Индульгенция нового времени - слова патриарха

Индульгенция нового времени: слова патриарха Кирилла в контексте российской агрессии против Украины

В эпоху позднего Средневековья католическая церковь практиковала продажу индульгенций — грамот, отпускающих грехи за денежное пожертвование. Этот институт стал символом циничного оправдания безнравственных поступков через авторитет религии и породил один из самых острых кризисов в истории западного христианства[1]. Сегодня, в XXI веке, в православном мире России мы наблюдаем тревожную историческую параллель. Публичные выступления патриарха Московского и всея Руси Кирилла в поддержку полномасштабной войны против Украины и её идеологического обоснования выполняют функцию, схожую со средневековой индульгенцией: они призваны освятить смерть, насилие и попрание базовых христианских заповедей, облачив их в одежды «духовной брани» и «защиты традиционных ценностей»[2]. Этот процесс представляет собой не просто политическую поддержку, но глубокую теологическую и экклезиологическую деформацию, где религиозный авторитет используется для сакрализации государственного насилия.

С первых дней вторжения патриарх Кирилл последовательно избегал термина «война», использовал концепцию «метафизического противостояния» с «силами зла», олицетворяемыми Западом, и представлял конфликт как борьбу за «единство Русского мира»[3]. В своих проповедях он утверждает, что участие в этой «брани» может искупить грехи воинов, фактически предлагая теологическое оправдание убийству. Это прямая аналогия с индульгенцией, которая за плату или услугу гарантировала отпущение грехов. Здесь «платой» становится готовность принять на себя «крест» участия в агрессивной войне, а «отпущением» — обещание «высшего смысла» и посмертной награды. Таким образом, патриарх, обладающий огромным символическим капиталом в глазах миллионов верующих, не просто благословляет армию, но и снимает с её солдат и командования моральную ответственность за содеянное[4]. Более того, эта риторика создаёт особую «эсхатологическую» рамку, в которой земные преступления перестают иметь значение в свете якобы решающей битвы добра со злом[5].

Богословская аргументация патриарха строится на подмене понятий. Христианская идея самопожертвования и защиты ближнего подменяется идеей жертвенности ради имперского проекта и политического суверенитета, возведённого в абсолют. Заповедь «Не убий» де-факто аннулируется для «своих» в отношении «чужих», которых предварительно лишили образа Божьего, объявив частью «гей-парадов» и «безбожного либерализма»[6]. Этот риторический приём позволяет создать иллюзию праведности даже при совершении военных преступлений. Как и в случае с индульгенцией, грех не исчезает, но его существование отрицается высшим авторитетом, что разрывает связь между действием и его нравственными последствиями. Подобная логика восходит не только к средневековой практике, но и к более поздним идеологическим конструкциям XX века, где насилие оправдывалось высшими историческими или расовыми целями[7].

Важно отметить, что эта «индульгенция» функционирует в рамках более широкой идеологической системы «русского мира» (Russkiy mir), которая синтезирует православную риторику с государственно-имперским национализмом[8]. В этой системе церковь перестаёт быть голосом совести, независимым от кесаря, и превращается в духовное министерство по легитимации политики. Война в Украине, таким образом, стала катализатором и демонстрацией окончательного слияния религиозной и государственной властей в путинской России, где патриарх выполняет роль главного идеолога «священной» миссии[9].

Последствия такой «индульгенции» катастрофичны и многомерны. Во-первых, она глубоко раскалывает мировое православие, противопоставляя Московский патриархат другим поместным церквям, включая Константинопольскую, которая предоставила автокефалию Православной церкви Украины[10]. Этот раскол носит не только политический, но и доктринальный характер, ставя под вопрос саму природу православного свидетельства в современном мире. Во-вторых, она дискредитирует саму религию, превращая её из силы, призывающей к миру и покаянию, в инструмент легитимации государственного насилия, что отталкивает от церкви целые поколения[11]. В-третьих, она оказывает чудовищное психологическое и духовное давление на верующих внутри России, ставя их перед ложным выбором: либо поддержать «священную» войну, либо оказаться в лагере «предателей» и «врагов», что является формой религиозного насилия[12]. Кроме того, эта позиция наносит непоправимый урон межконфессиональному диалогу, укрепляя в западном обществе стереотип о православии как о внутренне авторитарной и антидемократической силе.

