Сабака на балоте, 3. Крокодилы

Сабака на балоте

3. Крокодилы

Странно, как большая могучая птица наклонив набок голову, Коконг юркнул в расселину и, оказавшись снаружи, жестоко захрустел крапивой. Сбежав из ловушки, гигант воплотил свое наилучшее, уникальное решение, а я оказался неспособен последовать примеру, достойному уважения. Ноги меня не слушались, накрепко приклеившись к камням. Удары сердца жалили мозг. В эти страшные часы, годы, века я нисколько не сомневался, что увижу клыкастую, усатую морду твари, живущей под горой, но ужас был таким сильным, что тело полностью перестало меня слушаться.
Шорохи, бряканье сделались громче. Мерцающий, прыгающий свет затронул полутьму грота; стал увереннее, все чаще задерживаясь на потолке и стенах. Осторожно показавшись из ямы, прямой металлический бивень бестолково обстукал края и вдруг высоко поднялся над провалом. Похожая на желтую черепаху, голова подземного чудовища развернулась, ослепляя меня прямым лучом единственного пылающего ока.
- Тут-то еще кто? - услышал я, неизвестно откуда взявшимся усилием воли смиряя улепетывающее в могильный космос сознание.
Черепаший панцирь откинулся, показывая взлохмаченную человеческую голову. Горящий глаз на лбу желтой пластмассовой каски уставился в наполненный солнцем разлом. Двустволка в руке еще разок стукнула стволом по камню и, лихо взмахнув ремнем, переметнулась за плечо выбирающегося из ямы длинноволосого незнакомца в отчаянно грязном комбинезоне.
Ощутив крепкий тычок в грудь, я почувствовал себя все еще живым.
- Вот так вот. Ты-то кто, очкастый? - хриплым голосом поинтересовался длинноволосый.
Прищуренные глаза, прямой нос, впалые щеки, торчащий клинышком подбородок вооруженного двустволкой незнакомца не обещали мне ничего доброго. На широком ремне у длинноволосый висела кобура, широкие ножны с торчащей из них рукоятью клинка, бухта троса, гроздь никелированных карабинов и альпинистский молоток.
Точно повторенный и подкрепленный новым отрезвляющим ударом, вопрос незнакомца стал понятен, только файлы словарного запаса все равно пока находились вне досягаемости для электрических импульсов моего испуганного мозга. Наверное, я стоял столбом, ловя воздух широко распахнутым ртом. Мое бледно-зеленое, чуть ли не светящееся в пещерных сумерках лицо, вероятно, вызвало бы смятение кардиолога.
Услышав шорох крапивы, длинноволосый попятился, хватаясь за ремень двустволки. Ворвавшись в грот с тяжелым корнем наперевес, Коконг, двигаясь как выкованный из стали робот, оглядел пещеру.
- Ты, верзила, - успокоился незнакомец.
- Что есть, то есть, - сказал гигант, с преувеличенным вниманием устанавливая грозный комель у стены.
- Глупый вопрос. Твой турист-то, Коконг? Развлекаешь бездельника древними снимками?
- Приехал. Одинцов. Виталий Степанович. Кемерово. Специалист по связи. Из областного центра, - отрывисто объяснил гигант, и я с благодарностью подумал, что ему очень нелегко далось стремительное возвращение в грот с импровизированной дубиной.
- Ивоосев, - поклонившись на манер подвыпивших французских дворян, важно представился длинноволосый. - Областной, говоришь? Вот так вот? Специалист? Крупно солишь, верзила. То-то у нас ни телефон, ни телевизор вторую неделю не работают.
- Уникальное неполадки на линии, - выдавил я, стаскивая очки.
- Коконг, твой специалист смотрится как стог сопревшего сена, - крайне обидно ухмыляясь, произнес Ивоосев.
- Виталий Степанович профессионал. Что есть, то есть. Профессионал, - нервно терзая пальцами бороду, заступился за меня великанский спутник.
- Догадался. Вот так вот. Вышку-то пузан в одиночку починит, - иронично проворчал длинноволосый.
