Суд над Этель

ГЛАВА I.
"БРАТИК ГЕНРИ, ВЫЙДИ, ПОЖАЛУЙСТА, В САД," — сказала Этель
Далтон своему брату, однажды весенним утром, когда он сидел за чтением своей газеты после завтрака в красивой тенистой столовой для завтраков доктора Рэя
дом в Айронтоне.
"Что случилось на этот раз?" - с улыбкой спросила миссис Рэй, сестра Этель.
"Что ты нашла в саду — паука или удава?"
Этель покраснела, но ничего не ответила. Мистер Далтон отложил газету и, взяв шляпу, вышел с сестрой в сад.
"Ну что такое, моя дорогая?" — добродушно спросил он. "Что ты хочешь, чтобы я сделал или увидел?"
"Там, у клумб с гиацинтами, через ограду перегибается какой-то грязный оборванец, и я боюсь туда идти!" — сказала Этель.
«Чего ты боишься?» — спросил мистер Далтон. «Как ты думаешь, что этот мальчик мог бы сделать с тобой здесь, на улице, средь бела дня?»
 Этель не знала наверняка, поэтому не ответила.
Мистер Далтон шел дальше, пока не увидел мальчика. Очевидно, это был
один из рабочих с металлургического завода на лестничной площадке внизу, и он был конечно, довольно грубоватым субъектом, но в его внешности не было ничего
настораживающего. Напротив, его глаза были яркими и
ясными; и у него было очень вдумчивое и в то же время яркое и
добродушное лицо.- Доброе утро! - приветливо поздоровался мистер Далтон, подходя ближе. «Ты так любишь цветы, что смотришь на них с таким благоговением?»
Старший мальчик очень мило улыбнулся. «Да, я их очень люблю», — ответил он
ответил. «У нас дома есть довольно милый маленький сад, но у меня
не так много времени, чтобы за ним ухаживать. Понимаешь, мы
уходим на работу в семь и возвращаемся в шесть, а кроме того, у меня
много дел по дому для мамы, так что времени почти не остаётся».
 «Нет, думаю, что нет. Должно быть, ты любишь сад, раз у тебя
вообще есть на него время».

«Ну, я думаю, что цветы помогают сделать маленькое пространство ярким и жизнерадостным, — сказал старший мальчик. — Почему-то они благотворно влияют на мои глаза после того, как я целый день работаю в дыму. Но таких гиацинтов, как эти, у меня нет».
Мистер Далтон прошептал Этель: "Собери ему букет цветов, моя дорогая".
К этому времени Этель начала немного стыдиться своих страхов. Она
собрала прекрасный букет отборных цветов и вручила его мальчику,
который поблагодарил ее со всей подобающей вежливостью.
"Мама будет рада это увидеть", - сказал он. «Она любит цветы так же сильно, как и я. Я иду прямо домой, чтобы подарить их ей до того, как они завянут. Сегодня мы все не на работе, потому что не работает котёл.
Так что у меня будет возможность привести в порядок свой сад».
«Полагаю, тебе иногда хочется отдохнуть?» — сказала Этель, чувствуя, что ей хочется что-то сказать.
Старший мальчик улыбнулся. "Ну, да, мисс, это действительно довольно приятно по некоторым причинам, но, видите ли, если у меня нет работы, я не
получай жалованье, а три дня простоя - это большая разница за неделю, когда у человека есть он сам и его старая мать, и ничего, кроме своего
жалованья, на которое можно жить ".
"Тогда ты содержишь свою мать так же, как и себя", - сказала Этель.
«Ну, я не знаю, у кого больше прав», — ответил парень.
грубо. "Она поддержала меня, когда я был молод, и это мое дело
поддержка ей сейчас, что она старая".
И кивают хорошее-доброе утро, большой мальчик ушел.
"Ну, Этель, этот большой грубый оборванец не кажется мне очень
опасным персонажем", - сказал мистер Далтон, улыбаясь. "В конце концов, ничего такого уж страшного". "Ничего такого уж страшного".
"Я уверена, что он кажется очень хорошим мальчиком", - ответила Этель. "Но тогда я не могла бы этого знать, понимаете".
"Предположим, он не был бы хорошим мальчиком, как ты думаешь, какой вред он причинил бы тебе средь бела дня и в саду твоего брата?"Этель опустила голову.
«Этель, — серьёзно сказал её брат, — ты знаешь, что быть такой трусихой очень печально? Как ты думаешь, на что ты будешь способна в этом мире, если ты так всего и всего боишься?»
Этель выглядела довольно обиженной. «Я уверена, что ничего не могу с этим поделать, брат. Это естественно для меня».
"Возможно, для вас это естественно, — я не сомневаюсь, что в какой-то степени это так и есть, — но я не уверен, что вы ничего не можете с этим поделать".
"Люди не могут справиться со своими естественными наклонностями", - сказала Этель.
"Вот тут ты совершаешь очень серьезную ошибку, сестренка. Люди
Они могут изменить свои природные склонности, если будут действовать правильно. И это их священный долг — пытаться. Вы не имеете права потакать каким-либо склонностям, какими бы естественными они ни были, если они мешают вам приносить пользу или доставляют неудобства другим людям, а трусость делает и то, и другое. Кроме того, она является матерью многих других пороков, в том числе лживости и жестокости. Вы можете преодолеть эту ошибку, как и другие, и только одним способом — то есть честным усилием и молитвой о помощи Святого Духа.
«Я не знаю, какие усилия нужно приложить», — довольно угрюмо сказала Этель.

«Почему, например, когда ты сегодня утром увидела литейщика, перегнувшегося через перила, ты могла бы немного понаблюдать за ним, вместо того чтобы убегать? Если бы ты это сделала, то увидела бы, что он хороший, умный парень, несмотря на грубую литейную одежду, и что вместо того, чтобы замышлять какое-то серьёзное преступление, он просто любовался твоими гиацинтами и радовался жизни. Таким образом, вы бы избежали греха
немилосердия и могли бы получить удовольствие от совершения доброго
и милосердного поступка по собственной воле.

"Так и в других случаях, когда вы видите что-то ужасное, например мышь
Или сверчок: вместо того чтобы бежать и кричать, вы можете замереть на месте и посмотреть на страшное чудовище, убеждая себя в то же время, что мышь или сверчок не причинят вам вреда, что это, в конце концов, милое и любопытное создание, за которым стоит понаблюдать.
Вчера вас очень заинтересовал мой рассказ о путешествиях по
Китаю и Индии, а также о том, чем занималась наша подруга мисс Бичер в Персии. Вы думаете, что нет ничего плохого в том, чтобы быть трусом; но если бы все боялись тараканов и пауков так же сильно, как вы, то
Евангелие до сих пор не проповедуют в Индии и Китае.
 Одни только тараканы стали бы серьёзным препятствием для распространения христианства!
Этель довольно нервно рассмеялась. Ей не понравился этот разговор, и она обрадовалась, когда мистер Далтон посмотрел на часы и сказал, что ему пора идти. Она собрала цветы и вошла в дом, чувствуя досаду и неловкость.

"Какой шум поднимает брат Генри из-за пустяков!" - сказала она себе.:
"Как будто я виновата в том, что я хрупкая и нервная. Я уверена, что я
Я не понимаю, как я могу это исправить, и не понимаю, зачем мне это делать. Я не хочу быть обычным драгуном!
 Из этого можно сделать вывод, что Этель скорее гордилась своей трусостью, чем чем-то ещё.

Этель была самой младшей в своей семье. Настолько младшей, что её брат и сёстры были уже взрослыми, а одна из них вышла замуж к тому времени, когда она родилась. Её собственная мать умерла. Миссис Баярд, старшая сестра, которая совсем недавно потеряла ребёнка, взяла маленькую девочку, оставшуюся без матери, к себе домой и заботилась о ней самым добрым образом. Вместе с этой сестрой
Этель дожила до шестнадцати лет — то есть до того момента, когда начинается моя история. В это время мистер и миссис Баярд уехали в
Калифорнию, где они собирались прожить несколько лет; а Этель приехала к своей старшей сестре, миссис доктор Рэй, по крайней мере до тех пор, пока не закончит образование.

 Брат Этель, мистер Генри Далтон, не видел свою младшую сестру до прошлой недели. Он много лет был миссионером в Индии и оттуда присылал Этель множество прекрасных подарков и интересных писем. «Брат Генри» был своего рода
В глазах Этель он был романтическим героем, и она всегда с нетерпением ждала того счастливого времени, когда он вернётся домой, и ещё более счастливого времени, когда она закончит обучение в школе и получит аттестат, после чего вернётся с братом в Индию и будет помогать ему в его миссионерской работе.  Мысль о том, что она скоро увидит брата, была единственной причиной, по которой она смирилась с тем, что осталась в Англии, когда мистер и миссис Баярд переехали в Калифорнию. Было ещё одно обстоятельство, которое тоже помогло, но Этель не признавалась в этом даже самой себе. Она очень боялась поездки. Мистер Далтон прибыл в Айронтон за неделю до этого, и пока что все ожидания Этель оправдывались. Мистер Далтон оказался даже красивее, чем на фотографии. Его манеры были изысканными и деликатными, а когда он проповедовал в воскресенье, Этель была полностью удовлетворена. Все восхищались проповедью. А старая мисс Гримшоу, которая была очень критичной, одновременно и обидела, и порадовала Этель, сказав, что такому человеку, как мистер Далтон, стыдно тратить своё время на язычников и дикарей. Для них любой человек был достаточно хорош, а такие талантливые люди были нужны дома.
В тот день она шла домой рядом с братом, гордая и счастливая.
 Мистер Далтон, со своей стороны, был доволен тем, что увидел в своей младшей сестре.  Этель была хорошо и заботливо воспитана миссис
 Баярд; и если она никогда не знала материнской заботы, то никогда по ней и не скучала.  Если миссис Баярд и совершала какие-то ошибки, то они были связаны с добротой. Она, конечно, избаловала Этель, но её снисходительность не причиняла воспитаннице особого вреда. Этель научилась подчиняться с полуслова или взгляда ещё до того, как научилась говорить.
она научилась говорить правду, быть доброй и вежливой со всеми и особенно бережно относиться к чувствам тех, с кем она жила каждый день, — урок, который не всегда усваивают даже очень хорошие люди.

"В целом она необычайно хорошая девочка," — сказала миссис Рэй тем вечером, когда разговаривала с братом об Этель. «Джульетта прекрасно справляется с детьми. Она никогда не делала различий между Этель и своими собственными детьми, разве что, как мне кажется, она баловала Этель больше, чем мальчиков. Полагаю, это было вполне естественно, ведь
она была единственной девочкой в семье после смерти близнецов. У Этель есть только один роковой недостаток, и он довольно неудобен как для неё самой, так и для других людей."Вы имеете в виду её робость," — сказал мистер Далтон.
"Робость — не совсем подходящее слово," — ответила миссис Рэй. "Она самая большая трусиха, которую я когда-либо видела." -"Но чего она боится?"
«Обо всём. О мышах, и крысах, и пауках, и всевозможных насекомых; о странных кошках и собаках; о коровах, и лошадях, и свиньях, и уличных торговцах, и нищих. Я боюсь выходить с ней на улицу, она
она так боится переездов и обязательно останавливается в самом опасном месте.  Если она едет в экипаже, то уверена, что лошади убегут.
 Я никогда не видел доктора Рэя таким злым, как в тот раз, когда она закричала, а одна из лошадей шарахнулась от паровоза. Она действительно подвергла нас большой опасности, потому что на улицах было многолюдно, и если бы лошади понесли, нам бы не поздоровилось. Доктор Рэй хорошенько отругал её и сказал, что больше никогда не возьмёт её с собой в карету, пока она не научится контролировать. Этель считала, что с ней очень плохо обращаются, но, честно говоря, я не могу винить Мэтью.
 — И я, — сказал мистер Далтон.  — Эти крикуны — ужасное испытание в любой опасной ситуации.  Как Этель могла стать такой трусихой?
 — Ну, я думаю, это было отчасти естественно, но не совсем.  Когда Джульет было около десяти лет, ей пришлось поехать домой к мистеру
Мать Баярда была очень больна в течение нескольких недель, и она уговорила мисс Кэррингтон остаться в доме и присмотреть за детьми. Мисс
Кэррингтон боялась собственной тени и научила Этель думать, что это
«Прекрасно» быть очень робкой и деликатной и всего бояться.
 Мисс Кэррингтон всегда испытывала непреодолимый ужас перед волевыми, мужеподобными женщинами. «Кажется, сама она от этого не страдала», — сухо заметил мистер Далтон. «Удивительно, что Джульетта выбрала именно такого человека для присмотра за детьми».
«Мой дорогой брат, неужели ты так долго жил на свете и до сих пор не понял, что люди должны брать не то, что хотят, а то, что могут получить», — смеясь, сказала миссис Рэй.  «Джульетте пришлось внезапно уехать из дома.  Она знала, что мисс Кэррингтон была прекрасной учительницей
и очень хорошая, преданная, энергичная экономка, и она считала, что ей повезло, что она наняла её. Кроме того, Джульетта и сама довольно робко относится к грабителям и паукам. Она не придавала особого значения страхам Этель, думая, что та перерастёт их и что они могут усилиться, если обращать на них внимание. А потом, как я уже сказал, она всегда была очень нежна с Этель. В конце концов, это не такая уж серьёзная вина — не то что ложь или озорство.— Это правда, — сказал мистер Далтон, — и всё же одна вина, которой потакают и которую поощряют, порождает другие.

Глава II. Мрачные мысли.

Этель удалилась в свою комнату и занялась изучением итальянского языка.
 Она очень любила изучать языки и в последнее время с большим энтузиазмом занималась итальянским. Но почему-то ей было трудно сосредоточиться на таких интересных вопросах, как «У вас есть хорошее золото для портного?», «Вы не могли бы послать за молоком?» и так далее.

Этель очень болезненно воспринимала критику, особенно со стороны людей, которых она любила. Она была склонна зацикливаться на этом, пока не превращала незначительное порицание в серьёзную обиду. Теперь, сидя за своим
Она сидела за столом, перед ней лежали учебник по грамматике и тетрадь, и, глядя на страницу, она чувствовала, как в ушах у неё звенят слова брата, вызывая у неё какое-то очень неприятное чувство — она не знала, в сердце ли оно или в душе.
"Если бы все так же боялись насекомых, как ты, Евангелие не проповедовалось бы в Индии по сей день. Тараканы тогда стали бы серьёзным препятствием для распространения христианства!» Этель, как я уже говорил, строила воздушные замки на основание миссии ее брата в Индии. С тех пор как она может
помните, еще с первой коробки подарков, содержащий интересно
фигурки из обожженной глины, одетые в костюмы всех разные
каст, пришел к ней, девочка десяти лет,—она
мечтала побывать в Индии с ее братом в качестве миссионера. У миссис
Баярд был близкий друг и одноклассник, который был прикреплен к миссии
в Персии, и с которым она переписывалась. Этель помогла
собрать не одну коробку с красивыми подарками, которые нужно было раздать
Девочки из школы мисс Бичер были очень искусны как в шитье, так и в рисовании.  Мисс Бичер очень интересовалась Этель и написала ей много писем. Этель чувствовала личную привязанность к каждой девочке в школе.  Вполне естественно, что Этель интересовалась миссионерской работой и думала о том, чтобы самой стать миссионером. Она, конечно, знала, что ей предстоит столкнуться со множеством неприятных вещей.
Но в часы, когда она предавалась мечтам, она была склонна
не обращать внимания на все эти вещи и думать только об удовольствиях,
Она наслаждалась путешествиями и возможностью увидеть новые, необычные места, чудеса тропической растительности и роскошь тропических фруктов, но больше всего она наслаждалась тем, что помогала своему брату обращать в христианство язычников и учить их. Этель, несмотря на всю свою мечтательность, искренне хотела творить добро. Она часто представляла, как встречает мать, которая собирается бросить своего ребёнка на съедение крокодилам в Ганге, и своими убеждениями и доводами заставляет бедную женщину обратиться к истине
Боже, спаси её дитя.

Но эти тараканы! Айронтон был известен своими влажными
насекомые — ведь они любят влагу — особенно в Западном Айронтоне. Их завезла одна дама, которая привезла из Гаваны несколько коробок сладостей.
Они расплодились и стали серьезной помехой, но на восточной стороне их редко можно было увидеть. Этель хорошо помнила ночь, которую она провела с Анной Бергерс. Девушки вместе ходили на концерт, а после поднялись наверх, и Этель уронила кусочек торта под стол. Она ясно видела его в лунном свете, лёжа в постели, и сонно размышляла, не
вымазала бы ковер, и не следовало ли ей поднять его, когда
пирог внезапно начал быстро двигаться к камину, как будто он
понял, что ему нет никакого дела до того, где он находится. Этель вздрогнула.
Вскрикнув, она подскочила в постели.

- В чем "дело"? - сонно спросила Анна.

- Торт! - воскликнула Этель. - Разве ты не понимаешь? Этот кусок торта на полу. Он убегает!
Анна посмотрела и рассмеялась. "Наверное, его схватил таракан," — сказала она.
"Да, вот он! Я вижу его спину!"

"Таракан!" — повторила Этель, испугавшись ещё больше. "У вас есть тараканы?"

«Да, это действительно ужасно, — ответила Анна. — Они
вылезают, как только гаснет свет, и ползают повсюду. Но они не кусаются, и это одно утешение, а ещё они не могут пробраться под москитную сетку, так что вам не нужно их бояться. Мы перепробовали все способы, чтобы избавиться от них, но пока безуспешно».

Анна снова уснула через пять минут, но Этель не могла сомкнуть глаз.
Она хорошо помнила, как пролежала в постели, дрожа от холода, всю ночь; как каждый раз, когда она засыпала, то в ужасе просыпалась от сна о
об ужасных существах, которые бегали по ней, и о том, как утром она обнаружила, что одно из них спряталось в носке её ботинка. Она твёрдо решила, что больше никогда не проведёт ночь с Анной Бергерс.

 Но в Индии было очень много тараканов. Этель это прекрасно знала.
Были и другие, ещё более отвратительные существа, например многоножки, большие пауки и ящерицы, которые бегали по домам и которых поощряли, потому что они ловили насекомых. И там тоже были змеи — ужасные ядовитые кобры и тигровые полозы. А ещё там были волки,
и шакалы, и тигры! Этель вспомнила историю, которую рассказал ей брат.
О тигре, который посреди ужасной бури зашёл в бунгало к его другу и лёг у его ног, дрожа и пуская пену, как испуганная собака. Правда, тигр ушёл и никому не причинил вреда, но Этель чувствовала, что один его вид убил бы её. А потом начались штормы; она никогда не могла уснуть при сильном ветре и ужасно боялась молний. Затем
им пришлось пересекать океан; с этим ничего нельзя было поделать. Конечно,
Генри много говорил о возвращении в Индию через Калифорнию, когда будет достроена Тихоокеанская железная дорога.
Но потом произошли такие ужасные железнодорожные катастрофы, а индейцы на равнинах творили такие ужасные вещи!


 Этель знала обо всём этом всю свою жизнь, но почему-то никогда раньше не думала, что это может помешать её любимому плану.
 Теперь, обдумав всё как следует, она начала понимать, что её страхи, скорее всего, полностью разрушат её заветное желание.

"Хотела бы я не быть такой трусихой", - подумала она. "Я не понимаю, кто я такая
что делать. Я уверена, что умру, если на моём платье окажется многоножка.
 Я не буду ждать, пока он меня укусит; а потом ещё и змеи! Но я не вижу, что могу с этим поделать. Я от природы робкая. Сестра Джульетта сказала, что, по её мнению, я ничего не могу с этим поделать, а мисс Кэррингтон всегда говорила, что ненавидит решительных женщин. Я уверена, что «ничего не могу с этим поделать», если меня сделали такой ранимой и нервной. Но потом отказаться от участия в миссии после того, как
я ждала этого всю свою жизнь. О боже, что же мне делать!
И Этель уронила голову на стол и горько заплакала. Это было очень
Конечно, тяжело, когда твои заветные планы на жизнь рушатся из-за тараканов, а на пути к проповедованию Евангелия язычникам встаёт армия пауков.
Но, похоже, ничего не поделаешь, — наконец решила Этель, ведь она была совершенно уверена, что никогда не сможет преодолеть свои страхи и противостоять этим ужасным опасностям.

Однако плакать из-за этого было бесполезно. А если бы у неё на уроке итальянского были красные глаза, эта ненавистная Делия Уилкинс обязательно заметила бы их и спросила бы у неё, в чём дело, на глазах у всех девочек.
Пренебрегать уроками тоже было нельзя, поэтому Этель вытерла глаза и с новым усердием принялась за «посылку сына хорошего портного за молоком».
Когда дело не касалось её страхов, она была добросовестной девочкой и знала, что её долг — максимально использовать школьные годы.

"Генри говорил, что все языки, которые он знал, в то или иное время оказывались ему полезными. Но, ох уж эти ужасные тараканы!Глава III.

Тревога из-за взлома.

Ужин у доктора Рэя затянулся. Он был врачом с очень большой практикой и редко задерживался дома дольше чем на несколько минут
с десяти утра до шести вечера. Он был добросердечным и
добродушным человеком, очень любил молодёжь, и ему было очень
приятно принять свою невестку в семью. Он очень разозлился на
Этель за то, что она кричала и пыталась выпрыгнуть из кареты, когда лошади понесли, и строго отчитал её.

«Я буду осторожен, когда снова возьму тебя с собой», — сказал он в заключение.
 «Помимо опасности для жизни и здоровья, я не люблю выходить из себя.
И если есть что-то, что выводит меня из себя до предела, то это...»
Это значит, что женщина кричит, когда происходит что-то серьёзное.
 Этель не забыла и, боюсь, не простила упрёк своего деверя. С тех пор она была с ним довольно холодна и втайне удивлялась, как сестра Эмили могла выйти замуж за «такого грубого человека».
Но доктор Рэй, который на самом деле был обижен, совершенно забыл о том, что Этель его оскорбила, и был готов снова стать с ней хорошими друзьями.


"О, Этель! Я тебя искал," — сказал он, когда Этель вошла в комнату в шляпе и с книгами в руках.

"Я только что вернулась домой с урока итальянского", - ответила Этель.

"Но вы каждый
день таскаете всю эту кучу книг в вест-сайд?" - спросил доктор, глядя на книги, которые Этель довольно устало
положила на приставной столик. "Так дело не пойдет. Скоро вы будете у нас с
болью в спине ".

"Они нагрузкой", - призналась Этель; "но синьорина желает нам всегда
чтобы привести наши словари".

"Тогда ты должен ехать, и вы должны иметь меньшее словарь. У меня одна
где-то, что я должен думать, что бы ответить на ваши цели; и я
дают Вам большое автомобиля билетов".

«Куча автомобильных билетов», — повторила про себя Этель.  «Какое грубое выражение».
Затем она спросила вслух с некоторым удивлением: «Ты понимаешь итальянский, брат?»
 «По крайней мере, когда-то понимал, — ответил доктор несколько сухо.  «Я четыре года прожил во Флоренции, где, как считается, довольно бегло говорят на этом языке». Видишь ли, Этель, по внешнему виду жабы не всегда можно сказать, как далеко она может прыгнуть.
Память доктора Рэя была кладезем пословиц всех народов, и он с неким озорным удовольствием приводил самые странные из них.
ради своей привередливой невестки.

"Но у тебя должны быть билеты на машину," — продолжил он, надевая пальто и засовывая руки сначала в один карман, а потом в другой.
"Я знаю, что у меня есть несколько в бумажной коробке. Это не она." Он положил на стол симпатичную коробочку из-под чипсов, которую взяла Этель.

"Какая милая коробочка! Как это было бы красиво, покрытое черным лаком
сургучом и отделанное золотой бумагой".

"Что ж, вы можете получить его, как только из него вытащат пиявок", - ответил
доктор, продолжая рыться в карманах.

- Пиявки! - воскликнула Этель с легким вскриком и уронила коробку.
как будто она обожгла ей пальцы. "О, брат, ты "не" носишь пиявок в
своих "карманах"?"

"Куда ты хочешь, чтобы я их носил?— Во рту?" - спросил доктор.
«Нет, я не ношу их с собой как домашних питомцев, но после ужина мне нужно надеть их на шею одной даме. Я остановился и купил их по дороге, чтобы избавить её от хлопот и расходов, связанных с посылкой».
Этель вздрогнула. «Я уверена, что скорее умру, чем позволю этим ужасным
штукам оказаться у меня на шее».

«Ну, может, и так, но, видите ли, у миссис Грей есть ребёнок трёх лет».
Ей всего несколько месяцев, и у неё ещё несколько детей, один из которых совсем беспомощный. Так что она скорее умрёт, чем позволит пиявкам присосаться к своему горлу. Наконец-то ты получил билеты на поезд. Теперь не ходи пешком на Аддисон-сквер с двадцатью фунтами книг под мышкой. Так не пойдёт! Где Эмили? О, вот она идёт. Давай поужинаем, любовь моя. Сразу после этого я должен уйти.
 «О, какой непоследовательный человек!» — сказала миссис Рэй. «Как давно ты проповедуешь, что после обеда нужно сидеть смирно?»

 «Гораздо дольше, чем ты или я это практикуем, мадам. Но миссис Грей...»
в Великой скорби, и нужде, ты знаешь, старая жена рысью!"

Этель никогда не мог понять, какие полусмеясь разговор
что произошло между ее сестрой и ее мужем. Ей бы хотелось
все время быть на высоте, и, прежде всего, она ненавидела, когда над ней смеялись
. Она была склонна сделать из Эмили мученицу; но Эмили была такой
бесспорно счастливой и жизнерадостной, что она была вынуждена отказаться от этой
идеи и прийти к выводу, что Эмили это понравилось. Она довольно холодно поблагодарила брата за билеты на машину, но не пообещала ими воспользоваться.  Несмотря на то, что
она боялась переездов, коров и других опасностей, подстерегавших её на пути в Западный Айронтон.
Но больше всего она боялась трамвая и разводного моста.
Однажды она оказалась в трамвае с сумасшедшим и с тех пор никогда не садилась в трамвай без сопровождения.

"Каннингемы прошлой ночью сильно испугались," — сказал доктор Рэй за ужином.

«Как так?» — спросила миссис Рэй.

 «В дом пытался проникнуть грабитель. Он пытался открыть окно в спальне старой миссис
 Каннингем и уже поднял его, когда пожилая дама вскочила и схватила свою трость, которую всегда держала при себе
Подойдя к кровати, она сильно ударила мужчину по пальцам, одновременно зовя сына во весь голос и производя как можно больше шума. Мужчина снаружи поспешно ретировался, оставив окно открытым. Эмили, нам нужно проверить крепления. Рискну предположить, что некоторые из них вышли из строя.

"Я сделаю это за вас", - сказал мистер Далтон. "Я опытный домовладелец.
лудильщик и плотник, особенно в том, что касается болтов".

- Ты же не думаешь, что нам действительно грозит какая-то опасность?
Этель положила нож и вилку и побледнела.

«Не больше, чем другие люди, — ответил доктор Рэй. — Но грабители обычно действуют группами, и лучше быть готовым. Вероятность того, что нас ограбят из-за того, что мы следим за надёжностью оконных запоров, не больше, чем вероятность того, что человек умрёт из-за того, что составил завещание».
 «Что лучше всего сделать, если в дом ворвутся?» — спросила Эмили.

«Запри дверь на засов и шуми как можно громче, — ответил её муж.
 — Немногие дома стоят того, чтобы из-за них драться».
 «Я бы не осмелилась шуметь, — сказала Этель.  — Я была бы слишком напугана, чтобы кричать».

«В большинстве случаев это был бы очень хороший эффект от испуга», — ответил доктор. «В целом кричать бесполезно и опасно, но в случае с грабителями самое главное — поднять тревогу».
 Доктор Рэй не имел в виду поведение Этель в карете, он вообще об этом забыл. Но Этель предпочла думать, что он обращается к ней, как она и сказала. Она выпрямилась и постаралась принять величественный вид, хотя на глаза у неё навернулись слёзы, а щёки залились румянцем. Доктор Рэй не обратил на неё внимания и продолжил говорить с
его жена и зять. Мистер Далтон рассказывал разные истории о ворах в Индии и таким образом перешёл к бандитам и малайским пиратам.

"О боже!" — подумала Этель. "Есть ещё кое-что. Я уверена, что никогда не осмелюсь поехать в Индию. Лучше бы я об этом не думала. Лучше бы они замолчали. Я никогда не осмелюсь лечь спать."

«Что ж, мне пора идти, — сказал доктор, вставая.  Гарри, я оставляю тебя присматривать за окнами и дверями, особенно в моём кабинете;  но не запирай дверь так, чтобы я не мог войти, потому что, осмелюсь сказать, я задержусь допоздна».

"Я бы очень хотела, чтобы доктор поберег себя немного", - сказала миссис Рэй. "Он
весь день был на холоде; и теперь он идет наверх, к миссис Рэй".
Грей снова, и на ноги тоже".

"Почему бы ему не ездить?" - спросила Этель.

"У него была серая лошадь, а другой прихрамывал,"
ответила Эмили. "Мэтью щадит всех, кроме себя".

"И меня!" - подумала Этель, но вслух этого не сказала. Держа в руках
свечу, чтобы мистер Далтон вставил шуруп в оконную задвижку, она сказала:
довольно робко:

"Брат Генри, как ты думаешь, безопасно ли оставлять дверь кабинета на
только ночном замке?"

«В целом безопаснее, чем заставлять Эмили вставать в холод, чтобы впустить доктора», — ответил мистер Далтон.

 «Но что, если у кого-то другого окажется ключ, подходящий к защёлке?»
 «Тогда кто-то, без сомнения, сможет открыть дверь и войти, но такое вряд ли произойдёт».
 «Ну, мне это не кажется безопасным», — настаивала Этель. "Я бы хотел, чтобы
доктор отправил Томаса Джонса спать в кабинет и открыл ему дверь
".

"Жена Томаса Джонса может возразить против этого", - сказал мистер Далтон, улыбаясь.
- Возможно, она тоже боится грабителей.

«А потом, возможно, Томас окажется в сговоре с грабителями», — сказала
Этель задумчиво. «Я часто слышала о таких вещах».
«О, Этель! Этель!» — воскликнул её брат. «Сколько же грабителей ты себе напридумывала! Знаешь ли ты что-нибудь о бедном Томасе Джонсе, что могло бы навести тебя на мысль о том, что он вступил бы в сговор с целью ограбить своих работодателей?»

«Ничего, просто такое «случалось», понимаете!»
 «А ещё случалось, что молодые дамы воровали товары из магазинов, — сказал мистер Далтон.  — Но вы же не хотите, чтобы кто-то заподозрил вас в том, что вы ходите в магазины с такими целями, не так ли?»

"Конечно, нет, - сказала Этель, - но это другое дело. Томас Джонс -
обычный рабочий".

И разве честность Томаса Джонса менее дорога ему?
потому что от этого зависит его хлеб насущный и хлеб его семьи. Вы
никогда не должны намекать на подобные подозрения без веских на то оснований. Вы можете причинить бедняге такую боль, которую он никогда не залечит.
Кроме того, подобные фантазии — серьёзное нарушение той самой благотворительности, которая «не мыслит зла».
Этель промолчала, ей было немного стыдно.

Мистер Далтон заметил это и сменил тему. После того как он
Осмотрев все оконные задвижки и засовы и убедившись, что они настолько надёжны, насколько это вообще возможно, он поднялся в свою комнату и принёс оттуда большой ящик, которого его сестра никогда раньше не видела.

 «Наконец-то прибыли два моих больших чемодана, — сказал он.  Мне пришлось оставить их на таможне в Бостоне.  Я привёз каждой из вас по ящику для рукоделия, но они не одинаковые». Как мы будем выбирать?
С этими словами он достал два лёгких деревянных ящика и поставил их на стол. Они были примерно одинакового размера, но разной формы.

«Давайте выберем, не глядя на них, и пусть Этель выберет первой», — сказала миссис Рэй.

На этом и порешили, и каждая взяла ближайший к ней футляр.
Миссис Рэй взяла очень вместительный и удобный ящик для рукоделия, красиво покрытый лаком, с различными отделениями и «тайниками».
Ящик Этель был гораздо более эффектным. Это был миниатюрный
шкаф с одним большим выдвижным ящиком внизу и несколькими маленькими
ящиками наверху, закрытыми маленькими дверцами. Весь шкаф был
прекрасно инкрустирован разными породами дерева и отделан серебром.
Этель воскликнула от восторга.

«Именно то, о чём я всегда так мечтала», — сказала она. «Посмотрите, сколько здесь хитроумных ящичков!»
 «Вы ещё не все нашли, — сказал мистер Далтон. Посмотрите ещё раз».
 Этель посмотрела, но больше ничего не нашла.

 Мистер Далтон нажал на одну из декоративных заклёпок и открыл маленький выдвижной ящик, о существовании которого никто бы и не догадался.

"Теперь у вас будет безопасное место, чтобы положить ваши деньги и ювелирные изделия, когда вы
у любого", - сказал он.

"Но тогда мой красивее, чем у Эмили", - сказала Этель после того, как
полюбовалась каждым ящиком в отдельности и закрыла дверцы, чтобы поразмыслить
общий эффект. "Несправедливо, что мне досталась самая красивая.
Пусть Эмили возьмет это, а я возьму ее".

"Нет, нет, мы останемся при своем выборе", - сказала миссис Рэй. "Кроме того, мой шкафчик
для меня удобнее, чем ваш прекрасный шкафчик. Моя работа с иголкой
почти вся носит практический характер, вы знаете. Честное слово, дорогая моя, я бы предпочла эту шкатулку, — добавила она, видя, что Этель всё ещё недовольна.  — Я бы выбрала её, если бы увидела их обе.  Иди за своей корзинкой и положи свои рабочие принадлежности в красивые ящички.

«Она очень великодушна, не так ли?» — сказал мистер Далтон, когда Этель вышла из комнаты.


 «Так и есть, — горячо ответила Эмили. — В ней нет ни капли эгоизма,
кроме тех случаев, когда дело касается её страхов. Её трусость лежит в основе почти всех её недостатков».

Волнение, вызванное появлением новой шкатулки для рукоделия и распаковкой прекрасных украшений из слоновой кости, отвлекло Этель от мыслей о грабителях.
Они не возвращались, пока она не легла спать. И как только она
осталась одна в своей комнате, они вернулись, да не поодиночке,
а целыми батальонами. Она едва осмелилась открыть окна и
закрывать ее шторами; и когда она сделала это, она была поражена новый террор
наблюдать, как очень близкие ветви вяза пришел к ней
окна. Активный мужчина мог бы легко взобраться на дерево и забраться внутрь. Она отпрянула
поспешно отпрянула назад и в большой спешке задвинула и окно, и жалюзи.

"Как бы я хотела, чтобы брат Генри спал в соседней комнате, а не напротив", - подумала она.
коридор. «Я не понимаю, почему Эмили не выделила ему комнату в передней части дома, с этой стороны. Я бы ни за что не стала его беспокоить. Потом, доктор вышел и, осмелюсь сказать, не вернётся до утра; а Томас и
Мэри никогда бы не услышала, даже если бы... И тут Этель остановилась, вспомнив, что сказал её брат о милосердии, которое не мыслит зла.

Затем она задумалась о двери кабинета, которая не запирается, а лишь закрывается на щеколду.

"Осмелюсь сказать, что у многих людей ключи такой же формы, что бы там ни говорил брат Генри; и, кроме того, что может быть проще, чем взломать замок? Я заявляю, что это слишком жестоко, — сказала Этель полушёпотом, чуть не плача.
— Со стороны доктора Рэя просто эгоистично подвергать опасности все наши жизни, оставляя дверь открытой.
Этель думала об открытой двери до тех пор, пока не смогла больше терпеть.
- Я услышу доктора, как только он поднимется по ступенькам, - сказала она.
она. - Я уверена, что не смогу уснуть из-за того, что мне приснятся эти ужасные существа.
негодяи, о которых говорил Генри; и я сбегаю вниз и открою дверь.
прежде чем доктор Рэй успеет постучать.

Сказав это, Этель тихо шагнул вниз черным ходом, а не на болтах
только дверь кабинета, но внутренняя дверь, ведущая из кабинета в
зале. Миссис Рэй обычно спала в спальне на нижних этажах;
но в её комнате меняли обои и красили стены, и они с доктором заняли одну из комнат на третьем этаже. Когда Этель
Закончив возводить укрепления, она взбежала по лестнице и, как можно быстрее забравшись в постель, вскоре уснула.

 Вскоре её разбудил шум под окном.  Она вскочила и прислушалась.  Кто-то пытался открыть окна в комнате Эмили.  Она слышала, как он переходил от одного окна к другому, и наконец услышала, как поддалась рама и в комнату прыгнул мужчина.  Она была в этом уверена!  Ошибки быть не могло. Она услышала, как он тихо ходит по комнате, открывая то одну дверь, то другую, пока не прошёл в кабинет через дверь, которая вела в гардеробную и о которой Этель совсем забыла. Как раз в этот момент
В ту же минуту она вспомнила о другой двери, ведущей из кабинета в коридор. У этой двери стоял стол, которым редко пользовались, и, пока Этель, затаив дыхание, прислушивалась, она услышала, как грабитель с явной осторожностью отодвигает этот стол, чтобы не шуметь. Оказавшись в коридоре, он и его сообщники могли беспрепятственно подняться наверх и убить всю семью.

 Это было уже слишком. Этель вскочила с кровати и стала яростно дёргать за звонок,
выкрикивая что-то бессвязное. Она была настолько не в себе, что, когда
Генри постучал в дверь, а затем открыл её, она лишь вскрикнула:
— громче, приняв его за одного из грабителей.

 — Ради всего святого, что случилось? — крикнула Эмили с верхней площадки лестницы.  — Что случилось, Этель?
— Грабители! Взломщики в кабинете! — ахнула Этель, когда наконец поняла, кто её брат. — Я слышала, как кто-то забрался в окно комнаты Эмили. Там, ты разве не слышишь?" - когда внизу послышалось движение.

"Там, внизу, кто-то есть", - сказал Генри, прислушиваясь. Он направился к
началу лестницы, за ним последовала Этель, которая не осмелилась остаться. Lo! Там был
доктор, поднимающийся как можно хладнокровнее, поправляя свечу по мере того, как
он поднимался.

«Привет! Что за шум?» — спросил он, подняв голову и увидев всю семью, собравшуюся на лестничной площадке. «Из-за чего весь этот шум?
И что, ради всего святого, Эмили, заставило тебя запереть все двери в офисе?» Я стучал и звонил, пока я была уставшая, и мне пришлось сделать
охранная себя; и залезу в окно После всего—вот тебе и
крепления, Генри,— а то я думал, что я должен провести ночь в
офис. Разве вы не слышали звонка, Джонс?

- Звонок отключен, сэр! Маляры сняли его сегодня днем. Но
кто запер дверь офиса? Я этого не делал!

— И я тоже! — сказала Эмили.

«И я уверена, что это была не я, — сказала миссис Джонс. — Должно быть, это была мисс
Этель. Мне показалось, что я слышала, как она спускалась по лестнице».
Все посмотрели на Этель, чьи щёки стали такими же пунцовыми, как и бледными до этого. Доктор Рэй поставил свечу, опустился в кресло и расхохотался своим громким, искренним смехом, к которому через минуту присоединились все присутствующие.

"О, Этель! Этель! Ты меня погубишь," — простонал доктор, прижав руку к боку. "Значит, сначала ты выгнала меня из моего собственного дома, а когда я был вынужден вломиться в него, ты взялась за лечение"
я как взломщик. Это тяжелый случай, когда человек не может проникнуть в свое собственное помещение.
"

"Я не знаю, допустил бы закон эту кражу со взломом или нет", - сказал
Мистер Далтон.

"Если я отправлен в государственную тюрьму, Этель придется тоже идти, как
аксессуар перед фактом", - ответил доктор. "А давай, ложись спать.
Вы все умрёте от холода, и это будет хуже, чем ограбление. Пойдём, Этель, не обращай внимания. Ничего страшного не произошло, а шутка того стоила.
И, снова рассмеявшись, доктор поднялся к себе в комнату.

 Этель ушла к себе, чувствуя, что ей хочется
уложи ее в постель и никогда больше не покидай ее. Она была очень чувствительна к
смеху, особенно к смеху доктора Рэя, который, несмотря на свой добрый нрав, был
немного склонен поддразнивать. Как крепко, должно быть, она спала! Дюжина
грабителей могла бы обыскать дом так, что она бы их не услышала.
Искренне пристыженная и раздосадованная, она забралась в дом и плакала, пока не заснула.



ГЛАВА IV.

ДОЛГОЙ БЕСЕДЫ.

ЭТЕЛЬ многое бы отдала за хороший повод остаться на следующее утро в своей комнате.
Она так долго медлила, что Эмили пришла узнать, в чём дело.

«Пойдём, Этель, завтрак готов и ждёт тебя. Почему бы тебе не спуститься?»

 «Я бы предпочла не спускаться, — сказала Этель, сильно покраснев. Мне не нужен завтрак, если только Анна принесёт мне чаю».

 «Тебе плохо?» — спросила её сестра.

"Нет, но я не хочу спускаться - по крайней мере, пока доктор не уйдет".

"О!" - воскликнула Эмили, внезапно прозрев. "Теперь я понимаю, в чем дело.
дело. Вы боитесь, что Мэтью будет смеяться над тобой, что ли?"

"Ну, он не смеялся надо мной, и ты знаешь, что он делает, Эмили", - ответил
Этель, со слезами на глазах. «Я не могу этого вынести».

«О, не стоит об этом беспокоиться. Ты же знаешь, что он ради тебя на всё готов.
И кроме того, Этель, — серьёзно добавила Эмили, — я думаю, ты будешь очень довольна, если Мэтью будет только смеяться над тем, что произошло прошлой ночью. Многие джентльмены не сочли бы это хорошей  шуткой — оказаться привязанным на холоде и под дождём после такого тяжёлого рабочего дня, как у Мэтью вчера». Ему было не очень приятно ходить вокруг да около, пытаясь открыть двери и окна собственного дома. И если он только и делает, что смеётся над тем, какие неприятности ты ему доставил, думаю, тебе не на что жаловаться.

Слова Эмили представили ситуацию в новом свете для Этель, которая до сих пор считала себя пострадавшей стороной.
Она вдруг вспомнила, что доктор Рэй не сказал ни одного дурного слова
после всех тех неприятностей, которые она ему доставила. Она
замялась, не зная, что сказать, и в этот момент Эмили сильно закашлялась.

«Ты опять кашляешь», — с тревогой сказала Этель, потому что Эмили уже несколько месяцев страдала от очень болезненного воспаления горла, которое могло вернуться при малейшем переохлаждении.

 «Да, боюсь, я простудилась прошлой ночью.  Я так испугалась, что даже не заметила, как…»
остановилась, чтобы надеть чулки и туфли. Пойдем, ты готова?

Этель больше не колебалась, а последовала за сестрой вниз по лестнице, чувствуя себя
очень застенчивой и очень стыдящейся самой себя.

Глаза доктора Рэя сияли, и он нажал на конце усы, как он
был склонен делать, если пользоваться шутка; но он велел Этель Доброе утро очень
просьба, и намек на события прошлой ночи. Его
Лицо внезапно стало серьезным, когда Эмили снова закашлялась.

"Так не пойдет", - сказал он. "Как ты простудилась?"

"Прошлой ночью, я полагаю", - сказала Эмили.

"Хм! Да, полагаю, что так. В следующий раз не выбегай на мороз.
наматывай коврик босиком, даже если в доме пожар. Ты должен
весь день сидеть у камина и ухаживать за собой ".

"О, брат! И пропустить концерт, которого она с нетерпением ждала
всю неделю", - воскликнула Этель.

"Мне очень жаль, сестра, но с этим ничего не поделаешь", - сказал врач
ласково, но серьезно. "Эмили была слишком больна в последнее время, чтобы запустить любой
риски; и это очень холодно, сыро день—один из худших этого очень
попытка весна. Если она еще холодная, нет говорю
что из этого выйдет".

Это было все, что сказал доктор; в его адрес не прозвучало ни слова упрека.
Этель либо ни ему, ни его жене, но Этель почувствовала это очень снисходительность
чтобы быть серьезным укором, и начал обосновать и оправдать себя в ее
обычный пафосный тон.

"Я полагаю, ты думаешь, что во всем виноват я, брат; но я уверен, что не понимаю этого.
Я не виноват в том, что от природы робок и нервничаю". "Возможно, и нет." Я не виноват в том, что я нервничаю".

"Возможно, нет. Я не знаю, говорил ли кто-нибудь, что это так, — ответил доктор Рэй.
— Виноваты ли вы в том, что лелеете и взращиваете свои страхи, потакаете своим фантазиям и не прилагаете никаких усилий, чтобы их преодолеть?
другое дело. 'Я' думаю, что это так; и я говорю тебе прямо, сестрёнка, что, если ты не попытаешься преодолеть эти бесполезные и 'кажущиеся' страхи, ты никогда ни на что не будешь способна в этом мире, разве что будешь проявлять терпение и снисходительность по отношению к окружающим. Проходи в кабинет, Эмили, и дай мне посмотреть, как у тебя с горлом.

«Да, так всегда бывает, — возмущённо сказала Этель, когда доктор Рэй и его жена вышли из комнаты. — Я всегда виновата. Это ужасно!»
 «Тише, тише, — сказал мистер Далтон. — Как ты думаешь, кто виноват, если не ты сама?»

«Я не знаю, кто виноват, разве что вы и доктор, который рассказывал такие ужасные истории и напугал меня до смерти», —
сказала Этель.

 «Этель, я хочу серьёзно поговорить с тобой об этом, —
серьёзно сказал мистер Далтон, — от этого многое зависит. Может, ты поднимешься ко мне в комнату и поможешь мне разложить вещи? Я собираюсь распаковать свои большие чемоданы.
Этель последовала за братом с видом мученицы, как будто её несправедливо
приговорили к казни. Генри, похоже, не очень-то хотел начинать лекцию. Он распаковал свои чемоданы, рассказал об их содержимом,
и рассказывал историю каждого предмета по мере того, как вынимал его, пока Этель
почти забыла, зачем пришла. Наконец Генри сказал несколько
резко:

"Этель, ты веришь в Бога, не так ли?"

"Генри, что за вопрос! Конечно, верю!" - ответила Этель.

«Я не совсем уверен насчёт „конечно“, но пока оставим это. Ты веришь, что Бог существует: что ты о нём думаешь? Подумай, прежде чем ответить».
 Этель немного подумала, а затем ответила: «Я верю, что он
присутствует повсюду, что он всемогущ, всеведущ и абсолютно
добр.»

 «Как ты думаешь, ты его любишь?»

— Да, — серьёзно ответила Этель. — Я действительно верю, брат, что люблю его.
 — А как ты думаешь, он любит тебя?
 — Полагаю, он должен меня любить: да, конечно, должен, иначе он бы не сделал для меня столько всего, — сказала Этель. — Да, я уверена, что он меня любит!

«Тогда, Этель, чего ты боишься?» — серьёзно спросил её брат.
 «Разве этот всемогущий, премудрый, всеблагий и вездесущий Бог, которого ты любишь и который любит тебя, не сможет защитить тебя хотя бы на одну ночь?
 Какому из его качеств ты не доверяешь — его силе, мудрости или благости, из-за которых ты живёшь в постоянном страхе?»

Этель выглядела так, словно ей только что пришла в голову новая идея.

"Этель, когда Джульетта учила тебя в детстве читать молитвы, разве она не научила тебя той, что начинается со слов: "Освети нашу тьму?""
"Так и было," — удивлённо ответила Этель. "Откуда ты знаешь?"

«Потому что наша собственная мать учила Джульетту, Эмили и меня, когда мы были маленькими», — ответил мистер Далтон.

 «Это была не моя мама», — сказала Этель.

 «Нет, твоя мама появилась позже, и она была очень милой, прекрасной женщиной.
 Я очень любил её и тяжело переживал её потерю, хотя никогда её не видел
ее много раз. Но не могла бы ты повторить эту молитву за меня, Этель?

Этель повторила низким, благоговейным голосом:

 "Освети нашу тьму, о Господь, мы умоляем Тебя, и по Твоей великой милости
защити нас от всех ужасов и опасностей этой ночи, ради любви к
твоему Сыну, нашему Спасителю Иисусу Христу".

"Именно так я этому и научился", - сказал мистер Далтон. «Я помню, как спросила у матери, что такое ужасы, и она ответила, что это страхи: мы просим нашего Отца Небесного защитить нас от всех опасностей и от страха перед ними.  Ты всё ещё молишься этой молитвой, Этель?»

"Да, брат, после других моих молитв. Почему-то это кажется таким естественным. Это
заставляет меня вспомнить о сестре Джульетте".

"Этель, что значит молиться с верой?"

"Это просить Бога за то, что нам нужно, или желание, полагая, что он
дай нам то, чего мы просим, если это лучше для нас, чтобы иметь это", - ответил
Этель.

"Именно так. А какое обещание дано в ответ на молитву веры?
"Их так много," — нерешительно сказала Этель.

"Да, я знаю, что их очень много," — сказал её брат с улыбкой.
"Но скажи мне об одном из них?"

""Просите, и дано будет вам; ищите, и найдёте; стучите, и отворят вам." Это
— Одна, — ответила Этель, немного подумав.

 — Да, одна, и очень большая и полная, — сказал её брат.
 — Ты в это веришь?

 — Это слово Божье, — ответила Этель, — значит, это правда.

 — Да, но ты в это веришь? — спросил её брат, пристально глядя на неё.
"Это не похоже на меня, что можно верить в это, или что вы можете иметь
любая реальная вера в Бога не знаю что".

"Я не понимаю, почему вы должны так говорить", - сказала Этель.

