Сияние Софи. Часть 1. Главы 5, 6

                Глава 5.

   На прииске Киткан — обычное утро рабочего дня. Однако человеку, впервые попавшему сюда, скажем, из города, могло бы показаться, что посёлок ещё спит — так тихо вокруг. Но это впечатление обманчиво.
   Стоило вслушаться, и в утренней тишине становились слышны чистый звон пил на пилораме, где огромные смолистые лиственницы превращались в доски и брус. Визжали токарные станки в мехмастерской, глухо и размеренно стучал гидравлический молот в кузнице. А напротив посёлка, тяжело скрежеща, многотонные дражные ковши выгребали с восьмиметровой глубины золотоносную породу.
   С разных сторон, по просёлочным дорогам, поднимались клубы пыли, медленно оседая в безветренном утреннем воздухе. Машины, оставившие этот след, скрывались за макушками деревьев, но опытный глаз безошибочно различил бы маршруты: оттуда возвращается автобус, везущий рабочих с дальних промывочных участков после ночной смены, здесь катят лесовозы, а по той дороге, что прямой лентой пересекает невысокий перевал, в соседний Кайгачан спешит рейсовый автобус.
   Нельзя было сказать, что жизнь на прииске замерла. Она текла своим чередом — неспешно, негромко в истинно деревенском ритме.

                * * *

  У дома Григория, на огороде, наполовину освобождённым от картофеля, лениво растянулся на кучке ботвы Александр. Он бездумно кидает по одной картофелине в стоящее неподалёку ведро.
   — Скукота… — протягивает он, широко зевнув. — Ничего интересного! Может, под вечер на рыбалку сходить?.. Гольянов кошке подёргать…
   Он швыряет очередную картофелину, затем устало поднимается. Размяв затёкшую поясницу, берёт в руки картофельную копалку. По привычке почесав ею спину между лопаток, с усталым вздохом наклоняется над очередным кустом.

                * * *

   На улице Клубной стоит добротный дом Людмилы — двумя окнами он смотрит прямо на дорогу. Ближнее окно распахнуто, и из него доносится телефонная трель.
   В небольшой уютной комнате Татьяна вольготно разлеглась на просторной кровати с книгой в руках. Услышав звонок за стенкой, она отбрасывает книгу в сторону и быстро встаёт с кровати. Затем осторожно, мягко ступая босыми ногами по полу, подходит к дверному проёму и прижимает ухо к плотным шторам.
   На призывное бренчание телефона в зал торопливо входит Людмила. Вытерев влажные руки о фартук, снимает трубку.
   — Алло? — громко спрашивает она. — А, это Борис.
   — Как она там? — звучит далёкий голос отца Татьяны. — Всё вредничает?
    Людмила оглядывается на дверь и переходит на шёпот:
  — Сегодня лучше, чем позавчера. Вроде веселее стала. С девочками вчера познакомилась…
    Её тут же перебивает голос Светланы:
    — А как кушает?
   — Те дни не очень, — продолжает тихо нашёптывать Людмила. — Но сегодня хорошо позавтракала.
   В трубке вновь звучит начальственный голос Бориса:
   — Ты тоже, не очень-то на неё там наседай!
   — Да я и так боюсь ей лишнее слово сказать, — уже чуть громче произносит Людмила.
   — А что она сейчас делает? — снова слышится голос Светланы.
   — Не заходила к ней ещё. Сейчас, посмотрю…
   Людмила кладёт трубку на стол и направилась к выходу из зала.
   Татьяна мгновенно бросается к кровати, ложится на неё и хватает в руки книгу. Раскрывает наугад.
   Шторы слегка раздвигаются. В комнату заглядывает Людмила.
   – Танюша, — ласково зовёт она, — ты не сходишь в магазин за продуктами?
   Татьяна прикладывает книгу ко лбу, устало морщится:
  – Голова болит… Давление, наверное, поднялось. Да и дорогу ещё не запомнила.
   Людмила тяжело вздыхает и опускает шторы.
   Татьяна резко поворачивает голову к двери и громко говорит:
   — Скажи им, что я люблю их больше, чем они меня!
  После этого перелистывает страницы, вынимает из книги фотографию родителей, целует их, снова бережно прячет снимок между листами.
   Проходит нескольких минут, и в комнату вновь заглядывает Людмила.
   — Ты не поможешь бельё в речке прополоскать? Руки что-то крутит… К непогоде, наверное.
   Татьяна недовольно ёрзает на кровати:
   — Сейчас…
  Она загибает уголок страницы, закрывает книгу и нехотя поднимается.