В другой момент я бы обязательно ответил Ивоосеву грубостью на грубость. Проклятый брод! Сейчас у меня не хватило сил для борьбы с наглецом. Пока я окончательно приходил в сознание и тщательно протирал стекла очков, длинноволосый короткими, точными вопросами вызнал у Коконга всю нашу замысловатую историю о летающих каменных истуканах и скупо поделился причиной, побудившей самого Ивоосева ползать под землей добрую половину нынешнего дня.
Похоже, длинноволосый не умел удивляться, по-детски непосредственно принимая версию гиганта о краже идолов с дальних океанских островов тороватыми российскими военными. Неприятный, омерзительный, бестолковый, грязный как чушка Ивоосев был абсолютно безудержен во вранье. Собственные плутания в адском лабиринте горы сибирский фанфарон назвал «прогулкой». Насколько мне стала понятна реакция Коконга, он, радуя длинноволосого, посчитал безумно опасным подвигом экспедицию в промытые водой ходы. Медные, медные деньги! Что касается меня, то исследования темных подземных закоулков в горе я признаю героическим бессмысленным чудом, не вызывающим ни малейшего восторга у любого здравомыслящего человека. Нет-нет, хвастунишка мне откровенно не нравился.
Слушая и слыша, я пока не все воспринимал в диалоге. Пережитый ужас еще напоминал о себе затуманенным разумом и растерзанностью мыслей. Когда человек, стоя в шаге, пропускает слова и целые фразы, рано или поздно это становится заметным самому рассеянному собеседнику. Ивоосев, напротив, был жесток и чрезвычайно собран.
- Специалист, ты-то зачем с верзилой к базе поперся? - вдруг спросил длинноволосый, не дождался ответа и деловито подергал меня за пуговицу, привлекая внимание. - Профессионал, ты-то зачем пошел к нашей миролюбивой, почти сельскохозяйственной лаборатории?
- Захотел увидеть, - признался я, возвращая очки на нос.
- Ограду? Пулю в переносице? Колючку? Переломанную в шестнадцати местах лодыжку? - деловито уточнил Ивоосев.
- Можно и так сказать, медные деньги. Уникальные фантастические механизмы.
- Вот так вот. Крупно солишь, мужик. Например, какую-то хитрую ракету?
- Дальнобойное кинетическое орудие... Катапульту, размером с многоэтажку... Систему планетарной телепортации... Магнитный спутниковый захват, цапающий идолов с чужого берега...
- Вот так вот, - без какой-либо интонации повторил длинноволосый и, подхватив похожую на черепаху желтую каску, молча шагнул к выходу.
Уже выбравшись на солнце, Ивоосев развернулся в крапиве, просовывая лохматую голову обратно в разлом.
- Мужики, - позвал длинноволосый. - Глупый вопрос. Бойцы стреляли-то по вам?
- Сто процентов, по нам с Виталием Степановичем, - откликнулся Коконг.
- Верзила, на базе не первогодки служат. Почему не попали-то?
- Что есть, то есть, - согласился гигант, почесывая бороду.
- Профессионал, ты-то как считаешь?
- Мы очень быстро бежали, - пискнул я.
Ивоосев протиснулся в грот, удерживая на плече ремень двустволки. Разжав кулак, длинноволосый сунул в лицо Коконга клочок шерсти.
- Вот так вот. В колючках запутался. Свежак... зверем воняет...
- Каким еще зверем, медные деньги, - пробормотал я.
- Большим. Ты понюхай, верзила.
Отшатнувшись, гигант прикрылся ладонью.
- Позабудьте пока свой Утуйск. Вот так вот. Пузан, предлагаю обед, ужин, ночевку, - нахально скалясь, бросил Ивоосев. - Верзила к нам путь знает. Поспешите, мужики. Предложение-то ограничено.
- Он прав, Виталий Степанович, - произнес Коконг, дождавшись окончательного ухода длинноволосого.
- Нет-нет, медные деньги. Лучше прямиком в Утуйск, - возразил я, беспокойно поглядывая на темный зев бездонного провала.
