Быть русским - часть 1

В моем паспорте — довольно распространенные славянские фамилия-имя-отчество. А этот мой псевдоним, как и предыдущий — нет. Почему? Потому, что мне стыдно. Да, я уже не пишу, как лет двадцать тому, «убей в себе русского, выдави по капле». Но и восторга особенного по поводу того, что я русский, не испытываю. В знаменитой суворовской фразе "Мы русские, какой восторг!" я бы вставил между словами "какой" и "восторг" слово "нафиг" (или того крепче).

Как минимум, заменил бы восклицательный знак на вопросительный.

Ох, как же стыдно некоторым за то, что стыдно мне! Они-то, другие-некоторые, поди, лучше меня знают, что мне чувствовать и как жить. Неважно, что понятие «русский» - это неопределенное прилагательное (к чему?): гойда! Долой мозги! Долой стыд! Помнится, еще в довоенную эпоху кто-то в мундире объявил в сети награду за мой деанон. Я написал тогда напрямую: сколько они готовы заплатить за мой деанон мне самому? Ответа почему-то так и не последовало, даже заблокировали. Странные ребята...

Мы гордимся не тем, чем следует, да и стыдимся не того, что должно вызывать неловкость.

Ладно, черт с ними, с зиганутыми и победобесами. Попробуем спокойно, без истерик, разобраться, что же это такое — быть русским. Неужели, как остроумно заметил один украинец, русские — это «не национальнеость, а преступное сообщество»?

Вот с этих самых терминов и начнем: национальность, народ, этнос... Не китайско-японское «миньцзу» же использовать, в самом деле? Оно, конечно, китайский термин встречается и в текстах периода династии Лян, и в текстах династии Мин, но есть нюанс: в современный китайский оно пришло из японской империи эпохи Мейдзи. Когда на японский переводили с европейских языков, и изрядно — с немецкого. Слово Volk, например. Я даже могу предположить, какие именно книги…

Миньцзу — это, грубо, «официально признаваемая национально-этническая общность». То, что в Китае вам пишут в документах. Их, миньцзу, там около 59, вроде бы. Есть даже «русские». Женщины носят кокошники, водят хороводы, пьют водку, поют русские песни (на китайском). Мужчины носят косоворотки, работают на селе, тоже водят хороводы и пьют водку.

Не знают по-русски ни слова, очень обижаются, когда ханьцы и другие миньцзу принимают их за  иностранцев.

Русский — это этнос, отвечаю.

Слово «этнос» восходит к древнегреческому глаголу «эота» («имею обыкновение»). С ним связано и слово «этос», «этика». То есть этнос — это сообщество людей, у которых есть общие обычаи, правила поведения. Не здесь ли корни нашего русского занудства, непрошеных советов, привычках учить всех без разбору «жизни», «как надо родину любить» и «хорошим манерам»? Этикету? Слово тоже заимствовано из греческого и родственно словам «этнос», «этос» и «этика».

 К слову: если вам стыдно говорить на своем родном языке, потому, что он у вам какой-то «неправильный», «неграмотный» - поздравляю: «ты в империи, друг», как сказал поэт.

Это империи развлекаются «языковыми нормами», «уровнями владения языком» и «академиями формирования литературных стандартов» (с «рекомендациями» как остаточными явлениями).

Федерации, конфедерации и прочие свободные объединения свободных людей уважительно относятся и к языковому разнообразию внутри языка.

Империи — нет.

Этнос — это своя «знаковая система», мифология, «правила поведения», по которым вроде бы можно объяснить и предъявить: «я  - русский» - «нет, ты — не русский, ты — нерусь» - «это я-то не русский?! Да сам ты нерусь!»… И понеслась звезда по кочкам. Не отсюда ли растут ноги и у «граммар-наци»? Сколько таких бессмысленных и беспощадных споров было у меня со знакомыми зигачами. Еще в довоенную пору, когда казалось, что споры с ними имеют смысл.

Да и оформлены ли они, эти правила и нормы, насколько они общие? В самом деле, что общего, скажем, у меня — и какого-нибудь «правильного пацана»? Или у нас обоих — и эмигрантов, уехавших в Прибалтику и в отчаянных попытках хоть как-то разобраться в собственной этнической принадлежности травящих свои мозги каким-нибудь «Царьградом»?

Казалось бы, язык остается последним прибежищем, способным объединять. Последней привычкой, к которой мы «имеем обыкновение». Но то лишь кажимость. Попробуйте привести к единому смысловому знаменателю такие слова, как «спросить», «исполнить», «оценить» и «аккуратно» в их уличном значении и в обиходном, литературном, словарном. Фраза «Мы оценили всё то, что вы так аккуратно исполнили, но хотим спросить» становится дьявольски неоднозначной. Да что там современный язык супротив литературного! Уже появились новые микродиалекты русского по русским диаспорам, и это еще не все.

Но не стоит огорчаться, ведь и языкового единства у нас не было никогда. К примеру, в  большинстве европейских наречий есть негласный консенсунс о времени: когда уместно говорить «доброе утро», «добрый день», «добрый вечер» (если такие формы приветствий еще сохранились, конечно)… Да, этот консенсунс может показаться странным для русского человека (и киплинговское At Two O’Clock in the Morning тому пример), но он есть!

А теперь давайте определимся — нет, не с двумя, а с тремя часами… утра? Ночи? Видите, какая неоднозначность! Сам язык противится, сопротивляется тому, чтобы его укладывали в стандартное лекало имперской языковой матрицы.

А универсальное вежливое обращение в русском языке, наподобие «сэр», «мисс», «миссис», «мэм»? Нет его у нас, такого обращения! Как нет просто слова «шкаф» в пресловутом английском или просто общего слова «дерево» в каких-то языках австралийских аборигенов. Они, обращения, ситуативны и указывают, скорее, на то, какую общность говорящий приписывает адресату и хочет представлять сам.

И вот вам еще одно сложнопереводимое с русского на русский русское слово: «пошлость». Я определяю его так: «попытка создать видимость более значимого, достойного, позитивного положения, социального уровня, чем есть на самом деле, либо принизить значимое, достойное, позитивное».

А ведь мы еще даже не начинали обсуждать смысл присловья «от добра добра не ищут!». Мне встречалось не менее пяти разных вариантов толкования этой фразы.

Я лично даже рад, что пока что «власти» не придумали ни административной, ни уголовной ответственности за пошлость. Хотя порой очень хотелось бы — как хотелось бы видеть легализацию огнестрельного оружия для гражданских лиц. Я пришел к этому желанию, пожив несколько лет в центре Петербурга на Пяти Углах да на семи ветрах, недалеко от Рубинштейна, с избытком «насладившись» звуками ночного города.

В конце концов, за безупречной японской вежливостью стоят двести лет свободного ношения оружия…

Да, мы, русские, очень любим друг друга. Поэтому, оказавшись за границей, я стараюсь дистанцироваться от соотечественников (и соотечественниц) максимально. Хотел бы общаться — оставался бы в России. Но там — империя, а империя сущностно противоположна этносу, национальному самосознанию. Империи не ведом стыд (как не знают стыда мертвые), ибо империя — неживое. Нежить, мертвечина, кадавр. Даже если вам пытаются внушить, будто вы представитель «государствообразующего народа». Ведь «русский» - это прилагательное.

Прилагательное — к чему? И как получилось так, что именно это прилагательное стало обозначением для… этноса? Почему прижилось именно такое обозначение?

(продолжение следует)