                * * *

   Тем временем Александр всё ещё копает картошку в огороде у дома.
   Выдернув очередной куст и стряхнув с него комья земли, он устало распрямляется, разминает спину. И тут вдруг на него ложится прохладная тень. Александр поднимает голову и смотрит на небо: высоко над ним повисла одинокая, тёмно-голубая туча, заслонившая яркое солнце.
   — Сашка? – вдруг раздаётся детский голос. — Ты с нами на  рыбалку пойдешь?
   Александр оборачивается на звук.
  За забором, у обочины дороги, стоят четверо мальчишек, старшему из которых не более одиннадцати лет. В руках у каждого по длинной удочке.
   Александр завистливо смотрит на них, и, вздохнув, кричит в ответ:
  — Сейчас не могу! Мне огород надо докопать… да ещё велосипед отремонтировать!
   Старший подходит ближе, заглядывает через забор.
   — А на твоём месте можно порыбачить?
  — Да рыбачьте, жалко, что ли! — отмахивается Александр великодушно. Но тут же предупреждает:
   — Только донки мои не проверяйте! Я сам вечером схожу!
 — Ладно! — дружно отзываются мальчишки и, весело переговариваясь, идут дальше по дороге.
  Александр провожает их взглядом, потом вдруг свистит.
  Ребята останавливаются, оборачиваются, вопросительно глядя на него.
   — Вы сегодня были в центре? — кричит он.
   — Нет, – отвечает старший мальчик. – А что?
   — Хотел узнать, какое кино вечером будет!
   Мальчик хитро щурится и выкрикивает:
   — Сегодня кино — "Подводная лодка в степях Украины"!
   Александр улыбается и шутливо бросает в них картофелину.
   Ребятня, громко смеясь, убегает по дороге.
  Постояв немного, задумчиво почесывая затылок, Александр решительно бросает копалку в ведро и делает несколько быстрых шагов к выходу с огорода.
  Но, не доходя до края, вдруг замирает. Откинув с глаз прядь волос, поднимает голову и с удивлением вглядывается в небо.
  Одинокая тёмно-голубая туча, словно прикованная, по-прежнему висит над ним.
   — Что она на месте висит?.. Привязанная, что ли?.. —   бормочет он и, покачав головой, продолжает путь.
   Не задерживаясь во дворе, он сразу направляется к калитке, открывает её и выходит на дорогу, по которой только что прошли на рыбалку мальчишки.
  Разгоняя рукой пыль, поднятую проехавшим грузовиком, Александр переходит на другую сторону и останавливается у калитки дома Анны.
   Привстав на носки, он заглядывает внутрь и громко окликает:
   — Тётя Аня?.. Да тёть Ань?!
   На его зов на крыльцо выходит Анна. Прикрывая ладонью глаза от вновь ярко засветившего солнца, она всматривается в его сторону:
   — Саша, это ты меня кличешь?
   — Я, тётя Аня! Вы не знаете, какое кино сегодня вечером в клубе?
   — Нет, не знаю! — качает головой Анна. — Три дня туда не ходила, прихворнула что-то… До калитки трудно дойти…
   Она поглаживает поясницу и, глядя на него с укором, добавляет:
   — А ты бы лучше не по кино шастал, а к школе готовился! Забыл, что послезавтра — первое сентября?
   — Да не забыл, не забыл, — ворчит в ответ Александр. — Успею ещё! Что к ней готовиться? Портфель взял — и пошёл! А Колька где?
   — Так он ещё до светла уехал на мотоцикле по ягоду! Только к вечеру вернётся. А ты у Кустихи спроси — она всё знает!
   — Да нет её дома! — досадно машет рукой Александр. — Час назад она за грибами прошла!
   — Тогда подожди немного! Колькина мать с твоей матерью в магазин ушли. Вернутся — у них и спросишь!
   — Жди их целый год, пока наговорятся в своём магазине!
   Махнув Анне на прощание, Александр отходит от калитки. Выйдя на дорогу, останавливается посреди и оглядывает пустынную улицу.
   — Вот деревня… — недовольно ворчит он. — Никто ничего не знает. Придётся самому тащиться в такую даль.
   Александр бросает взгляд на небо. Тёмно-голубая туча исчезла, словно её и не было, а над головой медленно уплывают в даль редкие кучевые облака. Он тихо улыбается чему-то своему, затем опускает взгляд и оценивающе осматривает свою одежду: потёртые брюки, испачканные землей; рубашку с длинными рукавами, заляпанную на животе и манжетах; старые, растоптанные кеды. Пожав плечами, безразлично машет рукой и зашагал от дома лёгким, быстрым шагом.
   В центр прииска он не заглядывал уже неделю, так как особых причин ходить туда не было. Да и некогда: то рыбалка, то грибы, то ягоды, то домашние дела… К тому же кино в клубе не показывали — ремонтировали отопление. Но вчера пронёсся слух, что наконец всё починили.
   Александр отходит от дома метров двести и замечает двух мальчишек, увлечённо стреляющих из рогаток по пустым консервным банкам, расставленным на камнях. Он подходит к ним и без особых церемоний тянется к рогатке одного из ребят — Степана, брата Николая.
   Но Степан крепко сжимает её в руках и не отдаёт.
   — Да дай сюда! Не бойся, ничего с ней не случится — успокаивает Александр.
   — Ага, отдай! — начинает хныкать Степан. — Опять сломаешь, как в прошлый раз!
   — В воробьёв не надо было стрелять, — укоризненно отвечает Александр. — Сшиб тогда одного с забора — или забыл?
   Степан виновато молчит, но рогатку всё же отпускает.
   Александр поднимает с земли небольшой камушек, вкладывает его в язычок рогатки и, уверенно прицелившись, стреляет. Банка со звоном слетает с камня.
  — Вот так надо стрелять! — важно произносит он, возвращая рогатку владельцу. — Учись, салага.
   Затем он наклоняется и поднимает с земли маленький лук.
   — А это чей? Твой, Фурник?
   — Мой! — тут же вскрикивает второй мальчишка. — Не трогай!
  — Да нужен он мне… — пренебрежительно фыркает Александр. — Это разве лук? Совсем разучились делать. Иди, у нас на завалинке мой забери.
   — Он у тебя тугой, я его не растяну! Лучше рогатку свою отдай, у неё резинка хорошая!
   — А ты сбегаешь в Центр посмотреть афишу? — прищурившись, предлагает Александр.
   — Да! —  радостно соглашается мальчишка.
   Александр засовывает руку в карман брюк, достаёт рогатку и, задумчиво глядя на неё, почёсывает подбородок.
   — Ладно, Фурник, — наконец-то говорит он, убирая рогатку обратно. — Она самому ещё пригодится. Я зимой её тебе отдам.
   Сказав это, он легонько хлопает его по затылку и, насвистывая себе под нос, уходит дальше по дороге.

