Спящая красавица. Правдивая история мачехи

Королева стояла у окна своих покоев, наблюдая, как закатное солнце окрашивает небо в золото и пурпур. Она была прекрасна — и знала это. Восемнадцать лет она царствовала над королевством вместе со своим супругом, но ещё раньше, в первом браке, она уже познала, что значит быть обожаемой.
Её первый муж взял её в жёны, когда ей было семнадцать. Пять лет счастья, пять лет, когда она была центром вселенной для молодого красивого рыцаря. А потом война. Проклятая война, которая забрала его и оставила её двадцатидвухлетней вдовой.
Год траура. Затем — предложение от короля-вдовца. Ему было сорок, у него была новорождённая дочь от покойной жены. Брак был разумным — два одиноких человека, два королевства, которые нуждались в союзе. Королева не любила его так, как первого мужа, но испытывала уважение. И благодарность — он вернул ей статус, положение, цель.
Восемнадцать лет прошло с тех пор. Восемнадцать лет она была королевой этого замка, матерью (пусть и не родной) растущей девочки, украшением двора. Её красота была легендой, воспетой менестрелями в трёх королевствах.
Падчерица росла тихо, незаметно, где-то на периферии жизни королевы. Сначала — младенец в колыбели, потом — милое дитя, что бегало по коридорам. Королева даже испытывала к ней нечто похожее на нежность — девочка была послушна, скромна и никогда не мешала. Она называла королеву «матушкой», хотя обе знали правду. Зачем было беспокоиться о ребёнке, когда сама королева находилась в расцвете сил?
Годы текли, как мёд — сладко и незаметно. Королеве было тридцать, потом тридцать пять, потом сорок. Она просыпалась каждое утро с уверенностью в своей неувядающей красоте. Зеркало отражало то же прекрасное лицо, те же сияющие глаза. Да, она была не той семнадцатилетней девушкой, что выходила замуж за своего первого мужа. Но она была лучше — зрелой, утончённой, с той особой красотой, которую дают годы и опыт.
Но однажды что-то изменилось.
Это случилось на весеннем балу, когда королеве было сорок семь. Падчерице исполнилось шестнадцать, и она впервые появилась при дворе в бальном платье. Королева заметила её лишь мельком — девушка вошла тихо, застенчиво, даже испуганно. Но затем королева увидела взгляды.
Молодые принцы, которые ещё вчера склонялись перед нею в почтительном восхищении, теперь смотрели туда. Их глаза следовали за падчерицей, как подсолнухи за солнцем. И в этих взглядах было нечто новое, живое — то, чего не было, когда они смотрели на королеву.
Сначала она отмахнулась от этого ощущения. Девочка молода, это естественно привлекает внимание. Но её собственная красота неподвластна времени. Разве не так?
Однако падчерица больше не была тихой тенью. Она расцвела, и в этом цветении была особая жестокость. Девушка не делала ничего плохого — она просто существовала. Она смеялась своим звонким смехом, и этот смех звучал свежо, как утренняя роса. Она танцевала, и в её движениях была лёгкость, которой королева вдруг перестала замечать в себе самой. Падчерица говорила мало, но когда говорила, мужчины затихали, чтобы расслышать каждое слово.
А самое страшное — девушка даже не пыталась затмить королеву. Она была робкой, почтительной. Но её молодость кричала сама за себя, не нуждаясь в словах.
Королева начала видеть то, чего не видела прежде. Тонкие линии у собственных глаз. Чуть менее упругую кожу на шее. Блеск в зеркале был уже не тот — или это её воображение? Она стала просыпаться с тревогой, спешить к зеркалу, искать подтверждения того, что всё ещё прекрасна.
И зеркало говорило: да, ты прекрасна. Но теперь это звучало как утешение, а не как истина.
Придворные стали вести себя иначе. Они всё так же кланялись, всё так же произносили комплименты, но их глаза скользили дальше, за королеву, туда, где могла появиться падчерица. Королева чувствовала себя прозрачной, словно через неё смотрели на что-то более яркое позади.
Однажды она услышала разговор двух молодых рыцарей в саду.
— Принцесса прекрасна, как весенний рассвет, — мечтательно произнёс один.
— А королева хороша для своего возраста, — согласился другой.
Для своего возраста.
Эти слова пронзили её, как кинжал. Когда это случилось? Когда она стала женщиной «для своего возраста», а не просто прекрасной женщиной? Когда молодость стала чем-то, что можно потерять?
