Отрезвляющая пощечина для автора

Что на том свете я скажу Талькову, Высоцкому, Мандельштаму, не побоявшимся озвучивать беды русских людей? И им было страшно, и они хотели просто жить и радовать близких. Но поэты нашли сил, откопали смелость, обнаружили в себе ресурс. Они и многие им подобные смельчаки. Они-то и остались в умах сейчас, через полвека.

А я, увы, не нахожу...

Что мне говорить, как автору пельменного типа? То, что можно, но не востребовано? Или то, в чем читатели нуждаются, но, что нельзя?..
Кем мне быть, балаболом-вареником или литератором-чесноком? Знали бы мы Мандельштама, если бы у него не было стихотворения про кремлевского горца с толстыми пальцами-червями? Правда, теперь идол, устроивший 37-ой год, висит в нашем городе на здании КПРФ во весь рост - и ничего.

Должен ли писать об одуванчиках, о солнце, о приключениях, о лете, о том, что все было хорошо? Или с врачебным рвением должен язвить все проблемные области социального организма - с его чиновничьим беспределом, с ужасом системы и прочим?

Есть ли смысл быть героем?

После того, как мне деликатно закрыли произведение и намекнули про статьи в УК, я сижу обгаженный, терплю состояние в самом настоящем качестве себя. Немотивирован, испуган, задавлен, не сориентирован, куда поднять голову, не ведующий, на что можно смотреть, не видящий смысла в действии. Пустым и трезвым взглядом окатываю куб квартиры, и все мне кажется фальшью. Бесконечная матрешка лжи расплылась вокруг, уродливо улыбается, победоносно. И, может, я и сам к ней причастен. От последнего - тошнотнее всего. Да, дорогой читатель. 100 раз да!
К слову, вам, читатели, и сайту Прозы я искренне и низко кланяюсь. Без вас не отшлифовал бы я свой язык. Ведь только в исступленном желании выпендриться перед читательскими умами, я кропал новые и новые вещи, и, надеюсь, немного подрос. Будет ли применение этого роста?

Конечно, проза - жанр более аккуратный и тонкий, нежели выступления с любых броневиков. И внимание к нему у власти не такой пристальный, как к словам блоггеров и видеографоф. Всё потому, как книги читают мало. И опасности они представляют меньшую. И если мне себя размыть в абстракцию, то цензурщик мой ум и не заметит? Может, образы должны стать неконкретные, а язык должен быть Эзопов? Чтоб никто - ни ты ни читатель - ничего не понял... Ты, вроде, высказался, излил гражданскую позицию, а вроде, и придраться не к чему. Ходишь, улыбаешься, и совесть к ушам не приставила мегафон и в него обличения за страну, за измученный народ не ревет.

Если автор гибок и умен, он сумеет выразить, что хотел и пройти между струй?.. Не стал же лидер дд-ДДТ иноагентом, или сумел же Оруэлл выразить саму онтологию власти? Значит, между цепких очей осуждения диванных рецензентов есть бреши?

Может, мне просто надо быть не грубым? Научиться говорить и думать тоньше, чтоб речь была информативной и отрезвляющей для чутких и безобидна и неинтересна для ищущих повода? Социальную и полит критику научиться подавать так, чтоб комар вампирского носа не подточил? Перестать кататься на некой эмоциональной качели, в которой то пробую дрожать за любую словесную фиалку, то искрить безумным фейерверком, обжигать и провоцировать всё вокруг? Не факт, что в последнем случае доносится до разума!
Вероятно, у автора остается выбор, либо менять себя, либо изгибать подачу вопроса.

Один священник сказал: есть время для проповеди, а есть для молитвы. Об актуальных социальных аспектах мы прочтем потом, когда станем взвешанными и выдержанными, когда гайки немного отпустят, и нам разрешат подумать. А сейчас, пока идет Рождественский пост, действительно, может всем нам немного помолиться?