                * * *

   Та речушка, что протекает у дома Александра, течёт и мимо дома Людмилы. Прямо у берега устроены деревянные мостки, от которых вверх ведёт крутая лестница. Верхние ступени выводят в огород Людмилы, расположенный у самого обрыва.
   Людмила неторопливо поднимается по лестнице, придерживаясь за поручни.
   Следом за ней идёт Татьяна, прижимая к себе таз с бельём.
   Посреди лестницы Людмила останавливается перевести дух, оглядывается и довольно произносит:
   — Ну вот и постирали.
   Подняв лицо к небу, она улыбается:
   — Погода-то какая! Самое время для стирки.
    Татьяна тихо бурчит себе под нос:
   — Хоть бы дождь пошёл… Хоть бы дождь пошёл…
   Людмила недовольно оборачивается:
   — Что ты опять ворчишь?
   — Ступеньки плохие. Ногу подвернула.
   — Надо будет сказать Юрию, как приедет, пусть поправит, — с досадой качает головой Людмила и снова начинает подниматься вверх.

   Во двор своего дома Людмила и Татьяна входят через огород. Людмила сразу же опускается на крыльцо, устало вытирая ладонью лоб. Её взгляд останавливается на распахнутой калитке, ведущей на проезжую дорогу.
   — Танюша, — ласково просит она, — прикрой калитку. Ветром, наверное, распахнуло. Куры разбегутся.
   Татьяна молча ставит таз рядом с Людмилой и неторопливо направляется к калитке.
   В этот момент мимо дома, налегая на педали, проезжает упитанный мальчишка лет десяти, известный на улице под прозвищем Карась. Притормозив напротив, он с хитрой улыбкой насмешливо выкрикивает:
   — Новенькая Танька, тебя любит Ванька!
   Не раздумывая, Татьяна резко распахивает калитку.
   — Ты что, пендаля захотел? Сейчас получишь!
   Карась звонко хохочет, с силой налегает на педали и исчезает за домом.

                Глава 6.

   Александр уже прошагал почти треть пути по пыльной, почти безлюдной улице, как вдруг сзади раздаётся резкий, недовольный женский оклик:
   — Сашка!
  Он оборачивается. Из небольшого продуктового магазина у обочины, который он только что миновал, выходит его мать, вместе с Петровной, матерью Николая.
   Не успев сойти с высокого крыльца, Анастасия принимается его отчитывать:
  — Ты что по улицам разгуливаешь? Иди домой и картошку докопай! Вот отец со смены на драге вернётся, так он тебе задаст!
  Александр возвращается немного назад, останавливается, поправляет сползающие без ремня брюки.
  — Мам, ну сколько можно! С шести утра: "Вставай, вставай"… Я ж сказал — сегодня всё докопаю!
   — А если дождь пойдёт? — ворчит мать. — Потом неделю с ней не управимся, как в прошлом году!
   — Какой ещё дождь? — упрямо возражает Александр. — Уже сколько дней хорошая погода стоит!
   Но тут, словно назло, всё вокруг внезапно темнеет. Издалека доносится глухой раскат грома. Ветер заметно усиливается и, заметавшись по дороге, поднимает клубы пыли. Закачались деревья…
   Все трое встревожено поднимают головы. По небу, словно из ниоткуда, наползает иссиня-тёмная туча, заслоняя яркое предполуденное солнце. Следом за ней, с востока, подбираются другие грозовые облака.
   — Пронесёт, — спокойно замечает Петровна. — Вон какой ветер поднялся.
  Воспользовавшись паузой в споре с матерью, Александр быстро меняет тему:
   — Мам, ты не узнавала, какое сегодня кино?