Королева начала избегать зеркал. Затем — наоборот, проводить перед ними часы, изучая каждую морщинку, каждое изменение. Она велела портным шить платья более пышные, более роскошные. Она надевала все свои драгоценности сразу. Она говорила громче, смеялась ярче, требовала внимания.
Но этого было недостаточно.
Королева призвала ко двору заморских специалистов. Первым прибыл француз, худощавый человек с острым носом и ещё более острым взглядом.
— Ваше величество, — произнёс он, расставляя на столе пузырьки и склянки, — красота требует жертв. И пиявок.
Королева морщилась, лёжа на кушетке, пока эти скользкие создания присасывались к её коже.
— Они выводят дурную кровь, — объяснял француз с энтузиазмом, — дурная кровь портит цвет лица. Нужны свежие соки молодости!
— Может, мне тогда пить кровь девственниц? — мрачно пошутила королева, наблюдая, как пиявки раздуваются.
— О, если бы это работало, ваше величество, я бы первым предложил, — невозмутимо ответил лекарь. — Но, увы, проверено — не помогает. Пиявки надёжнее.
Каждое утро начиналось с процедур. После пиявок пришла очередь целебных грязей из Мёртвого моря (королева мрачно отмечала иронию названия), ванн из ослиного молока (двенадцать ослиц содержались теперь в королевских конюшнях исключительно для этой цели).
Затем прибыл китаец с шёлковыми мешочками, полными истолчённого жемчуга.
— Жемчуг отдаёт коже свой блеск, — уверял он, нанося драгоценную пасту на лицо королевы. — В Поднебесной императрицы используют это столетиями.
— Жемчуг отдаёт казне свои монеты, — вздыхала королева, но продолжала процедуры.
Следом появился итальянец из Флоренции со своими революционными «уколами красоты» — тончайшими иглами, которыми он вкалывал под кожу какие-то таинственные эликсиры молодости.
— Секретная формула! — шептал он заговорщицки. — Пчелиный яд, змеиный жир, роса с лепестков роз, собранная на рассвете девственницами!
— А работает? — спрашивала королева, стараясь не вздрагивать от уколов.
— Синьора, вы выглядите на день моложе, чем вчера!
— Значит, через год я стану моложе на триста шестьдесят пять дней. Почти на целый год! — Королева рассмеялась, но смех вышел горьким.
Но самым страшным испытанием стал испанец, тренер по фитнесу. Бывший танцор фламенко, он был убеждён, что тело должно двигаться, как кастаньеты — быстро, чётко и неустанно.
— Ваше величество! — восклицал он каждое утро в пять часов, врываясь в покои королевы. — Вставайте! Время не ждёт, а мы должны его обогнать!
— Время меня уже обогнало, — бормотала королева, с трудом поднимаясь с постели, — теперь я пытаюсь хотя бы не отстать слишком сильно.
Испанец заставлял её делать немыслимые вещи. Приседания. Наклоны. Махи ногами. Подъёмы рук с гирями (с гирями!).
— Дряблость — враг красоты! — кричал он. — Гравитация тянет всё вниз, мы тянем вверх!
— Гравитация побеждает, — выдыхала королева, делая очередной подход. — Законы природы сильнее нас.
— Тогда мы обманем природу! Ещё двадцать приседаний!
После тренировок королева едва могла ходить. Мышцы болели в местах, о существовании которых она и не подозревала. Но испанец был неумолим.
— Посмотрите на античные статуи! — вдохновенно говорил он. — Богини были в форме!
— Богини были из мрамора, — парировала королева. — У них было естественное преимущество.
А затем появилась японка, специалистка по правильному питанию и внутренней гармонии.
— Никаких сладостей! — провозгласила она, изучая королевское меню. — Только рис, варёная рыба, водоросли и зелёный чай. Красота начинается изнутри.
— Вы хотите, чтобы я жила вечно или чтобы мне это только казалось от скуки? — спросила королева, глядя на тарелку с безвкусным отварным рисом.
— Хочу, чтобы вы выглядели на десять лет моложе!
— За десять лет моей падчерице будет двадцать шесть. Она всё равно будет моложе.
Но королева продолжала. Пиявки по утрам под надзором француза. Уколы красоты от итальянца по средам и субботам. Жемчужные маски от китайца. Тренировки с испанцем каждый день. Диета японки из риса и страданий. Маски, компрессы, массажи, растирания, обёртывания, ингаляции.
