которые муж автоматически тоже брал на себя.

Сейчас жалела. Сейчас вспоминала котлету. И думала, что она была горячая или теплая. Она лежала на большой и плоской тарелке, которые я раньше всегда называла «тарелкой размером с футбольное поле» и могла бы пахнуть аппетитно, если бы рядом был муж.

Но мужчину отсекли от меня на входе. И все, что ему было разрешено, посидеть в холле у гостиничного фонтанчика вместе с другим мужчиной и отцом поэтессы, девушки, тоже приглашенной на конкурс литераторов.

Мы вышли на улицу города из всех закоулков и таинственных мест.

На жизнь я не жаловалась. Мужу приходилось тяжелее. Он тащил мой наградной лист, оформленный по краям под малахит и мрамор, под стеклом, и тяжелый приз за литературную победу в конкурсе – бронзовую лошадку.

А денег не было. Их в конкурсе не давали никому. Все фонды конкурса ушли, очевидно, на банкет, выпивку и фуршет.

Объединенных наших копеек хватало, чтобы доехать домой на трамвае, купить полбуханки ржаного хлеба. А дома ждал голодный ребенок. И было дома всех продуктов: счетом несколько картошек в ящике для овощей и немного дробленого риса и гречка – сечка в пакетах.

И на душе было так странно и легко. Кружилась голова. От голода, до звона…

- Готовить сегодня будешь ты, - сказала мужу, купивши половинку черного хлеба в «Аквариуме», центральном продуктовом магазине города, - я из такого набора продуктов, что у нас дома есть, сварить ничего съедобного все равно не смогу.

Мужчина кивнул головой. Он мог. Не зря в русских народных сказках, в различных их вариациях, именно солдат варит кашу из топора. А не посылает на подвиг хозяйку дома, умудренную повседневной жизнью женщину…



Когда случалось вдохновение, мужчина мудрил на кухне. Готовил из обычной муки и воды оладьи с начинкой, превращая в начинку – наполнение для блинов сырую картошку и лук репчатый. Овощи создавали вкус пирожков и разрыхляли тесто.

Ребенок трескал за обе щеки. Я так никогда готовить не умела. Мне был всегда нужен набор продуктов, последовательность приготовления, температурный режим, рецепт.

- Подержи! – Муж сунул мне мой диплом – надгробную плиту и приз – бронзовую лошадку, затем хищно к земле пригнулся…

- Ты что? – Удивилась я.

- Деньги ищу, - ответил мужчина.

Я тоже стала смотреть. На асфальте желтенькая монетка блеснула. Я тоже ее увидела. И гордая от находки, приготовилась поднимать.

- Не трогай, - остановил мою руку мужчина.

Но почему? – Удивилась я.

Мужчина шел, обшаривая взглядом асфальт вокруг. Через три шага обнаружил еще монету. Еще через пять шагов нашел новую, затем еще. Немного поискал взглядом, затем разрешил:

- Теперь подбирай! – Вернулись, собрали монеты.

Поинтересовалась:

- И что это было за священнодействие? – Мужчина пожал плечами:

- Сам не знаю. Заметил, что если монету на асфальте увидишь и сразу подберешь, то больше монет не будет рассыпано никаких. А если ее пропустишь и дальше искать пойдешь, то можно обнаружить еще две или три монеты.

Меня, когда бывшая жена из своей квартиры на улицу выгнала, я каждый день должен был на ночевку в гостинице деньги искать.

И место искать в гостиницах города.

В гостиницах плохо берут на одну ночь с местной, городской, пропиской.

Однажды у меня не хватало денег номер снять. По улицам хожу, а время уже ночь, зима, ближе к двенадцати.

Стою под фонарем. И снег на ресницах уже не тает, только блестит. Вдруг вижу, мне под ноги летит бумажка. Я наклонился и поднял ее. А это пятьдесят рублей. Та сумма, которую недоставало мне, чтобы снять номер в гостинице.

Молчу. Переживаю. Мужчина редко рассказывает о себе. Молчит, улыбается или ругается...

- Сейчас зачем мелочь искал? – Спрашиваю. - Трамвай идет. Сейчас домой поедем.

