Проблема утраты культурного кода чеченских имён

В 2019 году промелькнула незаметная, но пугающая новость: чеченские имена постепенно исчезают из списков новорождённых. Тема не вызвала широкого резонанса, не спровоцировала горячих дискуссий. Она растворилась в информационном потоке, словно речь шла о чём-то малозначительном. Однако это молчание представляется наиболее тревожным. Для нашего народа, для наших предков, имя никогда не было лишь набором фонем. «Уронить имя» считалось величайшим позором. Сегодня мы пассивно наблюдаем, как целый культурный пласт, целостная система миропонимания ускользает в небытие.

Мне бы хотелось рассмотреть имена, которые, согласно распространённому мнению, давали в семьях, где рождались одни девочки. Однако эта житейская логика — лишь первый, самый очевидный слой. Она объясняет возможный повод, но не исчерпывает глубинной сути, того смыслового ядра, которое оказалось утрачено под влиянием внешних факторов и упрощённых трактовок.

Наиболее показательными примерами служат имена «Сацита», «Цаэша», «Тоита», «Ялийта» и их производные. Данным именам нередко приписывают негативный смысл с  опорой на буквальные, зачастую негативные переводы. Но имена – не случайный набор звуков. Это шифр, и для его расшифровки требуется не только знание лексики, но и понимание той картины мира, в которой существовали и много веков наши предки.

Начнём с имени «Сацита». Его принято разбивать на основу «саца» (стать, остановиться, остаться) и «простой» элемент-окончание «-та». И здесь кроется ключевой момент: «-та» – не просто окончание. Оно этимологически родственно слову «тов» — нравящийся, приятный, красивый, что очевидно в имени Товсари («красивая Сари»). Таким образом, Сацита – это не «остановившаяся» в негативном контексте, а, скорее, «оставшаяся красивой», «та, чья красота пребудет». Это имя-пожелание, имя-оберег. Разве подобная семантика примитивна? Тем не менее, мы часто довольствуемся поверхностным толкованием.

С именем «Цаэша» ситуация схожа, но масштабнее. Упрощённый перевод – «не нужна» – трактуется, как единственный и верный. Однако структура имени прозрачна: отрицательная частица «ца» + глагол «эша». Глагол «эша» обладает спектром значений: нуждаться, не хватать, уступать, быть побеждённым. Почему же фокус сводится исключительно к негативной коннотации? Если рассматривать имя как пожелание (а большинство архаичных имён были именно таковыми), то какой смысл вкладывали родители, нарекая так дочь? «Не нуждается» – но не в любви или заботе, а в излишней опеке, в потворстве тёмным силам, в роковой зависимости от обстоятельств. Это пожелание вырасти самостоятельной, сильной, самодостаточной личностью. В условиях сурового быта такое имя являлось благословением, а не проклятием. Таким образом, имя «Цаэша» может раскрываться в нескольких взаимодополняющих смыслах: «не уступает» (злу, трудностям, обстоятельствам), «не будет побеждена» (прямое благословение на стойкость в жизненных испытаниях), «не нуждается»(пожелание самостоятельности).

Если же обратиться к древней обереговой практике, которую легко отвергнуть как «мракобесие», имя обретает иную функцию. Его прямая, «отталкивающая» семантика могла быть обращена не к ребёнку, а к потенциально злым силам: «Она не нуждается в вашем внимании (духи болезни, сглаза), проходите мимо». В мире, где детская смертность была высокой, это имя являлось оберегом и защитой.

И все же, вернемся снова к житейской логике, часто упоминаемой в подобных дискуссиях, и о которой, в том числе, мной также было написано ранее. Да, существует прагматичное объяснение: если в семье рождались одни девочки, имя могло служить словесным «стоп-сигналом» судьбе: «Сацита — хватит (остановись), теперь дай мальчика!» или «Цаэша – не нужна, больше не надо (девочек)». Вспомним пословицу: «Ваша воцу йиша – га доцу сара» – «Сестра без брата – что голая хворостина». Этот контекст важно иметь в виду. Наши предки были далеко не глупы:  вспомним о том, как тяжело девочкам в нашем обществе, растущим без братьев? Согласитесь, это важно учитывать. Данный поверхностный перевод (смысл которого заключается в том, чтобы больше не рождались девочки в семье) объясняет лишь повод, но не исчерпывает сути.

