Азбука жизни Глава 3 Часть 229-А Чайная церемония

Глава 3.229-А. Чайная церемония для Обломова

Тёплый свет лампы и пар от чая смягчили острые углы разговора. Диана отложила телефон, признав, хоть и временно, поражение в попытке расколоть гранит моей биографии целиком. Она получила осколок – «Обломова» – и теперь разглядывала его, прищурившись.

– Значит, твоя сила в отказе, – проговорила она задумчиво, обжигаясь о край чашки. – Не в броске вперёд, а в… упрямом стоянии на месте. Даже когда всё вокруг кричит «беги» или «бейся».

– Не на любом месте, Дианочка, – поправила бабуля, разливая по блюдцам малиновое варенье. Её движение было неторопливым, почти ритуальным. – На своём. На том пятачке, который ты считаешь домом. Душевным. Вот это и есть самое сложное – понять, где твоё, а где наносное. Многие путают.

Дмитрий Александрович одобрительно кивнул, ловко орудуя маленькой ложкой. Он был здесь своим, врос в нашу кухонную философию как родной.
–Метафора с монолитом тогда получает новое измерение. Его не сдвинешь, потому что он – фундамент. Не надстройка. Отказаться можно только от того, что не является фундаментом. От чужой войны, от чужой правды, от необходимости нравиться. – Он бросил взгляд на Эдика. – Вы, кажется, это поняли давно.

Эдуард сидел, обхватив чашку крупными, уже не мальчишескими, а мужскими руками. Он не пил, просто грелся.
–Мы поняли это на двоих, – тихо сказал он, не глядя ни на кого. – Когда вокруг была одна сплошная ложь и истерика. Выбрать, во что не верить, было легко. А вот выбрать, во что верить… Это и было тем самым «стоянием». Наш «диван» был на двоих. И на Вику.

В его словах не было пафоса, лишь констатация. Этот «диван» – наше общее детское сопротивление миру взрослого абсурда – и был той самой неприступной крепостью. Враги были снаружи, а внутри – свои законы, своя правда, своя верность.

– И всё же, – Диана не могла не вернуться к щекотливому, как заноза в пальце. – Ненависть. Она ведь не абстрактна. Ты сказала – «кто меня ненавидел с рождения». Конкретные люди. Что ты делала с… этой конкретикой? Игнорировала?

Я отпила чай, давая себе секунду. Бабулин взгляд из-за самовара был спокоен, как глубокое озеро. Она знала ответ. Она его прожила вместе со мной.
–Нет. Игнорировать можно муху. Конкретную ненависть… её нужно обезвредить. Но не обязательно уничтожая источник. Иногда – просто перестав быть для него мишенью. Я занималась дзюдо, Диана. Первое, что там учат: используй силу противника против него самого. Его импульс, его злость, его инерцию. Ненависть – это огромная энергия. Если ты принимаешь её на себя, пытаясь отразить лобовой атакой, – сломаешься. А если сделаешь шаг в сторону, позволив этой энергии пролететь мимо и растратиться впустую… Останешься на ногах. А он – упадет от собственного усердия.

Я помолчала, вспоминая лица тех, «конкретных». Не их злобу, а их пустоту потом, когда я перестала быть для них зеркалом, в котором они видели свое уродство.
–Я просто… перестала быть их зеркалом. Перестала реагировать так, как они ждали. Злость без отдачи сгорает, как спичка в пустоте. А мне было чем заняться. У меня были траур, который нужно было пережить. Семья, которую нужно было держать. Сестра, которую нужно было растить. У них же была только я. Их ненависть ко мне. Получается, я была у них всем, а они для меня – ничем. Вот и всё уравнение.

Дмитрий Александрович тихо присвистнул.
–Жестко. И беспощадно… к ним же самим. Это высший пилотаж.
–Это не пилотаж, – возразила я. – Это выживание. Доброта с кулаками – это когда ты не бьешь первым. Но если на тебя нападают, твоя задача – не просто устоять, а сделать так, чтобы нападающий больше не захотел этого повторять. Лучший способ – лишить его мотивации. Показать, что ты – не цель, а белая стена, в которую бесполезно швыряться грязью.

Диана слушала, заворожённо. Её блогерский ум уже, наверное, складывал это в красивый пост: «Как превратить ненависть в пустой звук. Инструкция от женщины-монолита». Пусть. Если хоть одной Ксюше, которая где-то там читает её блог в общаге, это поможет выстоять – уже хорошо.

– А Эдик? – вдруг спросила она. – Он был частью этой… белой стены?
Эдуард наконец поднял глаза.В них мелькнула твёрдая, почти суровая нежность.
–Я был тылом. – сказал он просто. – И частью фундамента.

Бабуля поставила на стол тарелку с ещё тёплыми пряниками.
–Ну вот, докопались до сути, – сказала она без упрёка. – Фундамент, тыл, белая стена… Всё это красивые слова. А по-простому – семья. Которую не выбирают, но которую собирают по крупицам из тех, кто не предаст. Кто будет стоять рядом, даже когда ты сама готова рухнуть. Чай остывает, детки.

Мы выпили наш чай. Он был сладким от варенья и горьковатым от невысказанных воспоминаний. Но он был общим. И в этой общей тишине, в этом простом ритуале, и была та самая «Доброта и Красота», которые спасают мир. Не громкая, не показная. Домашняя. Упрямая. Как Обломов на своём диване. Как монолит на своём фундаменте. Как мы – за этим столом.