Однажды она поймала себя на мысли, что превратилась в какой-то странный проект по реставрации. Как старинный замок, который латают, подкрашивают, укрепляют, но который всё равно остаётся старинным.
— Может, мне просто принять это? — тихо спросила она у зеркала после очередного изнурительного дня.
Зеркало промолчало.
— Нет, — ответила она сама себе. — Я не готова.
Хуже всего было то, что все эти усилия давали результат. Она действительно выглядела лучше, чем могла бы без них. Француз, итальянец, китаец, испанец и японка делали невозможное — они поддерживали её красоту на плаву.
Но это было похоже на отчаянное вычерпывание воды из тонущего корабля. Можно было держаться дольше, но исход был неизбежен.
А падчерица? Она просто спала восемь часов, ела что хотела, и выглядела божественно. Потому что ей было шестнадцать. Потому что гравитация ещё не начала с ней свою тихую, методичную войну.
— Это несправедливо, — шептала королева, массируя усталые мышцы после тренировки.
— Это жизнь, ваше величество, — отвечал испанец. — Но мы боремся! Ещё десять подходов!
Королева боролась. Каждый день, каждый час. Армия специалистов окружала её, вооружённая пиявками, иглами, жемчугом, гирями и рисом. Она тратила больше усилий на поддержание красоты за один день, чем падчерица за целый месяц.
И самое печальное — она понимала абсурдность ситуации. Понимала, что превратилась в карикатуру на саму себя. Понимала, что борется с ветряными мельницами времени.
Но останавливаться было страшнее, чем продолжать.
Потому что остановиться означало согласиться. Согласиться, что молодость конечна. Что красота увядает. Что её время проходит.
И вот королева лежала с пиявками на лице, мышцы ныли после тренировки, во рту был вкус зелёного чая и риса, и она думала: «Когда же это кончится?»
Но этого было недостаточно.
Королева поняла ужасную правду: она не увядала. Она всё ещё была красива — особенно с учётом титанических усилий, которые она прилагала ежедневно. Но красота падчерицы была новой, лёгкой, бесплатной. И в сравнении с ней собственная красота королевы, выстраданная через пиявок, иглы, брюкву и бесконечные приседания, казалась... купленной. Поддельной. Как позолота, которая блестит, но все знают, что под ней не золото.
Ночами королева не спала. Стресс выжигал её изнутри. Каждый раз, когда падчерица входила в залу, королева чувствовала, как что-то внутри сжимается. Каждый восхищённый взгляд, брошенный на девушку, был как капля яда. Не потому что падчерица делала что-то не так. А потому что она просто была.
Она была молодой. Она была будущим. А королева — впервые в жизни — ощутила себя прошлым.
И тогда, в одну бессонную ночь, когда зеркало показало ей лицо с новыми тенями под глазами, выжженными тревогой и бессонницей, королева приняла решение. Не из злобы — из отчаяния. Не из ненависти — из страха исчезнуть.
Она пошла в свою потайную комнату, где хранились старинные книги и запретные знания. Там, среди пыльных фолиантов, она нашла то, что искала. Способ остановить время. Способ заморозить мир в том мгновении, когда она ещё была единственным солнцем.
Королева взяла в руки веретено и начала вплетать в него заклятие. Не проклятие — нет. Просто... паузу. Сон. Долгий сон, который даст ей время вернуть себя, вернуть уверенность, вернуть тот мир, где она была бесспорной королевой красоты.
Она не думала о том, что делает что-то ужасное. Она думала только о том, что больше не может смотреть, как её затмевают. Как её существование превращается в сноску: «хороша для своего возраста».
Веретено было готово. Оставалось только ждать.
И королева ждала, глядя в зеркало, которое больше не приносило ей утешения. Ждала, чувствуя, как время — её настоящий враг — продолжает свою неумолимую работу.
Конец первой части


Часть вторая: Последняя надежда
Прошёл год. Потом ещё один.
Француз, итальянец, китаец, испанец и японка делали всё возможное и невозможное. Королева следовала каждому их указанию с религиозной точностью. Она превратила заботу о красоте в профессию, работая над собой по двенадцать часов в день.
И это работало. Вернее, помогало не проигрывать слишком быстро.