Продолжим разбор и обратимся к имени «Тоита». «Тоа» — быть достаточным, хватать. «-та» — всё та же «красивая»,«приятная». В данном случае имя «Тоита» может трактоваться следующим образом: «та, которой достаточно красоты». Это не «малокрасивая», что можно предположить, а воплощение философии о скромности. В том числе, согласно поверьям, яркая, вызывающая красота могла привлечь дурной глаз, зависть людей и духов. Красота же «достаточная», «ненавязчивая», оставалась в некотором своем роде безопасности, и данное имя отражает тонкое понимание баланса – всё избыточное не является безопасным.

Наконец, рассмотрим имя «Ялийта», часто трактуемое как «пусть умрёт». Рассмотрим его подробнее. Ялийта (йолуьйту, ялийтира, ялийтина) – форма от глагола «яла», который отсылает к двум значениям «дала»: 1) умереть, умирать; 2) дать, представить, предоставить. Таким образом, прямой перевод колеблется между «умереть/умертвить» и «дать, представить». На одном уровне это имя-оберег через устрашение: оно делает ребёнка «непривлекательным», «опасным» или «уже принадлежащим иному миру» для злых духов. «Эта девочка – умершая/скоро умрёт, не трогайте её» представляла собой максимально сильную защиту через негативную семантику.

Однако существует и другой, глубинный пласт. Общий корень «ял» (налог, процент, дань) выводит нас на иную, философскую интерпретацию. Возникает связь: «ял» – дань, «ялийта» – умереть (смерть как неизбежная дань, которую все платят за жизнь). Имя можно разложить иначе: «ял» (дань) + «ий» (словообразующий аффикс) + «-та» (красивая, приятная). Это преобразует изначально пугающий смысл. Смерть/доля/дань предстаёт не как нечто абсолютно ужасное, а как нечто приемлемое, правильное, наделённое своей суровой красотой. Для предков смерть была частью природного и сакрального порядка, а если в семье тяжело и в большом количестве умирали дети, данное имя символизировало некий «крик отчаяния» родителей, которые желали ребенку легкой, приятной смерти. Таким образом, имя «Ялийта» могло иметь следующие смыслы: отпугивание злых сил прямой отсылкой к смерти, напоминание о порядке вещей, где смерть – естественный исход, и, возможно, некоторое напоминание и примирение с порядком мироздания, превращение пугающего в сакрально-красивое, интегрируя носителя имени в священный порядок мироздания.

Оба имени, «Тоита» и «Ялийта», служили цели защиты, но разными путями: первое – через идею скромной достаточности («красоты достаточно, но не в избытке»), второе – через глубинное принятие фундаментальных законов бытия. Рассматривая имя «Ялийта» мы видим, как практическая магия «обманного имени» поднимается до уровня философского осмысления жизни и смерти. Девочке, наречённой так, желали, чтобы её жизнь была осознанной, полноценной и достойной, как завершённый круг, включающий в себя неизбежный, но осмысленный исход. В нашей традиционной культуре к смерти относились с достоинством, воспринимая её как часть великого цикла. Судя по этнографическим и историческим источникам, в традиционной чеченской культуре не существовало периода, когда к смерти относились бы «без достоинства». Напротив, смерть всегда была глубоко ритуализированным, осмысленным событием, а отношение к ней строго регулировалось этическими кодексами и обычаями. Даже смерть была достойнее, чем «потеря имени»!

Уважительное восприятие чеченских имён следует строить на осознании их многослойности: за каждым названием стоят история, обереговая функция и пожелание, а не просто буквенная надпись и прямой перевод. В конце мне хотелось бы сказать, что я призываю пересмотреть значения подобных имен и не распространять информацию, основанную на недостаточном количестве исследований и без учета культурного контекста.

Список литературы:
1. Хабаев И.Д., Абдулкаримов А.А.
Словарь чеченских мужских и женских имен по посемейным
спискам 1867, 1886, 1905 и 1906 годов. – Махачкала: АЛЕФ,
2019. – 182 с.
2. Шавлаева Т. М. АКТУАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ АНТРОПОНИМИКИ ЧЕЧЕНЦЕВ (ПО МАТЕРИАЛАМ ПОЛЕВЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ) //Символ науки. – 2025. – №. 4-2. – С. 95-99.
3. Мациев А.Г.Чечено-русский словарь. – Москва, 1961 г.