"Потому что, мое дорогое дитя, если бы ты действительно доверяла Богу и
верила, что он не только способен, но и желает позаботиться о тебе, ты
вы бы не боялись всего и вся. Если бы, например,
вы в глубине души верили, что Бог услышит вашу молитву ночью
и защитит вас от всех бед и опасностей, вы бы ложились спать и
спали без страха, потому что знали бы, что вам ничего не угрожает.
По крайней мере, вы бы попытались преодолеть свой страх с помощью этих мыслей, и со временем у вас бы получилось.

«Для меня естественно бояться, — довольно угрюмо сказала Этель. — Я ничего не могу с этим поделать».
 «Ты уверена, что хочешь помочь, Этель?» — спросил её брат. «Ты
Вы уверены, что не считаете это проявлением женственности и утончённости — быть, как вы говорите, деликатной и нервной?
Этель не ответила. В глубине души она так и думала.

"Что касается того, что для вас естественно быть трусихой, я не сомневаюсь, что это отчасти правда, — продолжил мистер Далтон. — Но из этого вовсе не следует, что вы ничего не можете с этим поделать. Люди часто исправляют свои природные склонности. Как вы думаете, сестра Джульетта была очень ленивой?
 «Сестра Джульетта!» — воскликнула Этель.  «Вовсе нет.  Она была самым трудолюбивым человеком из всех, кого я когда-либо видела, — даже более трудолюбивым, чем Эмили».

«Что ж, Этель, Джульетта от природы была самым ленивым ребёнком, которого я когда-либо знал. Она ленилась во всём и была самым искусным «бездельником», которого я когда-либо встречал. Она умудрялась выскальзывать из любой ситуации и заставляла всех ждать себя».
 «Ну, я бы никогда об этом не догадалась», — сказала Этель. «Мистер Баярд говорил, что она была немилосердно трудолюбива».
«Да, в зрелом возрасте она впала в другую крайность, но в детстве и примерно до пятнадцати лет она была именно такой, как я описываю».
«Что же её излечило?» — спросила Этель.

«Что исцеляет всех нас, моя дорогая, когда мы вообще исцеляемся, — это милость Божья. Когда Джульетте было пятнадцать, она стала ученицей нашего Господа — не только по имени и вероисповеданию, но и по духу и образу жизни она была христианкой.Святой Дух показал ей, что праздность — это тяжкий грех и пустая трата времени и талантов, данных ей для служения своему господину.
Она обнаружила, что потакание этому греху подрывает и разрушает всё хорошее в ней, как и любой другой «потворствуемый» грех, каким бы незначительным он ни казался.  Она решила победить себя, и ей это удалось.
так и сделала; но ей пришлось много бороться, прежде чем она одержала победу ".

"Я не вижу, чтобы трусость была грехом", - сказала Этель.

"Есть, несомненно, является степень природной робости, которая не может быть
назвать грех", - ответил ее брат. "Это не грех ребенка
боялся в темноте. Нет ничего греховного в отвращении, которое мы естественным образом испытываем
к некоторым животным, или в том инстинктивном страхе, который заставляет всех животных, включая человека, избегать того, что может причинить им вред. Но если мы позволим этому страху управлять нами, мешать нам приносить пользу и
Утешение и страх перед теми, кто нас окружает, становятся грехом. Человек не трус, если он боится, что в него выстрелят, когда он идёт в бой; но он становится трусом, если поддаётся этому страху и убегает.
"Тебе легко говорить, брат, но дело в том, что ты ничего об этом не знаешь," — сказала Этель. "Ты не можешь знать, что я чувствую.
 Мэтью просто такой. Он отругал меня за то, что я боюсь и поднимаю шум, как будто я могу что-то с этим поделать. А я знаю, что ничего не могу с этим поделать. Конечно, он не понимает. Врачи никогда не понимают. Их сердца становятся совершенно бесчувственными ко всем видам страданий, потому что они видят их слишком часто.

«Мне кажется, ты совершаешь большую ошибку, Этель, — сказал её брат. — Я не думаю, что врачи более бессердечны и равнодушны к страданиям, чем другие люди, но они должны держать свои чувства под контролем.
Ты знаешь, на днях Мэтью внезапно вызвали к мужчине, которому на прокатном стане раздавило руку, и я пошёл с ним.
Как ты можешь себе представить, это было ужасное зрелище, и бедняга ужасно страдал.
Предположим, что Мэтью вместо того, чтобы заниматься своими делами, начал думать о том, как ужасно это зрелище и как тяжело видеть, как он страдает.

«Предположим, что человек, спасший своего товарища, рискуя собственной жизнью, сказал бы себе: «О, я не могу подойти к нему, меня убьют, если я это сделаю». Что бы стало с пострадавшими? Вы говорите, что люди привыкают к таким вещам; но как они к ним привыкают? Они не были к ним привычны, когда всё это началось. Разве они не контролируют себя и не преодолевают свои страхи и чувства?»

Генри помолчал и два или три раза прошёлся взад-вперёд по комнате.
"Я больше не буду ничего говорить, Этель," — сказал он наконец. "Нет смысла разговаривать с тобой, пока ты всё время оправдываешься. Эти
Твои страхи — моя большая печаль и забота, потому что, если их не преодолеть, они станут непреодолимым препятствием для плана, над которым я много думал и которому был предан душой уже несколько лет.
Сердце Этель забилось быстрее. «Ты имеешь в виду…» — начала она и замолчала.

«Я имею в виду, что уже несколько лет лелею надежду, что смогу взять тебя с собой в Персию в качестве помощницы нашей подруги мисс Бичер в её школах для девочек.  Мне было бы очень приятно иметь собственный дом и экономку, а нам всегда нужна помощь.  Я подумал
Я мог бы сразу начать учить тебя языкам, особенно сирийскому; и я рассчитал, что по прошествии трёх лет, которые я собирался провести дома, ты будешь готова вернуться со мной. Но мой воздушный замок, скорее всего, лопнет, как мыльный пузырь, — продолжил он с грустной улыбкой.

Этель была так взволнована, что едва могла говорить. Значит, Генри вынашивал те же планы, что и она.

"Но, брат Генри, я не понимаю", - с трудом выдавила она. "Я
думала, ты снова собираешься в Индию".

- Нет, я возвращаюсь в Персию, где моя работа началась в первую очередь,
знаете ли. Я всегда надеялся, что так и будет, и мои желания, скорее всего, сбудутся, по крайней мере в этом отношении. Но, похоже, мне придётся отказаться от мысли взять вас с собой, если только вы не научитесь быть храброй женщиной. Путешествие будет долгим и в некоторой степени опасным; в жизни миссионера постоянно приходится сталкиваться со множеством неприятных вещей. Трус был бы для меня лишь помехой и обузой. Мне очень жаль, я очень разочарован;
но, как вы и сказали, говорить об этом бессмысленно, и мы оставим эту тему.

«Но путешествие в Персию — это не то же самое, что путешествие в Индию», — неуверенно произнесла Этель.

 «Нет, в некоторых отношениях оно лучше, а в других — скорее хуже.  Путешествие гораздо более трудное и опасное. Если вы боитесь идти
спать с управлением отпер дверь, как бы ты медведь спит в
палатку, где у вас вообще никаких креплений, и слух Волков
вой снаружи; или прятаться от диких орд в стоге сена, как Мисс
Бичер когда-то был вынужден это сделать? Понимаете, не годится поддаваться слабости или падать в обморок
при таких обстоятельствах.

На этом разговор был прерван, и Этель убежала в свою комнату.,
Она чувствовала себя более несчастной и пристыженной, чем когда-либо в своей жизни.
 Она часто думала о том, как бы ей поднять тему своего
решения стать миссионером в разговоре с Генри.  Она представляла его удивление
и снова и снова перебирала в уме возражения, которые он мог бы выдвинуть,
и аргументы, которые она могла бы привести в ответ. И теперь, как оказалось,
Генри вынашивал ту же идею — он хотел отвезти её в Персию, куда она всегда мечтала попасть, в качестве помощницы её дорогой мисс Бичер. Он собирался взять её с собой
обучать тех самых девочек, к которым она всегда испытывала такой интерес.
Единственным препятствием на пути, как ей казалось, было то, о чём она никогда не задумывалась, — её полная непригодность для этой должности и связанных с ней обязанностей.
Она не могла не видеть, что Генри прав. Миссионеру не пристало быть трусом.
А она была отъявленной трусихой. Она не стала бы этого отрицать, да и до сих пор не испытывала такого желания. Она, как и
Генри, считала, что нервничать и робеть — это «нормально». Всё из-за её тонкой душевной организации. Но что, если эта тонкая душевная организация
Неужели чувства должны были помешать грандиозному плану её жизни и сорвать его? Что с этим делать?

 Первое, что нужно было сделать, по мнению Этель, было сесть и заплакать. Плач был её любимым развлечением, и, надо признать, она делала это очень красиво. Слёзы лились легко, крупными яркими каплями, без
бурных рыданий и искажающих лицо судорог. Но почему-то слёзы не приносили ей привычного утешения. Почти впервые в
В тот день у неё впервые в жизни случилось настоящее сердечное недомогание, и ей это совсем не понравилось — совсем не понравилось, в отличие от сентиментальных страданий, которые она была склонна себе воображать. Она была глубоко разочарована и уязвлена.
 Настоящая сила и искренность, которые лежали в основе её характера и которые были на стороне её миссионерских планов, пробудились от слов брата и воспротивились тому, чтобы их подавляли и унижали. Она была по-настоящему несчастна.

Этель уже год была прихожанкой этой церкви и считала себя
чтобы быть истинным учеником Христа; и надо признать, что во многих отношениях она была последовательной христианкой. Её религиозная жизнь, насколько она была таковой, была настоящей, искренней жизнью; и хотя её религиозный опыт был не очень глубоким, он был искренним. Как только она осознавала свои недостатки, она стремилась победить их и жить в непосредственной близости от своего Божественного Учителя. Она получила преимущество в виде христианского воспитания и образования, которые научили её быть правдивой, доброй и вежливой, трудолюбивой и преданной своему делу, добросовестной и сдержанной
в своих развлечениях. До сих пор ей всё давалось легко.

 Во всех непрерывных усилиях, например в учёбе, самое трудное начинается не в самом начале, а спустя некоторое время. Лев, охраняющий порог, не показывается у ворот, а прячется где-то внутри, готовый схватить нас врасплох. Каждый, кто изучал музыку или новый язык, знает, что такое «сложный период».
Это когда интерес к чему-то новому угасает, а интерес к практическому применению ещё не возникает; когда мы работаем изо дня в день, и кажется, что
мы не продвигаемся ни на шаг; когда мы чего-то не понимаем — сталкиваемся с неожиданными трудностями — мы теряем надежду и жалеем, что вообще начали. Но если мы будем решительно делать всё, что в наших силах, упорно и неуклонно работать над тем, что нам мешает, то вскоре обнаружим, сами не зная как, что трудности остались позади и мы снова движемся вперёд.

 То же самое происходит и в вопросах христианской жизни и опыта.
Никто не видит всех своих грехов и недостатков сразу. Если бы мы это делали, то, возможно, совсем бы пали духом. Мы продолжаем честно исправляться
мы совершаем одну ошибку за другой и, возможно, хвалим себя за то, что готовы пожертвовать всем ради Христа, пока, наконец, нам не показывают, что нужно отказаться от чего-то, с чем мы ни в коем случае не готовы расстаться. Нам показывают, что какую-то привычку или качество, которыми мы, возможно, гордились, нужно преодолеть или отбросить.
Нашу гордость, которую мы называем самоуважением; нашу обиду на оскорбления, справедливую, как нам кажется, обиду; нашу утончённую снисходительность к себе, которую мы называем изысканным вкусом; или любовь к прекрасному, или какое-то заветное желание
Самосовершенствование и саморазвитие, которые сами по себе совершенно законны, вступают в противоречие с долгом перед другими. Затем начинается настоящая борьба не на жизнь, а на смерть, настоящий конфликт с Аполлионом, который показывает нам, из чего мы сделаны. Если в наших сердцах есть любовь к Богу,
если мы смиренно боремся и полагаемся на обещанную нам помощь,
то мы обязательно победим в конце концов, даже если будем тяжело
ранены и измучены в этой битве и даже если будем снова и снова терпеть
поражение. Но если мы откажемся от борьбы и попытаемся избежать её, закрывшись
Если мы закроем глаза и откажемся видеть врага, горе нам. Ни один шаг вперёд не будет реальным.
И хотя нам может казаться, что мы движемся вперёд, мы, к своему горю, обнаружим, что повернулись спиной и снова идём в город Разрушения.

 Этель добралась до этого места. До сих пор идти было легко.
 Ей не пришлось идти на большие жертвы или унижения.
Но на её пути возникло препятствие. После того как она решила открыто встать на сторону своего Спасителя, эта мысль
Мысль о том, чтобы посвятить свою жизнь миссионерской деятельности, которая поначалу была всего лишь детской фантазией, стала для неё твёрдой и непоколебимой целью. Она обсудила этот вопрос с Джульеттой, и та не возражала при условии, что удастся получить согласие Генри. Этель чувствовала, что дала себе обещание заниматься этой работой, но как ей это осуществить? Никогда, это ясно, если только она не сможет побороть свою трусость, которую, как она всегда утверждала, не может побороть и которую на самом деле никогда не хотела побороть. Она должна признать, что трусость — это недостаток,
грех — и это само по себе было большой жертвой для её гордости; и ей
пришлось приложить много болезненных усилий и, вероятно, много раз потерпеть неудачу.
 Этель инстинктивно чувствовала, что если она откажется от цели стать миссионером по какой-либо из этих причин, то никогда не сможет стать хорошей ни для чего другого. Если бы ей по воле провидения помешала уехать собственная болезнь, или болезнь друзей, или просто необходимость оставаться дома, это было бы другое дело. Но сдаться из-за того, что она боялась ехать, было бы окончательным поражением. Нет, она не собиралась сдаваться.
но, с другой стороны, она не желала признавать себя грешницей
в том, что удерживало её на месте, и смиренно стремиться к исправлению.
Это был очень трудный план, и она не видела выхода.



 ГЛАВА V.

 В ОЖИДАНИИ.

 Никогда в жизни Этель не была так несчастна, как в следующие две или три недели; никогда она не была такой раздражительной и совершенно неразумной.д хлопотно в ней ужасы и фантазии. Она, казалось,
Великий пост по доказывая себе и другим, что она не может быть
боится собственной тени, и все остальные.

"Этель, - сказал ее брат одним приятным утром, - я узнал,
где живет наш литейщик. Вчера вечером я ехал с доктором.
и видел, как он работал в своем саду. Может быть, ты пойдёшь со мной к старой леди и принесёшь ей немного семян цветов, для которых, по словам Эмили, у неё нет места в саду. Держу пари, она будет рада.

«Я уверена, что она будет желанной гостьей», — сказала Эмили.  «Мистер Б. дал доктору в три раза больше семян, чем мы можем использовать.  Я обеспечила семенами все детские сады по обе стороны от нас, и ещё осталось много.  Жаль, что они никому не нужны».
 «У меня есть ещё один план, для которого семена станут хорошим предлогом», — продолжил мистер Далтон. "Я хочу "подыскать" место для
Воскресной школы и миссионерского служения в том районе; и я осмелюсь сказать,
эта пожилая леди может дать мне некоторое представление о том, как расположена земля".

"Что? Среди литейщиков! - воскликнула Этель.

"Точно. Почему бы и нет? Они, похоже, хороший набор стипендиатов, и
место кишит детьми. Если у меня получится, я буду зависеть от вашего
Библия-класса для девочек для учителей. Но пойдем, ты пойдешь со мной?

"Пойди, Этель; прогулка пойдет тебе на пользу", - сказала Эмили. "Я только хотела бы, чтобы я сама
могла пойти. Я так устала сидеть взаперти в доме».
Эмили не выходила из дома с той ночи, когда сработала сигнализация. Из-за простуды у неё снова начались проблемы с горлом, и доктор Рэй всерьёз беспокоился за неё.

"Я не знаю, что и думать об Этель," — сказала Эмили, когда её сестра
вышел из комнаты. "Я начинаю думать, что я никогда ее не понимал
вообще, и что я не знал, зачем брал на себя заботу
о ней. Ее страхи всегда были достаточно досадными, но сейчас они
становятся совершенно невыносимыми. Я не столько возражаю против себя, но она
так раздражает доктора."

"Мэтью удивительно добродушен и терпелив с ней", - заметил
Мистер Далтон.

«Он добродушен и терпелив со всеми, — ответила Эмили. — И именно поэтому я не люблю, когда на него давят. Но я не знаю, что делать.  Если я скажу Этель хоть слово, она расплачется, а это
— Это то, что я сейчас не очень хорошо переношу.
— Вам лучше не беспокоиться о ней сейчас, — сказал мистер.
Далтон. — Вы слишком нездоровы, чтобы волноваться. Я думаю, что Этель переживает своего рода кризис.
— Да, именно так говорит Мэтью, когда его пациенты чувствуют себя хуже обычного, — смеясь, сказала Эмили. «Вы переживаете кризис, — говорит он. — После него вам станет намного лучше».
 «Именно так, — в свою очередь рассмеялся мистер Далтон. — Я склонен
считаться, что Этель переживает именно такой кризис, и что
после этого ей станет лучше. Я думаю, она изо всех сил пытается оправдаться
в собственных глазах, и я не думаю, что ей это удастся. Я могу
вижу, что идет борьба в ее душе, и что она очень несчастна
в соответствии с ней. Мы все должны иметь терпение с ней, и помочь ей, если
возможно."

Разговор был прерван появлением Этель,
приготовившейся к прогулке.

"Я бы хотел, чтобы вы остановились у миссис «Фаулерс», и попроси её прислать немного бисквита и формочку для мороженого, Этель, — сказала Эмили. — Кстати, Генри, тебе стоит познакомиться с миссис Фаулер. Она
дочь старого мистера Бонда, у которого мы покупали сладости, когда ходили в школу миссис Кларк, и очень набожная женщина. Осмелюсь предположить, что она может рассказать вам о ваших литейщиках и их семьях, ведь она жила там, на холме.
 Этель явно нервничала в ожидании нравоучений, но её брат, похоже, не был настроен читать нотации и болтал о разных вещах, пока они не добрались до очень аккуратного и уютного магазина, где миссис
Фаулер безраздельно властвовала над конфетами, пирожными, фруктами и цветами.

"Я вынуждена попросить вас самой написать свой заказ, мисс Этель," — сказала миссис.
Фаулер.

И пока она говорила, Этель заметила, что её рука перевязана.

"Как вы поранили руку?" — спросила она.

"Прошлой ночью с нами произошёл несчастный случай," — ответила миссис Фаулер. "Моя девочка подожгла своё платье, а моя побежала вниз по лестнице, и всё это в огне.
К счастью, у меня под рукой была большая шаль, которой я накрыла её, и, уложив её на пол, я потушила пламя, прежде чем она серьёзно обгорела. Я думала, что мы вышли всего на минутку, потому что она была вне себя от страха, и я с трудом могла её удержать.
Помимо того, что она могла пострадать, у нас были лёгкие муслиновые занавески
к окнам и через арку. В итоге я обжёг руки и растянул запястья, но это ничто по сравнению с тем, что могло бы случиться.
"Без сомнения, вы спасли ей жизнь," — сказал мистер Далтон. "Как её платье могло загореться?"

"Она уронила спичку на платье. Она сказала, что сначала было лишь небольшое возгорание.
И я готов поспорить, что, будь у неё хоть капля ума, она бы потушила его за минуту. Но она всегда впадает в панику при малейшем несчастном случае.
Этель покраснела, как будто сочла это замечание личным, и взглянула на брата.

«Что ж, для неё было счастьем, что не все люди до смерти напуганы», — заметил мистер Далтон.

 «Так я ей и сказала, — ответила миссис Фаулер. — Она очень расстроилась, когда увидела, как я повредила руку.

"Джейн, - ответил Я, - я не зла на боль в руке, если вы
только что-то узнать по этому делу. Если бы я был как сумасшедший, как
вы, вы бы сгорели, и дом тоже".

"Хорошо, Миссис Фаулер, - говорит она, - я имею в виду, чтобы попытаться узнать, а не
быть такой трус'.

«Я верю, что она тоже справится, ведь в целом она хорошая девочка».

«Моя сестра сказала мне, что вы жили на холме и знаете тамошних людей, — сказал мистер Далтон. — Как вы думаете, каковы были бы шансы на успех, если бы кто-то открыл там воскресную школу и миссионерскую службу?»

 «Это было бы грандиозно, без сомнения, — с теплотой ответила миссис Фаулер. «Там полно детей, а есть ещё один класс, который нуждается в обучении ещё больше, — я имею в виду полувзрослых мальчиков и девочек, которые сейчас только и делают, что слоняются без дела и сплетничают всё воскресное утро».
«Но разве они не очень грубые?» — спросила Этель. «Я бы так не сказала
«Я бы не советовала молодым леди пытаться преподавать среди них».
Миссис Фаулер рассмеялась. «Я не верю, что среди них найдётся хоть один, кто
скажет молодой леди что-то дерзкое или бросит на неё дерзкий взгляд. Почти все они
родились в Америке, а все мужчины среднего возраста и пожилые мужчины женаты и имеют собственные семьи. Кроме того, я никогда не видела, чтобы леди была оскорблена, когда она занималась каким-то добрым делом».

«И я тоже — по крайней мере, в этой стране», — сказал мистер Далтон. «Можете ли вы назвать мне хоть кого-нибудь из хороших людей, к кому я мог бы обратиться?»
 «Не думаю, что вы ошибетесь, обратившись к кому-то из них, если только это не будет
в некоторых семьях, живущих рядом с пивоварней. Там есть несколько католиков
и одна семья, состоящая из убеждённых атеистов. Люди
не очень часто ходят в церковь, но я думаю, что это скорее
из-за того, что там некуда ходить.
"На проспекте есть церковь, она не очень далеко," —
заметила Этель.

«Да, но все места сдаются в аренду, а арендная плата очень высока, особенно с тех пор, как они отремонтировали церковь и установили все эти краски и витражи, — сказала миссис Фаулер. — Места, которые раньше сдавались за пятнадцать долларов, теперь стоят семьдесят и восемьдесят долларов, и никто не
«Бедняк не может позволить себе платить такие деньги».
 «А, это открывает путь к очень обширной теме, которую мы с вами как-нибудь обсудим», — сказал мистер Далтон. «Но не могли бы вы назвать мне имена некоторых хороших людей оттуда?»

 Этель сильно нервничала, пока её брат с чековой книжкой в руке разговаривал с миссис Фаулер. Вскоре мистер
Далтон повернулся к ней.

"Я думаю, что эта миссис Трим, должно быть, мать нашей знакомой Этель.
Миссис Фаулер говорит, что она вдова с сыном, который работает на литейном заводе."

«Наш знакомый!» — повторила Этель про себя. «Генри говорит так, будто мы близко с ним знакомы. Как бы мне хотелось, чтобы он не стоял здесь и не болтал так долго. А вдруг кто-нибудь войдёт?»
Наконец кто-то вошёл, и мистер Далтон, пожелав миссис Фаулер
хорошего дня, вышел из магазина и направился в пригород, где жило большинство рабочих литейного цеха.

 «Миссис Фаулер, кажется, говорит так, будто перспектива обнадеживает, — заметил мистер Далтон. — Она очень умная женщина. Я бы хотел заручиться ее поддержкой в нашей воскресной школе, если нам удастся ее открыть.

«Мне кажется, она очень наглая», — сказала Этель. «Она стояла и разговаривала с тобой так, словно у неё было... словно она была...» — фраза Этель, похоже, стала совсем запутанной.

 «Ну, словно у неё было или она была кем?» — спросил её брат. «Мне показалось, что она стояла и разговаривала так, словно была разумной, смелой христианкой. Именно такое впечатление у меня сложилось о её характере».

Этель не ответила, и они молча прошли немного дальше, пока не
добрались до дома, перед которым на тротуаре лежала большая
собака. Этель отпрянула, как обычно, тихонько вскрикнув.

«Что теперь?» — спросил мистер Далтон.

 «О, брат, эта огромная страшная собака: я не могу пройти мимо неё. Я уверен, что она опасна. А вдруг она взбесится и укусит меня?»
«А вдруг ты взбесишься и укусишь её?» — сказал мистер Далтон.  «Я знаю, кто из нас двоих в данный момент выглядит более здравомыслящим». Пойдём, Этель, ты же не можешь быть такой глупой. Собака совершенно безобидна,
в этом ты можешь убедиться, просто взглянув на неё; а если бы это было не так,
то ты ведёшь себя именно так, чтобы спровоцировать её напасть на тебя. Ничто так не
раздражает собак и вообще животных, как вид людей
я их боюсь. Вот! Видишь, как вежливо он уступает нам дорогу.
В этот момент большая собака села на корточки и, лениво помахивая хвостом, словно приглашала их обратить на неё внимание.
К несчастью, в этот момент он заметил на улице корову и, очевидно, решив, что должен защищать улицу от всех нарушителей, бросился на незваную гостью с разинутым ртом.
Корова, конечно же, опустила голову и побежала прямо, как это делают коровы, когда на них нападают.

 Этель закричала во весь голос и тоже бросилась бежать.
но, зацепившись платьем за ногу, она споткнулась и упала,
распростёршись в отнюдь не изящной позе прямо у ног группы литейщиков, возвращавшихся домой с работы.

 Прежде чем мистер Далтон успел до неё дотянуться, один из мужчин поднял Этель, и его чёрные руки оставили заметные следы на её нежном сером плюшевом жакете.

«Ну, ты и впрямь упала, ничего не скажешь, — добродушно сказал литейщик. Что случилось? Почему ты так бежала? Собака бы тебя не тронула».
Этель расплакалась от стыда и досады и, казалось, была готова упасть в обморок.
тут же впала в истерику.

"Моя сестра, к сожалению, очень робкая," — сказал подошедший мистер Далтон.
"Ты не поранилась, Этель?"
Но Этель к тому времени уже не могла говорить.

"Юной леди лучше зайти прямо в наш дом," — сказал молодой человек из компании, открывая ворота того самого дома, где лежала собака. «Мама как раз приготовит ужин, и чашка чая пойдёт ей на пользу. Но, боже мой, мисс, вам не нужно бояться моего старого льва. Он играет со всеми детьми на улице».

«Спасибо, мы войдём, раз вы так любезны», — сказал мистер Далтон.
 «Полагаю, вы тот самый человек, которого я искал».
 «А вы тот джентльмен, которого я видел в саду доктора», — ответил
 Ричард Трим.  «Я видел, как вы проходили мимо доктора прошлой ночью.  Проходите, мисс».

«Пойдём, Этель», — сказал её брат так решительно, что Этель не стала возражать.


 Когда мужчина проходил мимо, Этель услышала, как тот, кто поднял её, сказал своему спутнику:
«Ну, если бы «моя» девочка так выставила себя на посмешище, я бы надрал ей уши».

Старший мальчик свернул за угол дома и вошёл в чистую, залитую солнцем кухню. Стол был накрыт к ужину, и удивительно опрятная, жизнерадостная маленькая старушка как раз доставала из печи очень аппетитное на вид печенье.

"Я привёл тебе компанию, мама, — сказал старший мальчик. — Это та юная леди, которая на днях прислала тебе цветы. Она только что упала.
Я привела её сюда, чтобы она отдохнула и выпила чаю.
— Ну конечно, — воскликнула миссис Трим весёлым высоким голосом, который, казалось, идеально подходил к её внешности. — И что же
Ты упала, дорогая? Ты поранилась? Ну-ну, не плачь, — продолжала она, успокаивая Этель, как будто та была ребёнком. — Скажи бабушке, где ты поранилась?
 — Я не сильно поранилась, — всхлипнула Этель, — но... но... я так испугалась.

«Лев погнался за коровой мистера Грина и напугал её», — объяснил старший мальчик. «Видишь ли, эта корова всё время пытается пробраться на наш двор, — добавил он, поворачиваясь к мистеру Далтону. — Она хитрая, как чёрт, и может открыть любые ворота. Она уже два или три раза пробиралась к нам и устраивала беспорядок, поэтому Лев прогоняет её всякий раз, когда видит».

«Он умный пёс», — заметил мистер Далтон. «Но почему ты не забираешь корову?»
— спросил он.
 «Ну, мне не хочется этого делать, — ответил Ричард Трим. Видишь ли, она принадлежит вдове, которой больше не на что рассчитывать. Дети делают вид, что присматривают за ней, но потом начинают играть, и она ускользает.
Но я надеюсь, что теперь, когда вы приехали, вы остановитесь и выпьете с нами чаю, мистер
...

"Меня зовут Далтон", - представился мистер Далтон. "Это моя сестра, мисс Этель
Далтон.

Большой мальчик кивнул Этель в знак приветствия.

"Да, останьтесь и выпейте с нами чаю", - вмешалась пожилая женщина. "Я
Я уверена, что твоей младшей сестре станет лучше, когда она выпьет чашку чая.
 Юные девушки часто бывают «нервными», так что я не буду возражать, дорогая, — добавила она, повернувшись к Этель. — Мы будем очень рады, если ты останешься.
 Я так долго хранила цветы, которые ты мне прислала. Я никогда не видела ничего более милого. Так что оставайся. Вы меня ни в малейшей степени не стесните».
Мистер Далтон увидел, что приглашение было искренним и что Этель будет лучше в его обществе. Действительно, с красными глазами она выглядела не слишком презентабельно на улице.

"Вы очень добры, я уверен, и мы будем рады чашечке чая,"
— сказал он. — Во всяком случае, мы как раз собирались к вам. Моя сестра, миссис Рэй, прислала вашему сыну семена цветов. Она получила в подарок большое количество семян, больше, чем у неё есть места для хранения, и, зная, что вы любите цветы, она надеется, что вы их примете.

«Я уверен, что она очень добрая», — сказал старший мальчик, краснея сквозь загар.
Он посмотрел на пакет с семенами — разными сортами бальзамина,
флокс Драммонда, сальпиглоссис и другими желанными сортами,
всеми лучшими сортами Вик. «Мне кажется, я не должен принимать такой подарок».

- Чепуха, - сказал мистер Далтон, улыбаясь. "Вы могли бы сделать так много для меня в
минуту; и я осмелюсь сказать, что я буду нуждаться в вашей помощи, о выполнении плана
У меня в голове. Я принесла вам каталог Вика с семенами.
В нем много ценной информации."

«Ну, я уверен», — сказал старший мальчик, а затем остановился и снова поворошил семена.
«Смотри, мам, шесть видов бальзамина».

«Ты должен подарить даме несколько наших томатов и перцев, — сказала его мать.
— Ты же знаешь, что с ними тебе всегда везёт. Но теперь иди умойся, чай уже готов. Ты бы не справился без меня».
«Ничего для Дикки, что могло бы его так порадовать», — добавила она, когда сын вышел из комнаты.  «Обычно он покупает немного цветочных семян
каждую весну, помимо тех, что мы сохраняем из нашего собственного сада. Но эта зима выдалась для нас довольно тяжёлой из-за болезней и того, что Дикки какое-то время не работал.  Хотя мне тоже не стоит жаловаться».

Появление Ричарда на мгновение прервало разговор.
Все они сели за чайный столик, который был аккуратно сервирован
ярким фарфором и, как заметила Этель, двумя настоящими серебряными ложками для
Компания. Она частично справилась со своим испугом и замешательством, и
она не могла оставаться равнодушной к доброте, с которой ее приняли
.

"Какой красивый фарфор!" - сказала она, глядя на свою чашку, которая
отличалась от тех, которыми пользовались старуха и ее сын. "Это настоящий"
Японский фарфор, не так ли?"

- Полагаю, что так, - ответила миссис Трим, явно очень довольная. «Мой отец был моряком и привёз эти чашки из Китая или Японии, я не знаю, откуда именно. Он также был в Индии и привёз оттуда несколько идолов, которым поклоняются люди, потому что мама очень любила всё необычное. Я покажу
их вам после ужина".

Это привело разговор к Индии, и миссис отделки и ее сын были
глубоко заинтересованы, когда они услышали, что мистер Далтон был в этом
чудесная страна. Дик очень много вопросов, чтобы спросить, и очень
интеллектуальные вопросы; и Этель никогда не видела своего брата
более оживленно в разговоре.

"И значит, вы миссионер?", сказала миссис отделкой. "Боже мой! Разве ты не чувствовал, что это привилегия — проповедовать Евангелие этим бедным созданиям?
Только подумай, бедные матери бросают своих детей в реку на съедение крокодилам!

«Почему-то кажется, что убивать маленьких детей хуже, чем взрослых.
 Дети такие невинные и беспомощные. Вы когда-нибудь собираетесь вернуться туда?»
 «Надеюсь, что когда-нибудь, — ответил мистер Далтон, — или, если не туда, то в какое-нибудь другое миссионерское поле.
 Как вы и сказали, я считаю большой честью нести Евангелие этим бедным людям».

«Я уверена, что должна. Если бы я была твоей сестрой, я бы хотела пойти с тобой. Я знаю, что молодые леди ходят в такие места. Была одна миссис Уитни, которую я знала в П—. Она преподавала в школе, а потом уехала в
на Сандвичевых островах. Разве тебе не хочется поехать с братом, дорогая?
В этот момент в дверь просунул голову старый Лайон, и Этель, как обычно, испугалась.

"Юной леди сначала нужно перестать бояться собак,"
— сказал старший мальчик, явно возмущённый тем, что Этель боится его друга Лайона. «Но, в конце концов, я не так уж уверен насчёт этих зарубежных миссий», — добавил он, увидев, что Этель покраснела и смутилась.
 «Кажется, миссионерам и хорошим людям есть чем заняться и поближе к дому».
 «Например, чем?» — спросил мистер Далтон.

"Ну, например, вот этот район", - сказал Ричард. "Есть
много людей здесь, которые не видят в церкви от одного
конец года к другому, или поговорить с министром, если только некоторые из них
в браке или смерти в семье. И, тем не менее, я полагаю, их
души стоят столько, сколько язычников в Индии?"

"Полагаю, что да", - ответил мистер Далтон. «Это печальное положение дел, но кто в этом виноват?»
 «Ну, отчасти это их вина, а отчасти, я полагаю, ничья».
 «Я бы сказал, что это чья-то вина».

"Ну, сэр, это именно так. Ближайшая церковь находится на
авеню, в полумиле отсюда. Эта церковь уже полна — и церковь, и
Воскресная школа одновременно; а если бы и не было, арендная плата за скамьи была бы настолько высока, что
бедные люди не могли бы позволить себе платить за них. Если у мужчины есть жена и трое или четверо детей, которых нужно содержать, он не чувствует себя вправе платить тридцать или сорок долларов в год за место в церкви. Он не может этого сделать, если только не будет экономить, и не сделает этого, если только не будет очень набожным. Конечно, дети какое-то время ходят в воскресную школу — некоторые
из них — но они довольно быстро понимают, что уже слишком стары для этого, и поэтому ускользают.
"Но ведь есть свободные места," — сказала Этель.

"Да, но, видишь ли, все знают, что свободные места предназначены для бедняков,
а человек не любит признавать себя бедным, если может этого избежать. Это всё равно что принимать милостыню. Возможно, это не самый правильный взгляд на ситуацию, но
именно так они себя чувствуют.
"Я не удивляюсь этому," — сказала Этель. "Думаю, я бы чувствовала то же самое."
"Видите ли, дело не в том, что они хотят сэкономить свои деньги,"
продолжил Ричард Трим. "Я не думаю, что наши мужчины вообще скупы, в
генерал. Я полагаю, что если бы здесь построили небольшую часовню, то очень многие люди не только ходили бы туда, но и были бы готовы жертвовать на неё, пусть даже понемногу.
"Я понимаю и очень рад слышать это от вас," — сказал мистер Далтон.
"Отчасти я хотел увидеться с вами по этому поводу. Видите ли, я сейчас отдыхаю от миссионерской работы и как бы ни к чему не привязан.
Я размышлял о том, можно ли было бы организовать служение и воскресную школу в этом районе.

И миссис Трим, и Ричард с энтузиазмом восприняли эту идею, и она была
обсуждена во всех подробностях.

"Для начала нам следовало бы снять комнату где-нибудь поблизости", - сказал мистер
Далтон. "Ты можешь вспомнить какое-нибудь подходящее место?"

"Есть большая комната над бакалейной лавкой мистера Саттона", - сказал Ричард. «Это
грубое место, конечно, не очень похожее на церковь, но там чисто
и уютно».

«Осмелюсь сказать, что оно вполне подойдёт, — ответил мистер Далтон. — Знаете, в последние годы я не привык к местам, похожим на церковь. А что насчёт учителей?»

«Как жаль, что миссис Фаулер уехала, — сказала миссис Трим. — Она такая милая и добрая со всеми».
 «Да, она бы нам очень помогла. Я буду рассчитывать на то, что вы с Ричардом поможете нам, миссис Трим».
 «Я?! — возмутился Ричард. — Я недостаточно знаю, чтобы преподавать в
«Воскресная школа».
 «Любой человек, мой друг, знает достаточно, чтобы преподавать в воскресной школе, если он будет усердно изучать Священное Писание и просить Бога о наставлении Его Духа. Ты научишься искусству преподавания».
 «Думаю, я узнаю, что ничего не знаю», — сказал Ричард, явно не расстроившись.

"Это было самое важное, чему я научился за время своего миссионерского обучения"
- сказал мистер Далтон, улыбаясь. "Но предположим, что мы соберем вместе
комнату, полную маленьких мальчиков и девочек; ты можешь посещать занятия с одним, а
твоя мама - с другим, не так ли?"

"Мама может, я уверен", - сказал Ричард. "Она всегда изучает свою Библию.
Что касается меня, я подумаю об этом и дам тебе знать. Когда я увижу тебя снова?
"Ну, дай-ка подумать. Сегодня понедельник: завтра я буду готовиться к лекции об Индии для библейских классов. Кстати, не
ты хочешь пойти, или тебя не интересуют картинки с волшебным фонариком?

- Я бы хотел пойти, - сказал большой мальчик, заливаясь краской. - Но тогда, ты...
видишь ли...

"Знаете, это бесплатная лекция", - сказал мистер Далтон. "Приходите и приводите с собой
свою маму и всех, кого захотите. Мы обязаны выдавать пропуска, чтобы не допустить скопления людей. Но я дам вам пропуск. Что ж, в четверг вечером я снова приду сюда, и мы посмотрим, что можно сделать.
"А тем временем мама может навестить соседей и поговорить с ними, а я могу рассказать об этом мужчинам."

«Именно так. Пойдём, Этель, а то Эмили подумает, что мы заблудились. Спокойной ночи».
ГЛАВА VI.

НЕСЧАСТЛИВАЯ ЭТЕЛЬ.

"Я действительно считаю, брат, что ты замечателен в одном, — сказала Этель, когда они шли домой, — а именно в умении приспосабливаться к самым разным людям."

«Кажется, я вас не совсем понимаю, — сказал мистер Далтон. — Что вы имеете в виду под «приспосабливанием»?
Что значит «приспособиться»?»
 «Ну, когда вы разговаривали с миссис Фаулер в магазине, казалось, что вы знаете её всю жизнь и точно знаете, что ей сказать;  и то же самое было с миссис Трим и её сыном. Никто бы не подумал, что вы можете так общаться с людьми».
Я знала, что ты не привык постоянно общаться с такой компанией.
Некоторые люди просто не могут найти общий язык с бедняками. Они либо снисходительны и любезны, как тот мужчина, который выступал в воскресной школе в прошлое воскресенье, либо чопорны и напуганы и не знают, что сказать, — как я, — заключила Этель.

"Я подозреваю, что в обоих случаях проблема одна и та же," — заметил мистер.
Далтон.

 «И эта трудность заключается в том, чтобы...»
 «Не быть грубым и очень самовлюблённым», — ответил её брат с улыбкой.
 «Но, Этель, если у меня есть этот чудесный дар, то...»
уверяю вас, я об этом ни в малейшей степени не подозреваю. Зачем мне «подстраиваться»
под миссис Фаулер или Тримсов? Мы очень мило познакомились благодаря доброте миссис Трим по отношению к вам, и у нас были общие интересы.

«Да, я знаю, — сказала Этель, — и я заметила, что ты говоришь так же, как дома, или у миссис Верпланк, или в любом другом месте, куда мы ходим».
 «Ну а почему бы и нет?  Как бы ты хотела, чтобы я говорил?»
 «Честно говоря, мне всегда казалось, что люди, которые говорят о том, чтобы приспособиться, только всё усложняют», — откровенно сказала Этель. "Там было
тот мужчина, о котором я говорил, выступал перед детьми в прошлое воскресенье. Он говорил с ними на их языке — только не так весело и забавно, как миссис Джонс. Я думал, что он никогда бы этого не сделал. Малыши совсем устали и вели себя как могли, и, честно говоря, я их не виню.
 Но миссис Верпланк считала, что это прекрасно: он так ловко подстраивался под детей.

«У миссис Верпланк нет своих детей», — сухо заметил мистер Далтон.
 «Но что касается адаптации, Этель, то здесь есть над чем поработать»
 Я бы не стал говорить с миссис Трим о новом переводе священных книг, который я обсуждал вчера вечером с профессором Ван Олстайном; но и с миссис
 Верпланк я бы тоже не стал.
 «В конце концов, я полагаю, что главное — это хорошие манеры и искренний интерес к людям, с которыми разговариваешь, и к тому, о чём говоришь», — задумчиво произнесла Этель. «Я имею в виду, конечно, самое главное — любить ближнего, как самого себя».
 «Я полностью с тобой согласен, любовь моя, — ответил мистер Далтон. — Думаю, ты затронула суть вопроса».

Этель выглядела довольной. "Но не кажется ли тебе, брат, что хорошее воспитание
необходимо для того, чтобы делать добро наилучшим образом?"

"Несомненно; и усилия очень многих хороших людей терпят неудачу из-за
отсутствия именно этого. Они оскорбляют и вызывают отвращение там, где намереваются
помочь, и нейтрализуют все хорошее, что они пытаются сделать, своей манерой
добиваться этого. А снисходительность — адаптация, если хотите, — это самое худшее из всех проявлений доброты.
"Брат, как ты думаешь, я могла бы посещать занятия в твоей воскресной школе, если ты её откроешь?
— спросила Этель после того, как они немного прошли в молчании.

- Я не знаю, - ответил мистер Далтон, как показалось, довольно рассеянно.

"Потому что, вы знаете, я имел немалый опыт в
младенец-класса за последний год; и я на самом деле не нужны там, и я
может занять ребенка-классу, если у вас одна".

- Мне бы этого больше всего хотелось, сестренка, - сказал мистер Долтон, - но
Я вижу серьезные трудности на этом пути".

"Какие трудности?" - удивленно спросила Этель.

"Собака-лев Ричарда Трима, с одной стороны, и корова вдовы Грин, с другой;
и множество вещей, которые всегда встают у вас на пути. Предположим, для
Например, если бы у вас был урок в подготовительном классе и началась гроза, что бы вы сделали?
Этель покраснела и молча прошла немного дальше. Затем она сказала
глубоко уязвлённым тоном:

"Исходя из этого, мне не нужно даже думать о том, чтобы что-то сделать — что угодно из того, что я задумала. Это очень тяжело."

— Это очень тяжело, — повторил её брат, вздыхая. — Очень тяжело для меня, уверяю тебя, Этель. Никому не нравится, когда его воздушный замок рушится. Я бы очень хотел, чтобы ты вела начальный класс, если бы он у нас был; и у меня есть кое-какие идеи
о школах шитья и пения; но я не понимаю, как ты можешь мне в этом помочь, если ты не можешь пройти мимо коровы на улице или услышать раскат грома без того, чтобы не впасть в истерику. Страх очень нерелигиозен, особенно среди детей.
 «Я уверена, что не хочу идти, если ты меня не хочешь», — сказала Этель обиженным тоном. «Я думал, что ты, по крайней мере, сначала будешь рада помощи».
«Но ты мне очень нужна, моя дорогая, и для этого, и для других вещей.
Именно то, что ты мне нужна, делает меня таким несчастным из-за твоей ошибки».

«Это не ошибка, — упрямо сказала Этель. — Я ничего не могу с этим поделать».
 «Что ж, тогда это препятствие. Но скажите мне, как вы думаете,
приведёт ли такая сцена, как сегодня, к тому, что ваши ученики
или их родители станут больше доверять вам?»

 Этель ничего не ответила, и мистер Далтон, немного помолчав,
начал говорить о другом.

Этель больше не поднимала тему миссионерской школы, но в течение недели она особенно активно приглашала своих учеников в младшие классы и старалась дать Генри понять, что она так делает.

«Я покажу ему, что я на что-то способна и могу сделать что-то хорошее в этом мире, даже если я боюсь коров», — сказала она себе. «Мистер.
 Маверик говорит, что в библейском классе больше интереса, чем обычно, и
я заметила, что Анна Бергерс в последнее время стала очень серьёзной. Я собираюсь воспользоваться возможностью и поговорить с ней и с другими девочками.
И я намерен изучать Библию и молиться усерднее, чем раньше. Я буду уделять этому час в середине дня и регулярно перечитывать несколько хороших книг — «Личную религию» или «Практическое благочестие» миссис Мор.
Что касается миссионерства, то, если я действительно не гожусь для этого, мой долг — с радостью отказаться от этой идеи и больше не думать о ней. Я была полна решимости, но должна подчиниться — вот и всё.
 И Этель попыталась успокоиться, но она не была ни удовлетворена, ни умиротворена. Совесть подсказывала ей, что это нечестное подчинение неудаче после того, как она сделала всё возможное, чтобы добиться успеха. Она не имела права сдаваться и говорить, что не подходит для великого дела, которому посвятила себя, пока не прожила честно и изо всех сил, чтобы стать такой.

Она с большим рвением претворяла в жизнь свои планы, но не испытывала от этого счастья. Все её молитвы были нереалистичными и холодными и, казалось, не проникали дальше её губ. Ей казалось, что она находится под тесной крышей, запертая вдали от Бога. У неё было такое чувство, будто её Господь скорбит о ней и отворачивает своё печальное лицо, — как будто она не могла поймать его взгляд. Его обещания ничего для неё не значили. Она была ужасно несчастна,
но говорила себе, что так бывает со всеми, — что
Её религиозные чувства и религиозный опыт во многом зависели от физического здоровья, а оно было не очень хорошим. Тучи рассеются, и ей снова станет лучше. А пока она приглашала своих учеников, как и обещала, и искала возможности для религиозных бесед со своими одноклассниками, изо всех сил стараясь думать, что с ней всё в порядке.

«О, Этель, ты придёшь завтра, проведёшь со мной вечер и останешься на всю ночь?» — спросила Анна Бергерс однажды после урока итальянского.
 «Мама и тётя Сара уходят, и мы будем совсем одни», — сказала она.
одни. Мы в новом доме, так что тебе не нужно бояться
тараканов, - добавила она, улыбаясь.

Этель улыбнулась, но слегка покраснела. "Я не знала, что ты переехал",
сказала она. "Не было ли это довольно неожиданно?"

"Да, именно так для мамы и для всех нас, кроме папы. Кажется, он имел в виду
чтобы дать нам сюрприз, и он купил новый дом напротив
Старая миссис Баярд место. Но ты придешь? Это будет так приятно".

Этель считать. Казалось, это была как раз та возможность, о которой она мечтала.
серьезный разговор с Анной.

"Конечно, я приду, если Эмили не будет возражать; и я осмелюсь сказать, что она
не буду. Как вы, должно быть, рады уехать из этого неприятного дома!

- Да, здесь очень мило, - просто сказала Анна. "Папа так долго был занят
делами, что приятно снова почувствовать легкость. Я
так благодарна за маму, потому что теперь тетя Сара
снова может быть с ней. Значит, ты думаешь, я могу рассчитывать на твой приход?

- О, да. Я не могу представить себе ничего, что могло бы мне помешать.

«Анна никогда не упускает возможности рассказать всем, что они разбогатели», — сказала Делия Уилкинс со своей обычной усмешкой, когда Анна ушла.
«Если бы я так гордилась этим, то, думаю, держала бы это при себе».

«Тебе не следует так говорить, Делия, — возразила Этель. Это неправильно. Я
не думаю, что тебе следует так судить о людях. Тебе бы самой это не понравилось».

«И это совсем несправедливо по отношению к Анне», — сказала Эллен Дэвис. «Она никогда не хвастается, я уверена. Когда они были бедны, она без колебаний говорила, что не может позволить себе то или это».
 «Боже мой! Что я такого сказала, что на меня обрушился такой поток упрёков?» — наигранно спросила Делия. «Ты начала читать мне нотации
в последнее время, Этель. Я полагаю, ты тренируешься для миссии, которую ты
собираешься предпринять?

Этель покраснела, но ничего не ответила; и компания разошлась.

- Этель, ты не собираешься воспользоваться конным транспортом? - спросила Эллен Дэвис, когда
они подъехали к станции. - Тебе предстоит такая долгая прогулка.

- Нет, я думаю, что нет. «Мне нравится гулять, и физические упражнения мне полезны», —
ответила Этель.

 «Ну что ж, тогда до свидания. Я поеду верхом».
Пока Этель шла с тяжёлым грузом книг, она чувствовала, как на её совести лежит неприятный груз. Она знала, что физические упражнения
Это было «нехорошо» для неё, и доктор Рэй настоятельно рекомендовал ей никогда не ходить туда. Она сказала Эллен что-то похожее на ложь. Она попыталась переключить внимание на что-то другое и начала обдумывать, что сказать Анне, когда они останутся наедине. Она перешла мост и медленно поднималась в гору, когда кто-то подъехал к тротуару и окликнул её. Она
вздрогнула, как обычно, и, подняв глаза, увидела доктора Рэя.

"Этель, ты снова ходишь", - сказал он. "Как это получается?"

«Машины не было», — сказала Этель, застигнутая врасплох и прибегнувшая к первому же оправданию, которое пришло ей в голову, чтобы избежать нравоучений или, чего она боялась ещё больше, смеха со стороны своего деверя.

 «Тогда тебе следовало подождать. Но садись, я отвезу тебя домой: я как раз туда направляюсь».