Но падчерица расцветала. Ей было восемнадцать, и она была прекрасна той неповторимой красотой, которую невозможно купить, вырастить или выстрадать. Красотой, которая просто есть, как утреннее солнце или первый снег.
Принцы из соседних королевств приезжали якобы с дипломатическими визитами, но все знали, зачем они на самом деле здесь. Балы следовали один за другим. Падчерица танцевала, смеялась, была очаровательна без малейших усилий.
А королева наблюдала. С каждым днём всё труднее становилось поддерживать улыбку.
Однажды вечером, после особенно изнурительного дня — пиявки на рассвете, жемчужная маска в полдень, два часа тренировок с испанцем, уколы красоты перед ужином — королева сидела в своих покоях и смотрела на себя в зеркало.
Она всё ещё была красива. Но теперь эта красота требовала объяснений. Она прекрасна, учитывая её возраст. Она прекрасна, благодаря невероятным усилиям. Она прекрасна, но...
Всегда это проклятое «но».
— Как долго я ещё смогу? — спросила она своё отражение.
Отражение не ответило, но ответ был очевиден. Ещё год. Может, два. Три, если повезёт и если она будет работать над собой ещё усерднее. А потом? Потом гравитация, время и природа возьмут своё, несмотря на все пиявки мира.
Королева встала и прошла к потайной двери в глубине своей спальни. За ней находилась маленькая комната, о которой знали лишь немногие. Здесь хранились старинные книги — наследство её бабки, которая тоже была красавицей. И которая тоже когда-то поняла, что красота конечна.
Королева открыла самый старый фолиант. Пергаменты пахли пылью, временем и чем-то ещё — чем-то тревожным и притягательным одновременно.
Она читала о зельях молодости (пробовала — не работает), о ритуалах красоты (исполняла — помогает ненадолго), о сделках с тёмными силами (слишком опасно, даже для отчаявшейся королевы).
А потом наткнулась на рецепт, который заставил её сердце биться быстрее.
«Веретено забвения. Не убивает, не калечит, но погружает в сон без сновидений. Спящая не стареет, не увядает, время не властно над ней. Она замирает в том возрасте, в котором уколола палец».
Королева перечитала текст несколько раз.
Это не было проклятием. Это была... пауза. Кнопка стоп на бегущем времени.
Она представила: падчерица спит. Годы проходят мимо неё, не касаясь. А королева... королева получает передышку. Время, чтобы перевести дух. Время, чтобы снова стать единственным солнцем при дворе.
— Это безумие, — прошептала она вслух.
Но безумием было и то, что она делала каждый день. Пиявки на лице — это нормально? Истыканная иглами кожа — это разумно? Приседания до потери пульса в пятидесятилетнем возрасте — это здравомыслие?
Королева закрыла книгу и посмотрела на свои руки. Красивые руки, ухоженные, с идеальным маникюром. Руки, которые через пять, десять лет покроются морщинами и пятнами, как бы она ни старалась.
Я не хочу причинить ей зла, — думала королева. Я просто хочу немного времени. Немного пространства для дыхания. Она проспит, а потом проснётся такой же юной и прекрасной. Ничего не потеряет. А я... я просто перестану чувствовать, что задыхаюсь.
Это была рационализация, и где-то глубоко внутри королева это понимала. Но отчаяние — удивительная вещь. Оно умеет превращать безумные идеи в логичные решения.
На следующий день королева спустилась в подземные покои замка, где не ступала нога слуг. Здесь, в тишине и сырости, она начала готовить веретено.
Это была не быстрая работа. Требовались редкие травы, собранные в определённую фазу луны. Требовались слова, произнесённые определённым образом. Требовалось нечто от самой королевы — капля крови, прядь волос, и — самое трудное — искреннее желание.
Королева работала по ночам. Днём она продолжала свою привычную рутину: пиявки, уколы, тренировки, диета. Француз, итальянец, китаец, испанец и японка не замечали ничего странного. Для них она оставалась прежней клиенткой — целеустремлённой, дисциплинированной, немного одержимой.
— Вы выглядите уставшей, ваше величество, — заметил однажды француз, прикладывая очередную пиявку.
— Устала? — рассмеялась королева. — Я просто борюсь с армией, которая никогда не отступает. С временем, гравитацией и энтропией одновременно. Конечно, я устала.
— Может, вам следует немного отдохнуть? — осторожно предложил китаец. — В нашей философии есть понятие «у вэй» — недеяние. Иногда лучше не сопротивляться потоку.
