Советский человек - провалившийся эксперимент или?

Однажды советская власть задумала совершить невозможное — не просто построить новое общество, но создать нового человека. Не того, что веками существовал с его эгоизмом, тягой к собственности и личным интересам, а принципиально иную сущность — коллективиста, альтруиста, строящего светлое будущее. Этот грандиозный антропологический эксперимент длился десятилетиями. Принято считать, что он провалился. Но так ли это на самом деле? Если присмотреться к современной России, становится ясно: наследие советского проекта живет в нас, проявляясь в самых неожиданных формах.

Утопия, столкнувшаяся с человеческой природой

Исходная посылка большевиков была одновременно простой и революционной: человек — продукт обстоятельств. Измени условия — изменится природа. Ликвидируй частную собственность, установи диктатуру пролетариата, направь образование и пропаганду в нужное русло — и родится «новый человек», для которого «разумное, доброе, вечное» будет важнее личной выгоды.

На это работала вся мощь государства: от школ и радио до трудовых коллективов и репрессивного аппарата. Сформировалась уникальная система социального контракта: государство обеспечивало базовые блага (бесплатное образование и медицину, гарантированную работу, социальную защиту), а граждане демонстрировали лояльность и принимали правила игры.

Но к 1970-80-м годам проявился поразительный парадокс. Обществу действительно удалось привить ценности коллективного обеспечения и социальной безопасности. Люди искренне ценили эти достижения. Однако параллельно, в частной жизни, те же самые граждане мастерски обходили систему ради личного достатка: «доставали» по блату, занимались «левой» работой, спекулировали на "черном рынке",  похищали на предприятиях материальные ценности...
Вместо бескорыстного альтруиста возник феномен «двоемыслия» — виртуозного разделения между публичным принятием идеологии и приватным стремлением к личному благополучию.

Не провал, а трансформация: что на самом деле удалось создать?

Проект «нового человека» в его задуманном виде действительно рухнул. Но считать эксперимент полностью провальным — значит не видеть его глубинных последствий. Советская система создала не запланированный ею идеальный тип, а реальный, исторически уникальный социально-психологический феномен.

1. Патернализм как глубинная установка. Государство в массовом сознании утвердилось не как слуга или нейтральный арбитр, а как верховный распорядитель и Отец-Попечитель, который «должен» обеспечивать, защищать и направлять. Эта установка пережила распад СССР. Именно поэтому сегодня к государственному аппарату в России часто предъявляют претензии как к аппарату социалистического государства — от него ждут исполнения той самой роли всеобщего гаранта и распределителя, даже в условиях рыночной экономики.

2. Инструментальный коллективизм. Вместо альтруизма родился коллективизм выживания. В условиях дефицита и формализма умение действовать через связи и неформальные сети стало (особенно в 90-х - 00-х годах) ключевой социальной компетенцией. Это был не идеологический выбор, а практическая необходимость.

3. Эгалитаризм зависти. Уравнительные принципы социалистического прошлого трансформировались не в сознательный аскетизм, а в настороженное отношение к явному успеху другого, особенно если его источники непонятны. Социальная справедливость стала восприниматься часто как справедливость уравнивания.

Наследие в современности: мутация, а не реинкарнация

Сегодня мы наблюдаем не возврат СССР, а сложное взаимодействие унаследованных моделей поведения с новыми реалиями. Наследие советского эксперимента проявляется в мутировавших формах.

Возьмем, к примеру, риторику о «сбережении народа». В отличие от советских времен, когда человеческий ресурс часто рассматривался как расходный материал для достижения глобальных целей, сегодня на первый план выходит ценность жизни как таковая. Но это не просто гуманизация — это биополитический императив в условиях демографического кризиса. Ценность человека определяется его принадлежностью к коллективному телу нации и полезностью для государства. Это новая версия старого подхода, но с иным акцентом.
Поведение и ожидания населения также несут на себе отпечаток прошлого. Граждане, выросшие или воспитанные в логике социального государства, продолжают требовать от него гарантий и защиты. При этом они действуют в рыночной экономике, сочетая советские социальные инстинкты с капиталистическими практиками.

Устойчивое наследие

Поэтому в современной России мы наблюдаем не призрак СССР, а устойчивое наследие сформированных им социальных инстинктов и моделей поведения, которые теперь взаимодействуют, конфликтуют и синтезируются с вызовами глобализированного мира, капиталистической экономикой и новой национальной идеологией.

Советский проект не смог преодолеть человеческую природу — и в этом его утопическая составляющая потерпела крах. Но ему удалось — порой трагически, порой парадоксально — наложить на эту природу неизгладимый исторический отпечаток. Мы до сих пор живем с этим наследием: в наших ожиданиях от государства, в наших моделях социального взаимодействия, в нашем коллективном бессознательном.

Это не ностальгия и не приговор. Это сложная антропологическая реальность, которую нужно понимать, чтобы осмыслять настоящее и будущее. Эксперимент по созданию «нового человека» формально закончился, но его субъекты — мы с вами — продолжают жить, неся в себе причудливый сплав утопических устремлений, практической адаптации и вечных человеческих мотивов.