«Я сейчас так близко к дому, что это не имеет значения, — сказала Этель, краснея.
 — И, кроме того, у меня есть одно поручение по пути, но я буду рада, если ты возьмёшь мои книги».

 «Тогда бросай их в машину и смотри, чтобы тебе не пришлось снова идти пешком.  Если машина уедет, подожди другую.  В конце концов, так ты сэкономишь время».


Когда Этель добралась до своей комнаты, она, как обычно, села и взяла в руки «Личную религию», но почему-то ей было очень трудно сосредоточиться.
 Тяжесть на её совести, которая так сильно её мучила, возросла в десять раз.
 Она знала, что солгала и  Эллен Дэвис, и своему деверю. Она совершила тяжкий грех, но всё же не желала признавать, что согрешила.
Ей казалось, что признание в этом единственном проступке повлечёт за собой гораздо больше.
Однако она дочитала положенную ей часть и спустилась вниз
практиковать ее музыки-урок, чувствуя себя усталым, раздражительным, и ни в чем
но приятное состояние ума и тела. Она сделала столько ошибок, что
Эмили заметила их.

"В чем дело, Этель?" - спросила она. "Это что-то удивительное для меня.
ты так поражаешь".

"Я думаю, что зло кроется во мне или в пианино, я не знаю, в чем именно".
— сказала Этель раздражённо. — Я ничего не могу с этим поделать.
 — Я бы не стала пытаться, — добродушно ответила Эмили. — Ты устала от уроков итальянского. Я думаю, что в те дни, когда ты ходишь на другую сторону, тебе лучше заниматься сразу после завтрака.

"Я не могу заниматься, когда Мэтью дома", - сказала Этель. "Он такой".
всегда надо мной подшучивает".

"Сколько раз нужно повторить "всегда"?" - спросила ее сестра.

"Ну, он сделал это однажды; и он сделает это снова. Я этого не вынесу".

— Этель, — серьёзно сказала Эмили, — ты знаешь, что становишься очень раздражительной и вспыльчивой?
Этель ничего не ответила.

"Осмелюсь предположить, что отчасти это происходит из-за того, что ты неважно себя чувствуешь, — продолжила её сестра. — Но я думаю, тебе следует быть осторожнее в проявлении вспыльчивости. Нет ничего, что развивалось бы быстрее из-за потакания своим желаниям, как я
Я знаю это по собственному опыту, — добавила она с улыбкой.  — Мне не нравится видеть это в тебе: ты всегда была такой уравновешенной и приятной.  Боюсь, ты слишком много работаешь и эти уроки итальянского тебе не по силам.  Тебе не кажется, что тебе лучше пока отказаться от них?  «Возможно, у меня больше никогда не будет такого шанса».

 «Это правда, но тогда, если тебе от этого плохо...»

 «Но я не больна, Эмили: я просто устала. Что касается моей подавленности, я уверена, что не замечала этого, просто все, кажется, думают...»
в последнее время я только и делаю, что беспокоюсь. Генри, —

Но тут голос Этель прервался от слёз, и, услышав голос своего деверя, она поспешила удалиться в свою комнату,
где горько расплакалась, вспоминая все обиды, которые, как она
считала, нанесли ей брат и сестра. Так она в какой-то степени
сумела забыть о тяжести на своей совести и проникнуться утешительным чувством мученичества.

«Но мой долг — быть весёлой», — сказала Этель, когда ей окончательно надоело плакать. «Конечно, мне очень тяжело от того, что со мной так обращаются
так несправедливо, особенно со стороны Генри, от которого я так много ждала... — тут она снова расплакалась, — но мой долг — быть храброй и весёлой и показать, что я истинная христианка. Я благодарна за возможность поговорить с Анной и намерена воспользоваться ею. Она милая, добрая девушка, и из неё получится такая полезная христианка. Если Я
не могу сделать работу, которую я установил в моем сердце, я должен делать то, что я могу, что
вот и все. Это очень тяжело, конечно, но тогда, я надеюсь, я смогу
прими это".

К этому времени, Этель утверждал, себя в очень комфортном состоянии
Она избавилась от самообмана и была готова умыться, привести в порядок волосы и спуститься к ужину с хорошим аппетитом. Она была так весела и так добродушно воспринимала шутки доктора Рэя, что Эмили пришла в восторг и поздравила себя с тем, как подействовала её небольшая лекция.

 «Что ж, Этель, первый шаг к созданию моей миссионерской службы сделан успешно», — сказал мистер Далтон. «Я снял комнату, о которой нам рассказал Роберт Трим, и уведомил его, что буду проповедовать там в следующее воскресенье в три часа дня; и
Сразу после этого будет организована воскресная школа».
«Хм!» — сказал доктор Рэй. «Я думал, у вас отпуск. Так вы понимаете отдых от миссионерской деятельности, не так ли?»
«Ну, не совсем», — ответил мистер Далтон с улыбкой. «Но я не проповедовал целых четыре месяца, за исключением одного раза, с тех пор как приехал сюда, и я снова начинаю испытывать жажду работы».
 «О, я по опыту знаю, что говорить бесполезно, так что я не буду тратить силы впустую.  Вам нужно быть начеку.  Эти кузнецы — хитрые ребята, они найдут слабые места в ваших аргументах».

Этель выглядела возмущённой, но Генри лишь улыбнулся.

"Мне нравятся такие слушатели," — сказал он. "Любая критика, даже придирки, лучше сонного безразличия,
с которым относятся ко всему, или легкомыслия, с которым
смеются над всем подряд."
"А что ты будешь делать с учителями?" — спросила Эмили.

"Я возьму как можно больше людей из числа самих людей; и
что касается остального, я должен присмотреться к молодым людям в нашей церкви. Я полагаю,
нет смысла спрашивать Эмили?"

"Ни капельки", - решительно возразил доктор. "У Эмили нет горла или
легкие провести в воскресенье-школа, учение; и, кроме того, я не могу выделить
ее по воскресеньям. Это единственный раз, когда я должен сам,
и я хочу ей поделиться со мной".

"Какой эгоистичный доктор Рэй!" - подумала Этель. "Он не думает ни о чем, кроме себя.
собственный комфорт".

«Мне нужно где-то найти мелодеон или фисгармонию и кого-то, кто будет на них играть, — сказал мистер Далтон. — Я не совсем понимаю, как это работает.
Этель, ты можешь подсказать?»

Этель немного подумала. «Не знаю, разве что ты возьмёшь Джульеттину».

«С таким же успехом ты можешь её взять, как и не брать», — сказала Эмили. «Он стоит там»
в зале, и никто даже не прикасается к нему раз в три месяца. Полагаю, там он будет в полной безопасности.
 В полной безопасности, и тем лучше, что им время от времени пользуются. Что скажешь, Этель?
Придёшь поиграть для нас и потренировать наш хор?

 Этель уже собиралась обидеться, что её не попросили сыграть, но, когда прозвучала просьба, она, как обычно, смутилась и воскликнула:

- О боже, нет! Я никогда не смогла бы этого сделать, я уверена. Я должна быть напугана
до смерти.

"Ну что ж, мы не будем делать из вас мученика", - сказал мистер Далтон. "Осмелюсь сказать
кто-нибудь обязательно придёт. Вот твоя подруга, Анна Бергерс; разве она не играет?
 «Я не верю, что она это сделает, — ответила Этель. — У неё так много дел в другой школе».

 «Я не думаю, что тебе стоит рассчитывать на то, что те, у кого уже есть занятия в  воскресной школе, помогут тебе в твоей новой школе», — сказала Эмили. «Это слишком большая нагрузка для любого человека».
 «Я знаю, что это несправедливо, и всё же я считаю, что если мне нужно, чтобы кто-то сделал немного больше, то безопаснее обратиться к тому, кто и так довольно занят, чем к тому, у кого больше нет никаких дел
Однако я не собираюсь обращаться к тем, кто работает в другой школе, если смогу этого избежать. Если совсем прижмёт, я могу сама сыграть на мелодеоне.

Глава VII.

АННА.

Поскольку Этель отказалась взять на себя руководство музыкой в новой часовне своего брата, ей совсем не понравилось, что её отказ был принят так легко. Ей бы хотелось, чтобы её уговаривали чуть настойчивее.

 В тот же вечер она открыла заброшенный инструмент и играла целый час, стараясь изо всех сил, чтобы Генри понял, что он теряет.

«Как хорошо Этель играет, — услышала она его слова, обращённые к доктору Рэю в гостиной. — Жаль, что она не может использовать свой талант во благо».
 «Она хорошо делает почти всё, за что берётся, — ответил доктор Рэй. — Жаль, как вы и сказали, что при всех её талантах она становится ещё более бесполезной из-за своих нелепых притворных манер». Не то чтобы все её страхи были напускными, но по крайней мере половина из них — да.
Очень жаль, потому что в нынешнем положении она, скорее всего, будет только мучить себя и всех вокруг. Тем более
Странно, что она не считает самоконтроль своим долгом, ведь она так добросовестна во всём остальном. Я не думаю, что она стала бы лгать даже ради спасения мира.
При этих словах у Этель защемило сердце.

"Я всегда любил эту девочку," — продолжил доктор Рэй. "Я был рад, что она приехала сюда, думая, что она утешит Эмили. Мне больно от того, что я так часто оставляю Эмили одну, особенно после того, как мы потеряли наших детей. Я надеялся, что Этель составит ей компанию и утешит её, бедняжку!  Эти потери тяжелы для всех нас, но я
Я часто думаю, что для женщин это гораздо хуже, потому что им приходится тихо сидеть дома в пустом доме. Но, с другой стороны, женщинам приходится брать на себя все тяготы, бедняжкам.
Этель слушала с удивлением и некоторым раздражением. Решив, что доктор Рэй — бесчувственный медведь, она не хотела менять своё мнение и признаваться, что её суждение было ошибочным и немилосердным.

«Я сам очень беспокоюсь за Этель, — сказал мистер Далтон, — но я не могу не надеяться, что со временем она преодолеет эти причуды. »

«Главное — отвлечь её внимание от самой себя, — сказал доктор Рэй. — А то она рискует стать тем самым печальным объектом, настоящей ипохондричкой. Ещё недавно ей казалось, что у неё рак, а теперь она думает, что у неё больное сердце». Я
не могу отделаться от мысли, что корень проблемы в ней самой, и все, чего она
хочет, это пробудить в себе совесть и найти достойную цель в жизни
вывести ее из себя ".

"Так он думает, что я эгоист и пострадавших", - подумала Этель. "Я
интересно, что я услышу дальше?"

Ей не суждено было услышать продолжение, потому что кто-то позвал доктора. Мистер Далтон присоединился к Эмили в гостиной, куда вскоре позвали Этель, чтобы они с сестрой сыграли несколько дуэтов.

 Никто не возражал против того, чтобы Этель осталась на ночь у Анны
Бергер.

"Тебе лучше забежать к миссис Роуз, раз уж ты так близко," — сказала
Эмили. «Джульетте будет приятно услышать что-нибудь от семьи».
Миссис Роуз много лет жила по соседству с миссис Баярд, и Этель её очень любила. Она была простой женщиной, не очень образованной, но
Она была доброй христианкой и всегда была готова помочь делом и деньгами всем, кто нуждался в поддержке. Все в округе обращались к ней за помощью, когда у них возникали какие-либо проблемы.

 Анна, как обычно, тепло приветствовала свою подругу и постаралась сделать так, чтобы ей было комфортно. Но Этель чувствовала себя не в своей тарелке.  Её голова была полна планов о том, как начать серьёзный разговор с Анной, и она ломала голову над тем, как лучше всего поднять эту тему.

«Пожалуйста, помолись, Этель», — сказала Анна, когда чай был готов.

Она привыкла слышать, как её братья или юная тётя исполняют этот танец в отсутствие отца, и ей никогда не приходило в голову, что Этель может смутиться.


Но Этель, как обычно, покраснела и начала запинаться, неуклюже исполняя танец.
А потом весь ужин мучилась, гадая, что о ней подумает Анна.

"Библия-класса снова заполнять", - рассказала Анна, после того как они
устроились в их работе. "Пять девушек пришли в последний
Воскресенье".

"Кто они?" - спросила Этель.

- Никого, насколько мы знаем. Трое из них были продавщицами из магазина Миссис
Рэндалл. Она сама их привела.

"Как неприятно!" — сказала Этель.

"Почему, я не знаю. Почему это должно быть неприятно?"

"Не люблю, когда меня со всеми смешивают."

«Нет ничего плохого в том, чтобы просто посещать библейские занятия вместе с другими людьми. А если бы и было что-то плохое, я не понимаю, какая от этого может быть вред», — сказала Анна. «Это как раз те девочки, которых хотелось бы привлечь к посещению библейских занятий, потому что, я полагаю, у них много соблазнов поступать неправильно, о которых мы ничего не знаем. Мистер Маверик, похоже, был очень доволен и попросил девочек постараться привести своих
Подружитесь с ними. И в конце концов, Этель, если мы хотим делать людям добро, я не вижу другого выхода, кроме как «смешаться» с ними, не так ли? Мы должны познакомиться с ними и дать им понять, что мы интересуемся ими ради них самих и не считаем себя выше их.

- Но мы "должны" быть выше людей, если хотим делать им добро, - сказала
Этель с сомнением.

- Возможно, хотя я не уверена, что всегда должна соглашаться с этим. Мы
можем быть выше в одних вещах, но не в других; и в любом случае, Этель.,
Я думаю, что чем выше человек на самом деле, тем меньше он будет
сознавать свое превосходство ".

Этель, казалось, нашла что-то неприятное в этом замечании, потому что
несколько минут она работала молча.

- Как, должно быть, приятно снова видеть своего брата дома, - сказала
Через некоторое время Анна.

Этель согласилась с легким вздохом.

"Я полагаю, вы вряд ли его помните?"

"Я никогда не видела его раньше", - сказала Этель. «Он уехал ещё до моего рождения и с тех пор ни разу не был дома. Мы всегда переписывались, с тех пор как я научилась писать; у меня была его фотография, но, в конце концов, мы действительно чужие люди, — добавила Этель, снова слегка вздохнув. — По письмам человека не узнаешь».

«Не совсем, но ведь мы никогда не знаем наших самых близких друзей до конца», — сказала Анна. «Я думаю, из вашего брата получился бы отличный миссионер. Я слышала его в то воскресенье, когда он проповедовал для мистера Верпланка, и мне никогда не нравилась проповедь так сильно. В каждом его слове чувствовалась такая искренность. С тех пор я не перестаю об этом думать». О долге любить Бога говорят много, но я никогда не задумывалась о том, что он любит нас.
Казалось, это было именно то начало, которого ждала Этель, но пока она
думала, что сказать первой, Анна продолжила.

"Твой брат собирается вернуться в Индию?"

"Не в Индию", - ответила Этель. "Он собирается пробыть дома три
года, а потом отправится в Персию, где он начинал".

"Что? Где Мисс Бичер живет?" воскликнула Анна. "Ой, Этель, Я
думаю, вы пошли бы с ним! Я бы на мгновение, если бы я был
расположенный, как и ты. Было бы так приятно побыть с родным братом
и с мисс Бичер, и ты почувствовал бы гораздо больший интерес к
этим девочкам, потому что ты уже многое для них сделал. Почему
ты не идешь?

- Я иногда думала об этом, - сказала Этель, снова вздыхая.

"Если бы я была на вашем месте, я бы начала изучать языки
прямо сейчас", - с энтузиазмом продолжала Анна. "Ну, это было бы совершенно
восхитительно! Вы могли бы довольно хорошо изучить их за три года и быть
готовы приступить к работе напрямую. Затем, я хотел бы узнать всякие
работа по дому и шить и мастерить, потому что, конечно, каждое такое
что будет полезным, и я бы практиковаться в обучении каждого шанс
было".

«Ты очень серьёзно к этому относишься», — сказала Этель с улыбкой, хотя и чувствовала лёгкое раздражение, сама не зная почему.  «Почему бы тебе не подготовиться и не отправиться туда миссионером?»

"Я не мог уйти домой, даже если я достойный человек, прочая
уважает", - ответила Анна, вздыхая, в свою очередь. "Я единственный ребенок,
вы знаете, и на здоровье матери настолько немощным, что это будет не правильно
для меня оставить ее. Но, похоже, у тебя нет никаких обязанностей, которые удерживают тебя дома.
дома.

- Нет, я не думаю, что я кому-то нужна, - сказала Этель.
довольно печально. - Но, Анна, ты знаешь текст: "Тот, кто любит отца или
мать больше, чем я, недостойна меня".

"Я знаю, - сказала Анна, - но дело не совсем в этом, Этель".

"Возможно, ты думаешь, что не подходишь для этого в других отношениях", - продолжила Этель.
«Возможно, ты думаешь, что совсем Его не любишь».
 «В любом случае это не помешает тебе, ведь, я полагаю, ты думаешь, что любишь, иначе ты бы не присоединилась к церкви».
 Этель подумала, что Анна хочет сменить тему, и ещё больше
захотела надавить на неё.  «Но скажи мне, Анна, разве ты не считаешь, что должна любить Бога и стараться служить ему?»

«Полагаю, так должны поступать все», — ответила Анна. «Но теперь скажи мне честно, Этель, ты действительно его любишь? Любишь так же, как миссис Баярд или своего брата?»
 «Да, я надеюсь на это, — ответила Этель. Конечно, сердце — это очень
лживый, как сказано в Библии; и я могу быть обманута так же, как и другие,
но я надеюсь, что люблю его ".

"Ну, я не могу этого понять", - откровенно сказала Анна.

"Понять что?"

"Как ты можешь так говорить. Если я кого-то люблю, я это знаю. В данном случае
нет никаких шансов на иллюзию. Предположим, кто-то спросит меня, люблю ли я свою мать, и я отвечу: «Да, надеюсь, что так. Я могу ошибаться, но я действительно надеюсь, что люблю её». Не думаю, что она была бы очень польщена.
 «Ну, Анна, как бы ты пошла на работу, чтобы доказать, что любишь свою мать?»

«Я бы не хотела это доказывать. Думаю, это доказывается само собой».

 «Но как?»

 «Потому что я предпочла бы быть с ней, а не с кем-либо другим в мире», — серьёзно ответила Анна. «Потому что я люблю делать то, что доставит ей удовольствие, или помогать ей в работе, и ничто не огорчает меня так, как мысль о том, что я причинил ей боль, — а я знаю, что иногда причиняю ей боль: я такой вспыльчивый. Потому что ничто так не побуждает меня поступать правильно, как мысль: «Мама будет довольна».
 Потому что, о! Я не могу рассказать тебе всего, но я бы сделал всё, что угодно, отказался бы от
«Ради матери я готова на всё, — добавила Анна дрожащим голосом. — И когда я думаю о том, что могу её потерять, как мне иногда приходится делать...» Анна замолчала и несколько минут пристально смотрела в окно.

 Этель тоже молчала.  Ей почему-то казалось, что она попала в собственную ловушку.

«Не знаю, понимаешь ли ты меня, Этель», — сказала Анна своим обычным весёлым голосом.

 «О да, я понимаю», — ответила Этель.

 «Что ж, если бы я любила Бога так, как должен любить его каждый, то, думаю, мне не пришлось бы так тщательно анализировать себя, чтобы это выяснить.  Я бы это "знала"».

«Ну, Анна, почему ты его не любишь?» — спросила Этель.

 В этот момент разговор был прерван самым неприятным образом.
Молодая женщина открыла дверь и молча вошла в гостиную.
Она была очень бледна, её губы дрожали, а платье было в беспорядке.
Казалось, она никого не замечала, хотя смотрела прямо перед собой.
 Этель вскрикнула, как обычно.

— Тише! — сказала Анна. — Ты только навредишь ей.

 — Что случилось? — запинаясь, спросила Этель. — Она что, пила?

 — Нет, но у неё иногда случаются припадки, и я боюсь, что у неё начинается один из них.
Я об этом не подумал, иначе не выпустил бы Сару на улицу. Однако
опасности нет. Помогите мне уложить её на диван, и, возможно, всё
пройдёт.
 В этот момент бедная девушка начала издавать жалобные звуки,
похожие то ли на стон, то ли на крик, и её лицо заметно побледнело. Этель больше не стала ждать.
Схватив шляпку и шаль, лежавшие на пианино, она выбежала из дома и не останавливалась, пока не добежала до следующего угла, где как раз собирался тронуться трамвай.  Этель запрыгнула в трамвай и поехала домой, не успев ничего обдумать
что она натворила и как теперь будет оправдываться перед сестрой.
Поездка была довольно долгой, и ещё до того, как Этель добралась до дома,
ей стало очень стыдно и неловко. Она знала, что Анна осталась в доме с больной девочкой, потому что слышала, как Анна разрешала другим слугам выходить. Что
сделает Анна и что она подумает о поведении Этель? Что скажет ей Эмили? О, если бы у неё хватило ума подбежать и позвать миссис
Роуз!

 «Я сразу же пошлю за Мэтью, — сказала она себе, — и они
Он подумает, что я пришла домой с этой целью. Но тогда это будет то же самое, что солгать; и, кроме того, его не будет дома, потому что у него назначена встреча. О боже! Жаль, что я убежала. Я как раз собиралась поговорить об этом с Анной; а теперь я никогда не осмелюсь сказать об этом хоть слово.

Обычно, когда Этель хотела отвлечься от неприятной темы, она начинала плакать.
Но ей не очень хотелось рыдать в трамвае, поэтому она была вынуждена думать о том, что её
заставило, пока не оказалась дома.

Дверь, как обычно, была заперта, и Эмили открыла её для Этель.


"Этель, что привело тебя домой?" — воскликнула она. "Что-то случилось?"

"Впусти меня, Эмили," — сказала Этель слабым голосом, прижав руку к боку, потому что, как сказал доктор Рэй, одним из её любимых заблуждений было то, что у неё больное сердце. Она опустилась в кресло и, продолжая говорить, предприняла слабую попытку расстегнуть пуговицы на платье.

 «Что на этот раз случилось?» — спросил бодрый голос — последнее, что Этель хотела бы услышать в данных обстоятельствах, — и из-за двери вышел Мэтью.
Он вошёл в гостиную в халате. «Что случилось, Этель?»
 «О, моё сердце!» — ахнула Этель, которая была уже на грани истерического припадка и прижимала руку к груди. «О, моё сердце!»
 «Чепуха, дитя моё! Это не сердце, а желудок», — сказал доктор. "Эмили, принеси мне пузырек с валерианой и нашатырным спиртом, который я приготовила
для тебя на днях".

Теперь каждый, кто принимал его, знает, что валериана и нашатырный спирт - это совсем не то средство.
совсем не хорошее. Этель хватило первого глотка, и она отодвинула его.
- Не давайте мне эту гадость, вы меня отравите, - сказала она с раздражением.

- Я не хочу есть.
достаточно сил, чтобы показать, что в данный момент ей ничего не угрожает.
"О боже! Я так испугалась."

"Но что на этот раз заставило тебя вернуться домой так рано вечером?" — спросила Эмили. "Я
думала, ты останешься на всю ночь."

"Ну, я так и собиралась сделать, но у девочки миссис Бергерс случился припадок, и это так меня напугало, что я не смогла остаться."

«Ах, бедняжка! Значит, она снова заболела?» — сказал доктор Рэй. «Но разве миссис
Берджерс не сказала тебе, что опасности нет? Я думал, она бы не позволила тебе так опрометчиво сбежать; или она послала за мной?»
 «Миссис Берджерс нет дома, как и Сары», — сказала Этель.
неохотно. «Мы с Анной были с ней наедине в доме, и девочка вошла в комнату, постанывая и корча рожицы: о, это было ужасно!
 Она выглядела так, словно была одержима».
 «О, Этель, ты же не сбежала и не оставила Анну одну!» — укоризненно воскликнула Эмили. «Как ты могла так поступить?»

"Я не мог сделать ей хороший номер, и я думал, что смогу отправить
Мэттью Вон там," ответила Этель.

"Но почему ты не позвонила Миссис Роуз?"

"Я не знаю. Я не думал...

- Ты, как обычно, не думал ни о чем и ни о ком, кроме себя, я
— Я подозреваю, — сказал доктор Рэй более строгим тоном, чем тот, которым он когда-либо говорил с кем-либо. — В конце концов, мне лучше пойти, Эмили. Анна там одна, а такие приступы иногда очень пугают неопытных людей.
 — Но ты же не в состоянии выйти на улицу, Мэтью, — с тревогой сказала Эмили. — Ты остался дома, потому что был болен.

«Не столько болен, сколько очень устал», — ответил доктор. «А вот и машина».
Схватив шляпу и окликнув кондуктора, доктор Рэй выбежал на улицу, на ходу накидывая пальто.

«Тебе лучше лечь в постель, Этель», — сказала Эмили несколько резче, чем обычно, потому что её терпение по отношению к Этель начало иссякать.  «Было бы, конечно, хорошо, как говорит доктор, если бы ты научилась думать о ком-то, кроме себя».
 «Ну же, Эмили!» — воскликнула Этель и начала плакать.

 «Только не плачь.  Это ничего не исправит». Должен сказать, я считаю, что ты очень сильно виноват, и мне искренне за тебя стыдно. Я не знаю, что подумает миссис Берджерс и как я буду извиняться перед ней за твоё поведение. Я знаю одно: если ты продолжишь
Если вы продолжите идти своим нынешним путём, потакая всевозможным абсурдным фантазиям и поддаваясь всевозможным мелким и бессмысленным страхам, ни один человек не сможет с вами ужиться. Я должен сказать вам, что вы наносите большой ущерб своему христианскому призванию и причиняете больше вреда, чем когда-либо сможете сделать добра.

Этель стояла молча, поражённая, ведь Эмили обычно была самой кроткой из женщин и делала замечания, когда чувствовала себя обязанной это сделать, с мягкой неохотой, которая лишала её слова всякой остроты.

 Возможно, отчасти её резкость в этом случае была вызвана особым
личное разочарование.

 У доктора Рэя был очень тяжёлый день. Он отсутствовал всё утро.
 Его оторвали от ужина и послали провести операцию в шести милях от города; и вот он наконец вернулся домой, слишком уставший, чтобы думать о посещении научного общества, членом которого он был. Эмили приготовила мужу свежий кофе, а затем уложила его
отдыхать на диван, а сама стала читать ему новую книгу.
Было очень тяжело снова его будить, так что неудивительно, что она немного расстроилась.



Глава VIII.

Самоанализ.

Этель собрала свои вещи и ушла в свою комнату, не сказав больше ни слова в свою защиту. Она с излишним рвением захлопнула дверь и заперла её на засов, а затем села, чтобы предаться своим обычным приступам плача, но почему-то слёз не было. Она была зла, пристыжена и разочарована: зла на Эмили за её резкие слова; зла и пристыжена на себя за то, что убежала и выставила себя на посмешище, как ей казалось; и разочарована тем, что её планы по обращению Анны в другую веру провалились. И это было ещё не всё. Её совесть была серьёзно обеспокоена.

Строгие слова доктора Рэя звучали у неё в ушах, и она не могла от них избавиться.
"Ты, как обычно, думала только о себе."
Правда ли, что она всегда думает только о себе? И не является ли эгоизм причиной всех её бед?

"Полагаю, в данном случае это действительно так," — подумала она. «Если бы я думала об Анне или о бедной девушке, а не о себе, я бы остановилась и помогла ей. Как бы мне этого хотелось! Я пошла туда только потому, что хотела сделать Анне что-то хорошее...» И тут Этель снова остановилась, потому что её посетило неприятное подозрение, что даже её эгоизм был
Это было в глубине её желаний. Разве она не стремилась так же сильно к славе, как и к обращению Анны? Разве она не хотела так же сильно показать Генри, что может сделать что-то хорошее в этом мире, как она хотела помочь Анне?

 Иногда тот, кто действительно желает служить Богу, может долгое время пребывать в самообмане. Но если желание искреннее, то рано или поздно этот человек обязательно очнётся и увидит правду. Этель сделала это. Она продолжала закрывать глаза на своё истинное положение. Когда ей было некомфортно
Возмущённая, как и во время своего первого разговора с Генри на тему поездки в Персию, она обычно плакала.
А поскольку она была из тех людей, которые находят в слезах определённое облегчение и даже удовольствие, она обычно выплакивала все свои обиды, и на этом всё заканчивалось.


Но теперь ей было не так просто отделаться. Правда проникла в её разум и, словно свет, проникший в давно запертую комнату, показала ей все тёмные, пыльные и грязные уголки, всю ржавчину и плесень, которые разрушали то, что она ценила больше всего, — всё
пауки и другие ужасные существа, которые поселились там.
 Оставшись одна, она закрыла лицо руками от стыда, вспомнив о
грехах, которые совершила за последние несколько недель: о вспышках
гнева, о несправедливых суждениях, о лжи и, прежде всего, об
эгоизме!

 Как и сказал Мэтью, она всегда думала о себе в первую и
последнюю очередь. Она утверждала, что превыше всего желает служить Богу, но на самом деле служила в первую очередь себе. Затем она вспомнила, как всё то время, что она открыто исповедовала религию, она торжественно
она решила посвятить свою жизнь миссионерской деятельности. Она
открыла ящик стола и достала бумагу, на которой записала свои решения. Они были изложены торжественно и решительно и в тот момент были искренними: Этель была в этом уверена. Она ожидала сопротивления со стороны своих друзей, особенно брата, но это препятствие было устранено или, скорее, его никогда не существовало. Единственное препятствие было в ней самой, в её собственной слабости и глупости.
Но вместо того, чтобы бороться с этой слабостью и молиться о её преодолении, она лелеяла её.
и лелеяла его, как нечто прекрасное и достойное похвалы. Она ни разу не попросила о помощи, чтобы справиться с ним. Она была готова отказаться от заветной мечты всей своей жизни, лишь бы не признавать свою вину.

 И даже в своих миссионерских планах разве она не ставила себя на первое место? Разве она не думала больше о том, какую похвалу заслужит и какими удовольствиями насладится, чем о чём-то ещё? Поначалу всё было не так.
Затем она подумала о ценности и блаженстве Божьей истины, о ценности душ, о счастье, которое она испытывает, посвящая свою жизнь распространению
Царство Искупителя. Но в последнее время её желания стали слабыми и вялыми.
И когда она думала о неудобствах и опасностях, с которыми ей наверняка придётся столкнуться, она втайне радовалась тому, что в конце концов не годится для миссионерской жизни и у неё есть веская причина отказаться от плана, который когда-то был ей так дорог.

Если бы Этель действительно была такой глупой и поверхностной, какой она часто казалась, то нынешняя ситуация стала бы для неё серьёзным испытанием.

Она могла бы отказаться от своих христианских надежд и прийти к выводу, что пытаться бесполезно. Но в глубине души она
В основе её характера лежали искренняя совесть и принципиальность, а также
подлинное восхищение тем, что было добрым и истинным. Она честно
посвятила себя Богу и служению ему; и хотя она сбилась с пути, ей не
позволили полностью потерять себя. Наконец-то её глаза открылись, и
она увидела, как далеко она ушла — как далеко от неё остались те
зелёные пастбища и тихие воды, которые когда-то казались ей такими
восхитительными.

Она поняла, что дело не в «состоянии здоровья», не в том, что она намеренно прячет от себя лицо Господа, из-за чего её молитвы в последнее время стали такими сухими и нереальными, а в том, что
Чтение Библии было таким неинтересным и даже неприятным, а уроки в воскресной школе — такими бесполезными как для неё самой, так и для других. Это были
грехи — грехи, в которых не только не раскаивались, но которые фактически поощрялись и лелеялись.

Только с тех пор, как она стала жить у доктора Рэя, Этель по-настоящему осознала, что в основе главного недостатка её характера — робости и боязливости перед всем, что хоть немного неприятно или отвратительно, — лежит грех.  В детстве она была такой хорошей во всех остальных отношениях, такой послушной и легко управляемой, что миссис Баярд
я счёл этот недостаток незначительнымИтак, Этель была единственной девочкой в семье и к тому же сиротой.
Мистер Баярд часто уезжал из дома, а когда был дома, то баловал Этель и играл с ней. Мальчики иногда смеялись над ней, это правда.
Но они никогда не дразнили её всерьёз. А миссис Баярд была из тех людей, которые, сами того не желая, берут на себя всё неудобное и неприятное. С такой опасной соседкой опасно жить тому, кто потакает своим слабостям.

Но у доктора Рэя всё было по-другому. Ни он, ни Эмили никогда
Они щадили себя, когда нужно было что-то сделать ради блага других.  Было естественно, что они видели недостатки Этель более отчётливо, чем если бы она всегда жила с ними. И хотя они вовсе не были склонны быть с ней строгими, они оба понимали, как важно, чтобы она преодолела свою ошибку.  Эмили серьёзно поговорила с Этель об этом и попыталась убедить её в том, что она должна это сделать, но, похоже, ей это не очень удалось. Этель не могла понять или, по крайней мере, признать, что это было ошибкой, и всегда находила один и тот же ответ — душ
Она расплакалась и заявила, что это не её вина, что она нервная и чувствительная и что ей очень тяжело, что её обвиняют в том, чего она не могла предотвратить.

Теперь о недостатке, даже довольно серьёзном.
Недостаток может остаться в характере христианина, и, пока он не осознаёт его, он может не сильно влиять на его характер в целом.
Но как только он осознает, что это недостаток, он должен сделать всё возможное, чтобы избавиться от него, если не хочет, чтобы этот недостаток отравил всю его душу. Это можно сравнить с кусочком сахара или соли на дне стакана
вода. Пока она не растворена и не перемешана, вода над ней почти не меняется.
Но как только ложку опускают в стакан, соль становится
ощутимой в каждой капле воды. Это можно сравнить с семенем ядовитого сорняка, которое может годами оставаться безвредным, потому что оно сухое и не прорастает. Но стоит семени начать прорастать, и от него нужно как можно скорее избавиться.

Потворство своим желаниям со стороны Этель, пока она не осознавала его как грех, действительно мешало ей приносить пользу и доставляло немало хлопот как ей самой, так и окружающим. Но это не мешало
Это мешало ей быть правдивой, любящей, жизнерадостной и трудолюбивой.
Но в тот момент, когда она осознала истинную природу этого чувства, оно перестало быть относительно безобидной слабостью и превратилось в умышленный грех — грех самонадеянности.
И одного такого греха, каким бы незначительным он ни казался поначалу, достаточно, чтобы разрушить любой христианский характер.
Сознание того, что она поступает неправильно, но при этом она не хотела ни признавать это, ни разбираться в этом, делало её раздражительной и обидчивой. Нежелание быть
неправой заставило её солгать. Решимость, едва ли
возможно, признала, чтобы оправдаться и показать, что она «ничего не могла с собой поделать». Её вина сделала её эгоистичной, требовательной и недоброжелательной.
Всё это вместе воздвигло барьер между ней и её Богом, который омрачил её религиозный опыт, лишил её набожности всякой ценности и утешения и, вероятно, полностью уничтожил её влияние на подругу, которую она любила больше всего на свете после своей семьи.

Этель была в полном отчаянии и не знала, к кому обратиться за помощью.
Вскоре она услышала, как Генри вошёл в свою комнату, и, поддавшись внезапному порыву, пошла
и постучала в его дверь, которая тут же открылась. Этель сразу поняла, что Генри слышал историю о её вечернем приключении,
и не пожалела об этом.

"Ну что, сестрёнка, — сказал он добродушно, но довольно грустно, — могу я чем-нибудь тебе помочь?"
"Я не знаю, — ответила Этель, дрожа губами. - Не знаю,
может ли кто-нибудь мне помочь.

- Входите и садитесь, - сказал Генри, придвигая удобное
кресло и усаживая Этель в него. - У тебя усталый вид. Теперь расскажи мне
все об этом.

- Я не знаю, с чего начать, - сказала Этель, чувствуя себя немного неловко.
Его утешали добрый тон и взгляды. «Всё это так печально. Я чувствую себя так, словно давным-давно сбился с пути и с тех пор блуждаю. Ты был прав, Генри, когда сказал это в тот день, а я всё это время ошибался. Теперь я это вижу, а мог бы увидеть и тогда, но не захотел».

«Расскажите мне, что произошло сегодня вечером: с этого можно начать», — сказал Генри. «Я слышал об этом от Эмили, но мне бы хотелось услышать вашу версию».
Этель рассказала всё, не щадя себя и не оправдываясь.

 «Это плохо», — сказал Генри.

«Это правда, и с Анной будет хуже, чем с кем-либо другим, —
сказала Этель. — Анна добрая, щедрая и бескорыстная, но она вспыльчивая, а мы всегда были такими друзьями. Я знаю,
что она очень сильно это воспримет, и боюсь, ей будет трудно
меня простить. Но это не самое страшное». Я уверен, что в последнее время она много размышляла.
Я как раз говорил с ней о том, как важно стараться любить Бога, когда вошла эта бедная девушка.  Я больше никогда не осмелюсь заговорить с ней на эту тему. Боюсь, она
она будет считать любую религию бесполезным притворством».
Мистер Далтон слегка улыбнулся. «Возможно, она так и думает о "вашей"
религии, Этель, но я не верю, что она так думает обо всех религиях. Каждый день она видит слишком много примеров истинного и последовательного благочестия, чтобы прийти к такому выводу».

«Я уверена, что надеюсь на это», — сказала Этель. «Мне всё равно, что она обо мне думает.
Она не может думать обо мне хуже, чем я сам о себе думаю. Я начинаю думать, что всё это время ошибался и никогда не был христианином».

«Теперь вы совершаете очень распространённую ошибку, — сказал Генри. — Из того, что каменщик положил в стену несколько плохих кирпичей или некачественно выполнил работу, не следует, что фундамент стены был заложен плохо или вообще не был заложен. Возможно, стоит осмотреть фундамент, но было бы плохой идеей сносить дом, чтобы это сделать. Но сегодня вечером вы устали и обескуражены,
и не в состоянии ни на что смотреть спокойно. Если вы последуете моему совету,
хотя, возможно, это прозвучит бесчувственно...

"Я приму это, что бы это ни было", - сказала Этель.

«Что ж, тогда я советую тебе отложить все эти разговоры на сегодня,
помолиться, почитать Библию, а затем лечь спать и постараться уснуть. Завтра мы снова поговорим об этом».

 «Я пыталась молиться, — сказала Этель, — но, кажется, это не помогает.»

 «Не обращай внимания. Молись всё равно». Если ты не можешь пойти дальше, молись, потому что это правильно. Послушание всегда приносит благословение.
Этель сделала так, как ей сказали, и, отчасти ведомая и утешенная простым повторением священных слов молитвы, она забралась в постель и наконец уснула.



Глава IX.

РЕЦЕПТ ДОКТОРА РЭЯ.

ЭТЕЛЬ проспала довольно долго и проснулась на следующее утро в замешательстве.
ощущение, что произошло что-то очень неприятное. Сначала она
не могла вспомнить, что это было, но вскоре все это нахлынуло на нее разом
она повернулась и со стоном закрыла лицо руками.

"О боже! Лучше бы я вообще не просыпалась", - было ее первой мыслью. "Я бы хотела
Я могла бы остаться в постели и никого не видеть». Вторая мысль была лучше. «Должно быть, уже поздно, а Мэтью любит, чтобы все приходили к завтраку вовремя. Я могу сделать столько же, как бы то ни было».

Это было хорошее начало. Этель оделась и помолилась, причём довольно печально.

"Я не имею права ожидать, что Он услышит меня, ведь я такая грешница," — сказала она.
И тут ей в голову пришла мысль, что сам факт того, что она грешница, даёт ей право на это, ведь разве Иисус Христос не пришёл в этот мир, чтобы спасти грешников?

 Колокол зазвонил как раз в тот момент, когда она была готова, и она поспешила вниз. На самом деле она была первой, кто вошёл в столовую, — такого раньше никогда не случалось.
Вскоре вошёл Генри, а затем Эмили и
доктор. Доктор поцеловал её, как обычно, и, заметив её умоляющий взгляд, поцеловал ещё раз и ласково спросил:
«Как сегодня бок?»

«Я не буду плакать», — подумала Этель, чувствуя, как к горлу подступает комок. Она подавила слёзы и ответила: «Лучше, спасибо».

Во время семейной молитвы доктор Рэй прочитал молитву за «твоего больного слугу, о котором мы просим тебя помолиться».
И хотя в этом не было ничего необычного, у Этель забилось сердце, и она задумалась, не думает ли он о бедной Мэри.

 «Как вы нашли своего пациента прошлой ночью?» — спросил мистер Далтон после
они сидели за столом. Он увидел, что Этель мечтала, но не
осмелюсь спросить.

"Я скажу тебе после завтрака", - ответил врач, взглянув на
Этель.

- Пожалуйста, брат, расскажи мне сейчас, - умоляюще попросила Этель.

- Ну, тогда успокойся, - ласково ответил доктор. «Может быть, всё не так уж плохо, но это очень неприятно. Видишь ли, Анна одна не смогла уложить бедную Мэри на диван, и та ударилась об острый угол книжного шкафа. У неё ужасный порез на голове и, боюсь, сотрясение мозга; но судить об этом нелегко»
эпилептические припадки. Она была без сознания, когда я уходил от неё прошлой ночью, и
полагаю, что и сегодня утром она будет без сознания. Берегись, Этель, не упади в обморок! Выпей горячего кофе.
Этель вслепую протянула руку, чтобы нащупать чашку с кофе, которую она не видела. Кто-то поднёс её к губам Этель. Она сделала над собой усилие и выпила.
Это было последнее, что она помнила, пока не услышала голос: «Она приходит в себя».
Затем она открыла глаза и обнаружила, что лежит на диване, а Эмили умывает ей лицо.

«Так-то лучше, — добродушно сказал доктор. — Полежите ещё немного,
и с тобой всё будет в порядке». Он наклонился к ней, и Этель прошептала:
«Действительно, брат, я старалась не упасть в обморок».
«Я видел, моя дорогая. Я всё понимаю», — ответил доктор Рэй.
«Не обращай внимания. Полежи немного, и тогда ты будешь готова к завтраку».

«Ты же не думаешь, что бедняжка умрёт, Мэтью?» — сказала Этель, когда доктор Рэй вышел из своего кабинета, чтобы, как он выразился, посмотреть, как она себя чувствует.


Чувствовала она себя не очень хорошо. Она не могла ничего есть, хотя и старалась угодить Эмили; голова у неё сильно болела.
слабая и легкомысленная для любого из своих обычных занятий, она была вынуждена
довольствоваться тем, что откидывалась на спинку большого кресла и плела фриволите.
Говоря это, она с тревогой смотрела в лицо доктору Рэю.

"Дитя мое, я не могу сказать", - ответил доктор серьезно, но
пожалуйста. "Врачи могут ошибаться, как и другие люди, Вы понимаете. Это
весьма прискорбное происшествие, и я бы многое отдал, чтобы его не было; но теперь нет смысла об этом жалеть. Единственное, что можно сделать, — это извлечь из этого максимум пользы.
"Я не вижу, как из этого можно извлечь максимум пользы," — грустно сказала Этель. "Я не вижу
луч надежды или утешения где угодно.

"Вот тут-то ты и совершаешь ошибку, моя дорогая девочка", - ответил доктор Рэй.
"Ни один человек не должен быть в таком положении, чтобы говорить такое. Если вы
совершили очень большой грех (который я не отрицаю), это не повод
для отчаяния. Это всего лишь повод покаяться, попросить прощения,
и начать все сначала. Пётр совершил великий грех: это был грех трусости, как и твой; но если бы он впал в отчаяние, многое было бы потеряно не только для него, но и для всего мира.
"Если бы дело было только в этом грехе: если бы я просто поддался удивлению"
сбежать и оставить Анну, это было бы достаточно плохо ", - сказала
Этель; "но это не все и не самое худшее. Я поступила неправильно во всех отношениях
. Я был сердит и раздражителен с Эмили. Я была эгоистична и
потакала своим желаниям во всех вещах; и я была лживой,
также ", - добавила она с большим усилием, решив не скрывать этого
. "Я продолжал позволять тебе думать, что я ездил на Вест-Сайд
когда я ходил на уроки; и я ни разу не ездил в трамвае
с тех пор, как ты дал мне те билеты".

"Это объясняет боли в боку", - сказал доктор. "Это не
необходимо предположить какое-либо заболевание сердца. Но, Этель, мне кажется, что
ты сделала немного больше, чем просто "дай мне подумать", не так ли?

"Да, действительно, слышала", - ответила Этель, покраснев. "Я рассказала больше, чем
одну ложь об этом".

"Мне очень жаль это слышать, Этель", - сказала доктор Рэй. "Я всегда
думал, ты один из самых искренних, правдивых девушек в мире, я был
говорит Генри прошлой ночью".

"Да, я слышу тебя", - ответила Этель. "Я всегда гордился собой за то, что
я правдив".

"Так нельзя оставаться правдивым", - сказал доктор Рэй, когда Этель сделала паузу.
«Когда мы начинаем гордиться своими хорошими качествами, мы довольно скоро понимаем, что гордиться особо нечем».
«Теперь я это прекрасно понимаю, — ответила Этель. Но мне кажется, что я больше никогда не буду гордиться. Я не вижу в себе ничего, кроме греха и глупости».

«Тогда, моя дорогая, ты на верном пути, — добродушно сказал доктор Рэй. «В общем, человек должен быть уверен, что он болен, прежде чем его можно будет вылечить. Но ты же знаешь, Этель, что для таких болезней, как твоя, есть лекарства — лекарства гораздо лучше моих, потому что они никогда
не подходит для каждого случая. Есть одно средство от всех ваших бед,
и это исцеление Христом. Для вас есть рецепт. Я
оставляю вас обдумать это; ибо в нем содержится многое,
гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Могу я что-нибудь для вас сделать
прежде чем уйду?"

"Вы идете к миссис Бергер?" - спросила Этель.

Доктор кивнул.

«Вы не могли бы подождать, пока я напишу Анне коротенькое письмецо?»
 «Я подожду, независимо от того, могу я или нет, — ответил доктор. — Только будьте кратки, потому что у меня огромный список дел, и я должен выбраться отсюда
после обеда я займусь своим пациентом на операции. Надеюсь, когда-нибудь я увижу, как
ты проявишь силу духа, как это сделала жена того бедняги. Но напиши свою
записку, дорогая, и сделай ее как можно короче.

"Какой он хороший, и как беззаконно, несправедливо, я всегда был с ним,"
подумала Этель, как она доставала ее регистрации. Возможно, это было к лучшему, что у нее
не было много времени, чтобы обдумать свою записку. Оно было таким:

 «УВАЖАЕМАЯ АННА! Я не в том состоянии, чтобы прийти к тебе, и, кроме того, я не уверен, что ты захочешь меня видеть. Поэтому я пишу через Мэтью. Я поступил очень подло и жестоко, бросив тебя прошлой ночью, и чувствую себя так, словно
я убила ту бедную девушку. Прости меня, если сможешь; и пожалуйста, дорогая
Анна, не суди обо всех религиозных людях по мне.

 "Как всегда, твоя подруга,

 "ЭТЕЛЬ ДАЛТОН."

Оставшись одна, Этель начала обдумывать рецепт врача. «Я знаю, что кровь Христа очищает нас от всякого греха, — сказала она себе, переворачивая страницы Библии. — И что величайший грешник не должен отчаиваться в прощении. Я просила у него прощения и, полагаю, должна думать, что получила его; хотя я не чувствую себя прощённой. Но, в конце концов, я хочу большего, чем
прощение. Я хочу помощи и руководства. Я хочу знать, что делать и
чего следует избегать ".

В этот момент ее взгляд упал на текст из Евангелия от Луки.

 "И он сказал им всем: если кто хочет идти за Мною, пусть отвергнется
себя, и возьмет крест свой "ежедневно", и последует за Мной".

"Интересно, об этом ли думал Мэтью?" подумала она. «Интересно, то ли это, что мне нужно?  Отказываться от себя 'ежедневно' — нести свой крест 'ежедневно' — что бы это значило для меня?»
 Этель откинулась на спинку стула и надолго задумалась.  Она начала
видеть чудесные смыслы в этом несении креста.

"Почему я не сделал это один раз, что я вижу,—никогда, по крайней мере, в этом
важно. Я баловался, вместо того чтобы отрицать себя. Я призвал
и ласкала моя собственная слабость, и я всегда думал, что это достаточное
причина не делаю ничего, что было неприятно. Я начинаю видеть.
Я должен взять свой крест ежедневно и ежечасно. Я не думаю, что мне нужно искать.
для случаев. Их будет много.
 «Как ты себя чувствуешь, сестрёнка?» — спросил Генри, заглянув в комнату.
 «Тебе лучше?»

 «Не знаю.  Я не очень хорошо себя чувствую», — ответила она.
Этель. «Кажется, что сидеть здесь всё утро и заниматься лоскутным шитьём — пустая трата времени;
но я ничего не могу с собой поделать. У меня кружится голова, как только я пытаюсь заняться чем-то, что требует внимания.»

«Тогда, похоже, ясно, что сидеть без дела и заниматься лоскутным шитьём — это твоя работа на данный момент, — ответил Генри с улыбкой. — Ты бы предпочла побыть одна или я могу составить тебе компанию?»

«Я бы хотела, чтобы ты пришёл и сел рядом со мной, и я могла бы рассказать тебе всё, о чём я думала», — сказала Этель.

 «С удовольствием, моя дорогая. Интересно, могу ли я рискнуть»
«Можно ли принести в эту комнату «мои» поделки — мои резные изделия, как неуважительно называет их миссис Джонс?»
 «Ваши резные изделия? Да, я уверена, что можно, — ответила Этель. Стружку
легко смахнуть с половиков, а Эмили не привередлива в вопросах уборки. Она не
возражает против небольшого беспорядка».

«С Эмили, кажется, очень приятно жить», — сказал мистер Далтон, усаживаясь напротив Этель, которая расстелила на полу большую газету, чтобы разложить на ней вырезки из его работ.