- На гору сейчас лучше не соваться. Заметят, сто процентов. С шерстью и стрелками тоже... Пока боевой отряд крутится на дамбе, пройдем понизу, под кручей. Крепость Ивоосева неподалеку.
- Проклятый брод. У него даже не дом, а крепость?
- Место интересное, необычное. Что есть, то есть. Вам понравится, Виталий Степанович.
- Мне бы понравилось сразу очутиться в городской квартире. Уникальная обитель Ивоосева неподалеку или рядом? Главное для нас, определиться с терминологией. Мои ресурсы на грани, Коконг. Насколько ваше местное «неподалеку» окажется дальше, чем «рядом»? - сварливо спросил я, как о полноценном календарном отпуске мечтая о кратчайшей передышке.
- Неподалеку ближе, чем рядом. Что есть, то есть, - объяснил гигант, совершенно сминая мое сопротивление.
Идти нам пришлось вдвоем. Грубый, неинтеллигентный тип, забравшийся в грот по тайным подземным тропам, заведомо не мог оказаться физически слабым человеком или неискушенным путешественником. Не оставив в зарослях крапивы ни единого сломанного стебля, Ивоосев просто растворился на склоне, освещенном пробивающимся сквозь облачный слой солнцем.
Невидимая для меня, но удобопонятная Коконгу, дорога вела под хороший уклон. Постоянно лавируя между скалами, ямами, кустами, обрывами и сбившимися в кучки деревьями, я ошалел. Меня перестали тревожить мысли о местных животных, оставляющих клочки шерсти на колючках крапивы.
Очки безнадежно запотели. Поравняться в скорости с неутомимым, словно мустанг Коконгом было нелепейшей затеей, отнявшей у меня остатки сил. В начале пути из грота я еще ожидал трескучих выстрелов или властного окрика командира карательного отряда с базы, однако по мере спуска перестал думать о фальшивой лаборатории, в недрах сибирской горы готовящей русскоязычных инопланетян на борьбу с злонамеренными англичанами. Не до глобальных врагов, когда просто удерживать равновесие становится непосильной задачей.
О секретах военных мне напомнил остановившийся у сосны гигант.
- Слышите? - спросил он, подхватывая меня под руку.
Если честно, я с трудом осознал вопрос Коконга и почти случайно разыскал его взглядом возле дерева. Очки с мутными стеклами криво висели на носу, готовые свалиться. Мои легкие были вулканически горячи, сердце размашистой кувалдой било в мозжечок, а в глазах скакали мерклые темные пятна. Весь я теперь состоял из болей, чудовищной усталости, унылых раскаяний и воспринимал находку спины безжалостно вырывающегося вперед моего великанского проводника как спасительный ориентир, направляющий к суше тонущую шлюпку.
- Проклятый брод, - вымолвил я, оседая на траву.
- Загнал вас, Виталий Степанович. Что есть, то есть, - спохватился Коконг.
- Можно и так сказать... Шесть с половиной секунд перерыв, пожалуйста.
Шестью секундами, конечно, не обошлось. Медные деньги! Минут через двадцать пять, когда стекла очков были скрупулезно протерты, я все еще сидел на склоне, положив локти на согнутые в коленях ноги. К счастью, гигант не торопил меня в путь, пристально рассматривая что-то, происходящее в стороне базы.
- Считаете, ему можно доверять? - выговорил я, втайне надеясь выиграть еще немного времени.
- Ивоосеву? - охотно откликнулся Коконг. - Как самим себе. Сто процентов.
- Выглядит довольно сложным, недоброжелательным человеком.
- Что есть, то есть, Виталий Степанович. Вечно хмурый, замкнутый. Нелюдимый, железный человек.
- Улукиткан... Алан Квотермейн... Дерсу Узала... Нет-нет, медные деньги. Настоящий, уникальный Волк Ларсен.
- Какой волк? - не понял гигант.
- Волк Ларсен. В детстве приключенческими книгами не увлекались?
- Не читал и не читаю... Принципиальный вопрос бесполезной траты жизни, - пояснил Коконг, отвлекаясь от наблюдения.