Историческая ирония заключается в том, что практика индульгенций стала одной из причин Реформации — протеста против слияния церковной и светской власти, против торговли спасением. Сегодня слова патриарха Кирилла, по сути, являются попыткой контрреформации в рамках «Русского мира», где церковь не отделена от государства, а служит ему, выдавая духовные разрешения на грех. Однако, как и шесть веков назад, эта практика встречает сопротивление — как со стороны значительной части мирян и клириков внутри России (о чём свидетельствуют редкие, но показательные открытые письма священников[13]), так и со стороны всего мирового христианского сообщества, видящего в ней глубокое искажение евангельской истины. В долгосрочной перспективе такая позиция Московского патриархата ведёт к его изоляции и маргинализации в мировом христианстве, а также к внутреннему духовному обнищанию, подменяя живую веру идеологической верностью режиму.

Список литературы

1.  *Диккенс, А.Г.* *Реформация и общество в Англии*. – М.: Искусство, 1997. – С. 78-95. (Классический анализ социально-религиозных предпосылок протеста против индульгенций).
2.  *Knox, Z.* *Russian Orthodoxy and the Russian-Ukrainian War: Faith as a Geopolitical Tool* // Journal of Church and State. – 2023. – Vol. 65, No. 1. – P. 45-67.
3.  *Проповедь Святейшего Патриарха Кирилла в Неделю Торжества Православия* // Официальный сайт Московского патриархата. – 2022. – 13 марта.
4.  *Stoeckl, K.* *The Russian Orthodox Church and Human Rights*. – Routledge, 2020. – Гл. 6: «Traditional Values and the Justification of Violence».
5.  *Suslov, M.* *“Russian World” Concept: Post-Soviet Geopolitical Ideology and the Logic of “Spheres of Influence”* // Geopolitics. – 2020. – Vol. 23, No. 2. – P. 330-353. (Анализ эсхатологических мотивов в риторике «русского мира»).
6.  *Burgess, J.P.* *Holy War? Russian Orthodoxy and the Conflict in Ukraine* // Occasional Papers on Religion in Eastern Europe. – 2022. – Vol. 42, Iss. 4, Article 2.
7.  *Gentile, E.* *Politics as Religion*. – Princeton University Press, 2006. – P. 120-145. (Теоретическая работа о сакрализации политики в тоталитарных и авторитарных режимах).
8.  *Tolstaya, K.* *The “Russian World” as a Political Religion and Ecclesiological Heresy* // St Vladimir’s Theological Quarterly. – 2022. – Vol. 66, No. 3. – P. 305-328. (Богословская критика концепции «русского мира»).
9.  *Papkova, I.* *The Orthodox Church and Russian Politics*. – Oxford University Press, 2011. – Гл. 5: «The Church and the State in the Putin Era».
10. *Denysenko, N.* *The Orthodox Church in Ukraine: A Century of Separation*. – Northern Illinois University Press, 2018. – P. 280-310.
11. *Kormina, J.* *“We Bless You, Warriors”: The Russian Orthodox Church in the War against Ukraine* // Religion and Society in Central and Eastern Europe. – 2023. – Vol. 16, No. 1. – P. 4-23. (Анализ реакции верующих и потери доверия к институту церкви).
12. *Митрохин, Н.* *РПЦ как инструмент «мягкой силы» и её пределы в условиях войны* // Неприкосновенный запас. – 2022. – № 146. – С. 45-60.
13. *Открытое письмо священников и мирян Русской православной церкви с призывом к примирению* // Независимый ресурс «Правмир». – 2022. – 6 марта. (Пример внутреннего сопротивления патриаршей линии).

Редактор, Принц Крыма и Золотой Орды, Посол, Профессор, Доктор Виктор Агеев-Полторжицкий