 «Так и есть, и доктор Рэй тоже», — ответила Этель с некоторой серьёзностью.
 «Мэтью был так добр ко мне сегодня утром».

«Мне кажется, он всегда добр, хотя иногда его манеры немного резковаты», — сказал мистер Далтон. «А теперь расскажи мне всё, о чём ты, по твоим словам, думала. Я могу слушать, не отвлекаясь, потому что у меня заняты руки».
Этель пересказала все мысли, которые занимали её утром, ничего не скрывая и не оправдываясь за своё поведение в прошлом.

«Думаю, вы хотя бы отчасти последовали наставлениям Мэтью, — сказал мистер Далтон после недолгого молчания.  — А теперь, Этель, расскажите мне, что лежало в основе всех ваших бед?»

«Эгоизм!» — быстро ответила Этель.

 «Ты считаешь, что в основе твоей трусости лежал эгоизм?»
 «Да, я так считаю, Генри.  Я всегда думала только о себе.  Если бы я была способна на самопожертвование, я бы научилась контролировать свои страхи и действовать вопреки им». На днях, когда я так глупо повёл себя из-за собаки, я и подумать не мог, что она причинит «тебе» боль.
Так же было и прошлой ночью. Я и подумать не мог, что может случиться с Анной или бедной Мэри. Во всём виноват только я, жалкий неудачник. И так было всю мою жизнь. Я считал это достаточной причиной, чтобы отказаться сидеть
была у миссис Мертон с Мэри Роуз в ту ночь, когда умерла ее маленькая дочка.
Я не могла вынести присутствия в доме с трупом. Если бы я не был
эгоистом, я бы подумал, что для меня это было не хуже, чем для Мэри,
и, так это или нет, кто-то должен это сделать. Да, это было так.
все время потакал своим желаниям.

"Я скорее думаю, что вы правы, хотя я и не ожидал такого ответа".
— задумчиво произнёс мистер Далтон. — Я думал, вы скажете, что это недостаток веры.
 — Ну, это тоже эгоизм, — сказала Этель. — Я должна была подумать о том, что Господь обещал сделать для меня, и о том, что я
обещал помочь ему.

- Верно. Я вижу, у тебя не так кружилась голова, но ты мог думать
с благой целью. Ну, а теперь о лекарстве.

"Лекарство должно быть, как говорит Матфей, в кресте", - сказала Этель. - "В том, чтобы
ежедневно брать крест и отрекаться от себя".

"Но как? Вы можете во многом себе отказывать: например, в одежде, в вкусной еде, в посещении светских мероприятий.
"В этом не было бы ничего особенно тяжёлого, потому что, по правде говоря, меня не очень волнуют все эти вещи. Мне кажется, что я должен принять тот крест, который даёт мне Бог, а не создавать его для себя.
«Оно будет лёгким и красивым», — сказала Этель. «Для меня не будет крестом
заколоть воротник обычной булавкой вместо золотой. Но для меня
будет крестом увидеть гусеницу, ползущую по моему платью, и сидеть неподвижно, не вскрикивая, пока я не избавлюсь от неё». Для меня было бы гораздо меньшим испытанием остаться без мяса на ужин, чем пойти на рынок.
Потому что мне не нравится вид и запах сырого мяса, и я боюсь собак мясников.
"Именно так. Ваши иллюстрации как раз к месту, мой дорогой ребёнок. А вот и Мэтью."

Этель вопросительно посмотрела на своего деверя.
Он вложил ей в руку небольшую записку.

"Это от Анны," — сказал он. "Девушке стало лучше, хотя и не в хорошем смысле. Прошлой ночью она была без сознания, а теперь сошла с ума; но даже такое состояние лучше, чем ничего."

«Значит, она всё-таки может поправиться?» — с надеждой спросила Этель.

 «Может, и это всё, что я могу сказать, — ответил доктор. Общее состояние её здоровья не в её пользу. Мне жаль сообщать тебе такие плохие новости, дорогая, но, полагаю, ты хочешь знать правду».

«Да, конечно, — ответила Этель. — О, как бы я хотела что-нибудь для неё сделать или помочь миссис Бергерс!»

 «Ты должна постараться сама поправиться, дитя. Это самое главное.
Тогда мы посмотрим, что можно сделать».

 Этель закрылась в своей комнате, чтобы прочитать записку Анны. Она была короткой и по существу, как и её собственная.

 "Дорогая Этель:—вчера вечером я думал, я никогда не смогу простить вас, или говорим
к вам снова; но я думаю, что я могу сейчас. Конечно, я должна так долго, как вы
попросили меня. Сейчас я больше не могу писать, но увидимся на уроке
Итальянского.

 "Искренне ваш,

 "А. Б."



ГЛАВА X.

ПРИМИРЕНИЕ.

"Ты уверена, что чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы пойти на урок итальянского,
Этель?" - спросила Эмили на предпоследний день, когда Этель спустилась вниз в своей
шляпе и с книгами в руках.

"О, да. Думаю, да; если я поеду верхом. Я хочу поехать специально, чтобы встретиться с Анной
Бургеры; но я останусь дома, если ты так считаешь, Эмили.
«Осмелюсь сказать, что тебе не повредит, если ты проедешь туда и обратно; но ты же знаешь,
Мэтью говорит, что тебе сейчас нужно быть осторожной при ходьбе. И кстати, Этель… но неважно», — сказала Эмили.

«Неважно что? Что ты собиралась сказать?»

 «Я собиралась попросить тебя сходить и узнать, не придёт ли миссис Смит постирать в понедельник; но это не так важно».

 «Я пойду, — сказала Этель. — Это совсем недалеко. Может быть, Анна пойдёт со мной».

«Но тебе придётся пересечь общинный луг, ты же знаешь».
 «Тем не менее я пойду», — сказала Этель с грустной улыбкой, потому что знала, что имеет в виду Эмили. На этом лугу паслось много коров, а коровы всегда были её страстью.

 Этель пришлось ждать конку, и она довольно сильно опоздала, так что, когда
Когда она пришла в классную комнату, там уже собрались почти все девочки.
 Она остановилась в прихожей, чтобы снять шляпу и шаль, и в этот момент услышала решительный голос Эллен Дэвис:

"Что ж, я знаю одно: будь я на месте Анны Берджерс, я бы никогда в жизни больше не заговорила с Этель Дэлтон."

"Я знаю, что Энни так не поступит", - сказала Маргарет Флеминг. "Она будет
какое-то время очень сердиться, а потом справится со всем этим;
особенно если Этель попросит у нее прощения. Анна никогда не может "держать себя в руках",
хорошо это или плохо, - заключила Маргарет, смеясь.

"Этель не будет просить у нее прощения", - сказала Делия Уилкинс своим обычным насмешливым тоном
. "Этель никогда не подумает, что сделала что-то не так. В этом есть
одно утешение: она больше никогда не осмелится "проповедовать". Если она
это сделает, мы будем знать, как ей ответить.

Этель хорошо знала, на что намекала Делия. Делия и ещё две или три девочки из её компании имели привычку списывать на уроках. Они воровали
свои переводы, читали глаголы и склонения с клочков бумаги, спрятанных в руках, а Делия хвасталась, что у неё есть все старшие
исправленные тетради сестры, которые были у нее. Старый мистер Бергойн, учитель французского языка, был очень близорук, добродушен и немного рассеян.
Он никогда не замечал этих уловок, но учитель итальянского был гораздо зорче и, кроме того, привык к уловкам бывших учениц — француженок и итальянок. Она несколько раз выслеживала Делию и её подруг и выставляла их в таком свете, что они чувствовали себя ничтожествами. Делия поклялась отомстить ей, но несколько старших девочек во главе с Этель
их глава поддержал синьорину и заявил, что она поступила совершенно
правильно, что подобные действия бесчестны и порочны и должны быть
разоблачены.

- Мы больше не услышим от нее никаких нотаций, - продолжила Делия. - И
Я не верю, что Анна Берджерс примет ее сторону после этого — Этель
в последнее время была такой удивительно религиозной, что жить с ней было невозможно.
Теперь любой может увидеть, к чему всё это сводится.
 Я не отрицаю, что Этель поступила очень плохо и что она большая трусиха, но это не значит, что она лицемерка.
 Ну, теперь я так не думаю.

«Лицемер — это тот, кто притворяется тем, кем не является, чтобы обмануть людей», — сказала Маргарет, восхитительно подражая ясному, чёткому тону и манере мистера Гудмана, учителя логики и математики.
 «Полагаю, вы с этим согласитесь, юная леди».
 «Да, полагаю, что так», — ответила Эллен, поскольку Делия молчала.

«Что ж, тогда Этель не лицемерка, ведь она никогда не притворялась кем-то другим, кроме трусихи. Но когда Делия притворяется, что усвоила урок, хотя не знает ни слова из него, — я предоставляю вам самим сделать выводы».

«Молодец, Маргарет. Делия тебе не ровня, это точно», —
 воскликнула Эллен Дэвис и ещё пара человек. Эллен добавила: «Ты
определённо извлекла пользу из наставлений мистера Гудмана. Неудивительно, что он говорит, что ты его любимая ученица. Но ты бы не продержалась так долго, если бы он знал, как ты смеёшься над ним за его спиной».

«Я не смеюсь над ним, — сказала Маргарет. — Я просто подражаю ему».
 Всё это время Этель стояла у входной двери, не зная, что делать: уйти или войти в классную комнату как ни в чём не бывало. Ей и в голову не приходило, что все девочки это услышат
история.

"Но, полагаю, я должна воспринимать это как часть своего наказания," — сказала она, вытирая слёзы, потому что была очень чувствительна к мнению своих одноклассников. Она подошла к двери и столкнулась с Анной лицом к лицу.

Она долго размышляла о том, как ей вести себя с Анной, и, возможно, хорошо, что обе были застигнуты врасплох.

«О, Этель! Я так рада, что ты пришла», — сказала Анна так естественно и сердечно, как будто ничего не произошло. «Доктор Рэй сказал, что, по его мнению, ты не сможешь встать. Я как раз собиралась навестить тебя. Ты не
не могла бы ты немного рассказать мне об этом переводе? У меня почти не было времени на учёбу, и я ничего не понимаю.
Глаза Этель наполнились слезами, но она была полна решимости не плакать. Она обняла Анну за шею и поцеловала её.

"Ты самая лучшая девушка на свете," — сказала она.

"Что! «Потому что я хочу, чтобы ты помогла мне с переводом?» — спросила Анна, а затем серьёзно добавила: «Этель, думаю, нам стоит всё обсудить. Я никогда в жизни не злилась так, как в ту ночь на тебя.
Я думала, что ты оставила меня наедине с Мэри специально, чтобы я...»
никогда не мог простить. Я думаю, "сейчас" это было очень неправильно. Ты знаешь, я не могу
думать, что неправильно - это правильно только потому, что ты это делаешь.

"Конечно, нет", - сказала Этель. - Я не желаю, чтобы ты должен был. Это "было" подло.
и порочно.

"Какое-то время я думал, что никогда в мире не смогу простить тебя".
Анна продолжила: "Но ты знаешь, что это не в моих правилах - держать обиду.
Потом пришла твоя записка, и, конечно, после этого я не могла злиться,
ты знаешь".

"Я не знаю", - сказала Этель. "Всякий, кто не прощает, потому что они
просят сделать так".

"Ну, я думаю, что был бы очень жестокосердный человек, если бы этого не сделал.
В любом случае, это не в моём духе. Кроме того, я задумалась о другом. Я расскажу тебе как-нибудь, — сказала Анна, опустив глаза, а затем, после минутного молчания, весело добавила:
— Я не люблю прощать людей. Я бы предпочла думать, что прощать нечего. Но ты же знаешь, что в данном случае я не могу так поступить, потому что считаю, что это было неправильно.

"Я уверена, что рада быть прощенной", - сказала Этель. "Мне кажется, я
никогда больше не буду счастлива, пока эта бедная девочка не поправится. Как она?"

Анна покачала головой. "Ей немного лучше, если вообще есть", - ответила она.
«Она никого не знает и почти всё время глупо врёт. Но ты не должна винить себя за это, Этель. С моей стороны было очень необдуманно отпустить Сару, но припадки у Мэри случаются не так часто, и последний был только на прошлой неделе, поэтому я не думал, что это опасно. Но иди сюда, сядь и расскажи мне, что это значит».

"Ну, я заявляю!" - сказала Делия, когда несколько минут спустя она вышла из
классной комнаты и обнаружила девочек, склонивших головы над одной
книгой. "Ну, я заявляю!"

"Правда?" - прямо спросила Анна. "Что ты заявляешь?"

«Какая чудесная сцена, не правда ли? «Прощение воочию», или «Примирившиеся враги».
Девочки, подойдите и посмотрите на эту картину».

«Я же говорила, что так и будет, — сказала Эллен Дэвис. «Я знала, что Анна
никогда не будет злиться три дня подряд».

«Вы так говорите, будто считаете это чем-то унизительным, мисс
— Дэвис, — сказала синьорина, которая, как обычно, вошла так, что её никто не заметил и не услышал. — Скажите, как долго христианин должен «гневаться», как вы говорите? Вы, протестанты, придаёте большое значение Библии. Кто это сказал: «Я говорю тебе не до семи раз, а до семидесяти раз»?
семь"!

"Я не притворяюсь христианкой", - довольно угрюмо сказала Эллен.

"Действительно! Я не знала, что в моем классе есть язычники или мусульмане.
 Мы пошлем за добрым миссионером, братом мисс Далтон, чтобы он
обратил вас, мисс Дэвис. Я не знаю , на какой почве возникла ссора , мисс
Бургеры и её подруга, может, и поссорились, но я думаю, что они совершенно правы в том, чтобы... в том, чтобы... я не знаю, как это сказать по-английски. Мы говорим 'riconciliarsi'.
"Помириться," — сказала Этель. "Мы не то чтобы поссорились," — продолжила она, изо всех сил стараясь говорить тихо, хотя её лицо пылало.
По её раскрасневшимся щекам и дрожащим рукам было видно, что она взволнована.  «Я причинила Анне большую обиду.  Я была очень злой и эгоистичной и причинила много вреда, но Анна была так добра, что простила меня.  Вот и всё».
 «Я не знаю, что вы сделали, но думаю, что вы обе очень хорошие девочки», — сказала синьорина, которая, несмотря на всю свою строгость и проницательность в школе, была добросердечной. «Осмелюсь предположить, что вы станете лучшими подругами, чем когда-либо. Пойдёмте, юные леди, не будем больше терять время».

 «Анна, ты не хочешь прогуляться со мной по парку?» — спросила Этель после уроков. «У меня есть поручение для сестры Эмили».

Прежде чем Анна успела ответить, Делия «вставила своё слово».
 «О, конечно, иди, Анна. Этель — такая замечательная спутница.
При виде первой же коровы она с криками убежит и оставит тебя наедине с этим ужасным животным. Тогда у тебя будет шанс разыграть ещё одну трогательную сцену».

 Этель ничего не ответила, и Делия продолжила придумывать различные опасности, которым они могут подвергнуться, пересекая общину.

 «Я скажу тебе, в чём дело, Делия Уилкинс, — сказала Анна, наконец-то выйдя из себя. — Ты говоришь о трусах, а сама в десять раз трусливее их».
как большой трус, как Этель. Он является самым подлым и низменным вид
трусость ударить тот, кто вас знать не будет или не может нанести ответный удар.
Ты прекрасно знаешь, что Этель никогда не сможет защититься от твоего языка
и поэтому ты думаешь, что можешь использовать его против нее, как тебе заблагорассудится.
Если Этель трусиха, то и ты не лучше — так тому и быть!

"Не надо, Анна", - сказала Этель. «Пусть Делия говорит, что хочет. Она не может сказать обо мне ничего такого, чего бы я сам о себе не думал. Но есть одна вещь, Делия, которую, я думаю, тебе следует принять во внимание, и не столько ради меня, сколько ради тебя самой
Однажды тебе самой придётся предстать перед судом, и я боюсь, что тебе придётся нелегко, если к тебе будут относиться так же, как ты относишься к другим людям.
"Я не притворяюсь религиозной, как ты," — ответила Делия. "Если бы я притворялась, то старалась бы быть последовательной."

«Не имеет значения, притворяемся ли мы с тобой религиозными или нет, — сказала Этель. — Тебя не будут судить за это — за...»
 «Ну, хватит, я больше не хочу ничего слышать, — перебила Делия. Я
не верю, что что-то может отучить тебя от проповедей. Я думаю, ты...»
Тебе лучше подождать, пока ты не узнаешь, жива эта бедная девушка или нет, прежде чем говорить что-то ещё. Убийце не пристало цитировать
Священное Писание.
Этель смертельно побледнела и схватилась за дверь, чтобы не упасть. Маргарет и Анна бросились ей на помощь, а Эллен принесла ей стул.

"Ты трусиха, Делия, и это не ошибка," — сказала Маргарет. - Не бери в голову,
Этель, мы все знаем, что такое Делия. Она как маленький мопс мистера Гудмена.
Собачка. Если бы она не лаяла и не кусалась, никто бы на нее не обратил внимания.
Тебе лучше? Принести тебе воды или еще чего-нибудь?"

«Я бы хотела выпить воды», — сказала Этель. «Глупо так переживать из-за этого, но в последнее время я неважно себя чувствую. Эмили решила, что мне лучше не выходить, и, осмелюсь сказать, она была права. Делия, я хочу сказать тебе ещё кое-что. Вы можете думать обо мне и говорить обо мне всё, что угодно, — даже называть меня убийцей, как вы только что сделали, — но если вы откажетесь делать то, что, как вы знаете, является вашим долгом, из-за моей непоследовательности или непоследовательности любого другого христианина, вы совершите ошибку, о которой будете сожалеть вечно. Пойдём, Анна, я хочу выйти на свежий воздух.

«Хорошо для Этель», — сказала Маргарет Флеминг.  «Делия, я не понимаю, как у тебя хватило духу так с ней разговаривать, когда ты видела, как ей плохо и как она готова признать свои ошибки.  Твой язык навлечёт на тебя ещё большие неприятности, чем на Этель, если ты не против».
 «Не беспокойся о моём языке.  Сама о себе позаботься», — парировала Делия.
"Мой язык заставляет людей заниматься своим делом, и подумайте дважды, прежде чем
они лезьте ко мне", - и она покинула комнату.

"Я не могу понять, как какой-то девочке может нравиться делать из себя такую
неприятную", - сказала Маргарет. "В школе нет человека, который
не боится и не испытывает неприязни к Делии Уилкинс, какой бы умной она ни была; в то время как бедная Этель, со всеми её притворными манерами, за всю жизнь не завела ни одного врага.
"Я никогда не слышала, чтобы Этель так быстро ей отвечала," — сказала Мэри Роуз.
"Обычно она 'сникает,' как говорят мальчики, и плачет или убегает, не сказав ни слова. Бедняжка, как же ей плохо."

«Осмелюсь предположить, что это дело изменит Этель», — сказала Маргарет.
 «Она действительно одна из лучших девочек в школе и могла бы иметь большое влияние, но всё портит своими глупыми страхами и манерностью.  Я рада, что Анна помирилась с ней.  Они
Они были подругами так долго, что казалось странным, что они поссорились.
 «Осмелюсь сказать, что со стороны Анны это было очень мило, — сказала Эллен, вздёрнув подбородок и скривив губы, что должно было выразить силу и достоинство. — Но мне не следовало так поступать.  Если кто-то плохо со мной обращается, я больше не хочу иметь с ним ничего общего». Они могут сожалеть сколько угодно, но это ничего не изменит. Я больше никогда не смогу заботиться о них или доверять им. Осмелюсь сказать, что это очень глупо и подло, и всё такое, — добавила она с таким видом, который ясно давал понять, что
она не думала ни о чём подобном; «но таков мой путь, и я ничего не могу с этим поделать».
 «Как ты думаешь, сколько друзей у тебя осталось бы в мире, если бы люди поступали с тобой так же?» — спросила Маргарет, которая была кузиной Эллен и хорошо знала её жизнь и привычки. "Предположим,
бабушка так обращалась бы с тобой после того романа с Энн, что бы
с тобой стало?"

- Насколько я понимаю, это не ваше дело, - возразила Эллен,
сильно покраснев. - Но, конечно, в ваших глазах я всегда неправа.
Конечно, я язычник и негодяй, потому что я не принадлежу к
в церковь, и не притворяйся тем, кем я точно не являюсь".

"Послушай, Нелли, это неправда, как ты знаешь", - ласково сказала Маргарет.
"Вы знаете, есть ли у меня когда-нибудь часть, и заступался за тебя, или
нет. Я не хотел ранить твои чувства, намекая Анне. Я только
хочу, чтобы вы поняли, что даже в отношении этого мира ваш принцип
не сработает. Мы все должны прощать, потому что все мы нуждаемся в прощении —
не только от Бога, но и друг от друга. К счастью, вы похожи на многих других людей —
вы гораздо лучше тех принципов, которые исповедуете, —
 добавила она с улыбкой.

"И я не думаю, что вы не так хороши, как принципы вы исповедуете", - сказал
Эллен, успокоился и, улыбаясь, в свою очередь, "иначе бы ты не пришел
на Делии так варварски. Я никогда не видела ее настолько полностью снесены и
заткнись".

"Я, конечно, не так хорошо, как мои принципы: - что понимает
себя, как г-н Burgoine говорит:" вернулась Маргарет. "Я была раздосадована,
Делия ей неблагородно нападать на бедных Этель; и, действительно, она нуждается в
'взяв за заткнувшуюся, как вы говорите, сейчас и тогда".

"Я не думаю, что процесс снятия и закрытия очень хорош для
тот кто ее выполняет", - заметила Мэри Роуз. "Я знаю, что я очень склонен
вам моя совесть немного зажат в этом".

"Ты! О, мы все знаем, что ты роза без шипа, - сказала Эллен.
"Ты никогда не должна пытаться делать что-то резкое или дикое. Маргарет
другого сорта: она шиповник, — сладкий шиповник, если хотите; но все же
с большим количеством "колючек", как говорят дети. Давай, Мэгги, ты
готов?"



ГЛАВА XI.

В ИЮНЕ—ОШИБКА.

"Анна, что это было что-то еще, вы говорили, что думали, что
ночью? Ты сказал, что когда-нибудь расскажешь мне.

Этель «преодолела ужасный и опасный путь» через пастбище, кишащее коровами, выполнила поручение миссис Смит и теперь шла с Анной к углу, где должна была встретиться с конным экипажем. Она, конечно, была очень напугана, особенно когда одна большая рыжая корова внезапно решила поиграть и устроила несколько изящных трюков, которыми славятся коровы.
но она мужественно шла вперёд и даже не позволяла себе оглянуться, хотя всё время чувствовала, что рога коровы
Они были не дальше чем в дюйме от её пояса. Возвращаться было не так уж плохо, потому что большинство коров уже разошлись по домам, и рядом с тропинкой никого не было.

"Ты сказала, что когда-нибудь мне расскажешь," — продолжила Этель. "Расскажи мне сейчас."
"Ну, не стоит придавать этому больше значения, чем оно того заслуживает," — сказала Анна, глядя прямо перед собой. "Это была проповедь твоего брата." Вот это
в тексте "Мы любим Его, потому что Он первый полюбил нас". Ты помнишь это,
не так ли?

"Я помню это очень хорошо", - ответила Этель. "Я знаю, ты сказал, что тебе понравилось"
.

"Я не знаю, как это было, но я никогда не слышал проповеди, которая произвела бы такое впечатление".
«Это произвело на меня впечатление, — продолжила Анна.  — Возможно, я просто была в настроении, чтобы впечатлиться.  Я никогда в жизни не испытывала такого чувства Божьей любви ко всему человечеству, Его бесконечной снисходительности, терпения и доброты по отношению к тем, кто не любит Его и не старается угодить Ему». Я думала о нём
день за днём, пока он ждал созданий, которых сотворил, даруя им
сотни и тысячи благословений и готовый в любой момент принять,
простить и сделать навеки счастливыми тех, кто был самым злым
и неблагодарным из всех.
"Я знаю," — тихо сказала Этель. "'Целый день я тянулся
протяни мои руки к непокорному и сопротивляющемуся народу".

"Ну, я думала об этом", - сказала Анна. "Вы знаете, я не силен в
выразить свои чувства; но я думала, что это все закончится, так и не смог забыть
она; и я не мог быть неумолимым, когда думаю о нем."

- Но, Анна, если ты видишь эту любовь так ясно, как ты можешь сопротивляться?
- спросила Этель немного погодя. «Ты слишком великодушна, чтобы не любить того, кто так сильно любит тебя».
«Я не упорствую, — коротко ответила Анна. То есть я не собираюсь.
Этель, я постараюсь быть ему хорошей и верной слугой».
на этот раз; и я хочу, чтобы ты помогла мне и помолилась за меня. Ты помолишься?
"Конечно, конечно, я помолюсь," — ответила Этель, как только смогла говорить. "Я
не знаю, чем я могу тебе помочь, ведь я такая жалкая и недостойная.
Но я помогу, если смогу. О, Анна, я никогда в жизни ничему так не радовалась."

«Боюсь, я буду очень непоследовательной и совершу много ошибок, — продолжила Анна. — У меня такой вспыльчивый характер, и из-за этого я постоянно попадаю в неприятности. Но, в конце концов, лучше быть непоследовательной ученицей, чем не быть ученицей вовсе».
 «Конечно», — сказала Этель.

Незадолго до этого она, скорее всего, прочла бы Анне небольшую проповедь о том, как важно контролировать свой характер, но сейчас она чувствовала себя очень смиренной и слишком разочарованной в себе, чтобы читать нотации другим.

"Анна, позволь мне сказать тебе одну вещь," — с необычайной энергией произнесла Этель после того, как они немного прошли в молчании. «Никогда не позволяйте себе думать, что ваш вспыльчивый характер или любое другое ваше несовершенство — это незначительная и несущественная ошибка или что вы ничего не можете с этим поделать и, следовательно, не виноваты.  Это просто
что меня погубило. С тех пор как я стал жить с Эмили, я
начал понимать, что моя робость и постоянное избегание всего
неприятного только потому, что оно неприятное, были моими
грехами. В глубине души я знал, что неправ, но не хотел ни
признавать это, ни пытаться победить себя. Особенно после того, как Генри вернулся домой, я поняла
как никогда ясно, какой глупой я была и насколько не годилась
для какой бы то ни было полезной деятельности. И всё же я не
пыталась преодолеть свои страхи или хоть как-то себя ограничить. Я отказалась от креста, и вот что из этого вышло
вместо этого розга. Я чувствую себя человеком в железной клетке, как будто я попал
в место, откуда не могу выбраться".

"Но, Этель, это правда?" - спросила Анна.

"Нет. Я знаю, что это не так; но, кажется, я не знаю, как от этого убежать.
Я попросил прощения, и я верю, да, я действительно верю, что
У меня это есть, но почему-то я не могу этого почувствовать или осознать. Я чувствую себя такой
одинокой, такой замкнутой— - Голос Этель затих.

"Ну, я не могу претендовать на то, чтобы давать тебе советы; но я знаю, что мне следует делать", - сказала Анна.
"Ну, а ты что бы сделал?" - Спросила я. "Что бы ты сделал?" - Спросила Анна.

"Что бы ты сделал?"

"Я должен продолжать выполнять все виды обязанностей точно так же, как если бы я
могла бы чувствовать себя правильно, - сказала Анна.

"Но предположим, когда вы молились, слова, казалось, проникали не глубже, чем
ваши губы, а ваше сердце было сухим, как пыль, и казалось, что
нет никого, кто мог бы услышать или ответить вам".

"Я все равно должен продолжать молиться, просто потому, что это был мой долг".
Анна сказала; "и я должен делать другие вещи таким же образом: все
что я могу сделать для других людей, особенно. Он не может быть
лучший способ, но я должна попробовать его."

"Я верю, что ты права, Анна; и что именно это является частью
того, что Мэтью имел в виду, когда ежедневно брал крест", - сказала Этель. "Я буду
В любом случае, попробуй. Вот машина, мне пора. Я обещала Мэтью
что больше не буду ходить пешком. До свидания, Анна; приходи ко мне, как только сможешь.
Этель была так поглощена тем, что рассказала ей Анна, что совсем забыла бояться разводного моста. Она направилась прямиком в свою комнату и, вознося хвалу и молитвы за свою подругу,
почувствовала, как бремя, тяготившее её душу, немного ослабло.


"Ты собираешься на «Холм» на вечернюю службу, Генри?" — спросила
Этель, когда они встали из-за стола в следующее воскресенье.

"Да, чуть раньше семи. Я обещала встретиться с хором и
заниматься с ними немного; хотя, боюсь, она не придет к Многие
Интернет без инструмента".

"Я собиралась спросить вас, не хотите ли вы, чтобы я поднялась и
сыграла для вас", - сказала Этель, густо покраснев. "Я тут немного просмотрела"
книги."

«Я как раз думала, что заставило тебя так усердно заниматься церковной музыкой», — заметила Эмили. «Но разве ты не устала, дорогая, после того как провела утро в церкви и воскресной школе?»
 «О нет. Я специально отдыхала сегодня днём».

"Я буду в полном восторге; и то же самое, я уверен, сделают все остальные".
"Это было именно то, о чем я мечтал, если вы думаете, что сможете это сделать". - сказал мистер Далтон.
"Это было именно то, о чем я мечтал".

"Мы могли бы позвать Анну, и она помогла бы нам", - сказала Этель. "Ты знаешь,
у нее красивый голос".

«Хорошая мысль, но тебе не нужно так далеко ходить», —
сказал доктор Рэй. «Мне нужно навестить их, и я подумал, что стоит ещё раз заглянуть к бедняжке Мэри. Так что я возьму Анну и поеду в карете».
«Тогда я пойду и соберусь, — сказала Этель, — и надену лёгкое платье,
погода стала очень теплой, и играть на органе не очень приятно
работать.

"Этель, подойди сюда на минутку", - позвал доктор Рэй из кабинета, когда Этель
спускалась по лестнице.

Он стоял перед своим шкафом с бутылками, наливая что-то в
очень маленький пузырек, который он закупорил и протянул Этель.

"Положи это к себе в карман, на случай, если упадешь в обморок или испугаешься", - сказал он.

«Голландская храбрость!» — сказала Этель, улыбаясь и беря бутылку.

 «Ну, не совсем так; хотя даже голландская храбрость лучше, чем её отсутствие, иногда.  Но ты же знаешь, что в последнее время ты пару раз теряла сознание; и
само знание того, что у тебя в кармане есть лекарство, может помочь тебе
если ты почувствуешь какие-либо неприятные симптомы. Это хороший ход с твоей стороны,
дорогая, и я не хочу, чтобы ты сломалась. Как мило ты выглядишь в своих
крутых муслиновых платьях ".

Этель действительно выглядела удивительно хорошенькой в своем простом муслиновом костюме и
изящной шляпке и перчатках, вся свежая и похожая на цветок от макушки до пят.

"Я не слишком нарядно одета?" спросила она. «Я подумал, что буду выглядеть более уважительно по отношению к этому месту и людям, если приведу себя в порядок».
 «Вы вовсе не слишком нарядно одеты, и вы совершенно правы, что привели себя в порядок».
Ты прекрасно выглядишь. Они будут думать о тебе ещё лучше. А теперь не теряй мужества и, Этель, дорогая, постарайся не думать о себе. Держу пари, у тебя всё получится.
 Мистер Далтон и Этель застали членов хора за ожиданием, и все очень обрадовались, когда услышали, что Этель пришла играть на органе. Репетиция прошла успешно, Ричард Трим был одним из главных исполнителей. Анна приехала незадолго до начала службы.


"Как ты собираешься это пережить?" — прошептала она Этель.

"Думаю, хорошо, если не сорвусь. Анна, тебе не кажется, что я
можно снять мой мешок? Здесь очень тепло.

- Конечно. Никто тебя не увидит. Жаль, что нам не нужен свет.
Июньские жуки налетят, как пчелиный рой.

- Июньские жуки! - сказала Этель, слегка, очень слегка вздрогнув.

Она испытывала особый страх и неприязнь к этим существам. Хорошо известно, что Melolontha Vulgaris (если дать ему право на учёное звание)
постоянно присутствует на вечерних богослужениях в тёплую погоду в начале лета и очень ревностно ухаживает за всеми, кто его боится. Этель часто говорила, что если бы
Если бы в мире был только один июньский жук, он пролетел бы полмира, чтобы прыгнуть ей на лицо. И действительно, казалось, что они специально преследуют её.

 «О боже, — сказала она себе, когда перед службой зажгли лампы и она увидела, как её враги, как обычно, начинают слетаться в открытые окна.  Я рада, что никогда не думала о июньских жуках.  Я уверена, что никогда бы не осмелилась прийти сюда». Но я не должен начинать наблюдать за ними, иначе я не смогу этого вынести. Я никогда не видел столько
жуков где бы то ни было.
И действительно, июньских жуков было необычайно много, и они были очень активными. Этель
Она изо всех сил старалась забыть о них и сосредоточиться на службе, и ей это удалось, даже больше, чем она ожидала. Беспокойство по поводу музыки помогло ей отвлечься от мыслей о врагах, и, к счастью, самый яркий свет был в центре зала.

 Мистер Далтон прочитал одну из своих лучших проповедей: зал был полон, люди были серьёзны и внимательны и пели с рвением, которое показывало, насколько им это нравится. Всё прошло хорошо, и Этель ни разу не вспомнила о маленькой бутылочке «голландской храбрости» в своём кармане. Прозвучал последний гимн. Он был довольно длинным;
И как раз в тот момент, когда Этель заканчивала первый куплет, над её головой пролетел необычайно крупный
июньский жук, ударился головой о потолок и рухнул вниз, но не на клавиши, что было бы достаточно плохо, а прямо на шею Этель, на кожу, где он начал пинаться, вырываться и царапаться изо всех сил.

Этель так и не поняла, как ей удалось спеть этот гимн, но она всё же спела его, не пропустив ни одной ноты, хотя в конце он получился довольно коротким.

 Анна, оглянувшись, увидела, что что-то не так, и в этот момент
Когда благословение было произнесено, она подошла к Этель.

"Что случилось, дитя?" — встревоженно воскликнула она, потому что Этель была очень бледна.

"Убери эту штуку с моей шеи!" — сказала Этель, указывая на сопротивляющееся насекомое.

Анна всё поняла с первого взгляда. Она сунула руку в карман и вытащила дерзкого нарушителя, который тут же улетел, чтобы насладиться тем особым удовольствием, которое, кажется, испытывает июньский жук, ударяясь жёсткой спинкой о потолок.

"О боже!" — вздохнула Этель, обретя дар речи. "Я думала, что этот гимн будет для меня слишком. Как я его выдержала?"

"Совершенно нормально", - ответила Анна. "Эта штука была у тебя на шее, когда ты
играл?"

"Все время", - сказала Этель. "О боже! Я никогда не знал, что у них так много
когтей.

"Что ж, я заявляю, у тебя неплохая отвага!" - сказал Ричард Трим,
восхищенно глядя на Этель. "Я с трудом верю, что смогла бы сделать это сама"
.

"Я не смогла бы, я знаю", - воскликнула молодая девушка, одна из хористок. "Я должна была
закричать "Убей".

"Это я виновата, что сняла свой мешок", - сказала Этель. "Я рада, что сделала это".
"не испортила музыку".

«Что ж, сестрёнка, ты отлично справилась», — заметил мистер Далтон, когда
прихожане разошлись. "Я не обнаружила ни единого сбоя в музыке.
только ты наконец довольно внезапно замолчала".

"Неудивительно, бедное дитя", - сказала Анна. "Единственным чудом было то, что она есть
через нее на все."

"Почему, что случилось?" - спросил Мистер Далтон.

Анна рассказала ему о случившемся.

«Ты, безусловно, заслуживаешь высокой оценки, моя дорогая, — сказал мистер
Далтон. Это великая победа. Я не смеюсь над тобой, сестрёнка, — добавил он, когда Этель умоляюще посмотрела на него. Я считаю это, как я уже сказал, великой победой над великим врагом!»

"Июньский жук не такой уж большой враг с точки зрения размера", - сказала Этель.;
"хотя он казался достаточно большим, когда был у меня под платьем".

"Я не думал о бедном битле", - сказал мистер Далтон.

Когда они спускались с холма, перед ними шли две молодые женщины.
они услышали, как одна из них сказала другой:

- Разве мисс Далтон не выглядела прелестно? Я хочу сшить себе такой же новый костюм, как у неё. Он выглядит гораздо благороднее, чем эти меховые вещи.
"И он обойдётся не так дорого, ведь тебе не понадобится столько муслина," — ответила другая. "Интересно, сколько ей пришлось потратить. Если бы я
если бы я знал ее, я бы спросил ее".

"Ты уже проделала хорошую работу, Этель", - сказал ее брат. "Ты должна
познакомиться с этими девушками".

"Я увижу их в среду вечером, а затем я приведу их все
необходимую информацию", - ответила Этель. "Анна, у меня не было шанса
спросите, о Марии. Как она?"

«О, мы надеемся, что ей намного лучше, но мы не будем уверены, пока не услышим, что скажет доктор Рэй», — ответила Анна.  «Она была в сознании весь день;  но она очень, очень слаба, и миссис Роуз боится, что её видимое улучшение — это всего лишь то, что она называет „предсмертным сиянием“».

«Но разве Мэтью не видел её, когда звал тебя?» — спросила Этель.

 «Он не звал меня: он встретил меня на улице, прямо на углу площади, и сказал, что сначала проводит меня до часовни, чтобы
 я могла быть готова помочь тебе в самом начале».
 «Как он добр», — сказала Этель.


«Брат, я должна кое-что рассказать тебе об Анне», — сказала Этель после того, как они поручили её заботам соседки, с которой случайно встретились, и пошли домой сами.  «Она попросила меня рассказать тебе, потому что хочет поговорить с тобой, но стесняется начать».

Затем Этель повторила суть своего разговора с Анной.


"Я вам очень благодарен!" — сказал мистер Далтон. "Знаете, Этель, я был очень разочарован этой проповедью. Я так далёк от того,
что хотел и намеревался выразить, что она показалась мне абсолютно провальной. Но, в конце концов, в этом случае она принесла пользу, и кто знает, скольким ещё она поможет?"

«Анна сказала, что никогда не слышала проповеди, которая произвела бы на неё такое сильное впечатление, — сказала Этель.  — Она заставила её взглянуть на вещи по-новому.  Она всегда слышала, что должна любить Его, но никогда не задумывалась о том, что Он
любовь к ней. Я хочу, чтобы ты мог произнести проповедь, которая бы мне столько
хорошо."

"Какие хорошие у тебя желание?" - спросил Мистер Далтон.

"Я не знаю, что я могу заставить тебя понять, ведь я не
очень хорошо себя понимаю", - ответила Этель. "Я хочу быть сделаны до
"чувствовать" вещи. Я каждый день читаю Библию и пытаюсь верить, что её обещания предназначены для меня, но я не «чувствую», что это так. Мне кажется, что
я не имею к ним никакого отношения. Я каждый день молюсь, но у меня нет ощущения, что Господь меня слышит. Конечно, я знаю, что он меня слышит, потому что его
Так говорится в Писании, но в этом нет никакой реальности. Всё это кажется формальной службой, совершаемой из чувства долга. В этом нет ни радости, ни утешения.
 «Ты уверена, что в этом нет утешения?» — спросил её брат. «Разве тебе было бы утешительно не молиться?»

 «Нет, конечно! Это было бы хуже всего».

 «Значит, в молитве всё-таки есть какое-то утешение». Однако я понимаю, в чём дело. Я, кажется, был почти в таком же положении. Как вы думаете, что привело вас в эту пустынную землю — в долину Бака?
 «Я слишком хорошо знаю: это был мой вольный, самонадеянный грех», — ответил он.
Этель. "Я пыталась покаяться и оставить грех, но все же у меня ничего не получается".
кажется, что я вообще не выхожу из долины".

"Ты должен быть контент, чтобы в нем пребывать, пока вы не вывозятся
сильнее силы, чем ваши собственные," сказал мистер Далтон. "Кого любит Господь,
того он и наказывает", ты знаешь, Этель, и мы должны позволить ему выбрать свой собственный
способ дисциплины; и утешать себя мыслью, что сам
наказание - это свидетельство его любви".

"Но если у человека нет веры", - с сомнением сказала Этель.

"То, чего вы хотите, - это не чувства, а действия веры, как у кого-то другого".
говорит, которого я вчера читал, - сказал мистер Далтон. "Проявляйте настойчивость в
действии, и чувство придет в свое время, тем скорее, если
вы будете терпеливо ждать этого".

"Но некоторые люди говорят, что служба ничего не стоит", - сказала Этель.
"Разве ты не помнишь?— Нет, не знаешь, потому что тем летом ты не был с нами в Спрингсе.
Но старый доктор Спаркс регулярно молился на собрании о том, чтобы мы не пришли сюда из чувства долга.
«Думаю, доктор ошибался, — сказал мистер Далтон. Во-первых, если бы люди пришли, то молиться было бы не о чем».
во-первых, это так; а во-вторых, чувство долга было очень веской причиной для того, чтобы прийти. Чувства лучших людей очень изменчивы и зависят от множества факторов, поэтому на них не стоит сильно полагаться как на побудительные мотивы к действию. Но мы всегда можем делать что-то, потому что это правильно и потому что так заповедал Бог. И само по себе такое поведение часто приносит с собой благословение в виде тёплых чувств, которых мы желаем. Вы видите, какое благословение принесла та самая проповедь,
которой я был так недоволен, но которую я всё же прочёл, потому что это было лучшее, что я мог сделать.

«Понятно, — сказала Этель. — Я рада, что поговорила с вами, хотя мне не очень
нравится говорить о своих чувствах».

 «Мне тоже, — ответил мистер Далтон. — Я считаю, что очень много искренних чувств, которые могли бы привести к действию, «улетучиваются» из-за разговоров. Более того,
разговоры о религиозных чувствах и переживаниях слишком часто становятся ловушкой для лести — попыткой навязать комплимент, как говорят школьницы.

Однако я считаю, что молодым христианам особенно важно иметь рядом опытного человека, к которому они могли бы обратиться за религиозным наставлением и советом даже в самых священных вопросах. Мать — это
Естественный советчик для молодой девушки, но не у всех есть такая возможность.
Следующий человек — пастор, а после него — учитель воскресной школы.
Но после родителей пастор имеет преимущественное право.
 «Некоторым пасторам не нравится, когда их беспокоят подобным образом», — сказала Этель.

 «Я подозреваю, что очень немногие будут возражать, если желание получить совет будет искренним. Я полагаю, что там, где один был бы раздражён, двадцать были бы довольны. Как бы то ни было, пасторы много проповедуют в темноте, потому что они так мало знают о реальной религиозной жизни своего народа.
 Вот мы и дома. Как медленно мы шли!

"Хорошие новости для тебя, Этель", - сказал доктор Рэй, когда они вошли в гостиную.
"Мэри определенно лучше. Я думаю, что она почти полностью, если не совсем,
вне опасности. Но как тебе это удалось?

"По-моему, неплохо", - ответила Этель. "Мне не нужна была твоя бутылка,
брат. Генри тебе все расскажет. Я бы хотела подняться
Наверх.
«Неужели она действительно справилась и не сорвалась?» — спросила Эмили после того, как
Этель вышла из комнаты. «Я весь вечер переживала за неё».

«Могла бы и не беспокоиться», — ответил мистер Далтон.
«Этель повела себя как настоящая героиня, хотя и в довольно незначительном деле».
И он начал рассказывать о приключении Этель.

 «Молодец, так держать!» — воскликнул доктор Рэй.  «Я бы не поверил, что она на такое способна».
 «Это действительно был великий поступок с её стороны, не так ли?»

«Так и было, и ей будет что вспомнить», — сказал доктор.

 Этель пошла в свою комнату и опустилась на колени у её кровати.  Она долго стояла на коленях, а когда поднялась, её лицо, хоть и залитое слезами, было спокойным и счастливым, и на нём застыло выражение решимости, как будто она
придите к какому-нибудь серьезному решению. Она открыла свой стол и достала
бумагу, на которой год с лишним назад она записала свое решение
стать миссионером, она добавила несколько слов и снова убрала ее.
Слова были всего лишь датой и текстом из Священного Писания.

 "О Господь, Я буду славить Тебя. Хотя Ты и разгневался на меня, Твой
гнев отвратился, и Ты утешаешь меня. Вот, Бог — моё спасение: уповаю на Него и не боюсь».

Глава XII.

С ЧЕГО НАЧАТЬ.

"ЭМИЛИ, может, мне сходить на рынок сегодня утром?" — спросила Этель на следующее утро.
В понедельник, после того как она, как обычно, закончила утреннюю работу по наведению порядка в гостиной.

Эмили удивлённо подняла глаза от работы, которой занималась, — вырезания.

"На рынок!" — сказала она. "О, я буду тебе очень признательна, Этель. Джейн занята, а мне нужно подготовить всю эту работу для миссис.
Маркхэм. Но тебе же не нравится заниматься маркетингом?
"О, я не против — по крайней мере, не имеет значения, нравится мне это или нет,"
сказала Этель. "Не нравится" — это уже слишком, на мой взгляд."

"А как же собаки, Этель?"

«Ну, я полагаю, они не съедят меня больше, чем кого-либо другого. А если и съедят, то...»
Что ж, я должен воспринимать это как комплимент моей внешности. Что мне купить?
"Вы можете заказать телячью вырезку и попросить мистера Бегга прислать сладкий хлеб.
Что касается овощей, берите те, что вам больше нравятся, только не переусердствуйте."

Этель без происшествий пробралась сквозь толпу покупателей и продавцов к прилавку, за которым хотела совершить сделку. Мистер Бегг был крупным добродушным голландцем, у которого была целая стая рыжеволосых детей с пухлыми лицами. Двое или трое из них обычно возились вокруг отцовского прилавка. Этель узнала в одном из них
ученица воскресной школы.

"Почему, Грета, это ты?" - спросила она. "Что ты здесь делаешь? Помогаешь
своему отцу?"

Маленькая Грета уткнулась подбородком в шею и посмотрела вверх из-под
опущенных век, но ее охватил внезапный приступ застенчивости, и она не захотела
отвечать.

"Почему бы вам не поговорить с леди?" - спросил мистер Бегг. «Ты всегда
говоришь о ней дома».

«Грета — очень хорошая девочка, — сказала Этель, — и она прекрасно поёт».

«Ей нравится её школа, — заметил мистер Бегг. Все остальные тоже хотят туда пойти, но моя жена говорит, что их слишком много: юная леди не захочет их всех».

«Но ведь мы хотим их всех! — с жаром воскликнула Этель. — Всех до единого. Те, кто слишком велик для детской, могут пойти в другую комнату».
 «Ну, видите ли, мы живём на Холме, и это хороший путь для них», — сказал мистер Бегг, который, очевидно, был очень доволен.

«Тогда я расскажу тебе, как мы можем это устроить, — сказала Этель. — Ты же знаешь, что мой брат начал проводить воскресные вечерние службы в «Хилле», а днём у него воскресная школа. Пусть дети ходят туда, а не в большую школу. Им будет совсем недалеко идти».

«Это тот джентльмен, который проповедовал вчера и в воскресенье перед тем, как умер ваш брат? Если бы я знал, я бы пошёл послушать его», — сказал мистер Бегг. «Мы проходили мимо, когда они пели, и моя жена сказала: «Как хорошо они поют, я бы хотела быть там».»

- Тогда вы разрешите детям прийти в следующее воскресенье и придете сами,
не так ли, мистер Бегг? - спросила Этель. "Ты придешь, правда, Грета?"
и приведи всех своих товарищей по играм — чем больше, тем лучше.

"Мы придем", - сказала Грета, а затем прошептала отцу.

"О, юная леди не хочет видеть ваших щенков", - сказал мясник.
«У собаки появились щенки, и девочка хочет показать их тебе».
[Иллюстрация: _Испытание Этель._ «О да, конечно, дай мне их посмотреть!»]

"О да, конечно, дай мне их посмотреть, — сказала Этель. — Я никогда не видела маленьких щенков».

После этого мистер Бегг пошёл впереди, а Этель оказалась позади загона, восхищаясь тремя круглыми живыми шариками и изо всех сил стараясь не съёжиться от вежливого внимания их матери, крупной колли, которая явно была польщена комплиментами в адрес её отпрысков и отвечала на них, облизывая руки и лицо Этель.
она склонилась над корзиной. Наконец она высвободилась и ушла, пообещав прийти в школу, чтобы встретиться с детьми в следующее
воскресенье.

"Что ж, брат, я привела в твою школу новых учеников," — сказала
Этель мистеру Далтону, встретив его у ворот. «Все маленькие Бегги и все их кузены, маленькие Хейджи: так что мне придётся быть там, чтобы встретить их, хотите вы того или нет».

«Вы прекрасно знаете, мисс, что я хочу вас видеть. Но как же другая школа?»

«О, они могут обойтись и без меня; к тому же пришло время кое-кому из...»
другие девочки — Мэри Роуз или Мэгги Флемминг — по очереди помогают
миссис Каммингс. Но не Анна; она должна быть в «Хилле».
Кажется, я больше не буду бояться Лайона, потому что большая собака мистера Бегга лизала мне лицо, а я не сказала ни слова, хотя мне казалось, что меня вот-вот проглотят.
Осмелюсь предположить, что в конце концов я полюблю собак.

"И, может быть, июньские жуки тоже?"

"Нет, в самом деле — глупые твари!"

"Но, Этель, я думал, что все племя попрошаек - романисты. Я уверен.
Миссис Трим сказала мне об этом.

"Так и есть, в этом-то вся прелесть", - сказала Этель. "Я надеюсь, что мы
Мы достучимся до родителей через детей, как это сделал мистер Верпланк с теми Маккормиками. Они все были католиками, а теперь регулярно ходят в церковь, и две девочки учатся в библейском классе.
"Я вижу, ты прониклась сутью происходящего," — сказал мистер Далтон.
"Сегодня всё выглядит лучше, не так ли, Этель?"