- Яйцо сейчас в киоске у дома купишь. Одно. Я на него деньги набрал. Суп буду варить.

Я верю мужу. И в то, что все у нас получится…



Доехали на трамвае. Синие вечерние тени загустели еще. Продуктовый киоск работал. И яйца там были, киоск куриные яйца продавал. Вот только со вчерашнего дня поднялись цены в киоске на двенадцать рублей за десяток яиц.

А муж не знал об этом. Он по старой цене деньги на яйцо на асфальте подбирал…

Мужчина пригнулся и пошел в поиск монет снова. Он неуклюже или неловко выкидывал ноги, вес тела на них переносил. Потом переступал, и равновесием выравнивался.

Он в молодости был сильным мужиком. Однажды принял на себя при разгрузке целый бут бумаги. Рулон свернутый туго, весом около пятисот килограмм...

Все остальные отскочить успели. А он устоял. Потому что разогнавшийся рулон набирал инерцию. И, двигаясь по наклонной, догнал бы и раздавил всех, кто сумел бы или не сумел бы отскочить. Площадь складского помещения была очень ограниченной.

Поэтому мужчина принял на себя весь бут бумаги и удержал его. Только хрустнуло что – то в позвоночнике.

Потом другие мужики опомнились и ему помогли. Разгрузили. А он вышел с разгрузки, со склада, сел и ног не почувствовал. С тех пор стал плоховато ходить. И начинала быстро уставать спина.

Сейчас мужчина ворчит, что в спальном районе города монетку не найдешь. Но расширяет траекторию своего поиска. Я не надеюсь на успех, но мужчина находит: сначала рубль и проходит мимо. Потом еще две монетки.

Мы шли переулком к дому. Как самую великую драгоценность сохраняя одно куриное яйцо.

Фонари светили далеко, слабо и тускло. Наступала глубокая ночь.

Шла рядом с мужем и не боялась. Одна бы ходить такой глубокой ночью, наверное, не смогла...

За спиной стал нарастать шум. Машина. Газель грузовая догоняла нас. Мужчина потеснил меня к краю тротуара. Газель догоняла. Мужчина внезапно прыгнул. Нет, он в прыжке вдруг взлетел!

И приземлился на сорок сантиметров в сторону. Необычный, расширенный кузова грузовой машины проплывал медленно, впритирочку, рядом с нами. Потом вдруг наваждение закончилось и стало ясно, что газелька быстрее, чем пятьдесят километров, на скорости рядом идёт...

И если бы муж не отпрыгнул, каким – то шестым чувством почуявши опасность, Газель зацепила бы, сшибла бы его бортом…

Ребенок нас встретил дома возмущением и ворчанием. И правда же, родители были непонятно где целый день. Отсутствовали. И ничего вкусненького с собою не принесли.

Пока я рассказывала детенышу сказку о тайной гостинице, в которую с утра уходили мы. О дивном угощении и о том, почему я не могла завернуть и принести с собою котлету, виноград, грушу или хвостатый ананас, муж быстренько сварил суп.

- Опять картошка, яйцо, рис, лук и никакого мяса, - ворчал ребенок. – Совсем невкусно рядом с вами жить. Уеду от вас на все лето к бабушке. Там хоть картошки в погребе много. Там меня пюре картофельным могут накормить.

– И наворачивал суп так быстро, что в тарелке скоро и ничего не оставалось.

Муж разбудил меня рано утром. Ребенок спал.

- Собирайся. Одевайся. Пошли. – Сказал мужчина. – И лошадь свою с собой захвати. Продать попробуем.

Лошадь оказалась с секретом. Мой приз был не просто лошадкой, а лошадью, которая вставала на дыбы над часами, вмонтированными в глыбку из золотистого местного полудрагоценного минерала сибирцита. И тикала всю ночь, тикала, тикала…

Я собралась. Ребенка не разбудила. Доехали быстро. Нашли художественный салон.

Муж вел переговоры. Заранее предупредил меня:

- Молчи, улыбайся и хлопай глазами. Не вмешивайся. – Не понимала. Даже и

ненакрашенная была, Неужели из – за стекол моих очков можно со стороны увидеть, как глаза моргают?