   — Говорят, кинокомедию привезли. А какую — не знаю.
   — Тогда схожу, посмотрю афишу, — то-ли вопросительно, то-ли утвердительно бросает Александр и, не дожидаясь ответа, разворачивается и быстро уходит.
   — И подстригись сегодня же! — кричит вслед мать. — Головы уже не видно! Прямо Битлз какой-то! Ещё в школу не пустят послезавтра!
  — Да подстригусь, подстригусь, — бурчит себе под нос Александр, не оборачиваясь. — Прицепились все к этой причёске… Вот возьму и наголо остригусь — назло всем!
   Петровна смотрит ему вслед:
   — Посмотри, Настасья… А твой-то совсем вырос. И как незаметно — за одно лето! Высокий стал, ладный… И голос уже какой-то другой, мужской.
   — Ох, Петровна, — глубоко вздыхает Анастасия, — чужие дети всегда быстро растут. Сама знаешь.
   Петровна улыбается:
   — И, наверное, уже с девушкой встречается?
   — Да какие девушки? — недовольно отмахивается Анастасия. —Бог с тобой!
  — А вдруг? — лукаво замечает Петровна. — За ними разве уследишь?
   Анастасия снова отрицательно машет рукой:
   — Да нет! Если бы встречался, то не сидел бы по вечерам дома, не гремел своими железяками.
   Женщины подхватывают сумки, спускаются с крыльца и выходят на дорогу.
   — А он у тебя в какой класс пойдет? В девятый? — спрашивает Петровна, начиная движение.
   — В девятый, — кивает Анастасия и с лёгкой грустью в голосе продолжает: — Он, вообще-то, в этом году должен был уже в десятый идти. Но помнишь, в двенадцать лет сильно заболел зимой, да чуть было и не помер тогда?.. Так из-за этого пришлось два года в пятом классе учиться.
   — Помню, — сочувственно откликается Петровна. — Да что теперь вспоминать? Всё, что ни случается, к лучшему. Как это бывает…
  Она на мгновение умолкает, затем, просветлев лицом, продолжает:
   — Вот то и хорошо, что перед армией меньше времени по прииску болтаться будет. А то ведь чем им тут заняться?
   Спохватившись, она переводит разговор:
   — Кстати, как твои старшие? Что пишут?
   – Что они пишут… — задумчиво отзывается Анастасия. — Мишке ещё год на флоте служить. А Сергей написал, что на завод в Белоснеженске устроился. Зарплата, говорит, приличная. Купил себе костюм и плащ — из какой-то новомодной болоньи.
  — Видела я такой в райцентре на одной женщине, — важно замечает Петровна. — Богато смотрится!
   — Кстати, — вдруг вспоминает Анастасия, — а твой Николай не думает в город поехать? В училище поступать?
   Петровна досадно стукает себя по бедру свободной рукой и хмурится:
   — Не могу уговорить, представляешь? Ни в какую! Говорит — не поеду. Надо, мол, здесь вам помогать.
  — А что, толково рассуждает, — одобрительно кивает Анастасия. — Совсем как взрослый.
   — Если по правде, — мягко признаётся Петровна, — его деньги нас очень выручают.
   — Ну вот, и то хорошо.
   Женщины на какое-то время умолкают. Пройдя ещё немного, Петровна вдруг оборачивается к Анастасии и с лёгким укором в голосе говорит:
  — А ты что на Сашку накинулась? Парень у тебя спокойный, серьёзный. Не балует, как некоторые в его возрасте.
   — Да это я так, для острастки, — тихо произносит Анастасия, словно оправдываясь. И на её лице, уже начавшему покрываться морщинками, мелькает довольная улыбка от похвалы, сказанной в адрес родного сына.

