Степанида

Казачья быль

Сын у Степаниды побывал в набеге. Живым вернулся. Вьюк от седла отвязал и кинул матери под ноги.
-Владей, маманя!
Дружки-станичники прознали о прибытии воина, - явились-не запылились, устроили гулянку в хате. Один пиликал на глиняной дуделке. Другой на балалайке тарахтел. А сынок Степаниды, заросший бородой по самые глаза Тимоха, боевую песню исторгал из влажной розовой пасти:
-Как на Тереке – реке
Казаки гуляют.
Удалых свинцовых пчёл
За реку пускают.
Окна в хате были нараспашку. По всему хутору слыхать и по низине, где струилась река цвета расплавленного олова, и дальше до самых облачных гор.
От мужицкого рёва у Степаниды сердце заболело, не продохнуть. Одно успокаивало, - не загиб сынок на чужбине и слава Богу.
Вода у Степаниды грелась в круглом чане на камнях. Сквозь пар и кизячный дым она видела пирующих в открытом окне как в райке на ярмарке. Сидели казаки плечом к плечу, выкрикивали здравицы. Вторили хвастовству Тимохи.
Потом Тимоха плясал под балалайку с шашкой наголо и Степанида думала: «Как бы занавески не посёк».
Развязав походный кошель сына, она стала вытаскивать поклажу. Много было разной тканины. Раскидывала по кучкам, - мужское, женское детское и прочее тряпьё.
Вышел сын на двор по малой нужде.   
-Теперь, маманя, как принарядимся, так и возгордимся! Рада, небось?
Степанида остановила разборку военной добычи, подумала и ничего не ответила.
Сын вернулся к бражникам, гульба продолжилась.
А Степанида посыпала щёлоку в чан и стала замачивать лихие пожитки.
Стирку затеяла основательную, - с вывариванием и мытьём в корыте со щёлоком.
В первую партию попали детские рубашки да свивальники. Как только палкой она их загнела в кипяток, так и пахнуло на неё из чана молочной отрыжкой да сладкой детской мочой. Словно бы она склонилась над младенческой зыбкой Тимошеньки, чтобы перепеленать.
Голова закружилась, так что она даже отступила на шаг от огня.
Передохнула,  тяжелый ком палкой выворотила из чана и опружила в корыто.
Очередь дошла да женского. Испарения теперь их чана ударили в нос тошнотворной смесью муксуса, резеды и прочих пряностей. Перед глазами поплыло, она оперлась на палку, пережидая приступ.
А когда загрузила трофейный чекмень с газырями, то в кипятке распустилось густое бурое пятно и завоняло гнилым мясом. У Степаниды к горлу тошнота подступила и стало казачку  выворачивать.
Она откачнулась от  бурлящего варева и скорым шагом убралась на скотный баз, чтобы со своей дурнотой не попасть гостям на глаза.
Сидя на доильной скамейке, услышала голос сына:
-Маманя, почто княгинино платье вымочила. Я его Дуньке приговорил.
Дружка отозвался сыну:
-Дуньке твоей стирано попадёт. Ещё краше будет твоя Дунька.
А другой парень матерных слов прибавил.
Степанида отмолчалась на базу.
Молодцы ушли догуливать на майдан.
Над степью, вплоть до сизых гор, разносилась их песня под балалайку:
-Как на Тереке-реке
Казаки гуляют…
Степанида сидела склонив голову. У неё как с утра сердце заболело, так и доселе не отпустило. А заделье не остановить. Глянула за плетень, - солнце уж целит в ложбину меж горами.
Налегла на стирку.
А когда поволокла тележку на реку, то думала, как бы с полосканьем до темна управиться, и ещё думала, как бы не помереть сегодня.