- Сомнительная логика.
- Кинематограф век назад положил на лопатки литературу. Книга? Устаревший продукт враждебной британской культуры, отброшенный мировой цивилизацией. Самый завалящий документальный фильм расскажет лучше, точнее и, главное, вернее любого писателя, который обязательно все перевернет. Виталий Степанович, я книг не читал, не читаю и сын мой ничего, кроме обязательных в школе учебников, читать не намерен.
- Документалки тоже творческие люди снимают, - заметил я, устраивая очки на носу.
- Сто процентов. Люди. Лишь бы не англичане!
Наверное, это была шутка, интеллигентно закругляющая тему. Собираясь добрыми словами помянуть ярчайшие познавательные полотна Дэвида Аттенборо, доходчиво распространяющего знания под крылом махрового британского империализма, я все-таки сдержался.
- Давно знаете Ивоосева, Коконг?
- Ивоосев наш, из Утуйска, - сразу ответил гигант. -  Он примерно вашего возраста, Виталий Степанович. Когда я пошел в первый класс, Ивоосев уже переехал в Новокузнецк. Вернулся... лет... восемь или девять назад, с женой. В родительском доме жить не стали, построились в низине, у болота. В Утуйске Ивоосев появляется редко. Выкатит машину из гаража, смотается в город к детям и прячется обратно в крепости под горой.
- Уникальная сибирская крепость? - переспросил я, все еще не веря.
- Сто процентов, Виталий Степанович. Что есть, то есть. Крепость. Замок, не чета английским. Добротный форт... Однажды мы с сыном ночевали у них. Вполне гостеприимные люди... если не считать змеиного языка Ивоосева.
Теперь и я услышал негромкий звук, находящийся в тональности тревожно зудящей у самого уха пчелы. Разговор прервался. Мы с Коконгом одинаково энергично потерли ладонями щеки, смягчая внезапное раздражение кожи. Доносясь со стороны базы, жужжание густело, набирало глубину, уплотнялось, заставляя заметно дрожать хвойные лапы.
Мой великанский проводник набрал в грудь воздух, словно копируя тяжкий вздох, пронесшийся над горами. Проследив за напряженным взглядом Коконга, я на четвереньках поспешил надежнее укрыться за деревом.
Вроде бы простенькая, шиферная, крыша высочайшего здания базы раздалась, аккуратными ломтями сползая на три стороны. Не добавляя к пчелиному зуду других звуков, на горе за секунду образовался правильный треугольник огромнейших ворот. Острым концом начинаясь в чреве строения, скромно приютившегося у природного каменного колосса, большой темный рот вытягивал равные бедра почти до вершины горы.
Жиденькие облачка, лениво пасущиеся на небе, дрогнули. Преодолевая упорство высотного течения, белесая дымка организовалась в поток, поразительно твердо направляющийся к крышам зданий на территории базы. Навстречу ему, из чрева здания вырастали тяжелейшие, грубейшие механизмы, формой напоминающие сомкнутые человеческие пальцы. На каждой из в равной степени великих сторон треугольника появились похожие механизмы, изготовленные при помощи самых крупных инструментов.
Вычертив прямой угол над землей, мглистая река сменила направление, врываясь в распахнувшийся на круче зев. Чистые, нарядно-белые облака пропадали в темной пасти, скованные необъяснимой силой. Гора с жадностью выпила небесную пелену, быстро и чрезвычайно эффективно расчищая высь над огражденной колючей проволокой территорией, однако этим не успокоилась. Последней сдалась и тоже была проглочена подвижная, как стайка отчаянно неустрашимых зайцев, группа редких облаков, плывущих к мегалитической стене Царских Дворцов.
Пока мы, озадаченные происходящим, таращились на соседнюю гору, сероватое небо приобрело царственную морскую синь. Расстаравшееся Солнце споро подарило высям хорошую дневную голубизну; всей атомной звездной яростью обрушилось на древнюю Сибирь, не создавая, а грубо вбивая в таштагольское ущелье вечное зрелище динамичного света и теней.