                * * *

   Тем временем Александр продолжает свой путь, обдумывая на ходу, как с интересом и пользой для себя спланировать завтрашний, предпоследний день школьных каникул. Перебирает в уме варианты — один заманчивее другого. Можно подняться на сопку и собрать шишек кедрового сланца. Или прокатиться на велосипеде до Голубичной мари — клюква, должно быть, уже поспела. А можно взять удочку и побродить по тихим заводям Китканки в поисках ленка и хариуса.
   Но самым заманчивым оказывается последний вариант — взять отцовское ружьё и сходить на охоту за утками.
   — "Да, это будет нормально", — мелькает в голове.
  И тут он замечает, как из узкого проулка выходит его одноклассник — Леонид. На коромысле у того покачиваются два полных ведра воды, третье он тащит в руке.
   Александр сразу сворачивает к нему и по-дружески здоровается:
   — Привет, старик!
   — Привет, — коротко кивает Леонид. Он аккуратно ставит ведро на землю и протягивает руку: — Куда идёшь?
   — В центр, афишу посмотреть. Узнать, что за кино сегодня.
  — Обратно пойдешь — скажешь мне. А то некогда туда сбегать. Воду вот, — кивает на вёдра, — для бани таскаю.
   — Да не вопрос, — кивает Александр.
   Леонид, поправив на плече коромысло, интересуется:
— А что вчера на танцы не пришёл? Девчонки с класса были… Кстати, Верка из города вернулась. Тоже пришла. Про тебя спрашивала.
   Александр кривится:
   — Да ну их, эти танцы… Девчонок этих… Идти — брюки гладить. Я патроны заряжал! Пятнадцать штук сделал!
   На лице Леонида мелькает насмешливая ухмылка:
   — Понятно с тобой… А завтра что делаешь?
   Александр вскидывает на него удивлённый взгляд:
   — Как что?! На котлованы пойду, за утками! Ты прикинь:           Колька вчера в устье Тальмака был и завалил там двух крякошей, таких здоровенных! Смотри…
   Александр начинает азартно жестикулировать, пытаясь с максимальной достоверностью описать процесс охоты.
   — Только он осторожно выходит из-за отвалов, а они — раз, и поднялись из-под берега… Он сразу, на вскидку — "Бац!" — и одним выстрелом двух на лету срезал. Мощно, да?
   — Да врёт он всё, — морщится Леонид.
   — Ты что! — вскидывается Александр. — Он сам мне их крылья и лапы показывал. Не хочешь сходить туда со мной?
   — Не получится, — хмуро отзывается Леонид. — Мы завтра сено вывозим с острова, пока вода не поднялась.
   — Ну, тогда я один, — коротко бросает Александр.
   — Кстати… — вдруг вспоминает Леонид. — Серый спрашивал, к скольки на линейку пойдём первого сентября?
   — Перед началом и придём. Что торопиться? Я к восьми к тебе зайду.
   — Цветы будем брать?
   Александр недоумением смотрит на него:
   — Ты что, упал? Какие цветы?.. Может, нам, как пижонам, ещё и галстуки надеть?
   — Ну, тогда пока, — прощается Леонид. — Пойду, а то тяжело стоять.
   Парни расходятся, погрузившись каждый в свои мысли.