— Я отдохну, — пообещала королева. — Скоро. Совсем скоро.
Она не врала. Просто отдых, который она планировала, был несколько... специфическим.
Веретено было почти готово. Оставалось последнее — выбрать момент.
И момент представился сам.
Объявили, что принц из самого богатого королевства прибудет с визитом. Все понимали, что это сватовство. Принц был молод, красив и, по слухам, уже потерял голову от портрета падчерицы.
Королева смотрела, как девушка примеряет платья к балу. Падчерица была взволнована и счастлива. Она была влюблена в саму идею любви, как влюбляются только в восемнадцать.
— Как я выгляжу? — спросила она королеву, кружась в новом платье.
— Прекрасно, — честно ответила королева.
И это была правда. Падчерица была прекрасна. Невыносимо, беспощадно прекрасна. В свои восемнадцать она была именно такой, какой королева была в семнадцать, выходя замуж за своего первого мужа. Свежей, как утренняя роса. Новой, как только что распустившийся цветок.
А королеве было сорок девять. Сорок девять прекрасных, ухоженных, выстраданных лет.
В ту ночь королева достала готовое веретено из тайника. Оно было обычным на вид — простое деревянное веретено, какие используют пряхи по всему королевству. Но острие его было пропитано заклятием.
Королева держала его в руках и думала.
Ещё не поздно остановиться. Ещё можно положить веретено обратно, забыть об этом безумии, продолжать свою борьбу с пиявками и приседаниями, смириться с неизбежным.
Но тогда ей придётся завтра снова увидеть, как все смотрят на падчерицу. Придётся снова почувствовать себя невидимой. Снова услышать шёпот: «Прекрасна для своего возраста».
— Прости, — прошептала королева в пустоту своих покоев. — Я просто больше не могу.
Она спрятала веретено среди прялок в восточной башне, куда падчерица иногда заходила полюбоваться видом на сад. Веретено лежало там, ничем не выделяясь среди других, ожидая своего момента.
Королева вернулась в свои покои, легла в постель и закрыла глаза.
Во сне ей приснилось, что она снова молода. Двадцать лет, и вся жизнь впереди. Красота, которая не требует объяснений. Взгляды без оговорок. Комплименты без слова «но».
Она проснулась с мокрыми от слёз щеками и точно знала: пути назад нет.
Продолжение следует...


Часть третья: Тишина
Это случилось на третий день после того, как веретено заняло своё место среди прялок.
Королева услышала крик служанки из восточной башни. Потом — тишину. Такую абсолютную тишину, какой не бывает в живом замке.
Она побежала туда, хотя знала, что увидит. Знала, потому что сама это устроила.
Падчерица лежала на полу башни, веретено выскользнуло из её руки. Она выглядела умиротворённой, словно просто решила вздремнуть посреди дня. На губах застыла лёгкая улыбка.
— Что я наделала, — прошептала королева.
Но самое странное началось дальше.
Служанка, которая прибежала на крик, замерла на полуслове. Стражник в коридоре застыл на полушаге. По всему замку люди останавливались, как заводные игрушки, у которых кончился завод, а затем мягко оседали в сон.
Королева бежала по коридорам, проверяя покои. Повара спали прямо у печей. Конюхи — в стойлах. Садовники — среди клумб.
Она ворвалась в королевские покои.
Король спал в своём кресле, а рядом, на кушетке — молоденькая фрейлина, которую королева не раз замечала ловящей взгляды её супруга. Им обоим было далеко за сорок — ему пятьдесят восемь, ей сорок девять — но его это не останавливало. Он гонялся за отражением своей молодости в глазах девчонок, которые годились ему во внучки.
Они спали порознь, но королева не была дурой. Она знала, что происходило последние месяцы.
Король — её второй муж, с которым она прожила двадцать шесть лет, отец её падчерицы — тоже поддался законам природы. Просто по-своему. Зрелая жена перестала быть достаточно молодой, и его взгляд начал блуждать в поисках того, что он потерял — своих собственных ушедших лет.
— Спи, — сказала королева, глядя на него. — Тебе тоже здесь самое место. Ты искал молодость в чужих глазах, а нашёл только вечный сон рядом с девчонкой, которая даже не успела понять, что ты просто жалкий старик.