Назойливый пчелиный зуд унялся. Хвойные лапы перестали дрожать. Жадный рот закрылся. Крыша высокого здания сомкнулась. Гора стала обычнейшей горой, терпящей у подножия тривиальную, сугубо мирную людскую пристройку. Между домами базы появились люди в камуфляже, высматривающие что-то среди строений. Поскольку патрульные вышли за периметр фальшивой лаборатории, мы с Коконгом поспешно, тихо, организованно отступили.
- Никогда не видел ничего подобного. Сто процентов, - пробормотал гигант, широким шагом двигаясь к берегу пруда.
На ходу, догоняя легко вырывающегося вперед Коконга, я физически не мог говорить. Кроме того, близкая вода смущала меня подозрительным покоем. Пожалуй, справедливее будет сказать, что я жутко перетрусил. Дорога становилась откровенно опасной. Забыть гибель автокрана и активную стрельбу боевого отряда по волнам у меня не выходило.
К счастью, гигант круто сменил направление. Максимально приблизившись к пруду, Коконг обогнул мощнейший скальный выступ и сейчас же отодвинулся вбок, углубляясь в россыпь расшибленных, когда-то упавших с верхотуры скал. Если вооруженный отряд все еще находился на дамбе, камни надежно скрывали нас. Лично я не заметил наблюдателей, хотя успел рассмотреть прямую, могучую земляную перемычку, отделяющую чистейший водяной простор от замшелого, поросшего безобразными низкорослыми растениями участка переувлажненной почвы. Отсюда было отлично видно, что поверхность пруда метров на пять возвышается над уровнем низины. Проложенная в устье дамбы гофрированная труба заметно раскачивалась, и я сразу предположил в водопропускном сооружении засаду мстительных охранников военной базы.
Путь увел нас прочь и от печальной болотины. Более-менее пологая, гора выпрямляла спину, тянулась темечком к расчищенному фантастическими машинами небесному куполу и пятилась от кромки воды, солидно увеличивая площадь берега. Деревья здесь росли вдвое, втрое чаще, чем выше по склону, отличаясь редкостным уродством. Старые, согбенные, исковерканные в процессе борьбы за выживание кедры соседствовали с тысячелетними елями, вроде как гордящимися изгибистыми стволами. Семьи гнутых, почерневших от вековых невзгод сосен, держащих на ветвях нездоровые, пыльные веревки лишайников, сбивались в огромнейшие боевые полки и жались к отвесным скалам, перепутывая ветви. Серьезно потемнело и я всерьез ждал рыка хищных зверей, которые кишмя кишат в таштагольской глубинке, незаметно сопровождая каждого из путешественников.
Мне была предельно ясна логика Коконга, уверенно двигающегося по лесным сумеркам без видимой тропы. Все удаляясь от нас, пруд и отгораживающая воду дамба находились слева. Пожалуй, при ином раскладе даже я не заблудился бы в грустном таежном тупике. Мой великанский проводник держался ввиду горы, которая из идеально-точной каменной вертикали приобретала отрицательный уклон.
Хотя Коконг явно не торопился и не забывал хорошенько осматривать лесные закоулки, я, полностью полагаясь на внимательность и опыт гиганта, все равно не сделался бы лидером нашего утомительного, ультимативного марш-броска. Нет-нет. Легкомысленности у него не было и в помине. Как и мне, Коконгу конечно же запали в душу слова Ивоосева. Клок неведомо чьей шерсти на стеблях крапивы тоже навевал не самые приятные думы.
Скалы смело нависали над чащобой. Солнце праздновало победу ясным днем где-то в стороне фальшивой лаборатории, но густые хвойные дебри жили по собственным законам и правилам, установленным в незапамятные, в дикие, в первобытные времена. Обычные обитатели тайги не обошли вниманием этот участок сибирского леса, став гораздо пугливее. Кто-то тихо шелестел в опавшей хвое. Кто-то невидимый трогал ветки. Кто-то мелькал над нашими головами. Кто-то незаметно исчезал с нашего пути. Кто-то хрустел, драл кору, стучал, монотонно ворчал, вдруг замолкая при первых звуках нашего передвижения. Лес полнился тайной, скрытной, запретной, недоброжелательной жизнью.