— Да, действительно, благодаря тебе, — ответила Этель, и её лицо внезапно просветлело, отчего она стала выглядеть удивительно хорошенькой.

 — Спасибо великому Утешителю всех и каждого, — сказал её брат.  — Этель, когда мы снова вернёмся к нашей важной теме?

«Пожалуйста, Генри, я бы хотела, чтобы ты немного подождал», — ответила Этель.
 «Я всё время думаю об этом, но я бы предпочла подождать — скажем, до Рождества, — прежде чем говорить об этом».

 «Хорошо, я согласен. Чем ты собираешься заняться сейчас?»

 «Позанимаюсь музыкой до обеда. Ты придёшь и споёшь со мной дуэтом?»

Во время обеда вошёл доктор Рэй — необычное обстоятельство, поскольку он редко обедал.


"Что-то должно произойти?" — спросила его жена.

"Надеюсь, ничего серьёзного. Вот, юная леди, вам гнездо июньских жуков."

- Гнездо июньских жуков! - воскликнула Этель, глядя на красивую сафьяновую коробочку.
которую протянул ей доктор. - Мне открыть ее?

- Конечно, для чего же еще? Эмили, я не возражаю, если выпью чашечку чая.
раз уж ты его приготовила.

Этель открыла свою коробочку и обнаружила красивую золотую булавку и
пуговицы для рукавов, на каждой из которых был бриллиантовый жук.

«О, как мило! — воскликнула она. — Они что, эмалированные?»
«Нет, это настоящие насекомые — двоюродные братья ваших друзей,
меловонтитов. Видишь ли, я указал на них дату».
«Какая причудливая и красивая фантазия!» — сказала Этель, рассматривая
блестящих зелёно-золотых насекомых. "Я буду думать, что они принадлежат всему миру,
Мэтью. Никому другому такое и в голову бы не пришло."
"Ну, я должен был как-то загладить свою вину за то, что смеялся над тобой, и подумал, что они понравятся тебе как напоминание о твоей великой победе. А теперь мне пора. Не жди меня к ужину, если я опоздаю, Эмили."


В следующее воскресенье Этель и Анна отправились в часовню, как девочки любили её называть.
 В это время года комната была заполнена детьми больше чем наполовину.
Почти у каждого из них был брат, или двоюродный брат, или друг
которая «приедет в следующее воскресенье». Этель, как она и хотела, поручили младенцев, в том числе всех Беггсов и их кузенов Хейгов:
 У Анны был хороший класс девочек от девяти до двенадцати лет. Два других класса девочек помладше были отданы жёнам двух формовщиков, милым, заботливым женщинам, а сам мистер Далтон взял старших мальчиков.

"Ричард, ты должен просто повернуться и помочь," — сказал он Ричарду Триму.

"Я собирался в ваш класс", - сказал Ричард, краснея.

"Да, но мы не можем позволить вам пойти в мой класс - по крайней мере, сейчас".
во всяком случае. Мы хотим, чтобы ты научил тех мальчиков в углу ".

"Но я знаю недостаточно, чтобы учить", - возразил Ричард.

"Ты можешь учить тому, что знаешь, а тому, чего ты не знаешь, ты можешь научиться".

"Я могу спросить маму, чтобы убедиться", - сказал Ричард. "Она много знает о
Библии. Что ж, я не хочу отлынивать, мистер Далтон, так что я буду вести занятия.
По крайней мере, до тех пор, пока вы не найдёте кого-нибудь другого.

 «Очень хорошо. Но почему здесь нет твоей матери? Я больше всего
зависел от неё».

 «Я хотел, чтобы она пришла, но она не захотела», — сказал Ричард. «Она сказала, что слишком стара и не понимает новомодных способов управления, а молодые люди не захотят иметь с ней дело».

«Мы не собираемся перенимать какие-то новомодные методы, и она нам нужна, — ответил мистер Далтон. — Я приду и поговорю с ней. Что ж, похоже, на данный момент все классы укомплектованы. Некоторые из них слишком большие, но это можно исправить, когда у нас будет больше учителей. Я должен найти среди мужчин кого-то, кто возьмёт на себя ещё один класс мальчиков».

«Мистер Мёрдок был бы хорошим человеком», — сказал один из мальчиков.

 «Кто такой мистер Мёрдок?» — спросил мистер Далтон.

 «Разве ты его не знаешь? Это же главный формовщик», — ответил мальчик с таким удивлением, как будто незнание главного формовщика было аргументом против
человек сам себя не знает.

"Вы знаете, я прожил здесь не так уж долго", - сказал мистер Далтон, извиняясь за
свое незнание этого великого человека. "Почему ты думаешь, что мистер Мердок был бы
хорошим человеком, Дэвид?"

"О, он много знает о Библии и обо всем остальном. Говорят, он читает
Латынь и греческий, но я об этом ничего не знаю. В любом случае, он очень набожный и не позволяет никому из мужчин ругаться или сквернословить в магазине.
Но он действительно хороший человек.
— Я легко могу в это поверить, — серьёзно сказал мистер Далтон. — У него есть дети?
— О да. Те две рыжеволосые девушки — его дочери, и у него есть
мальчик, но сейчас он не живет дома. Он уехал за город, на
ферму.

"Я должен с ним познакомиться", - сказал мистер Далтон. "Сейчас мы отправимся на
с нашими уроками."

Это не моя цель, чтобы следовать, особенно истории
Миссия железного холма, как его вскоре стали называть. Школа росла и процветала.
Мистера Мёрдока разоблачили, и он сразу же согласился вести занятия.
 Он был крупным рыжеволосым шотландцем, и мистер Далтон убедился, что он действительно понимает не только латынь и греческий, но и  иврит, и очень интересуется всем на свете, особенно
восточные языки. Они сразу же подружились.

"Видите ли," — сказал мистер Мёрдок в качестве пояснения, — "я начал готовиться к тому, чтобы стать священником, в Университете Глазго; но мой отец умер, и моей матери пришлось одной растить горстку дочерей, а средств было мало. Я мог бы сам оплатить обучение в университете, но тогда пришлось бы бросить дочерей. Итак, поскольку я всегда
тяготел к работе с железом и медью, как Тубал-Каин в древности,
и поскольку у моего двоюродного брата было место в одном из наших крупных предприятий, я
только что бросил университет и поступил на литейный завод. Но я не видел причин
почему я должен забыть то, чему научился, или почему я не должен учиться больше;
поэтому я сохранил старые книги моего отца — он был священником и хорошо образованным человеком
— и изучал их, пока у меня было время ".

"Понятно!" - сказал мистер Далтон. "Я осмелюсь сказать, что вы нашли свои книги многие
комфорт".

- Действительно, и я так и сделал. В книгах можно найти чудесное утешение, если
правильно ими пользоваться. Итак, мистер Далтон, если вы сможете одолжить мне книги, я
с большим удовольствием взгляну на сирийца ".

"Я не только одолжу вам книги, но и окажу вам всю необходимую помощь в
«Я в вашем распоряжении, если вам нужна помощь, — сказал мистер Далтон. — Это поможет мне не терять форму. Но взамен вы должны взять моих мальчиков. Вы именно тот человек, который нужен мне в воскресной школе».
 «Я сделаю это с большим удовольствием», — сказал мистер Мёрдок, и на этом вопрос был решён.

Мистер Мёрдок вскоре приобрёл неограниченное влияние на своих учеников, которые относились к нему с огромным почтением и уважением.

"Эмили, ты не видела среди своих книг сирийскую грамматику?" — спросил мистер Далтон через несколько дней после разговора с начальником.

"Не могу сказать, что я её заметила, — серьёзно ответила Эмили. — Но ты
Вы знаете, что у меня не так много времени на лёгкое и поверхностное чтение, поэтому я, возможно, пропустил её.
"Вы вполне могли это сделать, потому что она без переплёта и очень похожа на роман в бумажной обложке," — сказал мистер Далтон. "Я не могу понять, что я с ней сделал. Я хочу одолжить её мистеру Мёрдоку."

"Возможно, Этель что-нибудь о ней знает. Она отвечает за все книги в доме. Я спрошу её, когда она войдёт.
Как же она похорошела в последнее время, не правда ли?
Она действительно похорошела. Надеюсь, она преодолела тот кризис, который мы
мы говорили о том, что было на днях, и что теперь она продолжит курс лечения
неуклонного улучшения ".

"В то же время, снова цитируя Мэтью, мы не должны удивляться или
разочаровываться, если у нее есть какие-то недостатки", - с улыбкой заметила Эмили.

"Конечно, нет", - сказал мистер Далтон. "Сколько лет Этель? Я всегда забываю
возраст людей".

- Этель шестнадцать, - ответила Эмили. - Разве ты не помнишь? Она родилась.
а мама умерла в тот год, когда ты впервые поехала за границу.

- Значит, через три года ей будет девятнадцать, - задумчиво произнес мистер Далтон.

- Да, полагаю, что так. Люди обычно стареют примерно с такой скоростью, если
они живы: я знаю, о чем ты думаешь, Генри, - добавила она более серьезно.
- но я надеюсь, ты не будешь торопиться. Я не думаю, что есть
в нашей робкой сестре Все, о чем мученики
сделано".

"Миссионер-это не обязательно мученика", - сказал мистер Далтон. "Я не
считаю себя одним любыми способами. Напротив, хотя мне и пришлось столкнуться со множеством неприятных вещей и пережить несколько тяжёлых моментов, я думаю, что наслаждался жизнью так же, как и в любой другой ситуации.
"Да, но ты не Этель," — сказала Эмили. "Подумай, как ей пришлось"
заговорила о том, как она была холил и нежил, и как она всегда
сжался от всего, что хотя бы в малейшей степени неприятны или опасны.
Когда она впервые попала сюда, то закричала бы, увидев гусеницу,
и переполошила бы весь дом из-за одного подозрения на мышь."

- Я знаю, - сказал мистер Далтон, - но, Эмили, разве ты не заметила перемены в
Этель в последнее время?

«Конечно, я это делала, — ответила Эмили. — Был тот случай в часовне — никто не смог бы вести себя лучше, чем она в тот момент.
 А потом она взяла на себя организацию распродаж, и у неё это отлично получается
И очень хорошо. Она сама вызвалась это сделать. Я спросил её, не побоится ли она собак, но она сказала, что должна научиться не обращать внимания на такие вещи. Да, я думаю, она очень старается исправиться; но всё же...

«Тебе не кажется, Эмили, что больше всего Этель нужен чёткий,
определённый жизненный ориентир — достаточно масштабный, чтобы затмить и
сделать незначительными все её мелкие трудности?»

«Возможно. Это то, что нужно каждому. Но всё же я не могу представить
Этель в роли эффективного миссионера. Конечно, я помню, что
Джанет Бичер раньше боялась коров и гусениц так же сильно, как сама Этель. Однако за три года может произойти многое, и, возможно, Этель найдёт себе занятие поближе к дому, чем Персия.

"И всё же я бы не стала говорить ничего, что могло бы её обескуражить, Эмили."

"О, конечно, ни слова." Действительно, я бы сделал всё, что в моих силах, чтобы помочь ей, если бы думал, что она действительно увлечена этой работой.
 «Поживём — увидим», — сказал её брат.  «А вот и она.  Сестрёнка, ты видела где-нибудь сирийскую грамматику?»

"Это в моей комнате, я просматривала его", - сказала Этель, краснея. "Я сейчас принесу это тебе".
"Я сейчас принесу это тебе".

"Сегодня подойдет любое время", - сказал мистер Далтон. "Я обещал одолжить это".
"Мистеру Мердоку".

"О боже!" - разочарованно сказала Этель. «Что ему от него
нужно?»

 «Полагаю, он хочет его изучить, моя дорогая. Однако у меня есть
другая книга, которая к вашим услугам; только я бы не советовал вам
изучать язык самостоятельно. Когда вы будете готовы начать, я
вам помогу».

 «Спасибо. Мне бы очень хотелось, — сказала Этель. — Я
сейчас же пойду и найду эту книгу».

Когда она вышла из комнаты, мистер Далтон и Эмили переглянулись, но ничего не сказали.




Глава XIII.

О приготовлении пищи.

Этель не ограничилась покупкой продуктов. Ей всегда
не нравилось ходить на кухню, так что она даже не научилась делать крахмал, консервировать и печь торты, что большинство
Американские барышни, по крайней мере из тех, что живут за пределами больших городов, учатся готовить.
Они доводят свои навыки до совершенства. Но ей «не нравилось» возиться у плиты и пачкать руки.
До сих пор это было достаточной причиной для того, чтобы она так и не научилась готовить.
Однако теперь ей грозила опасность впасть в противоположную крайность и делать что-то просто потому, что это «было» неприятным и отвратительным. Она решила ежедневно нести свой крест и рисковала тем, что начала бы сама создавать себе кресты вместо того, чтобы довольствоваться теми, что посылал ей Господь; а те, что он посылает, всегда именно те, что нам нужны.

 Однако это был не совсем мотив самоотречения.
В тот день Этель зашла на кухню. Она читала ту самую статью, которая лежала у неё на столе и к которой она теперь часто обращалась.
Она задумалась, делает ли она всё возможное, чтобы подготовиться к работе, за которую взялась.

"Я не могу приступить к изучению сирийского до каникул, потому что мои нынешние уроки отнимают всё свободное время. Я не знаю, смогу ли я сделать для своего класса больше, чем делаю сейчас, если только мы не откроем школу шитья. Дайте-ка подумать. Я неплохо шью: мисс Кэррингтон позаботилась об этом, так что
По крайней мере, мне есть за что её поблагодарить. Думаю, я могу сама кроить и шить себе нижнее бельё, и я знаю, как пользоваться швейной машинкой.
Думаю, я могла бы сшить платье, если бы в нём не было слишком много отделки. Я
Я примерю его с первым же дешёвым платьем, которое куплю, или перешью то розовое батистовое.


"Но есть ещё работа по дому, особенно готовка. Я ни черта не смыслю в готовке. Если бы мне пришлось варить картошку, я бы не знала, сколько времени это займёт, и уж точно не знала бы, как испечь приличный хлеб, если бы люди голодали. Интересно, научила бы меня миссис Джонс. Она отлично готовит и очень добродушна. Я собираюсь попросить её. Эмили завтра уедет, и это будет подходящий момент, чтобы начать.

Велико было изумление миссис Джонс, когда на следующее утро Этель вошла в кухню
и предпочла смиренную просьбу разрешить ей брать уроки
кулинарии. Миссис Джонс была женой слуги доктора Рэя и
превосходной женщиной во всех отношениях. Она была опытным поваром и, как и
другие великие художники, совсем не любила, когда в их дела вмешивались; но
она знала Этель с младенчества и очень любила ее.

«Боже правый, дорогая моя, что это тебе взбрело в голову?» — спросила она.


 «Ну, знаете, миссис Джонс, всем нужно что-то знать о
работа по дому, - ответила Этель. - Я часто слышала, как ты сама это говорила. Вы
знаете, я не понимаю, то самое меньшее, что о приготовлении пищи, и я мог бы быть
таким образом, чтобы знание было бы очень желательно".

"Это правда, дорогой. ""Могу сделать" - это легко носить с собой", - любила говорить моя бабушка
. Женщинам часто было бы гораздо лучше, если бы они лучше разбирались в домашней работе, как и людям, которые на них работают. Что ж,
теперь я собираюсь испечь несколько пирогов, и вы можете приступить к их приготовлению, как и ко всему остальному. Удивительно, на что способны люди, которые пекут пироги
готовить и есть — всё равно что кожу или картон. Неудивительно, что это вредно для здоровья. Не думаю, что ты хоть раз в жизни «прикоснулся» к корочке.
 «Никогда, разве что для того, чтобы съесть её».
 «Ну что ж, всему когда-то бывать в первый раз. Но, моя дорогая, для начала тебе нужно надеть фартук и снять кольца и манжеты». Никогда не ходи на кухню без фартука.
"Верно, я об этом забыл. Ну что ж, с чего мне начать? Помни, я не знаю даже основ приготовления теста для пирога, так что мне придётся начать с самого начала."

Миссис Джонс оказалась хорошим учителем. Она не считала само собой разумеющимся, что
ее ученица знает вещи, о которых она никогда не слышала; или сбивала ее с толку
слишком многими указаниями сразу. Этель был доволен, чтобы сказать, (что
это не всегда так с учениками) и пироги были успешно
сделано и запеченные.

- А теперь, поскольку духовка в самый раз, и у нас есть все необходимое,
может быть, ты приготовишь к ленчу пирожные в тесте? - предложила миссис Джонс.
 «Мистеру Генри они нравятся, и это избавит меня от необходимости печь сегодня хлеб».
 Пирожные получились такими же вкусными, как и пироги, и Этель втайне
Она была рада видеть, как её брат взял себе третий и четвёртый пироги, извиняющимся тоном заметив, что они такие лёгкие, что их почти не чувствуешь.  Однако она промолчала и великодушно позволила миссис Джонс расхваливать и торты, и пироги.

 Каждый день в течение трёх недель, пока Эмили отсутствовала, Этель брала урок в какой-нибудь области кулинарии.  В целом она была очень успешна.

«Ну, ты ещё ничего не испортила», — сказала миссис Джонс в тот день, когда Эмили должна была вернуться домой.

 Этель, осмелевшая от своего успеха, предлагала миссис Джонс
они должны приготовить что-нибудь особенно вкусное, чтобы угостить путешественников,
и предложила, среди прочего, это чудесное блюдо — увы!
почти неизвестное нынешнему поколению — прозрачный пудинг; добавив с некоторым сомнением:
«Если ты думаешь, что я смогу его приготовить».
«Ну, ты ещё ничего не испортила, — сказала миссис Джонс, — и я не понимаю, зачем тебе это портить, пока я рядом и могу тебе показать, как это делается». Я скажу тебе, что ты, пожалуй, самый простой человек из всех, кого я когда-либо пытался научить. Это одна из причин, почему тебе так везёт: ты ничего не принимаешь как должное и не боишься, что тебе скажут, как некоторым
молодые дамы. Когда люди, чтобы узнать все свои
опыт, конечно, они допускают много ошибок."

"В этом и заключается преимущество для начала вообще ничего не знать",
сказала Этель. "Мой учитель французского всегда говорит, что он предпочел бы взять
совершенно невежественного ученика, чем того, кто обучен наполовину".

"В этом что-то есть", - сказала миссис Джонс. — Что ж, дорогая моя, мы приготовим пудинг и, если хочешь, шоколадный торт. Доктор очень любит шоколадный торт и всегда его ест, хотя и говорит, что
это очень вредно для здоровья. Боже мой, у всех нас есть свои несоответствия ", - добавил
Миссис Джонс, тоном благожелательной терпимости к немощам
человечества: "и все врачи полны представлений о еде и
питье. Доктор Рэй ничем не хуже остальных".

"Я не думаю, что он такой плохой, как некоторые", - заметила Этель. "Доктор Миллар запретит
детям есть что-либо, кроме овсянки, на завтрак и
ужин. Эмма этого не выносит, и бедняжка приходит в школу
иногда готовая упасть в обморок ".

- Хм, - сказала миссис Джонс тоном, полным безмерного презрения. - Он любит хорошее.
осмелюсь сказать, он и сам был достаточно хорош.

"Думаю, что да", - ответила Этель. "Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь ел так, как он.
в тот вечер, когда здесь проходил Клуб. Но, возможно, он думает, что простая жизнь
для детей лучше ".

"Простая жизнь - это одно, а голодная смерть - совсем другое", - сказала миссис
Джонс. "Я не понимаю, почему хорошие блюда — в умеренных количествах, конечно — должны
вредить детям больше, чем взрослым. Что такое соус для гуся, так это
соус для гусака ".

"Но, возможно, не всегда для гусенка", - сказала Этель, улыбаясь.

"Ну, может быть, и не всегда. В любом случае, принуждать детей - настоящая жестокость
есть то, что им не нравится. Но, дорогая моя, почему ты так усердно учишься готовить? Ты ведь не собираешься замуж, не так ли?
"О боже, нет," — ответила Этель. "Но, знаешь, брату Генри может когда-нибудь понадобиться экономка; и в любом случае, я не вижу, чем мне может навредить умение вести хозяйство."

Миссис Джонс отставила блюдо, которое смазывала маслом, и посмотрела на Этель со странным выражением, в котором читались и укор, и нежная гордость.

"Я только что поняла, чего ты добиваешься," — сказала она. "Я вижу тебя насквозь. Ты думаешь о том, чтобы пойти с мистером Генри, когда он уедет
обратно в эти языческие страны. Теперь не говори "нет", потому что я знаю лучше ".

"Ну, предположим, что да", - сказала Этель, улыбаясь, хотя и чувствовала себя немного смущенной и раздраженной.
"Разве в этом есть что-то неправильное? Почему бы и нет
Я буду миссионером так же, как мисс Бичер?"

«Конечно, в этом нет ничего плохого, но мне невыносима сама мысль об этом, — ответила миссис Джонс. — Ты, которую я нянчила, когда ты была младенцем,
отправляешься в эти диковинные места».

 «Но почему бы и нет? Почему для меня это должно быть хуже, чем для мисс Бичер?»

 «Между тобой и мисс Бичер огромная разница», — сказала
Миссис Джонс, довольно возмущённо: «Во-первых, мисс Бичер намного старше».
 «Да, сейчас так и есть, но не было, когда она уезжала. Ей было всего
двадцать лет, а мне будет девятнадцать, когда Генри вернётся».
 «И потом, мисс Бичер была в совершенно ином положении», — продолжила миссис.
Джонс. «Ей в любом случае пришлось бы зарабатывать на жизнь, и она могла бы преподавать в школе там же, где и здесь; но у вас будет достаточно средств, чтобы безбедно жить, ничего не делая».
«Не понимаю, как это может служить аргументом», — сказала Этель. «Если мисс Бичер…»
Если бы её единственной целью было заработать на жизнь, она могла бы сделать это гораздо легче здесь, чем в Персии. Ей предложили отличную должность как раз в то время, когда она решила уехать за границу. Чем больше у меня собственности, тем лучше я могу себя обеспечивать и тем больше добра я могу сделать. «Люди могут найти себе занятие по душе и дома, если захотят», —
 довольно решительно заявила миссис Джонс.

«Я это прекрасно знаю. Везде можно творить добро. Осмелюсь сказать, что первые апостолы могли бы найти достаточно поводов для благочестия в Иудее, не отправляясь в чужие страны. Но есть люди, которые не могут
возможно, вам стоит поехать за границу, чтобы работать на родине. Например, здесь, в Айронтоне, есть пятьдесят женщин, которые могут и будут вести занятия в воскресной школе, в то время как вы можете или хотите поехать преподавать в Индию или Африку.
"Это правда," — сказала миссис Джонс. "Но когда Господь даёт кому-то столько, сколько он дал вам, кажется, что он хочет, чтобы вы остались дома и наслаждались этим."

«Я думаю, что, когда Господь даёт кому-то столько же, сколько дал мне, он имеет в виду, что этот человек должен использовать то, что он даёт, для служения и на благо тех, кто не так богат», — оживлённо сказала Этель.  «Он делает
не давайте нам все использовать только для нашей собственной выгоды и удовольствия.
Я уверен, что вы согласитесь со мной, дорогие Джонси; потому что, если вы
делать, вы бы не отказывайте себе все, кроме необходимой одежды,
для того, чтобы помочь своей бедной племяннице и ее детям", - добавила она, лукаво.
"Почему бы тебе не наслаждаться тем, что у вас есть, и оставить их, чтобы заботиться о
себя?"

Миссис Джонс засмеялась. «Что ж, в этом ты меня убедила, дорогая, это факт.
Но, с другой стороны, помогать своей плоти и крови — это не то же самое, что помогать людям в далёкой стране, не так ли?»

"Это, безусловно, так; и все же вы знаете, что Библия говорит: "Он сотворил от
одной крови все народы, живущие на земле".

"Но, извините меня, моя дорогая, неужели вы думаете, что вы именно тот, кто должен отправиться на миссию
?" - спросила миссис Джонс после небольшого молчания. - Тебе не кажется,
что ты "слишком—слишком—"?

«Слишком глупая, невежественная и трусливая, и всё такое», — сказала Этель, закончив за неё предложение. «Да, действительно, так и есть; но, знаешь, даже если я уеду, у меня будет три года, чтобы подготовиться; и я надеюсь, что к тому времени смогу избавиться от некоторых своих недостатков. Я знаю, какой глупой я всегда была
Какой же я была эгоисткой — всего боялась и не хотела прикасаться к чему-либо или делать что-либо хоть сколько-нибудь неприятное. Я прожила эгоистичную и бесполезную жизнь, — сказала Этель, краснея. — Но это не повод продолжать в том же духе. Я собираюсь попытаться измениться.

«Ты слишком строга к себе, — сказала миссис Джонс. — Хотя я не стану отрицать, что тебе есть к чему стремиться. Но ты действительно решила стать миссионером?»
 «Я решила, что в любом случае буду готовиться к этому, — сказала Этель.
 — Что касается отъезда, то пусть будет так, как угодно Провидению. Я не вижу причин
почему бы мне не узнать всё, что должен знать миссионер?
Тогда я буду готов отправиться в путь или остаться дома, как будет лучше. Раз уж мы так много об этом говорили, я скажу тебе, что очень хочу вернуться в Персию с Генри. Я давно об этом думаю, но последние три-четыре недели — больше, чем когда-либо. Я никому об этом не говорил и не хочу, чтобы ты сейчас кому-то рассказывал. Я рассказываю тебе об этом, потому что ты можешь очень помочь мне в изучении того, что я хочу знать о ведении домашнего хозяйства и работе в целом
Ты всегда была так добра ко мне, с самого моего рождения,
что я уверен, ты не подведёшь меня и сейчас. Ты ведь поможешь мне,
дорогая Джонс?
Миссис Джонс вытерла глаза. "Конечно, моя дорогая, ты рассуждаешь очень разумно;
и я уверена, что помогу тебе всем, чем смогу. Ты же знаешь, я всегда любил тебя всем сердцем, с тех самых пор, как взял тебя на руки из рук твоей дорогой доброй матери, когда тебе было всего три дня от роду. Мне было бы тяжело, если бы ты уехала к этим туркам и язычникам, это факт. Но, похоже, у тебя есть настоящее призвание, и если оно от Господа, то почему бы и нет.
Я не из тех, кто станет возражать, и я помогу тебе всем, чем смогу.
Я смогу.
Этель обняла добрую пожилую женщину за шею и поцеловала её.
"Я была уверена, что ты так и сделаешь, — сказала она. — А теперь скажи мне, что делать с этим.
 Видишь, какой он толстый!"

«Боже мой, да, я совсем об этом забыла!» — воскликнула миссис Джонс, тут же вспомнив о насущных земных делах. «Ещё минута, и он бы испортился. Снимай его с огня прямо сейчас».
 «Как же ты раскраснелась, дорогая!» — сказала Эмили, целуя сестру, когда та вошла. «Твои щёки красные, как розы!»

"Я был занят", - ответила Этель, улыбаясь. "Я так рада, что ты есть
приходите. Обед будет готов к тому времени вы изменили свое платье".

"Как у вас дела у меня здесь не было?" - спросила Эмили, после того как они
сидели за столом. "Миссис Джонс заботился о тебе?"

"Замечательно!" - ответил мистер Далтон. «Не думай, что мы по тебе скучали. Мы жили припеваючи, уверяю тебя».
«Какой прекрасный хлеб! — сказал доктор Рэй. — Я не видел ничего подобного с тех пор, как уехал. Если бы я получил должность профессора в новом колледже, то...»
Я буду готовить, а миссис Джонс я посажу в кресло.
Этель покраснела, и на её лице появились ямочки от улыбки, несмотря на все её усилия выглядеть совершенно невозмутимой. Ведь именно она испекла хлеб. Ужин удался на славу, и Этель почувствовала, что ей воздалось за усталость и жару в кухне, когда увидела, как путешественникам всё понравилось.

"Я заявляю, стоит уехать на две недели, если
так пировали на его возвращение", - сказал доктор, помогая себе
еще кусочек торта, и то, как Миссис Джонс вошла в комнату, "Миссис
Джонс, чем я тебе так насолил, что ты устраиваешь мне такие ловушки для моего пищеварения, как этот торт и пудинг?
"Что касается этого, то ты, знаешь ли, не был обязан это есть," — ответила миссис.
Джонс, которая всегда «высказывала своё мнение» всем и каждому. "Кроме того, ни торт, ни пудинг готовила не я — это была мисс Этель."

— Этель! — воскликнули все одновременно.

 — Да, конечно, — сказала миссис Джонс, наслаждаясь удивлением гостей.  — Она испекла пирог, пудинг, хлеб и соус из каперсов для баранины.
Она сама начинила и запекла рыбу.  Разве не так, дорогая?

- Ну, не совсем одна, - сказала Этель. - Знаешь, ты показал мне, как это делается.

"Во всяком случае, вы сделали все это своими руками", - возразила миссис Джонс. - "И
не каждый знает достаточно, чтобы ему объяснили, как".

"Это очень справедливое замечание с вашей стороны, миссис Джонс", - сказал доктор Рэй. «Не все знают достаточно, чтобы им рассказывали. Но подумать только, наша дорогая отличилась в кулинарии! Что ты добавила в свой паштет, моя дорогая?»
 «Я хотела научиться, — ответила Этель, как обычно, краснея и улыбаясь.
 — И я подумала, что сейчас самое подходящее время начать, когда никого нет»
Здесь нет никого, кроме Генри.
"'Fiat experimentum in corpore vili;' что означает, моя дорогая, что ты всегда должна проводить эксперименты на людях, не представляющих никакой ценности, — сказал доктор. "Ты не выглядишь так, будто тебя отравили, Генри."
"Действительно, нет, — ответил мистер Далтон. "Я задавался вопросом, чем Этель
была так занята все утро и отчего у нее так покраснели щеки во время
обеда; но я так и не разгадал секрета".

"Но я надеюсь, что ты сам не устал", - сказала Эмили. "Как боль
в боку?"

"Лучше", - сказала Этель. - Это беспокоило меня всего один раз с тех пор, как ты уехал.

"Но как тебе это пришло в голову?" - спросила Эмили.

"Ну, я хотела научиться, пока у меня была возможность", - ответила Этель. "Это
хорошая вещь, чтобы понять всякую работу; и я, быть может, какое-то время
хотите научить людей готовить сам".

"Это было бы бескорыстно — учить людей готовить самому!" - серьезно сказал
доктор. "Ты, значит, хочешь пойти среди людоедов,
некоторые из этих прекрасных дней?"

- Возможно, - ответила Этель, смеясь. "Никто не знает, где можно
поехать; а ведь человек всегда хочет быть вооружены должным образом, вы
знаю".

"Хорошо", - сказал доктор. "Я вижу, ты учишься постоять за себя. Мне
придется позаботиться о том, как я буду дразнить тебя. Серьезно, дорогая, я думаю, что это
отличный ход твой, и лучше для вашего здоровья, чем все
лекарство, которое я могу дать тебе".

"Я рада слышать это от тебя, брат, потому что я хочу продолжать заниматься
своей работой", - сказала Этель. «Я хочу научиться делать всё по дому сама, пока у меня есть такая возможность».
Эмили и Генри снова переглянулись, но ничего не сказали, и разговор перешёл на другие темы.



Глава XIV.

Школа шитья.

У Этель теперь было много работы. Её детский класс разросся настолько, что уже не помещался в той комнате, где он раньше занимался.
Она перевела три класса в большую комнату, но это не обошлось без слёз и протестов со стороны младших учеников. На «Холме» также была открыта школа шитья, и основная нагрузка легла на плечи Этель и Анны. Всё началось с
Класс девочек Анны. Однажды вечером мистер Далтон показал детям и родителям свой миссионерский волшебный фонарь и прочитал лекцию с описанием
о картинах, а также о местах и людях, которых он видел во время своих путешествий.
 Конечно, всем детям было очень интересно, особенно
ученикам Анны. Этот интерес усилился, когда Анна взяла у Этель
книгу с восточными фотографиями, чтобы показать их детям, и прочитала им
письмо, которое мисс Бичер написала в библейский класс, с
рассказом о девочках из школы и описанием их радости от получения
коробки с подарками, присланной упомянутым библейским классом.

 «Жаль, что мы не можем отправить им что-нибудь из «этой» школы», — сказал Мэтти
Браун, самая младшая и смышленая из девочек. "Как было бы здорово".
получить письмо аж из Персии, не правда ли?

"Я бы хотел, чтобы мы могли", - сказал другой. - Как вы думаете, мисс, у нас получится?
Бургеры?

- Возможно, мы могли бы, - сказала Анна.

«Боюсь, мы не умеем шить настолько хорошо, чтобы сшить что-то стоящее, —
сказала Мэри Йигер. — Я бы не хотела отправлять вещи так далеко, если бы они не были «хорошими», понимаете».
«Разве ты не умеешь шить, Мэри?» — спросила Анна.

«Нет, мэм, не очень хорошо», — ответила Мэри.

«Я тоже не могу», — сказал Мэтти Браун. «Мама научит меня пользоваться
швейная машинка, когда-нибудь, когда у нее будет время.

"Вы все должны уметь шить", - сказала Анна, которая была хорошо обучена
этому старомодному мастерству и прекрасно владела
иглой. "Вы должны знать, как сшить и заштопать всю свою одежду самостоятельно"
. Тогда вы сможете работать не только на себя, но и на тех, кто
находится в худшем положении, чем вы ".

«Я бы хотела научиться вязать крючком и работать с камвольной тканью», — сказала Дженни
Миллар. Отец Дженни жил лучше, чем большинство отцов, принадлежавших к этому классу, и она ни в коем случае не собиралась
худшее, что может случиться в такой ситуации. «Меня не волнует простая работа».
 «Вязание крючком и работа с камвольной тканью — всё это очень хорошо, —
 сказала Анна, — но они не так важны, как обычное шитьё и вязание. Никто никогда не мёрз и не ходил в лохмотьях из-за работы с камвольной тканью, но многие делают и то, и другое, потому что не умеют правильно пользоваться швейной иглой. Что бы вы сказали человеку, который заявил, что ему неинтересно учиться читать и писать — он хочет изучать латынь?
Девочки засмеялись, а Дженни выглядела довольно обиженной. "Я не жду
«Мне не придётся работать, чтобы заработать на жизнь, — сказала она, тряхнув головой. — Мой отец достаточно богат, чтобы сделать из меня леди: так говорит моя мать».
 «Богатство твоего отца само по себе не сделает тебя леди, —
 сказала Анна. — Как и то, что ты не работаешь, чтобы заработать на жизнь.
 Богатство и красивая одежда мало что значат в этом вопросе». Чтобы стать леди, нужно нечто большее, чем это.
"Я уверена, что миссис Фаулер пользуется уважением и зарабатывает на жизнь," — сказала
Мэри Йигер.

"Как и многие другие женщины, которые упорно трудятся всю свою жизнь,"
— ответила Анна. «Доброта, хорошие привычки и манеры, а также внимание к чувствам окружающих делают любую женщину достойной уважения».

«Я бы хотела научиться красиво вышивать гладью, — сказала маленькая
Кристин Мёрдок. «Мама часто говорит, что ей очень жаль, что она не может нас этому научить».

«Почему она не может вас этому научить?» — спросила Анна.

"О, разве ты не знаешь? У неё немеет рука, — ответила Кристина.

 А Элси добавила: «Она сломала руку на корабле, когда плыла в эту страну, и её не вправили как следует. Так что, когда она поправилась, сустав был испорчен.
Но она многое умеет, хотя и не умеет шить, - добавила Элси с
гордостью. "Папа говорит, что удивляется, как она все держит в порядке в доме.
она такая милая. Мама говорит, что она научилась шить в школе; и она
можно делать красивые работы, то есть она может сделать это в старые времена, когда она
была ее рука".

"Я бы хотела, чтобы у нас была школа шитья", - сказала Кристина.

«О, мисс Бергерс, как бы это было здорово!» — воскликнула Мэтти Браун.
 «Может, нам тоже завести такую, как вы думаете? Мы могли бы приходить по субботам после обеда, и вы могли бы нас учить. Я уверена, что всем бы это понравилось;  правда, девочки?»

Все согласились, что это будет «совершенно великолепно», а одна девочка добавила, что это будет «ужасно мило». «Ужасно» было прилагательным и наречием на все случаи жизни на Айрон-Хилл. *

 * «Ужасно», «великолепно» и «знаешь ли» — распространённые разговорные варваризмы. — РЕДАКТОР.

"Хорошо, я поговорю со своей матерью и посмотрю, что она скажет", - сказала Анна, наконец.
 "Если она согласится, чтобы я начала, я посмотрю, что можно сделать".

"Почему, мисс Берджерс, "вы" должны слушаться свою мать?" - спросила Мэри.
Йигер с большим удивлением в голосе. "Такая взрослая молодая леди, как вы".

"Конечно, я беспокоюсь о своей матери", - ответила Анна, не сожалея о странном
вопросе. "Сейчас я беспокоюсь о своей матери так же сильно, как и когда мне было три
года".

- И ты спрашиваешь ее каждый раз, когда хочешь куда-нибудь пойти, так же, как это приходится делать "нам"
? - продолжила Мэри.

- Все равно, Мэри. Я никогда никуда не хожу и ничего важного не делаю без разрешения мамы. Я предпочитаю делать это, потому что люблю свою маму и хочу угодить ей больше, чем кому-либо другому в мире.
 Мэри, очевидно, была впечатлена тем, что взрослая молодая леди, которая носила оборки и шляпку с маленькой птичкой, должна была
Анна надеялась, что урок пойдёт ей на пользу.

Проект швейного класса обсуждался всю неделю, и в воскресенье Анна сказала девочкам, что они могут прийти в следующую субботу и принести с собой свои работы по шитью или вязанию.

Вскоре выяснилось, что школа не может ограничиться классом Анны. Все маленькие девочки Этель тут же пришли в восторг от этой идеи и стали так горячо просить, чтобы им разрешили поехать, что ей ничего не оставалось, кроме как сказать, что она посмотрит, что можно сделать.
Этель пошла домой и обсудила этот вопрос с Эмили.

"Это было бы замечательно для детей", - сказала Эмили.;
"Превосходно во всех отношениях. Я всегда сожалела, что от школы кройки и шитья
при Доме отказались. Человек приобретает такую власть не только над девочками,
но и над их матерями ".

"Кажется, главная проблема в том, чтобы знать, чем натравливать таких малышей
", - сказала Этель. «Конечно, они ничего не смыслят в шитье».
 «О, для них вам понадобится много лоскутков; это лучшее, что можно сделать для малышей», — ответила Эмили.  «Это легко и приятно, и позволяет
из множества начинаний и остатков, которые всегда желанны
для маленьких детей. Я просмотрю свои сундуки и сундуки Джульетты
и посмотрю, что смогу найти, а потом приготовлю для тебя
небольшую порцию, с которой ты сможешь начать. Я бы очень хотел взять тебя за руку и помочь тебе, но ты знаешь — или, скорее, ты не знаешь, но скоро узнаешь, — сколько нужно говорить в таком случае. А доктор не разрешает мне напрягать горло.
"Полагаю, это будет довольно шумное мероприятие," — сказала Этель. "Это самое худшее."

— Ты не должна шуметь, — решительно сказала Эмили. — Ты должна начать
с установлением строгого порядка, и вы должны его поддерживать. В противном случае ваша школа будет лишь источником неудобств, и детям от этого станет только хуже, а не лучше.
 Этель выглядела немного сомневающейся. "Я знаю, что так бывает в воскресной школе, —
 сказала она, — по крайней мере, в младшей группе. Но я подумала, что, возможно, дети не будут ходить в школу шитья, если мы будем слишком строги с ними."

- Тогда пусть они держатся подальше, - сказала Эмили, - но никакой опасности нет.

"Вы не хотите, чтобы их взяли, что они делают для вас
пользу, придя в школу," сказал мистер Далтон, который вступил в
время послушать дискуссию. "Это очень вредная идея, и
подрывающая все хорошее. Дать им понять, что вы делаете их
великая доброта и пользу, обучая их, и продолжение
пользу зависит от их хорошего поведения, и они будут думать многие
гораздо больше их привилегий".

"Положись на меня, Генри прав," сказала Эмили. "Я очень хорошо помню
чехол Китти Фишер!"

«Что это было?» — спросила Этель.

 «Это случилось, когда у нас в приюте была большая школа», — сказала Эмили.
 «В среднем у нас было восемьдесят детей из самых неблагополучных семей»
класс — совсем не равный по социальному положению вашим ученикам из Айрон-Хилл; но обычные беспризорники. Некоторое время у нас были проблемы в
классе, к которому принадлежала Китти. Учительница, мисс Эдвардс, была
милой маленькой женщиной, и ученики не обращали на неё внимания, так что в конце концов она
разочаровалась и перестала приходить, а Джульетта взяла класс на себя. Работа
была разложена как обычно.

"Я не хочу этого делать", - сказала Китти Фишер, отбрасывая свою работу,
которая представляла собой коричневую фабричную одежду. "Я хочу немного белой ткани, как та, что у этой девушки!"
"девушка вон там!"

«Ты должна взяться за ту работу, которая тебе поручена, Китти», — ответила Джульетта своим тихим, вежливым голосом.


 Китти, очевидно, приняла мягкий тон Джульетты за признак того, что она уступила.
 Она никогда в жизни так не ошибалась.  Она оттолкнула работу, так что та упала на пол, и, тряхнув головой, сказала:
«Я этого не сделаю». Если я не смогу получить ту работу, которую хочу, я просто уйду
домой — вот так!
"Не успела она опомниться, как её выставили во двор, а дверь захлопнулась у неё перед носом.
Ей выдали чепчик и велели идти и больше не показываться.
Никогда ещё у нас не было такой дисциплинированной и прилежной школы, как в тот день. Китти задержалась и на перемене попыталась войти в класс вместе с остальными, но её строго отчитали, и она ушла в слезах.

«В следующую субботу она пришла снова с очень скромной просьбой, и ей разрешили вернуться и занять своё место при условии, что она будет хорошо себя вести.  В тот день она сдержала своё слово и приложила невероятные усилия к работе.  Джульетта старалась хвалить её как можно чаще
Она старалась изо всех сил, и никогда ещё ягнёнок не был таким кротким и тихим, как Китти. Когда уроки заканчивались, она задерживалась у двери, как будто хотела что-то сказать.


"'Ну, Китти, что такое?' — спросила Джульетта, которая убирала рабочие принадлежности. "Тебе что-нибудь нужно?'"

Китти подняла лицо и сказала испуганным полушепотом:
"Пожалуйста, учитель, я хочу вас поцеловать ".

"Джульетта сказала, что никогда в жизни не была так удивлена. - Она не была
очень симпатичный объект, - сказала она, - но я должен был поцеловать ее, если она
было в двадцать раз хуже.

"С тех пор у нас больше не было проблем ни с мисс Китти, ни с ее классом".

"Но предположим, что она бы не вернулась", - сказала Этель.

"Тогда мы должны были позволить ей держаться подальше", - ответила Эмили. "Это не
стоит поставить под угрозу процветание школы ради
один ученый".

"Как мне действительно жаль, что вы могли бы нам помочь; у вас так много работы!" - вздохнул
Этель. «Боюсь, мы совершим множество ошибок.»

 «Осмелюсь предположить, что вы совершите несколько ошибок — этого и следовало ожидать, — сказала
 Эмили. — Но вы должны помнить, что ни у Джульетты, ни у кого-либо из нас не было»
опыт, когда мы начинали в Приюте. Разве ты не помнишь наставления
старого учителя французского? "Если ты хочешь научиться говорить, говори!" Если
вы хотите научиться писать, "пишите!"' Только делая вещи, которые
один учится у них.

"То есть, как Миссис Джонс обучения", - заметила Этель. «Когда она
учила меня готовить тесто для пирога, она заставляла меня делать всё
своими руками, а сама сидела рядом и показывала, что нужно делать».
«У миссис Джонс правильная теория и практика преподавания», — сказал мистер.
Далтон.

"Что ж, тогда мы просто пойдём и сделаем всё, что в наших силах," — сказала Этель.
«А когда мы будем в замешательстве, мы придём и спросим у Эмили, что делать дальше».
«Вам не грозит серьёзная опасность совершить какую-нибудь серьёзную ошибку, если только вы не взвалите на себя слишком много дел сразу», — заметила Эмили.
«Когда миссис Апджон взялась за руководство нашей школой, она подумала, что дети могли бы учиться чему-то ещё, пока работают, и попыталась научить их повторять гимны и другие вещи.
Последствия были такими, как и следовало ожидать. Работа не была выполнена и наполовину, гимны не были выучены.
"Я подумала, что мы могли бы немного попеть," — сказала Этель.

«В этом не будет ничего плохого, если вы выделите для этого отдельное время. На самом деле, я думаю, было бы очень неплохо прерваться в работе один или два раза и попеть минут пять или около того».
 «Я хочу научиться всем лучшим способам, — сказала Этель, — потому что... потому что однажды мне, возможно, придётся справиться с чем-то подобным самостоятельно».


В следующую субботу состоялось собрание школы шитья, и, о чудо, ни одна девочка не опоздала.
Не пришла даже Дженни Миллар, которая, однако, заявила, что пришла не учиться шить. Она хотела научиться работать с камвольной тканью или чем-то в этом роде.

«В настоящее время мы не можем этим заняться, — сказала Этель. — Если вы все будете стараться и вести себя хорошо, возможно, со временем мы сможем научить вас какой-нибудь красивой вышивке в качестве награды, но не сейчас. Дженни, ты умеешь делать петли для пуговиц?»
Нет; Дженни не умела ни делать петли для пуговиц, ни шить, и вскоре выяснилось, что она не умеет аккуратно подшивать или подшивать.

«Видишь ли, тебе нужно многому научиться, прежде чем ты приступишь к вышивке», — сказала Анна с улыбкой.  «Давай посмотрим, как аккуратно ты подберёшь этот подол. А когда ты научишься этому, мы научим тебя кое-чему ещё».

Дженни что-то пробормотала и покачала головой, но в конце концов решила остаться — «хотя бы раз».
В целом первый день прошёл успешно. Малыши Этель были в восторге от лоскутного шитья и справились с заданием на отлично.
Несколько девочек захотели научиться вязать, и их выделили в отдельный класс. Анна пообещала как можно скорее найти им учительницу.

«Кажется, я знаю подходящего человека, если она согласится», — сказала Этель.
 «Я имею в виду старую миссис Трим, мать Ричарда Трима.  В тот день, когда мы к ним зашли, я заметила, как быстро и ловко она вяжет».

«Что, та милая старушка, которая сидит на переднем сиденье в церкви?» — спросила Анна. «О, я бы с удовольствием взяла её в школу.
 Где она живёт? Может, сходим к ней сегодня вечером? Ещё не поздно».
 Этель на мгновение задумалась. Она вспомнила корову вдовы Грин и большую собаку, но не стала отказываться. Её сердце неприятно заколотилось, когда они подъехали к дому.
Она увидела, что старый Лайон, как обычно, лежит прямо у ворот и выглядит, учитывая его размеры, совершенно не в тон маленькому коттеджу и саду.

"Какой огромный пес!" - сказала Анна, которая была сама не своя.
храбрость, когда дело касалось собак. "Вы думаете, он нежный?"

"О да, я так думаю", - ответила Этель. "Он казался достаточно спокойным
на днях, когда люди были обеспокоены, хотя он бегает за коровами в
довольно пугающей манере. Пойдем, старина, - добавила она, делая над собой
героическое усилие и обращаясь к собаке, которая лежала, лениво вежливо помахивая своим большим хвостом
на широком тротуаре— "Пойдем, старина,
вставай и позволь нам войти, ладно?

Лайон зловеще зевнул, отчего Этель почувствовала себя так, словно она была
Он собирался их проглотить, а затем поднялся, чтобы уступить им место. Очевидно, он считал себя обязанным из вежливости оказать им честь в отсутствие своего хозяина, поэтому проводил их до боковой двери
(парадные двери на Айрон-Хилл используются только на похоронах или по другим важным поводам) и, кивая головой и виляя хвостом, выпустил их из помещения.

Окно было открыто, но миссис Трим нигде не было видно, хотя они слышали, как она ходит наверху.

"Как здесь чисто!" — сказала Анна. "Посмотри, какие красивые бальзамины."

"Да, они больше, чем Эмили, хотя они были посажены поздно"
ответила Этель. "Те, бальзамины, связанные с моего первого визита в
Железный Холм; и прекрасный гусь, я из себя. Мне хочется обзываться
каждый раз, когда я думаю об этом ".

"Что ты сделал?" - спросила Анна.

"Я расскажу тебе в другой раз. А вот и миссис Трим.
Миссис Трим встретила их с обычной своей болтливой сердечностью и настояла на том, чтобы они сели отдохнуть и выпили по стакану её имбирного пива. Этель никогда в жизни не пробовала имбирное пиво, но она
Прохладительный пенящийся напиток оказался совсем не неприятным, и она была рада показать, что он ей нравится. Миссис Трим, очевидно, была очень польщена предложением пойти на курсы вязания.

 «Но я думаю, вам лучше попросить кого-нибудь из ваших родных присмотреть за ним», — сказала она. - Нет, но я бы хотел это сделать; но, видите ли,
здесь есть люди, которым может не понравиться, если вы обойдете стороной
их и придете ко мне в качестве учителя. Понимаете, это могло бы вызвать чувство ".

"Было бы очень глупо, если бы кто-то был недоволен таким
— Ну что вы, — довольно тепло сказала Анна.  — Никто никого не обходит.  Вопрос только в том, кто станет лучшим учителем для класса.
 — Всё так, — ответила миссис Трим. «Очень глупо со стороны людей ставить себя выше других и иметь представления о благородстве и прочем.
Но, мои дорогие, «люди» — это «люди» во всем мире.
И если вы собираетесь делать что-то хорошее в этом мире, вы должны быть готовы работать в нем «как есть», а не так, как должно быть».