Она не испытывала торжества. Только пустоту и странное облегчение. Первый муж любил её по-настоящему и погиб молодым, оставшись в её памяти вечно красивым и вечно влюблённым. Второй дожил до того момента, когда стал смотреть на других. Возможно, сон — лучшее, что могло с ним случиться.
Веретено должно было усыпить падчерицу. Только её. Но магия оказалась сильнее или... другой. Она разлилась по замку, как невидимый туман, погружая в сон всех и каждого.
Всех, кроме самой королевы.
Она стояла посреди спящего замка и понимала: она получила то, чего хотела. Падчерица спит. Соперничество закончено. Время остановилось.
Но победа оказалась пустой, как заброшенный бальный зал.
Первые дни королева пыталась жить как обычно. Она просыпалась, умывалась, одевалась. Но француз с пиявками спал в своих покоях. Итальянец со своими уколами застыл над недописанным рецептом. Китаец дремал, обняв мешочек с жемчугом. Испанец заснул прямо посреди тренировки, в неудобной позе. Японка спала за столом, где готовила рисовый отвар.
Некому было говорить: «Ещё десять подходов!» Некому было колоть, мазать, тренировать.
И королева вдруг поняла — она свободна.
Свободна от пиявок. От уколов. От изнурительных тренировок на рассвете. От рисовой диеты. От бесконечной гонки за ускользающей молодостью.
Она могла есть сладкое. Могла спать до полудня. Могла не смотреть в зеркало с тревогой.
Но зачем? Для кого?
Замок был мёртв, хотя все в нём дышали. Это было похоже на гигантскую гробницу, населённую спящими статуями.
Королева бродила по пустым залам. Села за королевский стол в полном одиночестве. Приготовила себе еду на кухне — впервые за много лет сама. Съела кусок пирога, который был бы запрещён японкой.
Пирог был восхитителен.
Но есть его в тишине было невыносимо.
Она поднялась в восточную башню, где всё ещё лежала падчерица. Красивая, юная, застывшая в своих восемнадцати навсегда.
— Ты победила, — сказала королева. — Даже сейчас ты прекраснее меня. Даже спящая. Тебе восемнадцать, а мне сорок девять. Это нечестная игра, но я сама в неё ввязалась.
Она села рядом.
— Знаешь, я дважды выходила замуж. Первый раз — по любви, в семнадцать. Я была такой же, как ты сейчас. Мой муж погиб на войне, когда мне было двадцать два. Второй раз — по расчёту, в двадцать три. Твой отец был вдовцом с младенцем на руках. Тобой. Я стала твоей мачехой, когда ты ещё не умела ходить.
Королева провела рукой по волосам спящей девушки.
— Я не была плохой мачехой, правда? Я заботилась о тебе. Но когда ты выросла... когда ты стала тем, чем я когда-то была... я не смогла этого вынести. Прости меня.
— Я думала, что хочу быть единственной. Но оказывается, быть единственной в пустом королевстве — это не победа. Это приговор.
Прошла неделя. Потом ещё одна.
Королева перестала считать дни.
Она больше не делала причёски. Зачем? Не надевала парадные платья. Для кого? Не смотрела в зеркало критическим взглядом. Какая разница?
Морщинки у глаз больше не пугали её. Седой волос, обнаруженный однажды утром, не вверг её в панику. Она просто жила.
И это было странно. Странно и... спокойно.
Но скучно. Так невыносимо скучно.
Однажды королева вышла из замка. Прошла через спящие караульные посты, мимо застывших стражников, через ворота.
За пределами замка мир продолжал жить. Птицы пели. Ветер шумел в деревьях. Солнце всходило и заходило, совершенно не обращая внимания на драму внутри королевских стен.
Королева шла, не зная куда. Просто прочь. Прочь от спящего замка, от застывшего времени, от собственной глупости.
Она шла три дня. Спала в придорожных тавернах, где никто её не узнавал. Она была просто женщиной средних лет в дорожном платье. Не королевой. Не красавицей. Просто человеком.
И это было... облегчением.
На четвёртый день она увидела небольшое шале у границы королевства. Деревянный дом на склоне горы, с видом на долину. Старик у дома продавал козий сыр путникам.
— Этот дом продаётся? — спросила королева.
Старик оглядел её.
— Ищете покоя, сударыня?
— Да, — честно ответила она. — Именно покоя.
— Тогда это место для вас. Здесь тихо. Здесь вас никто не знает. Здесь можно просто быть.
