О вечном...

Животное смертно, но не знает об этом. Человек знает и потому умирает задолго до…

Животное живёт в настоящем, свободном от тревоги о будущем. Опасность существует только тогда, когда она пахнет, шумит или приближается. В этот момент представитель фауны спасается, замирает или нападает. Но вместе с угрозой исчезает и сама мысль о смерти, не откладываясь в памяти как судьба и не становясь частью внутреннего «я».

Человек устроен иначе. Он способен вынести своё сознание за пределы текущего мгновения и увидеть себя со стороны — не только таким, каким он есть, но и таким, каким он перестанет быть. В этот момент в его жизни появляется странный спутник: знание о своей смерти. Оно обязательно найдёт свой повод, чтобы появиться: в библиотечной тишине, в детстве, в середине счастливого дня, при потере близкого или любимой кошки. Смерть в жизни человека существует не только как событие,но и как горизонт.

Животное знает смерть как исчезновение другого. Оно может горевать, искать, ждать. Но это горе не превращается в мысль: «Со мной будет так же». Утрата остаётся утратой, не становясь пророчеством. Человек же умеет сделать любой чужой конец репетицией собственного. Каждый похороненный, каждый внезапно ушедший, каждый возрастной рубеж — это напоминание: очередь неумолимо движется.

Отсюда всё остальное: страх не столько перед болью, сколько перед неизвестностью и небытиём; потребность в смысле, который переживёт тело; искусство и дети, как попытка остаться; религия как разговор с тем, что сильнее смерти; память, как форма сопротивления исчезновению.

Человек не просто живёт — он ведёт внутренний счёт. Он знает, что время не бесконечно. Поэтому радость у него всегда с привкусом, любовь — с тревогой, а счастье — с желанием удержать. Мы умеем быть несчастными даже тогда, когда всё хорошо, потому что знаем: «хорошо» — это всегда временно.

Человек умирает ровно столько, сколько живёт: в расставаниях, в утраченных возможностях, в старых фотографиях, в изменившемся голосе родителей. Каждая стадия жизни требует похоронить предыдущую. Мы постоянно переживаем маленькие смерти, потому что знаем о большой.

Животное от этого свободно. Оно не философствует и не тревожится, думая о фатальном. Оно живёт иначе. Его бытие плотное, нерассеянное, не надломленное знанием о неизбежном. Возможно, именно поэтому выглядит таким цельным.

Но это знание, которое делает человека уязвимым, собственно, и делает его человеком. Осознание смертности — не издержка эволюции, а цена за способность любить, создавать и жить, будто каждый день — последний.

Животное смертно и потому спокойно. Человек знает о смерти и потому ищет смысл. И непонятно, кто жив больше по-настоящему.