«Это правда, — сказала Анна, — но мы очень хотели, чтобы вы работали в нашей школе шитья, миссис Трим».

«Я уверена, что с твоей стороны это очень мило, дорогая, и, как я уже сказала, мне бы это очень понравилось, но на самом деле я не думаю, что это лучшее решение.  Эта часовня и миссия принесут всему миру много пользы, если ими будут правильно управлять, и я не хочу, чтобы хоть что-то настроило людей против них». А вот и семья Миллара. Миллар притворяется, что ни во что не верит, даже в то, что у него есть душа, которую нужно спасти. А его жена смеётся над набожными людьми и говорит, что они только притворяются, будто верят в Библию и всё такое. Я в жизни не был так удивлён, как в тот раз, когда
Я слышала, что они разрешили своим детям ходить в воскресную школу.
 «Я обнаружила, что Дженни Миллар была самой необразованной девочкой в моём классе, хотя и одевалась лучше всех, — заметила Анна.  Все остальные хоть что-то знали о Библии и истории нашего Господа, но не она, и я была удивлена её невежеством.  То, что вы мне рассказали, проясняет ситуацию, и я буду уделять ей особое внимание».

«Так и есть, — серьёзно ответила миссис Трим. — Бедняжка, у меня сердце разрывалось, когда я слышала, как её отец несёт перед ней всякую чушь. Ну, миссис Миллар сказала вчера вечером, что она поверила
она бы пошла в часовню в воскресенье вечером, только чтобы послушать, как поют эти девушки, — то есть вы, мои дорогие, я полагаю. Я не могла не надеяться, что правда найдёт путь к её сердцу, бедняжка. Понимаете, если бы вы попросили меня научить её девочку, ей бы это не очень понравилось, и поэтому я думаю, что будет лучше, если вы пригласите кого-нибудь из своих друзей на занятия.

"Понятно", - сказала Анна. "Осмелюсь сказать, что вы, возможно, правы, миссис Трим. Как мило
выглядит ваш сад!"

"Да, Дик ужасно гордится своим садом", - ответила миссис Трим. "Некоторые
Люди говорят, что он глупец, раз тратит столько времени на свои цветы и прочую ерунду;
но я так не думаю. Они помогают ему чувствовать себя хорошо; и когда
он приходит с работы или когда у них выходной, как это бывает
время от времени, когда завод выходит из строя, вместо того чтобы
пойти в салун или за продуктами, он начинает пропалывать и подрезать свои виноградные лозы и прочую зелень.
Он считает, что цветы, которые прислала ему твоя сестра, выглядят ужасно, особенно бальзамин.
Но он посадил два или три из них в горшки для больной, прикованной к постели девушки, которая живёт на другом конце города.  Я желаю тебе всего наилучшего
дамы когда-нибудь придут навестить её. Это было бы по-настоящему мило, ведь она мало с кем видится и очень страдает.
"Что с ней случилось?" — спросила Анна.

"У неё что-то с ногой," — ответила миссис Трим. "Я не знаю, что именно, но временами ей ужасно больно. Она любит читать, но у неё слабое здоровье, и она не может читать подолгу.
"Если ей нравятся цветы, я могу принести их для неё," — сказала Этель.

"Ей было бы в два раза приятнее, если бы ты сама пришла к ней," — ответила миссис Трим. "Один вид твоей милой, хорошенькой
платья и шляпки пошли бы ей на пользу — она видит так мало красивых вещей.

Этель колебалась. Она, как мы видели, многие ужас тяжелой
болезни, а особенно что-либо отвратительное или страшное. Но
подумал минуту и решил ее.

"Я поеду, конечно", - сказала она. "Я постараюсь прийти пораньше на следующей неделе.
 Пойдем, Анна, нам нужно идти, прямо сейчас. Спокойной ночи, миссис Трим. Спокойной ночи,
старый Лев, - добавила она, поглаживая собаку по голове, когда он протянул ее ей.
"В конце концов, мы с тобой станем хорошими друзьями".



ГЛАВА XV.

ТЕТЯ ДОРИНДА.

"КАКАЯ милая пожилая леди!" - сказала Анна, когда они шли
домой. "Но разве не кажется абсурдным, что эти люди ставят
себя друг над другом и думают о благородстве и
социальном положении".

"Я не знаю", - ответила Этель. "Почему для них это более абсурдно, чем для
кого-либо другого?"

«Не думаю, что это ещё более абсурдно; скорее, это кажется более комичным.
Мисс Миллар — единственная амбициозная юная леди в моём классе.
Она говорит, что мать не разрешает ей мыть посуду или выполнять какую-либо другую работу, потому что хочет сделать из неё леди.
Она была очень удивлена, когда я сказал ей, что каждое утро мою посуду после завтрака и что
Многие дамы сами вытирали пыль в своих гостиных. Она нравилась мне меньше всех в классе, но после того, что миссис Трим рассказала нам о её родителях, я почему-то чувствую к ней симпатию. Бедное дитя, между благородством её матери и неверностью отца у неё не так много шансов на счастливую жизнь.
 «Я думаю, что детям таких родителей приходится хуже, чем тем, чьи родители просто беспечны и безрассудны», — заметила Этель. «Эти два мальчика кажутся хорошими детьми и поют гимны с особым удовольствием. Но кого мы найдём, чтобы они вели наш кружок по вязанию?»

«Есть ещё миссис Роуз».
 «Она — та самая, если только у неё найдётся время; но у неё и так много дел. Едва ли будет справедливо просить её заняться чем-то ещё».

 «У неё больше шансов найти время, чем у многих людей, которые ничего не делают, — заметила Анна. Я очень хорошо помню, что однажды услышала
Г-н Verplank сказал своему отцу: 'когда я хочу, чтобы некоторые дополнительные работы
сделано в церковь или в воскресную школу, я никогда не думать?
люди, которые имеют избытка досуга. Я спрашиваю кого-нибудь, у кого его или ее руки уже изрядно заняты.
"Смотрите, вон миссис Рэй стоит у
у ворот, ищет нас. Интересно, случилось ли что-нибудь?"
Этель ускорила шаг, и её встретила Эмили с комичным выражением лица и жестами,
полными комичного отчаяния.

"Что случилось?" — спросила Этель.

"Тётя Доринда!" — прошептала Эмили.

Этель застонала и села на козлы.

«Когда она приехала?» — спросила она наконец.

 «Сегодня днём, в четыре».

 «Она собирается остаться?»

 «Конечно, я так думаю. Она привезла два больших чемодана. А теперь, Этель, пока у меня есть возможность, я хочу тебе кое-что сказать. Конечно, мы все должны быть очень почтительными и добрыми к тёте Доринде, но ты должна
прими решение, что ты будешь стоять на своем и "не позволишь" ей обойти себя
. Конечно, она захочет вмешаться во все, как
обычно. "

"Я надеюсь, она не захочет вмешиваться в работу школы шитья", - сказала Анна,
которая кое-что знала об особенностях тети Доринды.

"Она захочет, можешь не сомневаться", - ответила Этель. «У неё будет своя собственная прекрасная система. Говорят, что её не представили президенту и пяти минут, как она уже давала ему советы по поводу претензий Алабамы, индейского вопроса и реформы Патентного бюро.»

«Я подозреваю, что в этой истории есть доля преувеличения, как сказала бы она сама», — смеясь, сказала Эмили. «Но не беда, мы должны принять её такой, какая она есть, вот и всё. Анна, ты не хочешь зайти на ужин?»
Анна отказалась и пошла дальше.

Этель крикнула ей вслед: «Не забудь навестить миссис Роуз в начале недели».

- О чем поговорить с миссис Роуз? - спросила Эмили.

- О преподавании в нашем классе вязания. У нас шесть или семь девочек, чьи
матери хотят, чтобы они научились вязать, а мы не можем заниматься ими и
остальными одновременно ".

"Значит, у вас была полноценная школа?"

— Я так и думала. Не было ни одной девочки, ни старшей, ни младшей. У нас было тридцать три ученицы, и мы слышали, что приедут ещё несколько. Мы хотели, чтобы миссис Трим взяла к себе девочек, которые вяжут, но она подумала, что некоторые из других людей обидятся, если её попросят преподавать, и что нам лучше попросить «кого-нибудь из наших», как она сказала. Но, боже мой, Эмили! Что нам делать с тётей Дориндой?

«Не будем навлекать на себя неприятности», — ответила Эмили. «Возможно, она не захочет вмешиваться, и тогда Генри будет знать, как с ней справиться. Но пойдём, дорогая,
Вам лучше пойти и переодеться, это освежит вас перед ужином.
 У вас есть всего полчаса.
Мисс Доринда Этвуд была дамой лет пятидесяти-шестидесяти,
состоятельной, хорошо образованной и искренне верующей. Почему же
тогда её появление воспринималось как несчастье, где бы она ни
появлялась, что случалось довольно часто в домах её многочисленных
родственников? На этот вопрос легко ответить. Мисс Доринда
Этвуд была совершенно не способна заниматься своими делами. «Куда бы она ни пошла, она давала советы, указывала и вмешивалась во все подряд»
самые личные дела и договоренности каждого человека. Для нее не было ничего святого
от устройства домашнего хозяйства и ухода за детским садом до дел сердечных
или религиозных переживаний.

Всю свою жизнь мисс Доринда давала советы. Она начала с
своих собственных отца и матери, когда ей еще не было шести лет, и она
продолжила с семьями своих братьев и сестер, племянников и
племянниц, пасторов и собратьев по церкви. Она была достаточно бескорыстной, очень доброжелательной и щедрой в отношении денег, а также искренне желала творить добро.
И всё же в пятьдесят пять лет у неё не было ни одного
в собственной семье не боялись её, как ночного кошмара.

 Этель оделась к ужину и спустилась вниз, когда всё было готово.
Она застала мисс Доринду в гостиной, где та разговаривала с доктором Рэем своим обычным громким и выразительным голосом, который почему-то утомлял слух, как какой-нибудь шумный механизм.

"Ну что вы, доктор Рэй." «Невозможно», чтобы «вы», «врач», могли допустить практику обеда в «шесть» часов.  Я не удивляюсь этому у глупых, модных людей, но полагаю, что «любой», кто изучал строение человеческого тела, знал бы лучше.  Возможно ли, что вы можете
«Вы советуете своим пациентам принимать пищу в такое вредное для здоровья время?»
«Обычно я не даю своим пациентам много советов по поводу их бытовых условий, если только они не хуже, чем обычно, — ответил
доктор Рэй сухим тоном, который выдавал его раздражение. «Что касается меня,
я не считаю целесообразным работать после обеда, поэтому я предпочитаю обедать поздно вечером». Ну что ж, дорогая, как прошёл твой день?

— О, прекрасно, — ответила Этель. — Как поживаете, тётя Доринда?

Тётя Доринда на мгновение отвлеклась от вопроса об ужине.
Этель была не в духе, но, как только они сели за стол, она снова взялась за своё.
Доктор Рэй, как и другие джентльмены среднего возраста, которые
целый день усердно работают, наслаждался поздним ужином и любил
съесть что-нибудь вкусненькое и обсудить это на досуге под аккомпанемент
живой светской беседы. Но мисс Доринда не одобряла светских бесед. Она всегда брала за правило, по её словам, развивать свой ум, беседуя с каждым встречным на ту тему, в которой он или она лучше всего разбирались.  Поэтому она расспросила доктора Рэя
о санитарном состоянии Айронтона; слайд содержал различные поразительные и неприглядные факты, касающиеся многоквартирных домов и канализации в крупных городах.

 Доктор Рэй наконец забеспокоился, особенно когда понял, что рассказы мисс Доринды портят ужин не только ему, но и его жене.

"Давайте сменим тему," — добродушно сказал он. «Я и так достаточно наслушался о болезнях за день».
 «Доктор Форрестер, когда я был в С-, говорил, что если и есть какая-то тема, которую по общему согласию следует исключить из разговоров, то это...»
— В медицинском учреждении речь шла о здоровье, — заметила
Эмили.

"Не упоминай доктора Форрестера. Я больше не хочу о нём слышать,"
сказала тётя Доринда.

"Тётя, я думала, он твой большой друг," — сказала Эмили.

«Раньше я считала его разумным человеком, но теперь я передумала. Я была посредницей при его сватовстве к Лили Адамс, но больше никогда никого к нему не отправлю. Через три или четыре недели после её отъезда я зашла туда, чтобы навестить её. Можете себе представить, она сидела в комнате с ковром, покрывающим весь пол, и грелась от 'пара' и обычной печи
Кровать была такой же роскошной, как и всё, к чему она привыкла дома. А ещё там была
Лили, которая ела на завтрак «яйца» и «мясо» и пила «чай».
и поднималась, и спускалась на «лифте». Я спросил её, сколько миль она проходит за день, и она ответила, что почти не ходит — врач не разрешает.
И мисс Доринда резко остановилась, бросив на него взгляд, в котором читалось по меньшей мере с дюжину восклицательных знаков.

 «Да, — спокойно сказал доктор.  — Форрестер был очень благоразумен с Лили. Я всегда говорила им дома, что она слишком много тренируется.
"'Разумно!'" — фыркнула мисс Доринда. "Да, очень разумно,
без сомнения! Я сам разговаривал с доктором Форрестером. Я сказал ему,—

"Доктор Форрестер, вы совершенно неправы. Эти ковры и
кресла и кровати в номерах—это роскошь, таблицы,
все не так, совершенно не так! То, что ваши пациенты нуждаются не
предметы роскоши. Они хотят, чтобы их «возбуждали», «бодрировали» и закаляли — вот чего они хотят. Вам следует убрать все ковры и питаться только два раза в день, причём самой простой едой. Лили Адамс не хочет, чтобы её баловали; она хочет, чтобы её взбадривали и возбуждали, и вы должны ей это дать.

«И вы верите, что он просто вошёл в свою комнату и закрыл дверь, не сказав ни слова? А когда я в следующий раз пришла в комнату Лили, там была табличка с надписью «Посторонним вход воспрещён». Конечно, я вошла. Я знала, что это не про меня. Я сказала Лили, что ей нужно делать, и попыталась уговорить её выйти на прогулку, но она ответила, что доктор этого не разрешит и она должна делать так, как он сказал». Так что я просто ушел и оставил ее
ее собственное уничтожение".

"Но Лили почти хорошо, тетя Доринда", - сказала Этель. "Доктор говорит,
через год, если она будет осторожна, ей, возможно, будет так же хорошо, как и всем остальным".

«Ерунда, Этель! Может, она и выглядит лучше, но вряд ли её состояние улучшилось благодаря такому лечению.
Воздух и физические упражнения — воздух и физические упражнения — вот настоящие панацеи от болезней.
Вам так не кажется, доктор Рэй?»

 «Воздух и физические упражнения — очень хорошие средства, но их нельзя применять без разбора, как и любые другие лекарства».
— ответил доктор Рэй. — В своё время я видел не одного пациента, которого свежий воздух и физические упражнения вернули к жизни.
 Мисс Доринда была «удивлена», «шокирована» и «расстроена», обнаружив, что
племянник сильно отставал от самых «выдающихся» людей того времени.

Но доктор Рэй продолжал ужинать, не обращая внимания на поток выразительных причастий, пока Эмили не упомянула о новой книге для клуба.
Это изменило тему разговора и заставило тётю Доринду высказаться о
неразборчивом чтении.

В семье доктора Рэя было принято проводить большую часть летних вечеров на длинной веранде, выходившей в сад. Туда
Эмили и Этель принесли свою работу: Эмили — корзину с лоскутками, которые она сметывала для «младенцев», а Этель — что-то
хорошенькое, изящное платьице, которое она вязала крючком для соседской малышки
. Мистер Далтон подошел, сел рядом с Этель на ступеньку и
начал рассказывать о школе кройки и шитья и ее перспективах. Тетя Доринда
поднялась наверх и вскоре спустилась с огромным свертком, который
занимал обе ее руки и был таким большим, какой она могла унести.

«Я принесла с собой кое-какую работу, которую, как я надеюсь, вы все возьмёте в свои руки и поможете мне с ней справиться», — сказала она, кладя на стол свой свёрток.  «Вам с Этель это должно быть особенно интересно, Эмили, потому что это
миссионерская работа. Чем ты занимаешься, Эмили, — шьёшь «лоскутное одеяло»?
— Ты что, — сказала мисс Доринда патетически-возмущённым тоном, — ты что, считаешь это занятие достойным разумного и бессмертного существа, которое тратит драгоценное время на то, чтобы сшивать кусочки ситца или вязать крючком?

«Что касается этого, — ответила Эмили, — то у бессмертных малышей смертные тела, и им нужны куртки и плащи, чтобы не замёрзнуть. И было бы недостойно разумного существа заставлять маленьких детей шить лоскутные одеяла, не наметав их предварительно».

"Но зачем им вообще шить лоскутное одеяло?" - настаивала тетя Доринда.
"Почему бы им с таким же успехом не научиться пришивать рукав рубашки,
для какого-нибудь бедного миссионера или служителя?"

- Во-первых, потому, что они обычно не умеют достаточно хорошо шить,;
а во-вторых, потому, что им это не так приятно,
Тетя Доринда. Им нравятся яркие цвета, и им очень интересно смотреть, как складываются кубики.
"И, скажите на милость, кто эти дети, которых так развлекают?" — спросила
тётя Доринда. "Конечно же, не "бедные" дети!"

«Это дети из швейного кружка Этель, который находится в часовне Генри», — ответила Эмили.

 «Швейный кружок, надо же! Я бы не заподозрила Этель в таком. Расскажи мне всё, моя дорогая», — продолжила она, повернувшись к Этель, которая от всей души желала, чтобы Эмили не показывала ей свою корзинку. "Я
осмелюсь сказать, что могу оказать вам ценную помощь".

"Рассказывать особо нечего", - сказала Этель. "Анна Берджерс и
я встречаемся с девочками из воскресной школы в субботу днем и
учим их шить. Это все".

"Сколько у вас учеников?" - был следующий вопрос.

- Около тридцати пяти.

«Все маленькие дети?»
 «О нет! Примерно пятнадцать из них — малыши. Остальные — довольно крупные девочки.
 Кстати, Генри, мы дали один урок той высокой девочке МакГенри, которая сказала, что собирается сшить себе такое же платье, как у меня, и у неё неплохо получилось. Она действительно довольно точно скопировала мой костюм, и ты не представляешь, насколько лучше она выглядит».

«Это должно показать тебе, Этель, как важно всегда одеваться просто, особенно когда ты бываешь среди бедняков», — торжественно произнесла тётя Доринда.
 «Ты видишь, как эта бедная простота уже была испорчена
своим примером. Возможно, вы заложили основу для любви к
одежде и моде, которая погубит эту бессмертную душу. Я не совсем понимаю, над чем вы смеётесь, — сказала мисс Доринда с некоторым раздражением, когда мистер Далтон улыбнулся. — Я говорю только чистую правду.

«О, тётя Доринда, если бы вы раньше видели платье Марты МакГенри,
вы бы поняли, чему улыбался Генри», — воскликнула Этель,
громко рассмеявшись. «Я в жизни не видела столько оборок,
рюшей и отделки на одном человеке. Её нынешний костюм — сама простота по сравнению с
с тем, что было на ней в то первое воскресенье. Вот почему я сказал, что она выглядит намного лучше.
 Мисс Доринда выглядела довольно растерянной и поспешила сменить тему. "Я рада слышать об этой школе шитья. Это полностью соответствует моим планам. Я сразу же обеспечу их работой и буду присматривать за школой, пока остаюсь здесь. Конечно, вы будете рады, если во главе дела встанет компетентный человек.
Этель посмотрела на сестру с таким растерянным выражением лица, что Эмили с трудом сдержала смех.

«Чем вы занимаетесь, тётя Доринда?» — спросила Эмили.

"Миссионерская работа, конечно. Я готовлю коробку для отправки в школу для девочек.
школа в О —, костюм для каждой девочки в школе. У меня их
целый сундук, и я принесла два из них, чтобы показать
тебе.

С этими словами тетя Доринда развернула свой сверток и продемонстрировала
его содержимое. Они состояли из двух платьев с высоким воротом и длинными рукавами
из плотного тёмного ситца, невероятно уродливых и безвкусных по цвету и
фасону; двух таких же фартуков из другого вида уродливого ситца и разного
нижнего белья из грубой коричневой фабричной ткани и плотной жёлтой фланели.

«Видите ли, всё просто и практично; ничего, что могло бы хоть в малейшей степени удовлетворить любовь к одежде или нарядам. Я купил два целых куска ситца по очень низкой цене, потому что продавец сказал, что это не самый популярный узор. „Ничего страшного, — сказал я, — он отлично подойдёт для миссионеров“. И, поверите ли, стоявшая рядом дама, которую я никогда раньше не видел, резко отчитала меня. „Бедные миссионеры!"сказала она.
"Люди думают, что миссионерам подойдет все, что слишком грубо или безвкусно, чтобы носить дома".
"

"Я думаю, она была очень права", - заметила Эмили. "Я никогда не
Я не понимаю, почему у миссионеров не должно быть красивой и стильной одежды, как у других людей.
Тем временем мистер Далтон внимательно рассматривал готовые костюмы, которые мисс Доринда разложила на перилах веранды.
— Я правильно понимаю, что эта одежда предназначена для школьниц в О… мисс Этвуд? — спросил он.

«Конечно, для девочек из школ мисс Бичер и миссис У.».
«С сожалением вынужден сообщить вам, что от них не будет никакой пользы, — сказал мистер.
Далтон. — Мы не вносим никаких изменений в одежду девочек, когда они приходят к нам. Напротив, мы предпочитаем, чтобы они носили Пусть они носят свою национальную одежду, как делали всегда, и только поощряйте их за чистоту и опрятность. Мы считаем, что лучше избегать всего, что может без необходимости ранить их предрассудки или отдалить их от друзей на родине.
 Мисс Доринда очень удивилась, услышав это. «Теперь я должна в первую очередь бороться с их предрассудками», — сказала она. "Я всегда делаю
"точка" делать так".

"Неудивительно, что ты всегда настроены все против тебя", - подумал Мистер Далтон;
но он сказал: "Вы не обнаружите, что конечно очень хорошо ответить, если вы
мы были миссионером. "Я" всегда стараюсь уважать чувства
моего народа, насколько это возможно ".

"Но тебе не кажется, что девочки носили бы эти вещи, если бы их
учительницы приказали это?" - спросила мисс Доринда.

"Возможно, некоторые из них могут сделать это, если бы это было сделано дело
дисциплины; но многие из них предпочли бы поехать домой."

«Я думаю, учителя будут настаивать на том, чтобы они одевались цивилизованно», — сказала тётя Доринда.

 «Зачем им это делать?  Если их собственная одежда скромная, подходящая и уместная, почему бы им её не носить?»

- Но я уже скроила двадцать пять костюмов, - сказала мисс Доринда обиженным тоном.
- и у меня достаточно материала еще на десять.

"Вы могли бы отдать их в какое-нибудь государственное учреждение, скажем, в миссию "Пять баллов
" или кому-нибудь из беженцев", - предложила Эмили в утешение.

"Но после того, как я так хорошо все спланировала!" - воскликнула тетя Доринда. «В конце концов, я думаю, что вы, должно быть, ошибаетесь, мистер Далтон».
«Любой, у кого есть хоть какой-то опыт, скажет вам то же самое, моя дорогая
мисс Этвуд. Этель даст вам почитать письма мисс Бичер».

«Какие вещи было бы неплохо отправить, брат Генри?» — спросила Этель.

 «Любые маленькие, красивые и изящные вещи, которые ты сама хотела бы носить», — ответил мистер Далтон.

 «Например, носовые платки?»
 «Да, носовые платки всегда уместны, как и полотенца, салфетки и всевозможные туалетные принадлежности, особенно изящные зубные щётки». У нас никогда не бывает слишком много таких вещей, и их нельзя купить в нашей стране. Рабочие инструменты, я полагаю, будут очень уместны в качестве подарков для девочек.
"Я рада это слышать," — сказала Эмили. "Когда мы отправим нашу коробку, я
вложите деньги в альбомы для рукоделия и подушечки из наждачной бумаги бедной Мэри Стоун. Осмелюсь предположить, что ее тапочки, мышки и бабочки станут приятными новинками.
 — Полагаю, что так. Кроме того, красивые вещицы для украшения дома (если они не слишком тяжелые для транспортировки) всегда приветствуются.
 — Ну вот! Я так рада это слышать, - воскликнула Этель. "Маргарет
Флеминг и ее кузина рисуют такие милые маленькие картинки на досках академии
. Их было бы легко упаковать и носить с собой; и я уверен, что они
хотели бы отправить некоторые из них. Я думаю, у нас получится прекрасный
бокс, не так ли, Эмили?"

- Если ты собираешься, кузина, устроить из этого такую шикарную ярмарку, я
не буду иметь к этому никакого отношения, - решительно заявила мисс Доринда. "Здесь
достаточно подобной чепухи творится дома. Что касается этих вещей, я
осмелюсь сказать, что многие люди хотели бы их иметь, и мы можем поручить
детям из вашей швейной школы работать с ними напрямую. Сколько раз
ты с ними встречаешься?

- Раз в неделю, в субботу днем, - ответила Этель довольно слабым голосом.

- Тебе не кажется, что это слишком редко? Я думаю, вы могли бы встретиться с ними три раза.
думаю, скажем, с четырех до половины седьмого или семи.

"Я не думаю, что это подойдет", - сказала Этель, немного воспрянув духом.
"Это помешало бы нашему обеду и их чаю. Потом они идут в
школу; и им нужно время после уроков, чтобы поиграть; и, кроме того, я
не думаю, что у меня самого было бы свободное время.

"Или силы", - добавил доктор Рэй. «Я решительно возражаю против того, чтобы Этель в настоящее время брала на себя ещё какие-либо обязанности. Я думаю, что раз уж девочки взялись за это дело, тётя Доринда, им лучше позволить заниматься им самим. Будет жаль, если вы потратите своё драгоценное время впустую
и сил на такое маленькое и незначительное дело, но для них это очень хорошая практика.
Тётя Доринда, казалось, не знала, радоваться ей или обижаться.
Она давно знала, что бесполезно перечить доктору Рэю, когда он что-то решил, и ей нравилось, когда ей говорили, что её время и силы слишком ценны, чтобы тратить их на мелкие дела.

«Ничто из того, что касается благополучия бессмертных душ, не может быть незначительным или пустяковым», — торжественно произнесла она.  «Но, как вы и сказали, это очень хорошая практика для девочек.  Я должна поговорить с вами об этом подробнее
дело в отправке вещей миссионерам, мистер Далтон. Я не могу
но пока думаю, что вы ошибаетесь."

- Но, тетя Доринда, когда Генри уже много лет на месте! - воскликнула Этель.
несколько возмущенно.

- Я ничего не могу с этим поделать, моя дорогая. Суждения, образованные на расстоянии, и
незаинтересованные люди, нередко более правильной и разумной, чем те,
образовавшийся на месте. В последнем случае всегда есть множество факторов, влияющих на чувства и суждения.
Мнение, сформированное при таких обстоятельствах, почти всегда будет частичным и односторонним.
Но, Эмили, я, пожалуй, пойду спать, — добавила она.  — Я проделала долгий путь, и уже поздно.  Я взяла за правило никогда не сидеть после половины десятого.  Спокойной ночи!
 «Что нам с ней делать?» — сказала Эмили со вздохом после того, как
 тётя Доринда «ушла спать» (её не стали уговаривать пересмотреть своё решение). "Она говорит о том, чтобы остаться на все лето".

"Она всегда говорит об этом, но никогда этого не делает", - ответила Этель. "Ты
увидишь, что через две-три недели она передумает. Я не должен
интересно, если она забрала себе в голову, чтобы поехать в Калифорнию и увидеть Джульетту.
Но, боже мой! Как бы я хотела, чтобы она не приходила именно сейчас.
"Мы должны так или иначе не пускать её в швейную школу!" — решительно сказала
Эмили. "Я хорошо помню, как она досаждала нам раньше, в приюте."

"И всё же она хорошая женщина и хочет поступать правильно," — сказала Этель.
«Как жаль, что она ведёт себя так неприятно: я не могу этого понять!»
«Секрет в её самодовольстве и пренебрежении к правам и чувствам других людей, — заметил доктор Рэй. — Как она сама говорит, она всегда борется с предрассудками людей; и всё это...»
у нее предубеждение, с которым она не согласна. Если бы она попыталась
обратить еврея в свою веру, она бы начала с того, что настояла на том, чтобы он ел свинину
напрямую. Тогда, как я уже сказал, она никогда не смогла бы научиться искусству заниматься своими делами.
не лезь не в свое дело. Вы увидите, она не пробудет здесь и трех дней.
она уже будет консультировать Эмили по каждому пункту ее домашнего хозяйства.
экономика и ведение домашнего хозяйства.

"Я думаю, я направлю ее к миссис Джонс", - сказала Эмили.

"Очень жаль, она должна сделаться настолько неприятным для
все", - сказала Этель. "С ее деньгами, и ее желание делать добро,
как многого она могла бы добиться, будь она только благоразумной!»
«Ну, она не будет», — сказал доктор Рэй, который, казалось, был особенно огорчён и склонен видеть только тёмную сторону картины. У него были на то причины. Как очень трудолюбивый профессионал, который весь день проводил
среди страдающих, несчастных и скорбящих людей, он ценил те немногие
радостные часы, которые проводил дома с семьёй. И ему было тяжело,
когда эти часы отнимал у него кто-то, кто говорил с ним о том, что он
хотел забыть, и кто
у неё не хватает деликатности, чтобы не вмешиваться со своими советами и мнением в его самые личные дела.

 «Вот увидишь, она не перестанет, — продолжил он.  — Она будет продолжать посылать эти отвратительные тряпки несчастным школьницам и руководить бригадой по пошиву одежды для бедных Этель.  Я не удивлюсь, если она захочет пойти со мной к моим пациентам».

«Это напомнило мне о том, что миссис Трим рассказывала мне о бедной девушке с „Холма“», — сказала Этель и повторила эту историю. «Я подумала, что могла бы забежать к ней до начала воскресной школы и принести ей букет цветов
цветы. Миссис Трим говорит, что любит цветы, и Ричард посадил для неё несколько своих лучших бальзаменов в горшки. Тогда, если она будет довольна, я смогу прийти к ней ещё раз; в любом случае мой визит не причинит вреда.
"Это приличное место?" — спросил доктор.

"О да, конечно, брат, вполне приличное," — ответила Этель. «Её сестра работает на швейной машинке у кого-то в городе, и эта бедняжка часто остаётся одна — только соседи заходят к ней и присматривают за ней».
«Что с ней?» — последовал следующий вопрос.

«Миссис Трим точно не знала. Что ж, думаю, я 'уйду на покой'».
Тетя Доринда, я и так достаточно устал. Моя голова похожа на измученный приемник.
"Чудеса никогда не прекратятся", - заметил доктор Рэй, когда Этель ушла. - "Я люблю тебя, тетя Доринда, потому что я очень устал".

Моя голова похожа на измученный приемник".
"Думаю предложить курица, по собственному желанию, чтобы пойти и посмотреть
странно, больная женщина! - Да что с ребенком?"

"У нее есть цель в жизни," - ответил мистер Далтон. «В этом и заключается
разгадка всей тайны».

«А вы знаете, что это за предмет?»

«Думаю, что знаю, но лучше не буду об этом упоминать. Осмелюсь предположить, что со временем он сам о себе заявит. Спокойной ночи».



ГЛАВА XVI.

Кэти Ли.

На следующий день у тёти Доринды разболелась голова.

«Очень необычно, — заметила она, — и всё из-за позднего ужина».
Она никогда не терпела, когда у других болела голова, считая, что в большинстве случаев слово «головная боль» является удобным синонимом для обозначения плохого настроения или лени. Но, конечно, её собственная головная боль была совсем другим делом. Она настояла на том, чтобы пойти в церковь утром, вопреки совету доктора Рэя.
Но после обеда она заявила, что ей нужно прилечь, вместо того чтобы подняться с Этель на «Холм», как она планировала.


Стоит опасаться, что Этель не так сильно переживала из-за тёти Доринды.
головная боль, как того требовало христианское милосердие. Во всяком случае, с
легким сердцем она вошла в гостиную, одетая для прогулки,
и с красивым букетом цветов в руках.

"Я могу что-нибудь сделать для вас перед уходом, тетя Доринда?"

Вместо ответа на вопрос, Мисс Этвуд посмотрел Этель от
головы до ног.

- А теперь "Этель!" - воскликнула она. «Ты «не» пойдёшь в свою «воскресную школу в таком «платье»!»
«Почему нет, тётя?» — спросила Этель, удивлённо разглядывая себя в зеркале.
«Я не вижу ничего плохого в своём платье».

"'Хорошо!'" сказала Мисс Этвуд. "Если вы не видите ничего плохого в
среди бедных детей с таким платьем, как 'что!' Это выглядит как
мода-тарелке!"

"Но это всего лишь мой марсельский костюм и полосатая нижняя юбка, которые
Я надевала очень много раз. Никто никогда не придирался к этому раньше;
и я не могу сейчас пойти и переодеться. Генри будет меня ждать.
"По крайней мере, сними этот широкий синий пояс и шарф и надень чепец вместо этой нелепой шляпы. Ах, Этель, если бы ты думала только о ценности душ, которые собираешься просвещать, ты бы не тратила
Вы тратите столько времени на то, чтобы одеться так, чтобы отвлечь внимание детей от уроков. Боюсь, в конце концов,
вы больше заботитесь о том, чтобы потешить собственное самолюбие,
чем о том, чтобы служить своему господину.
"Пойдём, Этель, ты готова?" — спросил мистер Далтон, открывая дверь. "У нас нет времени, если ты хочешь навестить больную до открытия школы."

«Мне жаль, что я не могу пойти с вами», — заметила тётя Доринда. «Я не сомневаюсь, что могла бы дать вам несколько ценных советов. А теперь, мистер Далтон, в своём обращении к детям не используйте длинные слова и не говорите слишком быстро».
 Будьте просты, прямолинейны и говорите в непринуждённой манере, а также приводите как можно больше примеров.
 «Ну, знаете, — сказала Этель, когда мистер Далтон с улыбкой закрыл дверь, — вы, должно быть, ей обязаны.  Я думаю, что история о том, как она давала советы президенту, правдива.  Держу пари, что так и было».

 «Она вполне на это способна», — заметил мистер Далтон с улыбкой.

"И самое лучшее, что она не хочет брать хоть чуть-чуть советов
из одного себя", - продолжила Этель. "Она всегда обижается, если таковые
один намекает, что она может сделать что-нибудь по-другому. Ей это не понравилось
это вовсе не потому, что Эмили сегодня утром сказал ей, что она будет более
удобный тонкий платье. Вы думаете, что я слишком одета,
Генри?"

"Почему, нет, я не вижу ничего плохого о тебе. Вы одеты как другие
молодые леди, не так ли? Только несколько скромнее, чем большинство из
них. Почему?

- Тетя Доринда говорит, что я должна снять пояс и надеть шляпку.

— Не обращай внимания на тётю Доринду, — сказал мистер Далтон с некоторым нетерпением. — У нас нет времени на пустяки.
Ты хочешь навестить свою больную перед школой, а я хочу убедиться, что в библиотеке всё в порядке.


Мистер Далтон оставил Этель у дома, где жила Кэтрин Ли, и отправился в школу.


Этель постояла пару минут в нерешительности. Она стеснялась незнакомцев, как маленький ребёнок, и ей казалось, что подняться по этой наружной лестнице и постучать в дверь, за которой она никогда не была, — это непосильная задача.

«Но они не могут причинить мне вреда, — подумала она, — а если они не хотят меня видеть, я могу уйти.  Я должна научиться не бояться всех подряд».
 Она поднялась по лестнице и постучала в дверь.  Это было
открыла несколько резковатая женщина средних лет, которая посмотрела на
Этель с выражением, которое достаточно ясно говорило: "Кто вы такая и
что вам здесь нужно?"

- Прошу прощения, - сказала Этель немного робко, но решив, что лучше всего говорить прямо, - я Этель Далтон, сестра мистера
Далтона, священника. - Я... Я... Я... Я... Я... Я... Я... Я... Я... Я... Я... Я... Я... Я... Я... Я... Я Этель Далтон, сестра мистера
Далтона, священника. Я слышал, что ваша сестра заболела, и принёс ей цветы из нашего сада.
"О," — сказала женщина, и её лицо немного расслабилось. "Проходите, пожалуйста.
Я поговорю с сестрой; думаю, ей будет приятно вас увидеть. Присаживайтесь."

Этель взял стул и сел, а женщина отправилась в соседнюю
номер. В настоящее время она вышла и спросила Этель ходить.

"Кэти не так хорошо, как обычно. Она чувствует перемены в погоде
, но она будет рада цветам".

Первое, что поразило Этель, была мебель в комнате, которая
была выполнена с превосходным вкусом, хотя и очень просто. Все было так аккуратно, как
руки могут это сделать. Следующим было встревоженное, измождённое лицо больной
девочки с блестящими, пустыми глазами, обращёнными к ней. Этель подошла к кровати.

«Боюсь, вы сочтете меня очень бесцеремонной, — сказала она, улыбаясь.
 — Но я слышала, что вы любите цветы, и поэтому принесла вам немного
из нашего сада.  Я могла бы попросить миссис Трим прийти и представить меня,
но у меня было всего несколько минут до начала занятий в воскресной школе,
поэтому я решила рискнуть и прийти одна».

«Я уверена, что они тебе очень идут, — сказала больная девочка, — правда, Мэри Энн? О, какие чудесные, чудесные цветы!»
 Этель почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы, когда она увидела, с каким восторгом Кэтрин смотрит на букет. «Я так рада, что они тебе нравятся», — просто сказала она.

«Присаживайся, — сказала Мэри Энн, протягивая ей стул, — вот сюда, где она сможет на тебя посмотреть! Нечасто она видит что-то такое красивое. Эти цветы в твоей шляпке почти такие же красивые, как настоящие!»
Никогда ещё комплимент не доставлял Этель такого удовольствия. «Твоя сестра уже давно больна, — сказала она.

«Почти два года, не так ли, Кэти?»

 «В следующем месяце будет два года с тех пор, как меня забрали, — сказала Кэти. — Но я не всё это время провела в постели.  Я могла сидеть до тех пор, пока мы не приехали сюда».

 «Значит, ты не всегда жила здесь?»

 «О нет!  Мы жили в Бернсвилле, пока мама не умерла». У нас был настоящий
Милый, красивый дом — не такой уж и роскошный. Это был всего лишь маленький коричневый домик, но он был уютным и комфортным, и, о, как же там было красиво! Из моего окна я могла видеть выход к реке, мельницу и маленькую церковную колокольню, возвышающуюся над деревьями, а ещё огромные кусты сирени, самых больших размеров, какие я только видела, — о, как же это было прекрасно!

«Нет смысла об этом говорить, — заметила Мэри Энн. — Теперь это не наше, и никогда не будет нашим!»
 «Должно быть, тебе здесь очень непривычно, — осмелилась сказать Этель;
 — хотя твои окна тоже очень красивые!»

«Да, могло быть и хуже, — ответила Кэти. — Если бы я только могла подойти к окну, я бы не жаловалась, но я ужасно устаю, лежа здесь одна день за днём. Видишь ли, Мэри Энн нужно идти в магазин в семь, и она почти каждый день возвращается домой только около семи. Соседи очень хорошие, особенно миссис Трим; но, в конце концов,
В доме довольно одиноко.

"Да, действительно, так и должно быть", - сказала Этель.

- Как я вижу, с этим ничего не поделаешь, - резко сказала Мэри Энн.
- Я должна зарабатывать на хлеб, одежду, огонь и плату за жилье для нас обоих.
мы, и я не могу заработать дома столько, сколько могу, работая в магазине.


- Где ты работаешь? - спросила Этель.

- У Смита и Робинсона. Они шьют всевозможное женское нижнее белье. У них
работает сотня девушек и тридцать станков работают постоянно.
Сначала мне казалось, что я сойду с ума от этого шума, но теперь я к нему
привык. Тем не менее я радуюсь, когда наступает воскресенье и
я могу сесть и побыть в тишине.

"А я нарушаю ваше спокойствие," — сказала Этель, вставая. "Вы должны
извинить меня за то, что я пришла в воскресенье."

"Никакого извинения не требуется," — ответила Мэри Энн. «Мне это не нравится»
по воскресеньям к нам сбегаются соседи и сплетничают обо всем на свете.
Меня так не воспитывали; но прийти и оказать кому-то такую любезность
- совсем другое дело. Если ты когда-нибудь придешь сюда в будний день и захочешь
заглянуть к Кэти, я уверен, она будет довольна; не так ли, Кэти?

"Да, действительно", - ответила Кэти; "но, возможно, барышня не
нравится. Видите ли, мы не можем принять вас сейчас так, как могли бы принять раньше",
добавила она извиняющимся тоном.

"Я понимаю", - сказала Этель. - Я с удовольствием приду, если ты захочешь.
я. Ты умеешь читать? - спросила она, пораженная внезапной мыслью.

"О, да. Я читал много когда я в лучшей форме,—и когда я
что-нибудь почитать".

"Потому что я подумала, что у вас может быть книга из библиотеки воскресной школы
", - объяснила Этель. "У нас есть несколько очень хороших книг, и я могу нарисовать их"
томик для вас, если вы скажете, что вам нравится".

"Мне больше всего нравятся книги о путешествиях и рассказы", - сказала Кэти.

«Что ж, я найду тебе хорошую книгу и постараюсь прийти и навестить тебя
очень скоро».

«Я уверена, что ты очень хорошая», — сказала Кэти. «Это будет то, чего
стоит ждать».

«Ты ведь не разочаруешь её, правда?» — спросила Мэри Энн, следуя за Этель
к двери. «Она будет думать о тебе всё время, пока ты не придёшь. Ты
просто зайдёшь в магазин и попросишь ключ, и тебе его дадут».

«Я приду, если смогу, можешь не сомневаться, — сказала Этель. — У твоей сестры есть врач?»

«Нет, в последнее время не было. Какое-то время у нас был доктор Браун». Говорят, он делал
чудесные исцеления на некоторых, но он никогда не делал Кэти ничего хорошего, и он сказал, что
ее нельзя вылечить. Мы заплатили ему больше ста долларов, и все это ни за что
и, что еще хуже, с тех пор, как он лечил ее, она никогда не чувствовала себя так хорошо, как сейчас
.

- Что ж, мне пора, иначе я опоздаю в школу. До свидания, мисс
Ли, я обязательно приду снова.


Тетя Доринда была на веранде, когда Этель ушла домой.

"Значит, ты все-таки не переоделась", - сказала она, зловеще нахмурившись.
"У меня не было времени, а Генри не счел это необходимым", - ответила она.

"У меня не было времени".
Этель: "и я была рада, что не сделала этого, потому что мисс Мэри Энн Ли сделала мне
комплимент", - добавила она, улыбаясь. "Она сказала, что это было так хорошо, как на картинке
для Кати ко мне".

"Без сомнения, такая похвала была очень ценной", - говорит тетя Доринда,
саркастично.

"Дело было не в комплименте", - сказала Этель. "Это было чувство, что бедный
Кэти была довольна и оживлена. В конце концов, ей, должно быть, приятно видеть что-то новое или красивое.

"Вы говорили с ней на религиозные темы?"

"Нет, — ответила Этель, — похоже, у неё не было на это времени. Я пробыла там всего несколько минут, и, кроме того, я была для неё совершенно чужой."

«Похоже, ты нашла время и смелость для праздных замечаний о нарядах», —
сурово сказала тётя Доринда. «Этель, ты очень ошибаешься — ты во многом виновата.
Предположим, что бедная девушка умрёт до того, как ты увидишь её снова, — её кровь может пасть на твою голову».

Этель очень болезненно воспринимала критику. Она покраснела, и в её глазах заблестели слёзы. «Но, тётя, как я могла? Я никогда раньше её не видела и совсем не знала, что она чувствует».

 «Разве ты не могла спросить её, христианка ли она?»

 «Мне бы не хотелось этого делать».

 «Не хотелось бы! Как будто желание имеет к этому какое-то отношение!» О чём вы говорили?
 «Мы почти не разговаривали, — ответила Этель.  Кэти рассказала мне о месте, где они раньше жили за городом, а Мэри Энн — о своей работе и сестре.  Мне не хотелось задерживаться.  Я думала, что они
Они предпочли провести воскресенье в одиночестве. Они, казалось, были рады меня видеть, и я пообещал, что скоро зайду снова. Я отправил ей книгу из библиотеки с одним из детей, так как она сказала, что любит читать.

«Что ж, теперь ничего не поделаешь, но я должна сказать, что ты поступила очень плохо — действительно, очень плохо, — ответила тётя Доринда с нажимом. — Сплетничала о деревне, о работе и о новых шляпках в этот святой день, когда на кону стояло спасение бессмертной души. Я думала, ты называешь себя христианкой, Этель, но если это так…»
Что касается плодов вашей религии, то, должен сказать, я думаю, вам нужно пересмотреть основы вашей надежды и убедиться, что вы не строите на зыбком фундаменте ошибочной уверенности. Должен сказать, что пока я не увидел в вас ничего, что заставило бы меня поверить в вашу искренность. Истинный христианин смиренен и готов учиться, а также всегда готов замолвить словечко за своего Господа. Разве вы не знаете, что если вам стыдно за него, то и ему будет стыдно за вас? И тебе, должно быть, стыдно за него, иначе ты бы не отвергла его, как, похоже, сделала сегодня днём.

Как я уже говорил, Этель от природы была чувствительна к обвинениям. Она была
не очень сильная, и она оба устали и проголодались, так что это возможно
ничего удивительного, что она разрыдалась и убежала в комнату,
очень сильно расстроен и очень недоволен. Она сидела у своего
окна в очень безутешном расположении духа, когда вошла Эмили и
нашла ее, и постепенно вытянула из нее историю о лекции тети Доринды
.

«Не обращай на неё внимания, — успокаивающе сказала Эмили. — Это всего лишь тётя Доринда, ты же знаешь! Я не думаю, что ты сделал что-то плохое. Ты не мог напасть на неё»
бедняжка все сразу в ту сторону; и если вы это сделали, это
десять против одного, что бы ей было противно, и не желает
снова вас видеть".

- Я так и думала, - сказала Этель, - но я не знаю. Я чувствую себя
почему-то ужасно обескураженной. Не понимаю, почему тетя Доринда должна так со мной разговаривать
если только я не виновата!

«Потому что ты не последовала её совету насчёт платья», — проницательно ответила Эмили.
 «Будь уверена, если бы ты сняла этот злополучный синий пояс, тётя Доринда не нашла бы ничего плохого в твоём христианском
характер. Я давно её знаю. Ну же, не думай больше об этом.
Ложись, я пришлю тебе ужин и чашечку хорошего кофе, и ты сможешь приятно провести время за чтением и отдыхом.
"Где музыкантша?" — спросил доктор Рэй, когда объявили об ужине.

"Лежит в своей комнате. Я сказал ей, что пришлю ей ужин. Она очень устала и неважно себя чувствует.
«Думаю, она слишком много работает по воскресеньям, — сказал доктор.
Мне придётся взять её под контроль».

«Полагаю, она плакала и стесняется показываться на людях!» — сказала
мисс Этвуд.

"Ну, тетя Доринда, надеюсь, вы будете осторожны, как вы соединиться с сервером
Этель!" вернулась Эмили. "Она опустила руки, и ты причинил ей боль
чувства очень глубоко!"

- Вместо "чувств" читайте "характер"! - сказала мисс Этвуд.

«Когда это чьи-то чужие чувства, а не твои собственные!» — вмешался доктор. «Ну, ладно, вот и ужин. Пошлите Этель что-нибудь приятное, а я пока поднимусь и посмотрю, как она там».
 После долгого отдыха и чашки кофе Этель смогла встать и одеться к вечерней службе — полное доказательство для тёти
Ум Доринда, что ее волнение исходил из нравом и заслужил
обличение и исправление, а не сочувствие.

"Ах, боже мой! Я "устала"! - сказала Этель, бросаясь на диван после своего возвращения.
 "Как было жарко!"

"Тогда зачем вы пошли?" - коротко спросила мисс Этвуд.

«Из-за игры на органе, тётя Доринда, — ответила Этель. —
Я же органистка, знаете ли. Генри, ты заметил, что мистер и миссис Бегг были в часовне?»

 «Надеюсь, мистеру Далтону есть о чём подумать, кроме того, кто пришёл в церковь!» — строго сказала мисс Этвуд. «Хотя я знаю, что многие священники так поступают».

«Не думаю, что я выше этого, мисс Этвуд, и прошу меня извинить, но я не понимаю, почему я должен быть выше этого. Мне, естественно, интересно, регулярно ли мои люди посещают церковь и привлекают ли они к этому других. В данном случае мне это особенно интересно, потому что Бегги — римско-католическая семья, чьи дети ходят в воскресную школу. Вы уверены, что они были там, Этель?»

«О да. Они пришли поздно и сели совсем рядом с дверью. Я бы, наверное, их не заметил, если бы мистер Бегг не спел последний гимн.
Я бы хотел, чтобы он приходил почаще. У него такой великолепный бас
голос, и мы слабы в мужские голоса. Я думаю, что вы бы
заметил его пение".

"И это 'что' все вы думаете, Этель? Вот бедный грешник, приходи
ищущий истину, и все, о чем ты думаешь, это о том, что ты хочешь, чтобы он приходил постоянно
не для того, чтобы он мог услышать и спастись, а потому, что он
у него прекрасный басовитый голос."

Этель не знала, что сказать. Она не привыкла к тому, что её опекают так, как это делает
тётя Доринда. Она была очень рада видеть в церкви доброго мясника и его жену, и на то было много причин; и неудивительно, что, будучи ответственной за музыку и чувствуя всю
Как ответственная молодая органистка, она должна радоваться любому возможному пополнению в своём оркестре.


"Я так и не успел спросить вас, как вы нашли свою больную девочку," — сказал мистер Далтон, чтобы сменить тему.
 "Она была рада вас видеть?"