Королева купила шале. У неё были драгоценности, которые она захватила с собой — привычка правительницы всегда иметь при себе богатство на чёрный день.
Шале было простым. Две комнаты, очаг, маленький сад. Никакой роскоши. Никаких зеркал в золочёных рамах. Никаких покоев для специалистов по красоте.
Королева начала новую жизнь.
Она просыпалась, когда хотела. Ела то, что нравилось. Работала в саду — впервые за многие годы её руки касались земли. Пекла хлеб. Разводила цветы. Ходила на длинные прогулки по горным тропам.
Она старела. Естественно, без борьбы. Морщины углублялись. Седых волос становилось больше. Тело становилось менее гибким.
И знаете что? Ей было всё равно.
Здесь, в этом шале, не было никого, кто смотрел бы на неё оценивающим взглядом. Не было падчерицы, чья молодость была бы немым укором. Не было придворных с их вежливыми, но жестокими сравнениями.
Была только она, горы, небо и время, текущее своим чередом.
Иногда, по вечерам, она садилась у окна с чашкой чая и думала о замке. О спящих людях. О падчерице, застывшей в своих восемнадцати.
— Простите меня, — шептала она в темноту. — Я была глупа. Я боролась не с тем. Я должна была бороться не со временем, а со страхом перед ним.
Годы шли. Королева — теперь уже просто женщина по имени... впрочем, здесь её звали просто Хозяйкой Верхнего Шале — стала частью маленькой пограничной общины. Она помогала соседям, продавала свои овощи на рынке, пила вино с другими женщинами её возраста.
Они говорили о погоде, об урожае, о своих взрослых детях. Никто не обсуждал красоту или молодость. Это просто не имело значения здесь, на границе, где каждый день требовал практичности, а не тщеславия.
Однажды к ней пришла соседка — женщина лет шестидесяти, с лицом, испещрённым морщинами, как карта прожитой жизни.
— Вы счастливы здесь? — спросила она.
Королева задумалась.
— Знаете... да. Я счастлива. Впервые за много лет.
— Хорошо, — кивнула соседка. — Счастье важнее красоты. Хотя в вашем возрасте у вас может быть и то, и другое. Вы прекрасно выглядите.
Королева рассмеялась. Искренне, без горечи.
— Спасибо. Но знаете, что самое удивительное? Мне всё равно. Я больше не смотрю в зеркало, ожидая вердикта. Я просто живу.
И это была правда.
Она думала об этом той ночью, сидя у своего очага. Вспоминала пиявок, уколы, изнурительные тренировки. Вспоминала свой страх, панику, отчаяние. Вспоминала, как создавала веретено.
Всё это казалось теперь частью чужой жизни. Жизни женщины, которая не понимала простой истины: красота приходит и уходит, но жизнь — это не подиум. Это не конкурс. Это просто путь, который нужно пройти с достоинством.
А падчерица? Она спала в своём замке, вечно молодая, вечно прекрасная, вечно... несчастная. Потому что она не жила. Она была заморожена, как бабочка в янтаре.
Красивая, но мёртвая для мира.
— Прости, — снова прошептала королева. — Когда-нибудь ты проснёшься. Когда-нибудь принц пробьётся через заросли и разбудит тебя поцелуем, как обещают сказки. И тогда ты проживёшь свою жизнь. А я... я прожила свою. Здесь, в этом шале, среди гор и покоя.
Она допила чай и легла спать.
Ей приснился сон. В нём она снова была при дворе, молодая и прекрасная. Но теперь этот сон не был желанным. Он был просто воспоминанием — ни хорошим, ни плохим. Просто частью пути.
Утром королева проснулась, состарившаяся ещё на день, и улыбнулась восходящему солнцу.
Время больше не было её врагом.
Оно стало просто... временем.

Конец
Эпилог: Много лет спустя принц действительно пробрался в заросший замок и разбудил спящую принцессу. Она проснулась такой же юной, какой заснула. Вышла замуж. Стала королевой. И через много лет оказалась перед тем же выбором, что когда-то её мачеха.
Но это уже другая история.
А в маленьком шале на границе королевства жила старая женщина, которая когда-то была королевой. Она выращивала розы, пекла лучший в округе хлеб и была известна как самый мудрый человек в деревне.
Когда её спрашивали о секрете счастья, она отвечала:
— Перестаньте бороться с зеркалом. Начните жить с собой в мире.
И это была правда.