Первый десяток миллионов шагов сменился вторым десятком. Проклятый брод! Судя по моему бедственному состоянию, вскоре мы должны были бы оказаться на противолежащей стороне Земли. Уплотненный в пространстве и времени, областной центр годами и годами не позволял мне таких исступленных тренировок. Пожалуй, сегодняшним днем я втрое превысил дневную норму шагов, еще только достигнув вышки связи, поваленной идолом островитян. Дорога к периметру военной базы, бегство в уникальный грот и нынешнее путешествие к неприятному человеку, с которым мне едва удалось перекинуться несколькими фразами, были форменным испытанием на прочность. Экзамен я, однозначно, провалил. Медные деньги! Мое тело требовало отдыха, отдыха и отдыха. Сломленный унизительным бессилием дух во всем потакал измученному организму.
Хвойник разрядился, однако светлее стало совсем немного. Монолитная скала, напоминающая зависшую над серфером волну, по-прежнему принимала основной удар дневного Солнца. Воюя с одинокими, особенно упрямыми кедрами, молоденькая пихтовая роща селилась на голых, разбитых вдребезги камнях, а сразу за обнаженной россыпью открылся разлом метров тридцати шириной, надежно преградивший нам дорогу. Начинаясь у горы, заполненная водой трещина вытягивалась к зелено-черному беспорядку болотистой низины.
- Пришли, Виталий Степанович, - просто сказал Коконг.
Впервые после начала похода я испытал радость. Мы не пришли. Медные деньги! Мы победили горы, пули, когти, тайгу, космические расстояния.
На противоположном берегу разлома возвышалась настоящая крепостная стена, уложенная в уникальной мегалитической стилистике Царских Дворцов. Манера кладки камней с одного взгляда ошеломляла размахом и монументальностью, с другого заставляла сомневаться в рукотворности сооружения, но третий уже вынуждал критиковать природу за неудачную, за некрасивую подделку.
Честно признаться, даже в нынешнем состоянии рассудка я не стал кричать от восторга, воспевая успехи строителей, категорически больных гигантоманией. Нет-нет, это нельзя было уверенно назвать кладкой. Грубейшие блоки, имеющие размеры загородного дома, громоздились на хлипких основаниях с габаритами железнодорожной платформы, а повсюду выпячивающиеся наружу глыбищи опирались на груды безобразнейших разношерстных обломков. Медные деньги. Люди так не работают. Так трудится беззаветная фантазерка-природа, испытывающая отвращение к скрупулезным инженерным расчетам.
Без лишних просьб одарив меня передышкой, гигант молча отправился к скале, грузно нависающей над вершиной капитальной стены. Неаккуратная, неправильная выемка протягивалась на противолежащий берег трещины, становясь лазом, образованным склоненными друг к другу плоскими каменюками. На созданной при помощи тяжелых инструментов полке могли вполне удобно идти рядом четыре заурядных человека или два подобных Коконгу великана.
Шайка неистовых спартанцев сумела бы задержать в этом защищенном, уникальном месте танковую армию, насмешничая над тщетой эскадрилий современных бомбардировщиков. Так или иначе, мегалитическая стена соответствовала званию крепостной. Коконг был безмятежен лицом и легок в шагах. Прижимаясь к незыблемой скале спиной, я полз боком, оставляя до края полки солидное пространство. Летающие истуканы? Снимки инженеров в пещерах, принадлежащих демонам? Шерсть на крапиве? Гора, пожирающая облака? Сражающиеся с британскими империалистами инопланетяне? Мой окостеневший, заиндевелый от усталости и страхов рассудок теперь готовился принять любые чудеса в нутре каменной твердыни.
Ров под замками обычно принято заливать водой и запускать в него кровожадных гадов. Проклятый брод! В неглубокой ямине очень логично смотрелись лоснящиеся спины бронированных тварей. Мы двигались над стоячей зеленоватой водой, в которой лениво поворачивали откормленные телеса крокодилы.