"О да, и очень обрадовалась цветам. Мне показалось, что её сестра сначала немного смутилась, как будто заподозрила меня в каких-то намерениях;
но она оттаяла и попросила меня прийти ещё раз. Я уверен, что у них интересная история, если бы только её знали.
"Вы не знаете, что с ней случилось?" — спросил доктор Рэй.

"Нет, конечно, я не мог спросить—"

— Я не понимаю, почему! — перебила мисс Этвуд.

 Этель показалось, что она поняла, но не обратила внимания на перебровку.

 — Вы не знаете, обращалась ли девушка за советом к кому-нибудь? — спросил доктор Рэй.

 — Мэри Энн сказала, что они заплатили доктору Брауну больше ста долларов, но он не помог ей и сказал, что её нельзя вылечить.

— Осмелюсь предположить, — снова заговорил доктор. — Интересно, сколько денег этот наглый шарлатан уводит у бедняков в этом городе. Если ты пойдёшь туда снова, Этель, можешь передать девушке, что я приду навестить её, если она не против. По крайней мере, я мог бы научить её, как справляться с трудностями.
себя лучше, и делая себя более комфортно. Они не нуждаются в виду
об оплате. Я не буду просить их что-нибудь,—по крайней мере, пока я не вижу
что я могу сделать ей что-нибудь хорошее."

"Я уверена, что ты очень хороший, брат", - с благодарностью сказала Этель.

"Ни капельки", - упрямо ответил доктор. "Это все научное"
"любопытство".


Шли дни, и стало очевидно, что тётя Доринда не собирается прощать Этель за то, что та пренебрегла её советами, а точнее, приказами.
 На самом деле это было преступление, которое тётя Доринда не могла простить. Она придерживалась весьма либеральных взглядов на многие вещи,
и выступала за свободу мысли и действий; но на практике
она считала, что люди должны использовать свою свободу мысли и действий
только в том направлении, которое она считала правильным. Она
проявляла большое презрение к предрассудкам; но если она сама придерживалась какого-то предрассудка,
ничто на свете не могло убедить её в том, что она ошибается. Она
решила, что Этель тщеславна, мирская и вспыльчива, и намеревалась, как она сама выразилась, излечить её от этих недостатков, а если та заблуждается на свой счёт, то дать ей это понять.

 Через два или три дня после того злополучного воскресенья она вошла в комнату Этель
Когда она готовилась ко сну, то объявила, что пришла для серьёзного разговора, и начала с того, что торжественно спросила Этель, считает ли та себя христианкой.

"Да, тётя, надеюсь, что да! Почему вы спрашиваете?"

«Потому что, по правде говоря, Этель, — а я всегда говорю правду, не обращая внимания на так называемые „чувства“ людей» (строгий акцент на слове «чувства»), — «я не вижу в твоём поведении ничего, что могло бы заставить меня так думать. Я хочу, чтобы ты начала и рассказала мне о своём опыте с самого начала, чтобы я мог судить, действительно ли ты обратилась».

«Не думаю, что смогла бы, тётя Доринда!» — сказала Этель, очень расстроенная.
 «Я никогда ни с кем не делилась своими чувствами, только с Джульеттой и Генри. Я бы не знала, с чего начать».
«Как я и предполагала!» — ответила тётя Доринда.  «Никакой ясности! Никакой определённости!» Не желаешь говорить ни слова на религиозные темы, хотя обо всём остальном можешь болтать без умолку.
"Но, тётя Доринда..."

"А теперь позволь мне устроить тебе несколько практических "испытаний"! — продолжила мисс Этвуд.
"Готова ли ты отказаться от всего, что тебе дорого, если тебя об этом попросят? Например, как ты думаешь, достаточно ли у тебя благородства
«Готовы ли вы быть слепыми или беспомощными, если Господь сочтет это нужным?»
 «Я не знаю, тетя Доринда.  Я никогда об этом не задумывалась!»
 «Или возьмем другой пример, который ближе к реальности, —
 продолжила мисс Этвуд. — Я вижу, что ты безмерно любишь наряжаться. Готовы ли вы пожертвовать всем этим и одеваться так же просто, как я?
"Думаю, я смогла бы, если бы понимала, что это мой долг," — сказала Этель.
"Но, тётя Доринда, я не думаю, что мне очень нравится одеваться."

"Конечно, нет. Это часть самообмана, который
застилает вам глаза и не позволяет увидеть ваше истинное положение! — возразила тётя Доринда.
с триумфом. «Ты любишь своё платье больше, чем интересы королевства твоего господина, больше, чем погибающие души, и всё же ты говоришь, что оно тебе не нравится. Ты готова была бы оставить всё, что у тебя есть в этой стране, и отправиться миссионером к язычникам?»

Мы, те, кто следил за Этель на этих страницах, знаем, что быть миссионером было самым искренним желанием её сердца. Но это желание было для неё самым сокровенным, и она могла рассказать о нём только тому
Другу, который знал самые потаённые уголки её души. Казалось, что
Ей показалось вполне вероятным, что она должна обсудить этот вопрос с тётей
Дориндой, из всех людей на свете! Она покраснела и замолчала.

"Вот видишь, ты не можешь пройти ни одно из этих "испытаний"! — сказала мисс
Этвуд. "Я могла бы привести тебе ещё много примеров, но я уверена, что к этому времени ты уже должна была понять своё истинное положение. Я подозревал это с самого начала, и я полон решимости
что я, по крайней мере, буду верен тебе. Разве ты не "видишь"
теперь, Этель, что ты не христианка? Ответьте мне!

"Тетя Доринда, я бы хотела, чтобы вы, пожалуйста, ушли и оставили меня наедине с собой"
"я сама с собой!" - сказала Этель, доведенная до отчаяния. "Я вообще вас не понимаю
все, и я не думаю, что вы понимаете меня!

- Конечно, вы думаете, что я вас не понимаю, - сказала мисс Этвуд, вставая.
- Это всегда крик. Мне жаль, что вам показать такой характер и
дух, Этель; но можно видеть в них очередное подтверждение истины
то, что я только что сказал вам. Если бы ваши чувства были правильными, вы бы
с радостью приняли упрек. Вы можете обманывать себя, занимаясь воскресной школой и другими подобными делами, но всё это хуже, чем бесполезно, если только вы не истинный христианин. Я сейчас уйду, но не оставлю эту тему.


Несколько дней Этель была очень несчастна.

 Тётя Доринда не упускала возможности выразить словами и намёками своё мнение об истинном положении дел у Этель. Бедная Этель не могла сделать ничего правильно, и каждое её мнение или чувство, которое она осмеливалась высказать, встречало
сарказм, упрёк или прямое противоречие. Ей казалось, что мисс
 Этвуд получает особое удовольствие, поднимая неприятные темы и пренебрежительно или свысока отзываясь обо всём, что она ценила больше всего. Церковь Этель, друзья Этель, увлечения Этель — всё это было предметом насмешек. И если Этель проявляла хоть малейшее
К её досаде, это было воспринято как новое доказательство её самообмана или лицемерия.

 И эти внешние раздражители были не самой худшей частью её испытаний.  Она всегда была склонна придавать слишком большое значение мнению других.
Она действительно начала серьёзно сомневаться в том, что имеет право на надежду, которую лелеяла.  Она с величайшей тщательностью анализировала своё поведение и чувства. Действительно ли она
готова ослепнуть, или оглохнуть, или подвергнуться любому из тех испытаний, о которых говорила мисс Этвуд?  Было ли её желание стать миссионером
Было ли это искренним проявлением божественной любви или всего лишь желанием поехать с братом? Согласилась бы она поехать на какую-нибудь станцию вдали от брата, к незнакомым людям? Она мучила себя множеством подобных вопросов, и чем больше она смотрела на себя, тем больше запутывалась и терялась в догадках.

Если бы Генри был дома, он мог бы ей помочь, но он уехал из города на несколько дней. Эмили была далека от выздоровления, и Этель знала, что в таком состоянии её не стоит беспокоить. Доктор Рэй был занят больше обычного, и, кроме того, Этель чувствовала, что он сам
доли раздражения, вызванного присутствием тети Доринды, было достаточно,
чтобы он мог это вынести. Так она шла в темноте, насколько это было возможно, очень
несчастна, и очень сильно сомневаетесь в том, что она должна делать.

"Этель, почему бы тебе не воспользоваться случаем и не съездить навестить свою больную
девочку?" - спросила Эмили в один приятный день. «Тети Доринды нет дома, так что она не предложит тебе пойти с ней».
Этель довольно грустно улыбнулась.

"Я знаю, что с ней непросто, дорогая," — сказала Эмили, поглаживая руку сестры и говоря тем особенно нежным голосом, который Этель всегда
нашел таким успокаивающим. - Я вижу, что она доставляет тебе очень много
неудобств; но не бери в голову, — она не задержится надолго, и мы просто должны
использовать ее как "средство облагодетельствования", как говаривала твоя дорогая матушка, — то есть
все."

"Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, Эмили", - сказала Этель. "Правильно ли это?"
смотреть на недостатки других людей как на посланные нам для улучшения?"

«Это не совсем моя идея — что они посланы для нашего совершенствования.
Но вы согласитесь, моя дорогая, что на нас так или иначе должны влиять недостатки тех, с кем мы живём. Если мы позволим им раздражать и беспокоить нас, и
Если они заставляют нас роптать и терять терпение, то мы становимся хуже из-за них. Но если мы пытаемся относиться к ним с терпением и мягкостью, если мы стараемся не делать ничего, что могло бы их спровоцировать, а когда мы раздражены, то сдерживаем свой гнев и проверяем, не виноваты ли мы сами, — то почему тогда мы становимся лучше из-за них? А то, что делает нас лучше, — это средство благодати, не так ли?

- Понятно, - ответила Этель; "но это, кажется, не очень лестно для
заинтересованного лица".

"Мы можем вспомнить, что другие, скорее всего, делает то же на нас!"
- сказала Эмили, улыбаясь. - Но ты думаешь, что поедешь навестить Кэти этим вечером?
«Во второй половине дня?»
 «Да, думаю, что да.  Я пообещала прийти, и она, кажется, обрадовалась
возможности снова меня увидеть».

 «Тогда не могла бы ты отнести ей эту бутылочку с лавандовой водой, с моей любовью?  Я специально для неё её купила».

 «О, большое тебе спасибо!» — воскликнула Этель. «Я как раз об этом и думал, но потратил последние гроши из своего пособия на открытки и билеты для своих малышей. Я тоже возьму ей цветов; ей очень понравились те, что ты прислал ей раньше».
 «Ты мог бы подарить ей одну из тех новых гераней, если не против».
загрузить!" воскликнула Эмили. "Они полны бутоны, и будут хорошо цвести в
дома".

"И она имеет приятный восточное окно", - сказала Этель. "Могу я взять твою большую
корзину? В нее поместится все, и цветы будут свежее, чем
если бы я несла их в руках".


По дороге Этель зашла к миссис Трим, чтобы сообщить ей, что они нашли учительницу для кружка вязания.
Лев, как обычно, лежал у ворот, но Этель уже не боялась его, а он, в свою очередь, решил, что ей можно доверять. Этель обнаружила, что окна закрыты, а дверь заперта. Миссис Трим явно не было дома
Она вернулась домой и отправилась навестить Кэтрин Ли. Она обнаружила, что дверь заперта, и вспомнила, как Мэри Энн сказала ей, что ключ можно найти в магазине внизу. Она спустилась и попросила у молодой девушки, которая читала за прилавком брошюру в жёлтом переплёте, ключ от комнаты мисс Ли. Девушка отложила книгу и окинула Этель взглядом с головы до ног, прежде чем соизволила ответить.

«Ключ висит за дверью, совсем рядом с тобой», — сказала она наконец.
 «Ты подруга Ли?»
 «Да, мисс Ли знала, что я приду», — ответила Этель.

«Полагаю, вы одна из учительниц в этой новой воскресной школе?»
продолжила молодая женщина. «Что ж, можете взять ключ и оставить его здесь, когда будете уходить. Полагаю, Мэри Энн Ли будет важничать как никогда, теперь, когда её навещает кто-то с другой стороны».
Этель решила, что это милое замечание не требует ответа. Она взяла
ключ и поднялась наверх, при этом молодая женщина заметила, как бы обращаясь к обществу
в целом, что она "не хотела, чтобы какие-нибудь учителя воскресной школы приставали
к "ней"".

Когда Этель открыла дверь, она услышала слабый стон из спальни,
и через мгновение раздался голос Кэти: «Кто там?
О, пожалуйста, принесите мне воды!»
Этель поспешила к кровати.

"О, мисс Милтон, это вы? Я думала, это миссис Трим!" — сказала
Кэти, которая, очевидно, испытывала сильную боль. "Я опрокинула свой
кувшин с водой и, пытаясь спасти его, повредила ногу; и, о боже, я
в таком отчаянии!"

"Что я могу для вас сделать?" - спросила Этель. "Сначала вам, конечно, нужно воды.
"Где вы ее берете?" - спросила она. "Где вы ее берете?"

- У колодца, вон там, возле таверны, — ты можешь видеть его из окна.;
но это неважно. Возможно, миссис Трим или кто-то другой скоро придут.

Этель выглянула в окно. Колодец находился недалеко от двери таверны,
и несколько фермеров и погонщиков стояли около него, ожидая
своей очереди наполнить ведра. Десять минут назад Этель
не хватило бы мужества встретиться с ними лицом к лицу; и даже сейчас она чувствовала, как у нее
замирает сердце; но тогда Кэти страдала из-за воды.

«Я пойду принесу тебе немного», — сказала она и, взяв маленькое ведёрко, спустилась по лестнице и перешла дорогу к насосу.

 «Не могли бы вы набрать мне воды?» — спросила она, коснувшись руки одного из мужчин, чтобы привлечь его внимание.

«Мисс!» — сказал мужчина, вздрогнув от неожиданности и обернувшись. Он посмотрел на Этель так, словно она свалилась с другой планеты.

[Иллюстрация: _Суд над Этель._ «Не могли бы вы набрать мне воды?»]

Она была одета довольно просто, но в её внешности всегда было что-то удивительно элегантное, а из-за лёгкого замешательства она выглядела ещё красивее, чем обычно.

«Там есть бедная больная девушка, которой нужна свежая вода, а ей некому её принести, — объяснила Этель, чувствуя, что её появление должно быть чем-то объяснено.  — Я буду вам очень признательна, если вы накачаете для меня воду».

Возница не только накачал воду, но и настоял на том, чтобы донести её до дома Этель.


Когда Этель отвернулась, она услышала, как кто-то сказал: «Ну и ну, это самая красивая девушка, которую я видел за последнее время!»
 «И к тому же настоящая леди — это видно каждому», — заметил другой.  «Интересно, кто она такая?»


Кэти пили воду, как будто она была три дня в пустыню; и
Этель стал обдумывать, что делать дальше, когда она увидела, как огорчено
бедняжка выглядела.

"Могу я сделать для вас что-нибудь еще? Кажется, вам так больно".

"Это моя нога", - сказала Кэти. "Я подвернула ее, и она распухла, и
Бинты слишком тугие. Если вы позовёте миссис Трим, она разбинтует рану и положит на неё влажную ткань.
"Миссис Трим нет дома," — сказала Этель. А затем, с большим усилием:
"Разве я не могу сделать то, что нужно? У меня нет опыта, но вы могли бы объяснить мне, как это делается."

"О, моя дорогая, если бы ты могла! Но нет, я не буду тебя просить." Ты не привыкла
заниматься такими вещами, но, думаю, я смогу продержаться, пока не придёт миссис Трим.
Но не успела она договорить, как по её лицу пробежала судорога, оно
побагровело от боли, и она невольно вскрикнула.

Никогда ещё не было более искренней молитвы, чем та короткая, которая прозвучала
В тот момент Этель в глубине души взмолилась:

 «Господи, помоги мне поступить правильно!»
Затем она решительно сказала:

 «Кэти, лучше дай мне попробовать, что я могу сделать. Ты же знаешь, что можешь мне сказать!»

Кэти больше не возражала, и Этель сняла повязку с ноги и начала разматывать бинты. Ее мужество и сила почти покинули ее в этот критический момент;
но она ухитрилась плеснуть себе в лицо холодной водой
, смачивая бинты, и, наконец, задача была выполнена.

- Ну вот, я уже чувствую себя лучше! - сказала Кэти, откидываясь на спинку стула. - Как мне тебя отблагодарить?
Но, о, я так слаба! - Воскликнула она. - Как мне тебя отблагодарить?

Этель вспомнила о лавандовой воде и, достав ее, умыла
Лицо и руки Кэти и с удовольствием увидела, что через несколько минут к ней вернулся румянец
.

"О, как это мило! Что это?" - спросила Кэти.

"Лавандовая вода. Моя сестра прислала тебе полный флакон с ней, с любовью,
и вот эту герань. Она подумала, что тебе захочется увидеть, как он зацветёт.
«Поставь его на окно, пожалуйста. Я посмотрю на него попозже», — сказала
Кэти. «Я люблю цветы, но сейчас я не могу ничего делать, кроме как отдыхать».

Этель прекрасно это видела. Она смочила платок Кэти водой из
Она надушилась, а затем тихо обошла комнату, поставила цветы в воду и привела комнату в порядок. Затем она вернулась и села у кровати.

Кэти, казалось, погрузилась в сон, но вскоре она открыла глаза и посмотрела на Этель.

"Как же хорошо ты выглядишь!" — сказала она с выражением томного удовольствия. "Всё такое свежее и опрятное. С твоей стороны было очень мило приехать сюда в такую жару, чтобы навестить меня!
"Я не очень-то жалуюсь на жару," — ответила Этель. "Я очень рада, что приехала. Тебе стало легче, не так ли?"

"О да, намного легче, но я хочу спать. Вы умеете петь, мисс Далтон?"

"Да", - ответила Этель, предвосхищая просьбу. "Хотите, чтобы я спела для вас?"
"Я была бы очень рада, если бы вы согласились." "Да", - ответила Этель."

"Я была бы очень рада, если бы вы согласились. Когда-то я пела, и мама тоже.;
но Мэри Энн не умеет.

Этель вряд ли понимала, что побудило ее сделать этот выбор, но она спела
"Подумай о лилиях" Топлиффа.

Кэти лежала и слушала, а когда Этель закончила, увидела, что по щекам больной девушки текут слёзы.


"Я никогда раньше не слышала эту песню, но часто повторяла её про себя, особенно с тех пор, как ты принесла цветы в воскресенье!" — сказала она. "Я
Жаль, что Мэри Энн тебя не слышит. Она настоящая христианка, я думаю, но
она не находит в своей религии такого утешения, как я, и, как мне кажется, не должна его находить. Но я могу сказать тебе, что иногда верить действительно трудно.
"Да, это так," — сказала Этель. "Даже я это знаю, и, конечно, тебе должно быть ещё труднее, потому что тебе приходится так много терпеть."

«Ну, я не знаю, что и сказать, — ответила Кэти. — Я думаю, что, когда Господь посылает бремя, он посылает и веру, чтобы мы могли его нести, и не были сломлены. Раньше я была настоящей оторвой — оторвой, я
Я имею в виду бег, прогулки и скалолазание. Раньше я была по-настоящему
рада возможности проходить по несколько миль за раз. Тогда я бы ни за что не поверила,
что смогу выдержать заточение здесь, но, как видите, могу.
 «Думаешь, помощь приходит вместе с испытанием?» — спросила Этель, думая об испытаниях тёти
 Доринды и о собственном замешательстве. «На днях одна дама спросила меня, достаточно ли у меня веры, чтобы согласиться на слепоту, и меня забеспокоило, что я не могу ей ответить».
 «Я бы назвала это проблемой с заимствованием», — заметила Кэти.  «Пока у тебя есть
веры достаточно, чтобы быть готовым делать и переносить то, что происходит каждый день,
почему вы должны беспокоиться о том, что может никогда не произойти? Благодать придет
когда это будет необходимо. Когда Господь дал своему народу манну для одного
день пищу, он не хотел им быть тревожным из-за страха они должны
перестать это делать".

- Я могла бы подумать об этом, - сказала Этель. "Я так рад, Кэти, что
ты так чувствуешь; мне приятно это слышать. Может, мне спеть еще раз?"

"Спой, если не устала. Знаете ли вы старый методистский гимн, начинающийся:

 "Придите, братья мои, давайте попробуем
 В течение небольшого сезона"?

"Я не думаю, что вы делаете, если: мать пела ее, и я должен
люблю, чтобы услышать его снова".

Этель действительно знала причудливую, печальную мелодию и грубые слова старого гимна,
и она пропела его до конца.

"Я думаю, именно так и следует поступать, — заметила Кэти, - смотреть на Господа,
и не слишком много на самих себя. Я слышал, как люди, в том числе священники, говорили о том, что мы смиряемся, когда видим свои грехи. Но мне кажется, что одно лишь осознание любви Господа к нам делает нас по-настоящему смиренными и верными, а не заставляет вечно смотреть на свои грехи. Не кто ли это поднимается по лестнице?

Этель вышла в приемную и встретила в дверях доктора Рэя.

- Итак, я нашел вас? - сказал он. "Эмили сказала мне, что ты здесь, и я
подумала, что позвоню и отвезу тебя домой. Как твоя пациентка?"

"Она очень страдала, но ей лучше", - сказала Этель.
- Может, мне спросить ее, примет ли она вас?

«Если хочешь».
 «Мой брат, доктор Рэй, здесь, — сказала Этель, входя в комнату Кэти.
 — Он позвал меня и хочет знать, не хочешь ли ты с ним встретиться».

 «Я бы хотела, — ответила Кэти, явно смутившись. — Но, думаю, его время дорого стоит!»

«Не обращай внимания, — сказал сам доктор, услышав это замечание.
 — Назовём это дружеским визитом».
 Манера поведения доктора Рэя, несмотря на его прямолинейность, внушала доверие.  Кэти легко удалось уговорить рассказать всю историю её болезни.  Её проблема возникла из-за травмы.

«Никогда ещё мне не было так плохо, как после того, как доктор Браун меня вылечил. Он был уверен, что сможет меня вылечить, и ужасно мучил меня своими процедурами.
Но мне становилось всё хуже и хуже, и в конце концов, когда у нас закончились деньги, он сказал, что больше нет смысла пытаться. Что касается меня, то я бы хотел, чтобы он
ещё не началось; но, как я и сказал Мэри Энн, мы поступили наилучшим образом, и это всё, что мы могли сделать.
"Именно так," — сказал доктор Рэй. "Позвольте мне взглянуть на вашу ногу? Этель, дорогая, иди в другую комнату."

"Сегодня днём было очень плохо," — заметила Кэти, когда Этель вышла. «Я чуть с ума не сошёл от боли, когда твоя сестра пришла в первый раз, но она приложила к ране мокрую тряпку и заново всё перевязала, так что теперь всё в порядке. Мне не хотелось её беспокоить, но я был рад, что она это сделала, могу тебе сказать».
Доктор удивлённо присвистнул, но ничего не сказал. Он
посмотрел на ножку и сделал это снова. Кэти нетерпеливо посмотрела на него.

"Что ж, я должен увидеть тебя снова и поговорить о тебе с твоей сестрой,
прежде чем я смогу сказать наверняка; но я думаю, это можно вылечить. Об одной вещи
Я уверен: очень скоро вам станет намного комфортнее, и
одно из ваших худших раздражений может быть устранено напрямую. Я пришлю наверх
что-нибудь для приправы, сегодня вечером, с надлежащими указаниями; и, поскольку
Возможно, я не смогу прийти, когда она будет дома. Я бы хотел, чтобы ваша сестра зашла ко мне в кабинет завтра в полдень.
Кэти пробормотала что-то в знак благодарности, но её слова были очень сбивчивыми.
Я всё понял и принял.

"Не зацикливайтесь на том, что я сказал о вашем выздоровлении," — сказал доктор.
Рэй на прощание. "Я совершенно уверен, что вам может помочь. Что касается остального,
вы должны надеяться и молиться: осмелюсь сказать, вы умеете и то, и другое. Этель придёт и снова вас навестит. Вы можете принести друг другу много пользы. Пойдём,
Этель, дорогая моя, нам пора домой. Эмили будет нас ждать.

ГЛАВА XVII.

ТЁТЯ ДОРИНДА УДИВЛЕНА.

"Так ты думаешь, что Кэти можно вылечить?" — спросила Этель, когда они ехали домой.

"Я, конечно, не совсем уверен, но думаю, что да," — ответил доктор. "Это
Это будет непросто, и, возможно, у меня ничего не получится, но я намерен попытаться. Интересно, согласится ли она поехать в больницу.
Так для неё будет гораздо лучше. Ей ужасно тяжело лежать там одной весь день; она может причинить себе вред, как это случилось сегодня, и, возможно, за минуту свести на нет всё, что можно сделать для неё за месяц.

«Так было бы лучше, но сёстрам будет тяжело разлучиться», — сказала Этель.  «Мэри Энн, кажется, относится к Кэти скорее как к ребёнку, чем как к сестре».
 «Она ведь намного старше Кэтрин, не так ли?»

- О да! Я бы сказал, что ей было около сорока, но, возможно, она не так стара, как
выглядит.

"Видите ли, они и так почти все время разлучены", - заметил
доктор. "Мэри Энн весь день отсутствует. Смею сказать, они не
живут очень обильно".

"Я думаю, нет, от того, что я увидел сегодня", - сказала Этель. «Я пошла в их кладовую, чтобы найти стакан. Там было очень чисто, но, похоже, почти ничего не было из еды».
«А девочке в первую очередь нужна питательная пища. Что ж, посмотрим, что можно сделать. Дорогая, как ты вообще нашла в себе смелость играть в доктора?»

"Я не находила его, брат, его мне подарили", - тихо сказала Этель.
"Я бы и сама не поверила в это. " Конечно, Кэти сказала мне
что делать, и я не хотел видеть, как она так страдает, когда я был в состоянии
помочь ей ".

"Я всегда говорил, что в тебе есть что-то такое, - заметил доктор, - но
Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь выходил из себя так, как ты в последнее время. Мне доставляет огромное
удовольствие видеть, как моя маленькая девочка превращается в женщину.
 «Или как твоя цыпочка превращается в суровую старую курицу», — сказала Этель, смеясь, чтобы избавиться от кома в горле, который грозил перерасти в
поток слез. "Я смогу заявить о себе так же независимо, как
Тетя Доринда, прежде чем закончу".

"Надеюсь, что нет!" - воскликнул доктор. "Одной такой, как она, достаточно для семьи".

Этель поднялась в свою комнату и спустилась вниз, выглядя очень спокойной и счастливой,
и снова похожей на саму себя.

"Как ты нашла свою подругу?" - спросила тетя Доринда.

"Она была очень страдает, когда я вошел, но я оставил ее совсем
комфортно", - ответила Этель. "Мэтью заходил навестить ее, и он думает, что
ей, возможно, очень помогли, если не вылечили".

"У вас был с ней какой-нибудь религиозный разговор на этот раз?"

"Да, мы мило побеседовали. Я чувствую, что она сделала мне очень много
хорошего!"

"Я не понимаю, как вы, вероятно, сделать друг другу много хорошего, в том, что
линии", сказала тетя Доринда. "Не обманывайте себя, Этель. Не потакать
ложная надежда".

"Тетя Доринда, почему вы так со мной разговариваете?" - спросила Этель. "Почему
вы принимаете как должное, что я не христианка?"

"По плодам вы узнаете их", - пророчески сказала тетя Доринда.

"Возможно, вы не лучший знаток фруктов", - сказала Этель,
удивляясь собственной смелости. "Персик, возможно, самый лучший персик в мире.
мир, но если бы у вас было не в порядке пищеварение или вы заболели
желтухой, вы могли бы легко счесть фрукт безвкусным или горьким. У вас есть
я недолюбливаю по каким-то причинам,—я полагаю, потому что я не
подчиняться тебе о моем платье,—и я ничего не могу сделать это прямо в глаза.
Разве не возможно, что вина может быть в тебе, по крайней мере, в той же степени,
что и во мне?"

Тётя Доринда покраснела до корней волос, но, казалось, была слишком поражена, чтобы ответить.

"Осмелюсь сказать, что я часто бываю непоследовательной," — продолжила Этель довольно дрожащим голосом. "Но, право же, я не думаю, что я
в большей степени, чем вы или многие другие люди, в чьей искренности я никогда бы не усомнился. На днях вы спросили меня, согласился бы я стать слепым, и я сильно забеспокоился, потому что не мог ответить. Это меня очень расстроило. Но я говорил об этом с
Кэти, и мне кажется, что я стал видеть яснее. Кэти сказала, что пытаться применить такие тесты к самим себе — значит навлекать на себя беду, что если наши
Отец посылает такие испытания, чтобы ниспослать благодать, которая поможет их вынести. Она сказала, что никогда бы не поверила, что будет так рада лежать неподвижно
весь день, когда она носилась по полям и проходила по несколько миль за раз. И я уверена, что никогда бы не подумала, что смогу сделать то, что сделала сегодня. Если бы кто-нибудь спросил меня, я бы сказала, что это невозможно; но когда пришло время, появилась и помощь.
Тётя Доринда сидела, пристально глядя в сад.

"Надеюсь, я вас не обидела, тётя Доринда," — сказала Этель.
«Ты же знаешь, ты всегда говоришь, что тебе нравится прямота».
«Прямота — это одно, но... это ничего не значит», — сказала
тётя Доринда. «Ты первая, кто сказал мне, что я...»
предвзятая и непоследовательная. Ну, не говори больше ничего, дитя. Возможно, я не имею права жаловаться, но в моём возрасте тяжело, когда тебя упрекает такая девушка, как ты.
"Я не хотела вас упрекать, тётя Доринда; я просто хотела защитить себя."

"Лучше защищаться, не причиняя вреда другим людям!" — сказала
мисс Этвуд.

"Но это не всегда возможно", - возразила Этель. "И, право, мне очень жаль,
если я причинила вам боль. Но вы причинили мне жестокую боль!"

Появление доктора и миссис Рэй прервал разговор, много
Рельеф Этель.

Весь ужин мисс Этвуд была очень молчалива и рано удалилась в свою комнату.


"Что случилось с тётей Дориндой?" — спросила Эмили.

"Боюсь, я смертельно её обидела, — сказала Этель, — но она загнала меня в угол, а в таких обстоятельствах даже цыплята дерутся.
 Я сказала ей, что не считаю себя более непоследовательной, чем она. Она, казалось, была крайне удивлена и недоумевала, как кто-то мог подумать, что она непоследовательна!
"Без сомнения! Люди, которые гордятся тем, что всегда говорят то, что думают, редко терпят откровенность от других."

Весь следующий день мисс Этвуд вела себя с Этель очень холодно и отстранённо.
Она категорически отказалась участвовать в обсуждении
Кэтрин Ли и большую часть времени проводила в своей комнате,
писаря письма. На следующий день она объявила, что уезжает.

"Но не слишком ли это внезапно, тётя Доринда?"
"Да; я собиралась провести с вами большую часть лета, но изменила свои планы. Я вижу, что от меня здесь нет никакой пользы, а я не могу позволить себе тратить время на пустые визиты. Жизнь слишком коротка для этого!
 «Надеюсь, никто вас не обидел, тётушка», — сказал доктор.

«Никто меня не обидел. Я не из тех, кого можно обидеть!» — торжественно ответила мисс
Этвуд. «Когда я приехала, я надеялась, что смогу быть очень полезной для
Эмили и Этель — особенно для Этель, которая, как я надеялась, с юных лет будет легко поддаваться влиянию и вырастет полезной женщиной. Но
я вижу, что ничего не могу сделать. Этель помешана на одежде и тщеславии — короче говоря, на себе.
И всё, что я могу сказать, только подпитывает её самообман!
 «Мне кажется, ты очень несправедлива к Этель!» — сказала Эмили, очень раздосадованная этой атакой.  «Она не эгоистка — совсем нет. А что касается её
Поскольку она любит наряжаться, ей было нелегко научиться уделять этому должное внимание.
"Это все чепуха, Эмили! Думаешь, я не могу понять такую девушку, как
Этель?"

"Как ты думаешь, кто лучше понимает характер Этель — ее брат и сестра, которые всегда ее знали, или ты сама?"

«Что ж, мы не будем ссориться, раз уж я уезжаю», — сказала мисс Этвуд.
 «Может быть, я ошибаюсь насчёт Этель; я очень на это надеюсь. Я всегда любила тебя, Мэтью, и хотела любить твою жену и сестру, а они должны были любить меня. Но я не знаю, как это происходит. Вот твоя тётя
Сесилия, у которой в голове не наберется и дюжины ясных мыслей, — она вся такая мягкая и сладкая, как... как большая шарлотка с вишней! — сказала мисс Этвуд, не найдя подходящего сравнения.  — Я не хочу сказать, что она неискренняя, нехорошая и все такое, но что она собой представляет? Всё, что она делает, — это
красиво одевается, балует детей, вяжет крючком детские одеяльца,
вяжет детские носочки и раздаёт маленькие бесполезные подарки.
Не думаю, что она хоть раз проявила к кому-то столько же заботы, сколько я.
И всё же все рады её видеть и грустят, когда она уходит, — и
никому нет дела до того, что я уезжаю! — добавила мисс Этвуд, подозрительно подмигнув.
"Те самые люди, для которых я сделала больше всего, держались бы от меня подальше, если бы могли. Это очень тяжело, но, полагаю, ничего не поделаешь!"
"Я не знаю, в чём именно заключается очарование миссис Блэнд! — сказала Эмили.
"Но её манеры, безусловно, очень милы. Находиться с ней в одной комнате — это своего рода отдых. Она умеет проникать в чувства человека и понимать, чего он хочет. Возможно, она не очень оригинальна или глубока, но она очень добра и нежна.

"Ну, ну, я не хочу снова выслушивать ее похвалы. Я добивался того, что
Миссис Бланд выставляла меня моделью, пока она мне не надоела".

- Я не хотел выставлять ее перед вами в качестве модели, тетя.

- Но, тем не менее, вы считаете, что я должен брать с нее пример.

"Может быть, мы все берем пример от друга, в определенных
вещи," сказала Эмили, мягко говоря. «Ты могла бы многому научиться у тёти Сесилии, а она могла бы многому научиться у тебя. Что касается меня, я
хочу учиться у вас обеих».
«Что ж, осмелюсь сказать, что я неприятная, назойливая старуха», — ответила она.
Тётя Доринда в порыве откровенности. «Не знаю, но я слишком люблю давать советы, но трудно удержаться, когда видишь, что люди поступают неправильно. Может быть, я была слишком строга к Этель. У меня есть свои представления, и они кажутся мне правильными, и, согласно им, Этель во многом ошибается; но, возможно, я судила её поспешно, как ты и говоришь». Я не могу сделать людей такими, как я, и не думаю, что когда-нибудь смогу, но
я не злопамятен. Мэтью, я бы хотел, чтобы ты взял эти деньги и потратил их на ту хромую девушку по своему усмотрению; а это для
урока шитья Этель.

«О, тётя Доринда, как вы добры!» — воскликнула Эмили. «Но, пожалуйста, не уезжайте сейчас, иначе я подумаю, что вы на нас обиделись. Останьтесь хотя бы ещё на неделю».
После долгих уговоров мисс Этвуд согласилась, и эта неделя действительно была приятнее, чем все предыдущие, проведённые в компании тёти Доринды. Эмили и Этель старались уделять ей как можно больше внимания.


Этель попросила её сходить в школу шитья, и мисс Этвуд пошла.
Она не только не нашла ни одного недостатка, но и подарила каждому ребёнку в школе дешёвые, но полезные ножницы и большой торт.
Она пошла навестить Кэти Ли и долго с ней разговаривала. В ходе беседы она нашла способ оказать бедной девушке большую услугу.

"Ты вообще можешь работать?" — спросила мисс Этвуд.

"Я не умею шить, — ответила Кэти, — но я умею вязать крючком. Иногда я делаю лоскутное шитьё, но от этого у меня часто болит плечо."

«Ты умеешь хорошо вязать крючком, чтобы делать детские вещи?»
«О да, мэм! Я могу делать любую такую работу. Но камвольная ткань стоит денег, и я не хочу просить Мэри Энн купить её для меня, хотя знаю, что она бы сделала это в ту же минуту».

«Было бы здорово, если бы ты могла брать заказы в модных магазинах», —
заметила Этель.

"Я думал об этом; но мы здесь никого не знаем, а людям
может не понравиться доверять незнакомцу".

"Тетя Доринда, не могли бы вы посидеть здесь, пока я сбегаю поговорить с
Мэтти Мак-Генри на минуту?" - спросила Этель. "Я не надолго".

"Какая милая юная леди мисс Далтон!" воскликнула Кэти, когда Этель
пропал. «Она и эта мисс Бергерс приносят здесь много пользы».
 «Значит, вы считаете, что они оказывают положительное влияние?  Я рад это слышать».
 «О да, отличное влияние, особенно на молодых девушек.  У них такие приятные, сердечные манеры; и потом, они не вмешиваются без причины».
как это делают некоторые дамы».
Мисс Этвуд слегка поморщилась.

"Мэтти МакГенри стала совсем другой с тех пор, как начала ходить в воскресную школу. Я вижу, как сильно изменились её одежда и манеры;
и когда она приходит ко мне, то рассказывает о своих уроках шитья и о книгах, которые ей даёт мисс Бергерс, а не только о сплетнях и скандалах в округе. Она приносит мне свой урок по Библии, чтобы я помог ей найти ответы на вопросы, и я думаю, что она начинает проявлять настоящий интерес к религии.  Будет здорово, если она
втянута, потому что она лидер среди всех окружающих ее девушек и пользуется
большим влиянием.

"У вас был с ней какой-нибудь прямой религиозный разговор?" - спросила мисс
Этвуд.

"Только по мере того, как это росло из уроков. Я не думал, что это лучший вариант. Кажется, у нее
все получается так хорошо, что мне не хотелось рисковать и причинять
вред, вмешиваясь. Я могу сказать пару слов по поводу уроков, и она не встревожится.
Но если я начну говорить с ней лично, она может испугаться и больше не прийти. Она просто боготворит мисс Далтон и мисс Берджерс.

"Пожалуй, вы правы!" сказала Мисс Этвуд, вздыхая. "Как вы себя чувствуете
о лечении в больнице?"

"Сначала я не могла вынести мысли об этом, но теперь я начинаю
мириться", - ответила Кэти. "Я думаю, если будет окончательно решено, что
Я должна идти, я решусь на это — или пусть это решат за меня!
добавила она, улыбаясь.

"И как тебе это компенсировало?" - спросила мисс Этвуд.

"Ну, вообще-то я не нахожу особого смысла в том, чтобы пытаться заставить себя чувствовать себя в порядке"
"правильно смотреть на вещи", - ответила Кэти. "В большинстве случаев, чем больше я пытаюсь заставить
себя чувствовать милосердие, удовлетворенность или любовь, тем больше я не могу сделать
особенно после того, как я заболел. Но, кажется, я нашёл способ получше. Я рассказываю обо всём Господу и прошу его дать мне почувствовать то, что я должен чувствовать, а потом просто жду. И постепенно правильное чувство приходит само собой. Иногда я ложусь спать в таком плохом настроении, в каком только могу, а когда просыпаюсь утром, со мной всё в порядке.

"Как давно ты христианка, Кэти?" - спросила мисс Этвуд.

"Я уверена, что не знаю", - ответила Кэти. "Моя мать была одной из лучших
женщины, которые когда-либо жили, и была у меня первая-ставки учителя из воскресной школы.
Я всегда любила ходить в церковь и воскресную школу, читать Библию, и это как бы выросло вместе со мной. Я помню, как готовилась к урокам, идя через весь город в воскресную школу, — мечтательно продолжила Кэти. — Я шла вдоль канала довольно долго, а потом через лес, где росли большие сосны, которые, когда дул ветер, всегда говорили: «Тише!» Тише! И когда у меня было время, я садился под деревом и учил гимн или что-то в этом роде. Когда я закрываю глаза и повторяю некоторые из этих стихов,
Мне кажется, я слышу, как ветер шелестит в листве, как вода переливается через плотину, и чувствую запах леса. Иногда я
задумываюсь, будут ли такие места на небесах. Как вы думаете, будут? В Откровении говорится о реке воды жизни и древе жизни по
обеим сторонам реки.
 «Там будет всё самое лучшее и приятное для нас, в этом мы можем быть уверены», — сказала мисс Этвуд. Она пришла подготовленной, взяв с собой
несколько вариантов вопросов и текстов, с помощью которых она собиралась выяснить
Была ли Кэтрин Ли на самом деле христианкой? Но почему-то, слушая простые воспоминания и рассказы больной девушки, она забывала обо всём. Она чувствовала, что Кэти нравится говорить о своей деревенской жизни, и в кои-то веки была рада просто слушать и позволять своей собеседнице высказываться так, как ей хочется. Тем самым она показывала, что, хотя и учила других всю свою жизнь, она не совсем утратила то, что добрые и мудрые немцы называют «божественным искусством обучения».

— Боюсь, я заставила вас долго ждать, тётя, — сказала Этель.
извиняющимся тоном. "Мэтти так много говорят о ней ученые и другие
вопросы, которые я не мог уйти".

"У меня был такой хороший, что приезд тети", - сказала Кэти.
- Пожалуйста, приходите ко мне снова, мисс Этвуд. Я был бы так рад
видеть вас!


«Этель, — сказала мисс Этвуд после нескольких минут напряжённого молчания, — знаешь ли ты, что за всё время моих визитов к беднякам это первый раз, когда кто-то из них искренне попросил меня зайти ещё раз?»
Этель не знала, что ответить.

"И всё же я почти ничего ей не сказала," — задумчиво продолжила тётя Доринда.
«Я просто слушала и не перебивала её».
 «Возможно, в этом была причина», — осмелилась сказать Этель.  «Полагаю, всем иногда нравится, когда их слушают; а Кэти так часто остаётся одна, что ей нравится говорить, когда у неё есть такая возможность.  Вам не кажется, что она милая девушка, тётя?»
 «Я бы сказала, что она была одной из Божьих крошек», — ответила тётя
Доринда. "А какая другая сестра?"

"Я не так хорошо знаю Мэри Энн", - ответила Этель. "Она старше и более
сдержанна, и я думаю, что она склонна воспринимать все тяжелее,
чем Кэти; но я уверен, что она добрая христианка и очень
независимая. Мне понравилось, что она была полна решимости сама оплачивать хотя бы часть расходов на содержание Кэти в больнице.
"Да, это было правильно," — ответила мисс Этвуд. "Есть ли где-нибудь по пути домой магазин, где продают корсетные изделия, Этel?"

"О да, тетя Доринда, очень милая. Не хотите ли остановиться?" - спросил
Этель, сильно удивленная, что тетя Доринда, с ее ненавистью и презрением
к рукоделию, могла хотеть в магазине камвольных изделий.

"Да, я хочу кое-что купить". Мисс Этвуд, казалось, была не расположена к беседе.
Поэтому Этель шла молча, пока они не пришли на место.

«Вот и магазин, — сказала Этель. — Он не такой роскошный, как некоторые из тех, что за рекой, но у миссис Рэндалл есть всё самое лучшее, и она может рассказать вам всё, что вы хотите знать о выкройках, количестве и так далее. Она всегда готова ответить на вопросы».

"Так гораздо лучше", - сказала Мисс Этвуд. "Я ненавижу шоу, и мне нравится
у людей, понимаю их бизнес. Теперь, Этель, я хочу, чтобы ты выбрала
все необходимое для нескольких детских одеял и курточек и других
вещей из камваной ткани; и отправь все материалы Кэти. Я оставлю тебе
деньги, чтобы заплатить ей за изготовление, если ты сможешь узнать подходящую цену ".

- Миссис Рэндалл может нам все рассказать, - сказала Этель, обрадованная сверх всякой меры.
 - Как мило с вашей стороны, тетя Доринда! Это доставит нам столько удовольствия.

Тетя Доринда сидела рядом с изумительным терпением , пока Этель и миссис
Рэндалл обсуждала оттенки и узоры и даже снизошла до того, чтобы высказать своё мнение о двух разных стилях каймы.

 Миссис Рэндалл очень заинтересовалась историей Кэти и пообещала, что, если та справится с текущим заданием, даст ей столько работы, сколько она сможет выполнить.

"У меня есть прекрасный новый узор для шали, мисс Этель," — сказала она.
«Ты как-то говорила, что хотела бы сделать такой же большой, как у мисс Флеминг,
знаешь ли».
«Да, я знаю, — сказала Этель. Я действительно хотела сделать такой же для себя, но потратила деньги на другое, так что сейчас я не могу себе этого позволить».

Миссис Рэндалл многозначительно улыбнулась. Она сама была учительницей воскресной школы
и догадывалась, куда делись деньги.

"Миссионерские школы и швейные мастерские - дорогая роскошь", - сказала она.
"Я знаю это по собственному опыту. И, кстати, я должна дать тебе
несколько иголок и ниток для твоей школы. Так ты думаешь, что не сошьешь
шаль?"

«Мне очень жаль, миссис Рэндалл, но я действительно не могу себе этого позволить. Спасибо вам за предложение».
 «Этель, ты правда потратила деньги, которые собиралась потратить на шаль, на...»
твои уроки шитья? - спросила мисс Этвуд, когда они вышли из магазина.

- Да, тетя, видишь ли, мне это было не так уж и нужно. Я хотела сама сшить
это, потому что мне нравится такая работа, а шали красивые и идут мне.;
но тогда я вполне могла бы обойтись и без этого.

"Как вы управляете своей благотворительностью?" - спросила мисс Этвуд. «Ты откладываешь на них
определённую сумму?»

«Нет, тётя, я никогда об этом не думала. Я беру их, когда они
появляются».

«А разве ты не оказываешься иногда без денег на такие вещи,
когда они тебе больше всего нужны?»

«Конечно, оказываюсь, — ответила Этель, задумавшись. — В прошлую субботу я хотела…»
полдоллара на сбор средств для «Домашней миссии», а у меня не было ни цента.

 «Хотите, я расскажу вам, как, по моему мнению, лучше распоряжаться деньгами?»

 «Пожалуйста, тётя».

 «Я всегда откладываю определённую часть своего дохода — скажем, для примера, десять процентов», — сказала мисс Этвуд. «Когда
приходят мои деньги, я откладываю столько, сколько нужно, в какой бы пропорции они ни были, и кладу их в сторону. Я говорю себе:
«Теперь это уже не моё;  это принадлежит благотворительности», — и никогда к ним не прикасаюсь. Таким образом, вы видите, что я могу довольно точно подсчитать свои ресурсы — вот и всё.
миссии, вот и все для воскресной школы, и поэтому всегда остается запас сил
на случай непредвиденных вызовов."

"Я вижу", - сказала Этель; "я думаю, что это лучший способ, и я хочу попробовать
это. Но, тетя, я уверен, вы тратите гораздо больше, чем десять процентов.
из ваших доходов на благотворительность!

- Может быть, и так. Это не ваше дело, мисс, - ответила мисс
Этвуд добродушно замечает:  «Я бы сказал, что десять процентов  — это как раз та сумма, которую вам следует откладывать, по крайней мере для начала, пока вы не начнёте тратить своё пособие на одежду.  Когда вы разбогатеете, вы сможете откладывать больший процент, если захотите».

"Но пропорция была бы той же, много у меня было или мало,
не так ли?" - с сомнением спросила Этель.

"В цифрах, но не в реальности. Двадцать долларов имеют такое же отношение
к двумстам, как двести к двум тысячам; но
предположим, что человек зарабатывает двести долларов и отдает двадцать, сколько
у него остается?"

- Сто восемьдесят.

"Но предположим, что он раздает двести из двух тысяч, сколько
у него осталось?"

"Восемнадцать сотен", - ответила Этель. "Теперь я понимаю, что вы имеете в виду.
для Кэти было бы большим подарком пожертвовать сорок центов из
Она заработает четыре доллара своим вязанием, а я бы лучше дала ей двадцать долларов, потому что тогда у неё осталось бы гораздо меньше. Большое вам спасибо, тётя Доринда.
На следующий день Этель отнесла клубок шерсти Кэти, которая была в восторге, как и следовало ожидать. Мэри Энн, которая была дома, тоже была рада.

"Это больше к ней, чем если кто-либо дал ей
деньги", - сказала Этель, за дверью. "Даже если она зарабатывает совсем немного
, это будет для нее утешением, помимо удовольствия от работы.
Единственное, что её беспокоит, — это то, что мне приходится так много работать, а она ничего не может сделать. Я говорю ей, что она делает для меня столько же, сколько я для неё, но она не всегда это чувствует. Я не знаю, что буду делать без неё!
— продолжала Мэри Энн, глядя прямо перед собой.
«Сначала я думала, что не смогу этого сделать, ни за что, но врач объяснил мне, что так будет лучше для неё, и я, конечно, согласилась. Иногда я думаю,
что должна бросить хозяйство и пойти куда-нибудь служить, пока она в больнице; но потом я вспоминаю о вещах. Их не так много, и они ничего не стоят
многое, конечно, но это все, что осталось от нашего старого дома, и мне
не хотелось бы с ними расставаться.

"Конечно, - сказала Этель, - но эти вещи могли где-то храниться".

"Хорошо, я подумаю над этим", - сказала Мэри Энн, а затем серьезно добавила:
"Мисс Далтон, вы никогда в этом мире не узнаете, сколько добра вы мне
сделали. В то воскресенье, когда ты пришла первой, я был готов сдаться и впасть в отчаяние. Я нигде не видел утешения. Я до смерти устал от работы, а люди внизу так шумели; Кэти тоже была подавлена и обескуражена, что для неё совсем не характерно; и я
Мне было так плохо. Казалось, что Господь каким-то образом забыл меня,
«как разбитый сосуд», как сказано в Псалме; и не было и никогда не будет ничего, кроме шума, суматохи и тяжёлой работы, вечно.
А потом вошла ты, такая милая, красивая и очаровательная, со своими цветами.
Признаюсь, я никогда раньше не задумывался о том, для чего люди становятся красивыми.
Ты села и заговорила так тихо и весело, а цветы, которые ты принесла, были такими милыми.