Интонации моего мужчины становились не просительными, не уговаривающими, а бархатными. Приемщица млела, но ни на что не соглашалась.

Я грустно понимала, цена за драгоценную лошадку падает. Приемщица была лучше нас в делах купли – продажи сувениров и антиквариата. Она знала, что художественный салон в городе один. И деваться нам больше некуда...

А муж был, в сущности, нетерпелив. Совсем недавно продавали валенки, что нам бабуля для ребенка авансировала. Валенки были хорошие, толстые, теплые. Только ребенок ходил в шестой класс, а бурые валенки были сорок шестого мужского размера...

На рынке муж вел переговоры. Отсутствовал пятнадцать минут. И, предлагая валенки старушкам, что торговали подержанными вещами и разной ветошью, выручил и принес триста рублей…

Теперь я мигала грустно, смотрела на лошадку... Приемщицу надо уговорить. И хорошо бы выручить денег хотя бы на один приличный обед…

Меня задели или отдвинули. В салон – магазин вошел местный «Новый русский» или другой богатый мужчина.

Посторонилась и увидела, что муж стал меньше, хоть был всегда высок и широкоплеч.

Вошедший в салон посетитель был кормлен намного лучше, раздался в ширину и места занимал намного больше чем мы вместе с мужем.

Приемщица встала навытяжку. Все остальные, то есть мы, молчали. А новый посетитель выбирал долго. Купил он русалку, обнаженную полурыбу – полуженщину на глыбке из фиолетового полудрагоценного камня. И отдал за нее пять с лишним тысяч.

А наша лошадка стояла на прилавке и выглядела все сиротливее и сиротливее, хоть и светилась в полумраке богатого салона теплым и золотистым собственным светом.

Богатый посетитель закончил рассчитываться. Ему упаковали русалку. И он обратил внимание на нашу лошадку на дыбах:

- А это что? – Спросил. Муж ответил:

Вчера конкурс выиграли. Вот. – показал на меня, - местный литератор. Призер конкурса. У нас и диплом, и книжка, есть. – Усиленно моргала глазами. Улыбаться не было сил. Но мне поверили…

- А сколько хотите? – Спросил богатый клиент.

- Можем отдать за полтоы тысячи. – Ответил муж.

- Дам тысячу двести.

- Согласен. – Согласился муж.

Не надо было мне смотреть на продавщицу – приемщицу. Она вдруг перекосилась всем симпатичным личиком. Я понимала, что больше трехсот рублей нам от нее бы не посветило.

А муж незаметно развернулся, очень удачно, так, что приемщицу никому, кроме меня, видно не было.

Я начинала понимать, что такое лопатник. Богатый покупатель открывал бумажник, полный пятитысячных купюр.

Нам доставал сторублевки, их пересчитывал. Отдавал мужу.

Я зря надеялась, что среди наших сторублевых вдруг окажется хотя бы одна пятитысячная! Наша драгоценная лошадка этого стоила!

- Ты сердишься? – Спросил муж. – Мы не смогли бы продать твой приз дороже. А так, хоть на продукты деньги есть.

Мы выходили из художественного салона. Мы шли к продуктовому магазину. А муж все еще переживал:

- Твой приз всю ночь часами так громко тикал, что я их попробовал выкрутить и остановить. А там кусок подставки отвалился. У меня клея не было. Я на него плюнул. Кусок минерала на место прилип. Тот покупатель еще с этой лошадкой намучается. Твои устроители конкурса из вторсырья, из неликвидов местной художественной промышленности, набрали призов. Я знаю, сам художником работал. – Мужчина виновато и смущенно замолчал.

Муж! - Отвечала. - Ты мой герой! Ты сделал все великолепно и правильно!

– Рванулась к мясному прилавку продуктового магазина:

- А если я сейчас двести грамм говяжьей замороженной печенки попрошу! Нам хватит на троих? Я, ты и ребенок?... И, может быть, еще подойдет на ужин в гости уличная кошка, что в нашем подъезде третий день живет?...