"Я не так хорошо умею выражать свои чувства, как Кэти, но почему-то я
похоже, она осознала, что Бог всё-таки есть в этом мире и он не оставил его на произвол судьбы, как говорят некоторые. Это было так, словно он послал тебя ко мне с посланием.
У Этель не нашлось слов, чтобы ответить, но она поцеловала Мэри
Энн в твёрдую загорелую щёку с искренней сестринской любовью и пошла домой, чувствуя себя счастливее и смиреннее, чем когда-либо прежде. Ничто так не унижает дитя Божье и не даёт ему столь глубокого и в то же время утешительного осознания собственной недостойности и ничтожности, как убеждённость в том, что Учитель использовал его для
делайте своё дело.

 Когда Этель вошла в свою комнату, она увидела на кровати большой свёрток и записку, написанную мужественным почерком тёти Доринды.
Очень удивлённая, она развернула записку и прочла следующее:

 "Дорогая Этель, я думаю, что была неправа и поступила с тобой несправедливо. Я "была"  предвзятой, как ты и сказала. Покажи мне, что ты меня прощаешь, приняв от меня небольшой подарок и соткав себе шаль, похожую на ту, от которой ты отказалась ради своего миссионерского класса. Я думаю, что если бы мы с тобой научились мириться с привычками друг друга, то могли бы принести друг другу пользу;  и я постараюсь, если ты тоже постараешься.

Этель отнес ее внимание, и ей пучок шерсти на Эмили, которая обе
коснулся и смешно.

"Ты думаешь, я должен принимать от нее такой дорогой подарок,
Эмили, когда она уже так много сделала для школы?"

"Конечно, моя дорогая. Вы не должны ранить ее чувства отказом,
особенно после того, как она пошла на такую уступку. Это самый первый раз,
когда я знаю, что она признала свою ошибку. Возможно, мы тоже были предвзяты и позволили себе ослепнуть из-за её странных
привычек и не замечать того хорошего, что в ней есть. Она могла бы быть очень полезной
женщине, если она может быть немного похож на других людей."

"Она была прелестна в Кэти, вчера", - сказала Этель"; и на всем пути
дома. И, о, Кэти была так довольна своей работой, и Мэри Энн тоже!

"Какой работой?" - спросила Эмили.

"Кое-какие вязаные вещи, которые тетя Доринда прислала Кэти. Что ж, я сразу же начну вязать свою шаль, чтобы показать, как сильно я её ценю. Как ты думаешь, мне стоит ответить на её записку?
 — Думаю, стоит, — сказала Эмили.


 Так что Этель написала:


 «УВАЖАЕМАЯ ТЁТЯ ДОРИНДА! Я только что нашла твой милый подарок и очень тебе за него благодарна. Мне кажется, что ты сделала для меня много хорошего
Я уже уезжаю и прошу прощения за то, что когда-либо была с вами невежлива. Пожалуйста, помните обо мне и молитесь за меня.
 «Что ж, я и не думала, что мне будет жаль расставаться с мисс
 Этвуд, — заметила миссис Джонс на следующий день в разговоре с Этель. — Если бы она всегда была такой, как на прошлой неделе, я бы всегда была рада её видеть. Она хорошая женщина, в этом нет ошибки; но она ужасна.
иногда бывает неприятной из-за своего назойливого поведения; и
почему-то неприятности хороших людей переносить труднее, чем любые другие
другое. Тебе кажется, что они не имели на это никакого права ".



ГЛАВА XVIII.

ЕЩЕ ГРАБИТЕЛИ.

«Этель, ты не знаешь хорошую женщину, которой нужно место швеи и так далее?» — спросила Энн Бергерс, когда они встретились в классной комнате, куда Этель всё ещё ходила на уроки итальянского.


Они обе пришли очень рано, и в прихожей никого не было.
Этель ответила вопросом на вопрос.

"А что стало с твоей Мэри?"

«О, она пошла работать к портнихе. Ты же знаешь, что после того несчастного случая у неё ни разу не было припадков, и она становится всё сильнее и здоровее.
 И вот, поскольку мы оставили её у себя, когда никто другой не захотел её брать, и
Она заботилась о ней все время, пока та болела, и теперь собирается оставить нас, как только почувствует себя достаточно хорошо. Это совсем не похоже на благодарных и преданных слуг из детских книжек; но, боюсь, в реальной жизни такое случается довольно часто.
"'Человек, который приносит пользу своим собратьям в надежде на их благодарность, часто будет обречен на муки разочарования.' Я прочитала это в книге, — сказала Этель.

 «Я думал, ты сам это не выдумал.  Но знаешь ли ты кого-нибудь?
»Нам нужна швея, которая умеет обращаться с
швейной машинкой.
 «Есть Мэри Энн Ли, сестра Кэти, ты же знаешь!» — сказала Этель. «Она разбирается во всех видах работ. Она сказала мне, что уже почти решила пойти работать, если Кэти попадёт в больницу. Ты могла бы с ней встретиться». Я бы хотела, чтобы она переехала к твоей матери. Так для неё было бы гораздо лучше, чем жить там одной.
"Она тоже кажется милой женщиной," — задумчиво сказала Анна. "И тогда она могла бы помогать нам с работой в воскресной школе."

Этель рассмеялась. "Я слышала, как один редактор сказал, что одна из проблем, связанных с тем, чтобы быть
связаны с бумагой было, что человек пришел, чтобы взглянуть на все в
небо и земля только как материал для статьи. Я думаю, что вы и я
в той же опасности. Мы делаем вселенная вращается вокруг этого железного холма.
Миссия ".

"Ну, это может с таким же успехом вращаться вокруг этого, как и вокруг чего-либо другого, потому что
насколько я знаю. Кстати, ты знаком с этой девушкой Миллар?"

И тут две девочки погрузились в океан подобных разговоров, которые можно услышать, когда встречаются два искренних учителя из одной школы.

"А что насчёт Мэри Энн: как ты думаешь, она придёт?"

«Это было бы легко выяснить. Главным препятствием на пути, по-видимому, была нехватка места для хранения её вещей».

«Она могла бы положить их на нашем чердаке. Там они были бы в безопасности и никому бы не мешали. Что ж, я расскажу о ней маме».

«Вот они, два миссионера, как обычно, серьёзно совещаются!» — сказал
Маргарет Флеминг, как она пришла со своей двоюродной сестрой, Милли Дэвис. "Что такое
большой интерес сейчас? Джейн Стаббс заболела корью или
Джонни Браун порвал свою новую куртку и спортивные штаны?

"Смейся сколько хочешь", - добродушно сказала Анна. "Если ты хоть раз
Если бы ты работала в школе, ты бы лучше понимала это чувство.
Давай, Мэгги, приходи и возьми класс! Нам очень нужен ещё один учитель или даже два!
"Я думала об этом — то есть если ты хочешь, чтобы я пришла," — сказала Маргарет.
"В нашей школе достаточно и учителей, и учеников."

"О, давай!" — воскликнула Этель. «Мои малыши носятся по своей комнате, и
я могла бы прямо сейчас провести для вас небольшой урок. Я уверена, что мой брат был бы очень доволен. Ты пойдёшь, Милли?»
«Нет, спасибо, — ответила Милли. — Мне не хочется смешиваться со всеми этими
о таких детях. Если бы можно было встретить таких бедняков, о которых пишут в книгах, особенно в английских, это доставило бы какое-то удовольствие; но здесь таких бедняков не встретишь!
"И нигде больше, я подозреваю," — сказала Этель. "Никто не занимается миссионерской деятельностью ради удовольствия; и только подумай, Нелли, через что приходится проходить миссионерам. Когда они отправляются в деревни, расположенные
вокруг миссии, женщины часто ночуют в хижинах вместе со всей
семьёй, козами, буйволами и прочим скотом; а иногда и с буйволами
вырвутся на свободу и начнут драться друг с другом. Представляешь, оказаться в одной комнате с двумя дерущимися буйволами!
"Для тебя это было бы не самое подходящее место, Этель," — смеясь, сказала Маргарет.

"О, я уже не так сильно боюсь коров, как раньше," — ответила
Этель, смеясь в ответ. "Я могу спокойно пройти мимо коровы на улице. Но, Нелли, что станет со всеми бедняками
и со всеми язычниками, если никто не будет приближаться к ним из страха перед
энтомологическими образцами?"

- Раньше ты боялась их так же сильно, как и все остальные, - возразила Нелли. - Я
вспомни, как ты кричала в воскресной школе, потому что увидела паука
на своем платье ".

"Я не думаю, что я совсем как большой дурак, как раньше", - сказала Этель,
откровенно. "Но даже если бы я была такой глупой, это не ответ на мой вопрос"
Нелли.

"И, кроме того, Этель больше не кричит на насекомых", - сказала Анна.
"Знаете, она сыграла длинный гимн и не пропустила ни одной ноты,
хотя под
платьем у нее все время пинался и царапал шею большой июньский жук".

"Я действительно так и сделала", - сказала Этель.

"Но почему ты его не вынула?"

"У меня ничего не получалось", - сказала Этель. "Уверяю вас, я никогда в жизни не играла такого
длинного музыкального произведения, даже наш дуэт на экзамене в прошлом году".
"

"Ну, я не думаю, что смогла бы сделать так много", - сказала Нелли,
искренне восхищаясь. - Но скажи мне честно, Этель, тебе действительно нравится
бывать среди жителей Айрон Хилла?

«Да, честно», — ответила Этель. «Сначала нет. Я боялась людей и не знала, как с ними общаться. У меня было такое чувство, что нужно говорить как-то по-особенному, — как будто что-то в
книгу; и что люди должны быть смиренными, благодарными и всё такое. Но вскоре я понял, что ошибался, с помощью Генри; и теперь
у меня всё хорошо. Конечно, человек сталкивается с неприятными вещами,
иногда; и тебе приходится идти, когда тебе этого не хочется, а хотелось бы
лучше остаться дома; но ведь ты знаешь, Нелли, нас посылают не в
мир создан только для того, чтобы доставлять удовольствие самим себе и не делать ничего, кроме того, что нам нравится ".

- За чем "они" нас послали? - резко спросила Нелли. "Я уверен, что" я " не
знаю".

"Я скажу вам, что я думаю об этом, если вы не думаете, что я
проповедь", - сказала Этель, краснея.

«Проповедуй сколько хочешь, — ответила Нелли. — Я готова слушать тебя, как и любого другого».
 «Тогда, я думаю, мы — слуги Божьи и посланы сюда, чтобы выполнять его работу, — сказала Этель. — И не столько его слуги, сколько его дети.
 Он определяет нашу работу, и мы должны её выполнять». Иногда это легко, а иногда очень трудно; но независимо от того, легко это или трудно, Он ждёт от нас, что мы будем делать всё, что в наших силах, со всей помощью, которую Он нам даёт; и нам не оправдание говорить, что работа неприятна, что она нам не нравится и так далее. Мы можем пренебрегать своей работой и искать удовольствий, но мы будем
 Мы ничего не выиграем от этого. Нам нужно лишь работать усерднее, и наша работа ни к чему не приведёт. Всё будет напрасно.


"А что, если мы потерпим неудачу?" — сказала Нелли."В этом и прелесть работы на Него — мы не можем потерпеть неудачу," — оживлённо ответила Этель. «Мы можем потерпеть неудачу в выполнении конкретной задачи, за которую беремся, — мы можем совершить множество ошибок; но если наша работа будет сделана для него, он примет наше намерение и извлечет пользу даже из наших ошибок. Но если мы будем действовать осторожно и внимательно и готовы следовать указаниям тех, у кого есть опыт, нам не понадобится
не совершай таких ужасных ошибок. Не знаю, объясняю ли я тебе.
пойми, Нелли.

- О да, я понимаю. Спасибо тебе за проповедь, Этель. Он имеет, по
крайней мере, то преимущество, что является коротким и ясным".

"Если бы вы только попробуйте и воздействовать на него, Нелли, дорогая!" - говорит Анна.

"Что, ты тоже? Это больше, чем я рассчитывала, - сказала Нелли, но
без всякого своего обычного раздражения. "Хорошо, я подумаю об этом".

"Я скажу тебе одну очень приятную вещь, которую ты мог бы сделать", - сказала Этель. "Ты
знаешь, мы готовим коробку для отправки в школу мисс Бичер в О—"
А теперь, если бы ты нарисовала несколько своих красивых картинок — вы с Маргарет
рисуете такие милые пейзажи и цветы, — они бы отлично поместились в коробку и были бы очень кстати в качестве подарков для девочек и учителей.
"Ну, я попробую," — сказала Нелли. "А почему бы не сделать много фотографий?
— С видами общественных зданий, пейзажами и так далее? Мой брат
подарил бы мне их целую кучу."

«Они бы идеально подошли», — ответила Этель.

 «И, кстати, я могу дать тебе сколько угодно ситца для твоей школы шитья, если ты хочешь.  Тётя Нэнси дала мне целую сумку».
которые она так долго собирала. Но разве тебе не нравится
лоскутное шитьё?

"Конечно, нравится!" — воскликнула Анна. "Нам всегда мало. Ты будешь
просто душкой, Нелли, если дашь нам несколько новых красивых кусочков ситца;
и если ты найдёшь время, чтобы сшить из них что-нибудь..."

"Я буду ещё лучше!" Что ж, я посмотрю, что можно сделать, - сказала Нелли, когда
она отвернулась.

- Разве это не будет триумфом, если мы возьмем Нелли Дэвис на работу в школу шитья
?

"Мы должны быть очень осторожны", - сказала Этель. "Если она заподозрит хоть малейшее подозрение
, что мы пытаемся управлять ею, она немедленно улетит".

«Что ж, девочки, вы должны быть снисходительны к Нелли, — сказала Маргарет Флеминг. — Иногда с ней бывает непросто — никто не знает этого лучше меня, — но ей пришлось через многое пройти. Конечно, я не могу раскрывать семейные тайны, но до того, как она попала к бабушке, у неё был ужасный дом». Её отец и мать постоянно ссорились, и
всякий раз, когда один из них гладил её, другой всегда злился. Неудивительно, что у неё был скверный характер. Для неё будет большим счастьем, если ты сможешь увлечь её чем-нибудь, чтобы она забыла о своих чувствах, и
перестань следить за людьми, чтобы понять, не собираются ли они тебя как-то оскорбить. Что ж, я приеду в следующее воскресенье, но как мне найти это место?
«Я тебя позову», — сказала Анна, и на этом дело было решено.



 К концу недели Кэти Ли благополучно устроилась в больнице, а Мэри Энн пошла работать к миссис Бергер.

«Я не заработаю столько денег», — сказала она одной из своих знакомых по магазину, которая удивлялась тому, что она «выходит в свет». «Но зато у меня будет дом. Я получаю два доллара в неделю вместо пяти, но зато у меня будет дом».
У меня нет никаких расходов, кроме платья, которое стоит недорого, и того, что я делаю для Кэти.
"Но ведь когда ты работаешь в магазине, ты независима," — сказала другая. "Я думаю, что это очень важно. Я прихожу и ухожу, когда мне вздумается, в нерабочее время и ни перед кем не отчитываюсь."

"Независимость — не всегда хорошо," — строго сказала Мэри Энн.
«Есть ещё одна причина, по которой я хочу жить вне дома, и заключается она в том, что у меня будет время проводить его с Кэти. Миссис Берджерс разрешит мне проводить с ней два дня в неделю после обеда».
Не стоит думать, что Этель и Анна не сталкивались с трудностями
и разочарования в своих усилиях на Айрон-Хилл. У них было
вдоволь непослушных детей, и скучных детей, и неразумных матерей,
которые безжалостно пороли и ругали своих отпрысков, но яростно
злились, когда те получали хоть малейший упрек от кого-то другого.
Но поскольку моей целью было рассказать историю самой Этель, а не ее школы, я решил, что не стоит тратить место и время на описание слишком многих подробностей.

Не было никаких сомнений в том, что школа пошла Этель на пользу. Она избавилась от чрезмерной робости, которая раньше мешала ей
Она казалась высокомерной и холодной, хотя на самом деле была застенчивой и неловкой. Она научилась бесстрашно разговаривать с самыми разными людьми, совершенно не думая о собственном достоинстве. Она научилась забывать о себе. Она научилась не бояться коров, собак, конных экипажей и всех прочих ужасных опасностей, которые раньше делали её несчастной. В конце рабочего дня она была только рада, что доктор отвозит её домой в своей коляске, запряжённой самой резвой лошадью.

 Она ходила в больницу, чтобы навестить Кэти Ли, и носила газеты и фрукты солдатам в палатах, не испытывая ни малейшего страха.
нерешительность. Она просидела всю ночь с одной из своих маленьких учениц,
дочерью вдовы с холма; и когда девочка умерла, ближе к утру,
она храбро прошла через два пустыря, чтобы позвать миссис.
Трим, и помогла ей уложить бедное маленькое тельце. Была ли это та самая Этель, которая полгода назад боялась выйти в сад,
потому что Ричард Трим, теперь её верный союзник и преданный слуга,
перегнулся через перила? Да, та самая, с той лишь разницей, что она научилась жить ради своего Хозяина, а не ради себя самой.
Эта разница заключалась в том, что у неё была цель в жизни, помимо того, чтобы просто жить.
Она легко и приятно проводила день за днём, избегая всего утомительного и неприятного и оправдывая все свои недостатки и промахи одной фразой: «Это естественно для меня, и я ничего не могу с этим поделать».
Этель всё время помнила о своей великой цели. Она
решила стать миссионером и взяла испытательный срок на шесть месяцев, чтобы понять, сможет ли она приспособиться к этой жизни. Именно с этой целью она ухаживала за
она использовала любую возможность, чтобы быть полезной дома и за границей, она старалась научиться всем видам домашней работы, она ходила на рынок, училась печь и сама шила себе муслиновые платья, а также стирала бы сама, если бы миссис Джонс позволила ей это, и решительно заставляла себя преодолевать страх перед насекомыми и другими ползучими тварями. Именно для этого она так усердно изучала Библию, используя все доступные средства, и пополняла свою память иллюстрациями из Священного Писания. Её испытательный срок подходил к концу,
когда её работа на холме была прервана неприятным событием. Она подвернула лодыжку, и вот как это произошло:

 Этель ещё не до конца избавилась от страха перед грабителями и вздрагивала при любом необычном звуке по ночам. Она изо всех сил старалась избавиться от этих фантазий, как она их называла, и, как это часто бывает в таких случаях, склонялась к противоположной крайности. Так случилось, что однажды ночью она совершенно
отказалась верить или, по крайней мере, прислушиваться к тому,
что говорили ей собственные уши, которые около часа ночи заверили её, что кто-то
прогуливался под ее окнами.

"Это всего лишь одна из твоих фантазий", - строго сказала она себе. "Ты
всегда воображаешь себе какое-нибудь ужасное пугало".

Но уши настаивали на правильности своего отчета и добавили
дополнительную информацию о том, что кто-то или что-то пыталось использовать
жалюзи. Сначала Этель села в кровати и прислушалась, а затем подкралась к окну, которое, как обычно, было открыто сверху, и сделала то же самое.
Чем больше она прислушивалась, тем больше убеждалась, что внизу происходит что-то очень подозрительное.  Она очень осторожно подняла раму.
Шум на мгновение или два стих, как будто злоумышленники прислушивались, а затем возобновился.

 Этель осмелилась выглянуть и ясно увидела, что у угла дома стоят по меньшей мере двое мужчин и что они возились со ставнями на кухонном окне. У Этель сердце ушло в пятки. Что теперь делать? Она села, чтобы немного прийти в себя и подумать. Она вспомнила, что доктор однажды сказал:
«Лучшее, что может сделать человек в таких обстоятельствах, — это
произвести как можно больше шума». И она как раз собиралась позвонить в колокольчик
Она почувствовала сильное волнение, когда подумала об Эмили. Внезапная тревога была бы для неё очень опасна: Этель была достаточно хладнокровна, чтобы подумать об этом.

Эмили по-прежнему спала на третьем этаже — её комната внизу упорно пахла краской и лаком всякий раз, когда её закрывали на короткое время.
Доктор распорядился, чтобы его ночной звонок был переделан таким образом, чтобы он звонил в комнате Джонса. Затем Джонс подходил к двери и, выяснив, в чём дело, либо звонил доктору Рэю, либо отправлял посыльного к молодому врачу, другу и протеже
к врачу, который соглашался прийти только ночью. В одно мгновение Этель поняла, что если она спустится вниз и позвонит в колокольчик, то Джонс, как обычно, подойдёт к двери, и она расскажет ему эту историю и попросит его позвать хозяина, не беспокоя Эмили и не давая ей повода думать, что случилось что-то необычное. Если мистер
Если бы Далтон был дома, Этель, естественно, позвонила бы ему.
Но он был в Нью-Йорке.

 Смогла бы она это сделать? Кабинет находился в другом конце дома, и там, как и в холле, всегда горел свет. А что, если
Грабители увидят её — а вдруг они уже в доме? У Этель
сердце сжалось от страха — не за себя, а за Эмили, если та вдруг проснётся от появления грабителя в её комнате
(ведь доктор никогда не запирает дверь).

"Это нужно сделать, вот и всё!" — в отчаянии сказала Этель сама себе.

Она накинула халат, сунула ноги в тапочки, не останавливаясь, чтобы надеть чулки, и сумела открыть дверь без шума.
Спустившись к двери кабинета, она осторожно и тихо отперла её и резко и сильно потянула за звонок.  Когда она
Сделав это, она случайно оступилась и сошла с порога. Туфля соскользнула с ноги, и она почувствовала внезапную острую, тошнотворную боль в лодыжке;
но она ещё раз потянула за звонок, закрыла дверь и, слишком обессиленная, чтобы стоять, опустилась на стул.

Она знала, что в дверь звонили, потому что слышала отдалённый звон; но прошло, казалось, полчаса, прежде чем Джонс, спустившись по лестнице, открыл рот, чтобы воскликнуть, но Этель резко и властно прошептала ему на ухо:


"Тише! Не шуми, не тревожь миссис Рэй. Это грабители
пытается пробраться на кухню. Я их видела. Иди позови доктора Рэя, как можно тише.
 «Вы уверены, мисс?» — недоверчиво спросил Джонс. «Может, это просто
ваше воображение?»

 «Говорю вам, я их видела, и они там до сих пор», — так же резко прошептала Этель. - Я выглянул из-за жалюзи.

- Пойду послушаю, - сказал Джонс, очевидно, все еще думая, что это воры.
все это плод фантазии Этель. Он вернулся на кухню, по пути прихватив из сейфа спички.
- В кладовке кто-то есть, это точно, - сказал он, возвращаясь.

- Я не могу не заметить.,
послушав с минуту. - По крайней мере, трое мужчин, я бы сказал. Они
сейчас ничего не делают, только слушают. Мне лучше вызвать доктора.

Был вызван врач, как будто по обычному делу, и он спустился вниз.
зевая, он был поражен рассказом Джонса и видом Этель в
ее халате. Он слышал эту историю, и, казалось, во-первых, утилизировать
для того чтобы обработать весь как один из терроров Этель, пока Джонс подтвердил свое
правда.

"Теперь они, без сомнения, уедут из-за всей этой суеты", - сказал он. "Давай
пойдем и осмотримся. Дорогая, ты боишься оставаться здесь?"

"Нет", - сказала Этель. "Только иди быстро".

Затем Этель услышала чирканье спички и увидела, как на кухне зажёгся газ.
В следующее мгновение кто-то пробежал по гравийной дорожке, и Этель услышала, как он перепрыгнул через забор.

"Они уже ушли," — сказал доктор, возвращаясь. "Вам лучше подняться наверх и лечь в постель, а мы с Джонсом проведём разведку. Но в чём дело?"
Этель попыталась встать и снова опустилась в кресло.

«Я как-то повредила ногу, — сказала Этель. Кажется, я растянула её, когда поскользнулась на ступеньке, звоня в дверь».
«Уф!» — присвистнул доктор. «Дайте-ка я посмотрю. Я думаю, вы...»
вывихнул! Бедняжка, ты сильно ушиблась. Ты
должна позволить мне отнести тебя наверх.

И прежде чем Этель успела возразить, доктор подхватил ее на руки
сильные руки и благополучно уложил в ее собственную постель. Лодыжка была
осмотрена и перевязана, и Этель устроили так удобно, как позволяли обстоятельства
. Миссис Джонс пришла посидеть с ней остаток ночи.


«Ты недолго отсутствовал», — сонно сказала Эмили, когда доктор вернулся.
 «Что случилось?»
 «Надеюсь, ничего серьёзного», — ответил доктор Рэй, мысленно поблагодарив жену за то, что она не встревожилась.

"Лишь незначительное ДТП. Я сделал все, что было необходимо, не выходя из
дома".

"Я думал, что я слышал, как вы ходили".

"Да, я пошел на кухню и кладовки. А теперь иди спать, вот тебе
драгоценность".

Утром Эмили услышала эту историю и была очень удивлена.

"У нас есть много причин быть благодарными Этель", - сказал доктор. «Это было серьёзным испытанием для храбрости и самообладания любого человека, и особенно для Этель. Хуже всего то, что, передвигаясь в темноте, она подвернула лодыжку и, боюсь, ей придётся какое-то время провести в постели.»

«Бедняжка, как жаль!» — сказала Эмили. «Подумать только, она сама спустилась к двери и позвонила в колокольчик, чтобы спасти меня. Я всегда говорила тебе, что в ней есть задатки прекрасной женщины. Но кто бы мог подумать, что полгода назад она была способна на такой подвиг?»

«Приезд Генри изменил её, и я боюсь, что он же станет причиной её потери», — заметил доктор. «Я сильно ошибаюсь, если она не готовится к тому, чтобы уехать с ним, когда он вернётся на Восток».
 «В последнее время я много раз думал об этом», — ответил
Эмили вздыхает. «Я знаю, что это всегда было любимым занятием Генри.
 Было бы большой жертвой отпустить её, но я не знаю, стоит ли нам отговаривать её».
 «Ни в коем случае. Пусть тренируется сколько хочет. Это даёт ей
великую цель в жизни, а это именно то, чего она хочет». У неё есть три года, прежде чем ей нужно будет принять решение, и за это время может произойти очень многое.  Этель — удивительно красивая девушка, и с каждым днём она становится всё привлекательнее.
 «Я понимаю, что ты имеешь в виду, — сказала Эмили. — Но, Мэтью, если она наконец решит уехать, что ты скажешь?»

"Тогда все будет зависеть от ее здоровья", - ответил врач. "Если она будет
такой здоровой и сильной, какой обещает быть, я не буду чувствовать себя вправе
удерживать ее. Вы заметите, насколько лучше она, чем она
раньше были? Мы не слышим больше о заболевании сердца с
швейные школе началась".



ГЛАВА XIX.

И ПОСЛЕДНЕЕ.

В течение двух или трёх дней Этель стойко переносила своё заточение на диване;
но по мере приближения субботы она начала беспокоиться. Что будет с
швейной школой, детским классом, музыкой и всем остальным?
это? Она была уверена, что могла бы подняться на Холм, если бы доктор только
позволил ей, и попыталась продемонстрировать этот факт, пройдя через
комнату. К несчастью для успеха эксперимента, она упала
на полпути и чуть не потеряла сознание от боли в лодыжке.

Доктор Рэй был очень недоволен. "Этель, - сказал он, - ты хочешь остаться
хромой на всю жизнь? Как вы думаете, будут ли ваши интересы или интересы кого-то ещё продвигаться вперёд, если вы станете беспомощным инвалидом?
 «Конечно, нет», — ответила Этель, слегка встревожившись.  «Как вы думаете, есть ли такая опасность?»

«Если вы продолжите попытки ходить в таком состоянии, вам будет грозить неминуемая опасность. Если вы будете вести себя тихо и делать то, что вам говорят, я думаю, вы сможете снова встать на ноги самое позднее через шесть недель. Если нет, то вы, скорее всего, останетесь прикованной к постели на всю жизнь. И более того, Этель, если вы не будете в точности следовать моим указаниям, я не буду иметь ничего общего с вашей лодыжкой». Вам придётся найти другого хирурга, потому что у меня не будет пациента, который не будет следовать указаниям.
Доктор Рэй ни в коем случае не был одним из тех замечательных героев, чья
«непреодолимая воля» делает их такими значимыми в глазах некоторых (обычно
одинокие) дамы. Он не стремился «подчинить себе всех, кто попадал под его влияние» или «заставить всё подчиниться его неукротимой решимости.»
Тем не менее, когда он что-то решал, он хотел, чтобы его слушались, и в такие моменты он был непреклонен.

Этель сдалась, надо признать, довольно неохотно, но она сдалась и больше не предпринимала попыток.

Она лежала неподвижно, не делая вид, что занята, и чувствовала себя очень несчастной и взбунтовавшейся.
Когда доктор Рэй вернулся и сел рядом, она
рядом с ней. Этель встрепенулась и попыталась говорить, если не приятно
по крайней мере, равнодушно.

"Ты сидишь в это время суток?" - сказала она. "Это чудесное зрелище"
.

"Да, во всяком случае, редкий; но у меня, вероятно, найдется лишние
на этот раз полчаса из-за глупости кузнеца, который
надень подковы на мою лошадь, чтобы они причиняли ей боль. Этот отдых, который, так сказать
, приходит сам по себе или, по крайней мере, без наших поисков, иногда бывает очень
благодарен ".

"Да, если человек не чувствует все время, что ему следует быть на ногах и
— Так и есть, — со вздохом ответила Этель. — В таком случае они совсем не
благодарны.
 — Моя дорогая, — сказал доктор, — могу ли я поделиться с вашим юным разумом
мудростью, почерпнутой из опыта, которая стала для меня большим утешением?
 — Если хотите, — сказала Этель.

«На первый взгляд, в этом нет ничего особенного, — продолжил доктор. — На самом деле, на первый взгляд, это может показаться прописной истиной.
 Тем не менее я потратил тридцать лет на то, чтобы это понять.  Моя утешительная истина заключается в следующем: «Наш долг никогда не состоял и не может состоять в том, чтобы делать то, что мы не в силах сделать». Другими словами,
Работа, которую мы не можем выполнить, — это не наша работа, и поэтому мы не должны чувствовать себя ответственными за неё.
"Я понимаю вашу точку зрения и её применение," — сказала Этель,
немного поразмыслив. "Вы хотите сказать, что, поскольку я не могу поехать в Айрон
Хилл, это не входит в мои обязанности."

"Именно."

"Но, брат, можно испытывать тревогу и печаль, если не ответственность,"
— заметила Этель. «Моя совесть не будет упрекать меня за то, что я не хожу в школу шитья, когда не могу туда попасть. Но я не могу избавиться от беспокойства, что что-то пойдёт не так, и от огорчения из-за того, что я не встречусь со своими ученицами».

«Я это допускаю, — ответил доктор Рэй, — но, моя дорогая, к этому времени ты уже должна была понять, куда следует возлагать все подобные тяготы. Тебе не кажется, что Учитель, которому ты пытаешься служить в Айрон-Хилл, может справиться с работой и без тебя? И разве ты не веришь, что он услышит тебя, если ты с верой попросишь его занять твоё место?» И разве не стоит впадать в отчаяние, если он считает нужным на какое-то время
работайте так, чтобы кто-нибудь другой?"

Этель немного помолчала, потом тихо сказала: "Я
думаю, правда в том, что я не хочу, чтобы он позволял кому-то другому делать мою работу".

«Вот именно! Многое, как видишь, зависит от того, называешь ли ты это «своей» работой или «его» работой. «Свою» работу можно выполнять только в определённое время, в определённом месте и при определённых обстоятельствах; его работу можно выполнять в любое время и в любом месте, куда он тебя отправит».

«Я верю, что вы правы, — сказала Этель, — но всё же...» Она не закончила фразу.


 «Но всё же...» — сказал доктор.

 Затем, поскольку Этель не ответила, он придвинул свой стул ближе к ней и продолжил говорить тем особым мягким и спокойным тоном, который успокаивал и приводил в равновесие столь многие больные нервы и сердца.

«Моя дорогая, я не хочу проникать в твои тайны, если они у тебя есть; но мне кажется, я понимаю, о чём ты думаешь и почему тебе так тяжело от того, что ты сейчас вынуждена оставаться в постели.
»Если я правильно понял вас за последние несколько месяцев, у вас есть
великая цель, и вы решительно готовитесь к её достижению,
преодолевая свои страхи и сомнения и изучая всевозможные
способы приносить пользу. Вы проявляете особый интерес к
своей школе в Айрон-Хилл не только ради неё самой, но и потому, что там
вы всё время учитесь и практикуетесь в том, что пригодится вам для успешной карьеры, которую вы для себя наметили. Я правильно
догадался?
"Да, действительно," — ответила Этель. "Но как вы догадались?"
"О, я не совсем 'non compos!'" — сказал доктор, улыбаясь. «Я могу сложить два и два и получить четыре. И скажи мне, считаешь ли ты, что твоя великая цель достойна того, чтобы Учитель одобрил и благословил её?»

 «Да, действительно, считаю», — ответила Этель. «И ты имеешь в виду, что всё, что ты делаешь, должно быть направлено на его служение?»

 «Да, действительно!»

«Тогда, моя дорогая, позволь мне задать тебе простой вопрос. Как ты думаешь, кто лучше понимает, как тебя подготовить к этой великой работе — Учитель или ты сама? Чьи уроки, скорее всего, стоит изучать — те, что даёт тебе он, или те, что ты выбираешь сама?»
 «Конечно, те, что даёт мне он, — без колебаний ответила Этель. — Я в этом уверена. Я понимаю, что ты имеешь в виду, брат. Ты имеешь в виду, что, поскольку это несчастье послано или допущено им, я могу использовать его, чтобы подготовиться к служению ему, как я использовал свою работу в миссии!

«Именно так; в точности. Ты можешь многому научиться, пока лежишь здесь на диване...»

 «Ты имеешь в виду терпение, смирение и так далее».

 «Да; все пассивные добродетели и даже больше. Ты ведь неплохо соображаешь, не так ли?» Я не слышал ни о каких новых симптомах «размягчения мозга», — добавил он с озорным видом, ведь болезни мозга были одной из самых страшных фобий Этель.

 Этель рассмеялась.  «Я пришла к тому же выводу, что и старый отец Уильям в „Алисе в Стране чудес“, — сказала она.  — Я настолько уверена, что у меня их нет, что...»
делай это снова и снова. Мне кажется, мой мозг изначально был настолько мягким,
что больше не может стать мягче. Как же я мучил себя такими фантазиями,
когда мне ничего не оставалось, кроме как замечать каждое малейшее
неприятное чувство.
"Ну, тогда, чтобы эти фантазии не возвращались, давай займёмся
каким-нибудь исследованием. Как насчёт того, чтобы почитать со мной
немного по-итальянски?"

Этель думала, что это будет очаровательно, но на следующий день, когда доктор пришёл к ней, ей было о чём поговорить.

"Брат, тебе не кажется, что если я буду преподавать или руководить"
Девочки, я должна кое-что знать о физиологии.
"Конечно, моя дорогая. Каждый должен знать что-то о строении и функциях человеческого тела."

"Я как раз собиралась сказать, что хотела бы, чтобы ты дала мне несколько уроков по этому предмету, если ты считаешь, что это хорошая идея," — сказала Этель.
"Мы могли бы заодно почитать по-итальянски. Времени достаточно," — добавила она со вздохом.

«Я думаю, это очень хороший план», — сказал доктор Рэй, очень довольный. «Но, дорогая, я думал, ты ненавидишь все эти исследования».
«Ну, я действительно считаю их ужасными», — откровенно ответила Этель. «The
картинки такие совершенно жуткие. Но, если уж кому-то следует это знать,
это не имеет значения."

"Возможно, вы не думаю, что это очень неприятно, когда вы узнаете что-то
о науке", - сказал врач. "Но давайте иметь некоторые Данте.
Не начать с самого начала. Перейдем к двадцать восьмой песни "
"Чистилища".

Этель сделала так, как ей было велено, и, пока они читали, она удивлялась не только поэтическому настроению, но и начитанности своего деверя.


"Должно быть, ты когда-то много учился," — сказала она.
«А теперь, пожалуйста, не цитируй эту ужасную пословицу про жабу. Но почему ты никогда не говорил мне, что знаешь итальянский, брат? Ты мог бы очень помочь
 нам с Анной».

 «Почему, чтобы на этот раз дать тебе итальянскую пословицу, я спрошу, почему у жаб нет хвостов?»

 «Я уверен, что не знаю».

"Потому что они никогда ни о чем не просили", - ответил доктор, улыбаясь. "Вы
никогда не просили меня помочь вам ни в этом, ни в чем другом".

"Я была очень несправедлива к тебе во многих отношениях", - сказала Этель, краснея.
вспомнив свои фантазии о шурине. "Я привык
думаю, у вас не было ощущения, и без симпатии ко мне".

«Я знаю. Я всё правильно поняла. Я думала, что ты меня разоблачишь.
Со временем».
 Несмотря на всё терпение, на которое была способна Этель, и на всё, что могли сделать её друзья, чтобы помочь ей, заточение казалось ей очень утомительным. Она скучала по тому, что занимало её в последнее время, и ей было довольно трудно сохранять душевное равновесие — трудно не ревновать, когда Анна рассказывала ей, как хорошо Мэри Роуз справляется с детской комнатой и как полезны Маргарет Флеминг и Нелли Дэвис в школе шитья. Ведь Нелли действительно «погрузилась в водоворот», как
— заявила она, и её друзья очень развеселились, увидев, с каким энтузиазмом она это сказала.  Этель начала чувствовать себя так, словно её место занято, — как будто она больше не нужна в школе и о ней не заботятся.
Это чувство стоило ей нескольких слёз и довольно ожесточённой борьбы с собой.

Но она забыла о своей ревности, когда в первый раз ей разрешили поехать на Айрон-Хилл в субботу днём и она увидела, как искренне
рады были дети и учителя снова её видеть. Её ученики чуть не подрались за право взять её шляпу и плащ.
должна сидеть рядом с ней в классе. За время её отсутствия воскресная школа значительно расширилась, и теперь в ней учились почти все дети с Хилла.


Число прихожан, собирающихся по вечерам, тоже увеличилось, и начались серьёзные разговоры о сборе средств на строительство часовни и организацию церкви.

Партнеры по литейному заводу пообещали для начала собрать крупную сумму, а мистер Мелсенс предложил в дар подходящий участок земли для строительства.

Кроме того, пришлось столкнуться с некоторым противодействием. Мистер Миллар не упустил возможности высмеять всю эту историю и приписать ей самое худшее
Он не одобрял мотивы тех, кто этим занимался, а его жена изо всех сил старалась вызвать у матерей детей ревность к влиянию их учителей. Она забрала Дженни из школы, но Дженни, привыкшая делать всё по-своему, вскоре вернулась и стала посещать школу с завидной регулярностью. Владелец пивного бара тоже сделал всё возможное, чтобы сорвать богослужение.
Он даже подговорил нескольких своих клиентов устроить беспорядки под окнами часовни.
Но во второй раз на месте оказались двое полицейских, и нарушителей быстро задержали.

Римско-католический священник тоже был очень недоволен воскресными школами.
На какое-то время несколько немецких детей перестали ходить в школу.
 Но вскоре они вернулись, один за другим, и в конце концов одна семья стала регулярно посещать часовню.
 Миссия Айрон-Хилл явно была успешной, и мистер Далтон без колебаний заявил, что этот успех был в большей степени заслугой его юных помощниц, чем его собственных трудов.

«У Этель особые способности к преподаванию, — сказал он однажды, обсуждая этот вопрос с Эмили. — Она знает, как удержать внимание учеников».
дети просыпаются, и поддерживать их интерес не путем постоянного их развлечения
, а заставляя их хорошо и основательно выполнять свою работу. Более того,
она владеет искусством или сноровкой, или чем бы это ни было, управлять страной. Она знает
как для "предотвращения" беспорядков и держать дисциплину не делая
суетиться по этому поводу".

"Короче говоря, - сказала Эмили, улыбаясь и вздыхая одновременно, - она
точно создана для миссионерки".

"Именно".

"Я думаю, тебе следует быть осторожным в том, как ты влияешь на нее, Генри", - серьезно сказала
Эмили. "Ты знаешь, как она уважает тебя, и как много значения
она придает твоему мнению".

«Я имею в виду, что она должна сама решить этот вопрос», — ответил мистер
Далтон. «С самого её рождения я всегда мечтал о том, чтобы Этель получила образование для миссионерской работы.
Но я лишь однажды упомянул об этом при ней. Она, конечно, знает, чего я хочу.
Но я не сказал ни слова, чтобы убедить её, и не собираюсь этого делать.
Но если Этель сама решит, что хочет пойти со мной, когда я вернусь, я, конечно, сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь ей в подготовке.

«Я не скажу ни слова против, — вздохнула Эмили. — Никто не знает, как сильно я буду по ней скучать, но, в конце концов, моя сестра для меня не больше, чем сёстры и дочери других людей для них. В глубине души я верю, что Этель идеально подходит для работы миссионера и что, если бы её отец и мать были здесь, они бы одобрили её решение посвятить себя этой работе». Когда ты собираешься снова с ней поговорить?
"Когда она придёт ко мне и попросит об этом. Она особенно
просила ничего не говорить ей до Рождества. Что
Это было, когда мы начали работать вместе в Айрон-Хилл. Думаю, она решила пройти испытательный срок, чтобы убедиться в своей квалификации. Полагаю, она поднимет этот вопрос после праздников, и, конечно же, у неё не будет от вас секретов.
Рождественские каникулы в Айрон-Хилл прошли успешно. Конечно же, была украшена часовня, и Ричард Трим подарил ей несколько красивых настурций и гераней, которые он специально вырастил для этой цели.
Состоялась миссионерская лекция с использованием волшебного фонаря, и, наконец,
была наряжена рождественская ёлка для воскресных школ и школ шитья, где было много
Красивые подарки и вкусная еда, за которую исполнительный комитет был в значительной степени обязан щедрости миссис Фаулер.
Всё прошло замечательно, и в следующее воскресенье мистер Далтон объявил о собрании мужчин, на котором они должны были принять меры по строительству постоянной часовни и школы. Да, миссия Айрон-Хилл определённо была успешной.

«Я пришла попросить тебя об одолжении, брат Генри», — сказала Этель, входя в комнату брата в последний день уходящего года.

 «Что ж, — сказал мистер Далтон, — полагаю, я могу с уверенностью сказать «да»
заранее, поскольку ваши просьбы обычно вполне обоснованны. Вы хотите, чтобы я подержал ваш камволь, пока вы его наматываете?
— Можете, если хотите, хотя я не об этом собиралась попросить.
Мистер Далтон протянул руки, и Этель вложила в них шерсть, которую начала наматывать на «соломинку» в соответствии с общепринятой манерой опытных вязальщиц.

«Ну, а теперь расскажи мне, в чём заключается твоя великая милость?» — спросил мистер Далтон, когда работа на сенокосе была в самом разгаре.  «Ты меня перехитрил, я не могу от тебя уйти».
 «Я хочу, чтобы ты научил меня сирийскому, или турецкому, или любому другому языку, на котором ты говоришь».
там", - сказала Этель, стараясь говорить беспечно, хотя ее руки
дрожали.

"Сирийский язык!" - сказал мистер Далтон. "И почему младшая сестра хочет
учить сирийский?"

"Я полагаю, мне придется говорить на нем, когда я пойду туда с тобой",
ответила Этель. "И если я узнаю это заранее, это будет намного понятнее"
выгода, не так ли?

"Безусловно, выиграю", - ответил мистер Далтон. И затем, после небольшой
паузы: "Итак, вы решили?"

"Я решила попробовать, если вы думаете, что у меня есть хоть какие-то шансы на успех",
ответила Этель. "Я думаю, к этому времени вы уже сможете начать судить,
могу ли я быть для вас помощью или помехой ".

"Я не вижу причин, по которым вы не могли бы оказать большую помощь не только мне,
но и всем, кто нас окружает", - сказал мистер Далтон. "Я как раз говорила Эмили
на днях, что у тебя, похоже, особые способности к преподаванию
и управлению детьми. Но, сестренка, ты подсчитала, во что это обойдется?"

«Полагаю, я уже всё подсчитала, как и любой другой мог бы подсчитать заранее, — сказала Этель. — Я учла горечь расставания с друзьями, опасности и неудобства путешествия, а также многое другое».
неприятности, с которыми мне неизбежно придётся столкнуться. Я перечитал все письма мисс Бичер и всё остальное, что смог найти по этой теме. Да, думаю, я заранее подсчитал расходы, насколько это возможно, и всё равно хочу поехать. Я пообещал
Мэтью, одно — что я буду руководствоваться его суждением относительно
вопроса здоровья; и если он скажет, что я недостаточно здоров, я сдамся
начинание: но меня это не очень беспокоит".

"Значит, вы говорили с доктором?"

"Он говорил со мной", - ответила Этель. "Он узнал мой секрет, как и миссис
Джонс; и мы уже несколько раз говорили на эту тему. Он говорит, что хотел бы поехать сам.
"Я всем сердцем желаю, чтобы он поехал!" — воскликнул мистер Далтон. "Такой врач, как он, был бы на вес золота."

"Конечно, об этом не может быть и речи, — сказала Этель. — Но Мэтью говорит, что собирается поговорить с доктором Денманом — тем несчастным молодым человеком, которому
Джонс посылает людей, которые приходят в ненастные ночи. Но, Генри, ты не ответил на мой вопрос. Ты научишь меня сирийскому?
"Конечно, моя дорогая сестрёнка," — сказал мистер Далтон, целуя её;
«И с большей радостью и благодарностью, чем я могу выразить словами. Вы не могли бы попросить меня сделать что-то, что доставило бы мне столько удовольствия. Когда мы начнём?»

 «Завтра, если хотите. Я бы хотел начать в Новый год».

 «А как же тараканы, пауки и так далее?» — спросил мистер.
 Далтон, улыбаясь.

«Я собираюсь собрать их и отправить тёте Доринде!»
 — ответила Этель, в свою очередь улыбнувшись.  «Интересно, что она мне скажет?»
 «Она скажет, что именно этого и ожидала и что она всегда это предвидела; и, более того, она действительно так думает», — ответил мистер Далтон.
«Я благодарна за то, что она не обращает на это внимания. Какой
бы у нас был горячий чайник, если бы она занялась этим примерно
месяц назад».

«О, вы несправедливы к тёте Доринде! — сказала Этель. — Как она
бы сказала, вы не можете простить её за то, что она читала вам нотации по поводу вашей проповеди. В конце концов, в тёте Доринде есть много хорошего».

«Я никогда не думал о том, чтобы отрицать это, — ответил её брат. — Тем более жаль, что она сводит на нет все свои достоинства своими неприятными манерами».
 «Она сказала мне после того, как Кэти Ли попросила её прийти и навестить её, что Кэти
была первой бедняжкой, которая сердечно пригласила её зайти в гости ещё раз, — продолжила Этель. — Я всегда радовалась, что тётя Доринда оставалась у нас на той неделе. С тех пор я отношусь к ней совсем по-другому. Но вернёмся к нашей важной теме: Генри, как ты думаешь, могу ли я считать, что вопрос решён — решён, я имею в виду, настолько, насколько это вообще возможно, когда речь идёт о стольких годах вперёд?

— Думаю, что да, моя дорогая, и пусть тот Божественный Учитель, которому ты посвятила свою жизнь, благословит эту работу на его службе и тебя в её исполнении, чтобы ты наконец услышала: «Ты была
«Если ты верен в малом, то будешь верен и во многом;
войди в радость Господа твоего».
К этой истории почти нечего добавить.

Миссия Айрон-Хилл перестала быть миссией и превратилась в здоровую, самодостаточную свободную церковь, которая пользуется популярностью и постоянно растёт.
Старая миссис Трим вернулась домой, а Ричард женился на той самой
Мэтти МакГенри, чей вкус в одежде сформировался под влиянием Этель. Кэти Ли
чувствует себя хорошо, и, хотя одна нога у неё немного короче другой, она может ходить так же хорошо, как и раньше. Две сестры снова живут вместе и занимаются
Они зарабатывают на жизнь шитьём и уже подумывают о том, чтобы выкупить свой старый дом и снова жить за городом среди старых друзей. Анна Бургерс замужем, но всё ещё живёт с родителями и находит время для множества добрых дел среди бедных и невежественных людей.

 В доме доктора всё чаще звучат детские голоса. Тётя Доринда — частая гостья в доме, надо признать, в ущерб семейному укладу, поскольку она считает, что у детей должно быть всё, что они хотят, и боится, что Эмили избалует их чрезмерной строгостью. Но, как говорит сама Эмили, она не делает ничего плохого, и это того стоит
Мне больно видеть, что старушка так счастлива.

 Третий год испытательного срока Этель быстро подходит к концу, и теперь ни для кого не секрет, что весной она отправится в Персию со своим братом. Конечно, по этому поводу высказывается множество разных мнений, но сама Этель ни на секунду не усомнилась в своём решении с того самого новогоднего вечера, когда она приняла окончательное решение. Она всё это время готовилась к той работе, которую задумала; и она вполне готова взяться за неё со смирением, но без страха, уповая на Того, Кто обещал тем, кто отдал свои жизни за
Ему воздастся в тысячу крат больше в этой жизни, а в грядущем мире — жизнь вечная.


Кто из моих читателей, дочитав эту книгу до конца, отложит её в сторону и честно, в страхе Господнем, спросит себя: «Несу ли я какую-либо ответственность в этом вопросе?» Есть ли кто-нибудь, кто лучше меня справится с этой работой?
Поднимите глаза, дорогие девушки, и посмотрите на поля, готовые к сбору урожая, на то, как пропадает, воруется и топчется под ногами доброе зерно, потому что его некому собирать, а потом спросите себя: «Неужели на всём этом широком поле нет для меня места?»



 КОНЕЦ.