* * *

   Людмила и Татьяна сидят за столом на кухне, терпеливо дожидаясь, когда пронесёт неожиданно набежавшую тёмную дождевую тучу, чтобы наконец спокойно вывесить бельё во дворе для просушки. Но дождя всё нет и нет.
   Выглянув в окно на сумеречную улицу, Людмила ворчливо произносит:
— И откуда эту тучу нанесло? Вот так всегда: только  постираешь — сразу дождь собирается.
Татьяна едва заметно улыбается.
— Ладно, — вздыхает Людмила, — подождём немного. Так вот, про наш прииск…

Она на секунду задумывается, потом продолжает, словно возвращаясь к давно начатому разговору:
  У нас тут много ссыльных живёт. Их ещё в конце тридцатых прислали — как раскулаченных. А сразу после войны и другого люда понавезли: и тех, кто был в плену, и бывших полицаев, кто на немцев работал, бандеровцев…  Но кто уже уехал, кто остался, да и новых жителей с тех пор много понаехало. Кто за "длинным рублём", кто по направлению: учителя, врачи, инженеры разные.
Лагерей тогда тут тоже хватало, — продолжает Людмила, глядя в окно, — и с уголовниками, и с военнопленными. А что тут творилось, когда после смерти Сталина амнистию объявили…  Страшно вспоминать. Драки, убийства, магазины и почты грабили по сёлам. На улицу выйти было опасно!
Она помолчала, будто давая Татьяне время представить то далёкое, тяжёлое время.
— Только одного человека и боялись они тут у нас, — Ивана, старшего брата Настасьи Кузнецовой. Она и сейчас живёт на нашей улице. Ох, и здоровенный он был, как медведь! И заикался, когда псих на него находил…
Людмила оживляется:
— А какой со мной случай приключился тогда! Возвращаюсь как-то поздно вечером от подружки, и у магазина ко мне двое из бывших заключенных прицепились. Давай лапать, приставать… Ну, сама понимаешь. Страх на меня напал, слов нет! Я думала, всё, конец мне! И тут, прямо не знаю, как у меня вырвалось, как заору: "Иван мой брат!" Они сразу и отступили, скрепя зубами: "Повезло тебе, деваха".
Людмила отхлёбывает из чашки и продолжает, понизив голос:
— А на следующий день новая их партия освободилась — человек десять. И засели они в столовой спирт пить, тогда его невпроворот было. А Иван зашел туда после работы, зачем — не помню. Может, тоже выпить. Тут один из них подходит к нему и спрашивает: "Это ты тут, что ли, Ванька-боксер?" Иван стоит молчком, не шевелится.
Людмила замолкает, на секунду сжимает губы.
— Тот видит такое дело, и давай поносить его разными словами. И его, и его всю родню, и мать… А когда дошёл до матери, Иван как замычит от заикания, да страшно так: "Ты-ы, ты-ы, ы-ы…" Потом схватил его одной рукой за грудь, второй за… — ну, сама понимаешь, за что… — и как поднимет, как стукнет об стол! Только щепки от стола полетели в разные стороны!
Людмила делает выразительную паузу, в голосе появляется решимость:
— А дальше его уже было не остановить. Как принялся их мутузить да колотить: кого в окно выкинул, кого о пол разбил, кулаком пришиб…
Она вздыхает и качает головой:
— Вот такие времена на прииске прежде были. Сейчас, правда, спокойнее стало, власти всё же работают. Но и то, то одно, то другое случается. Так что народ у нас — лихой! Вот твоя мать и попросила меня за тобой приглядывать.
Таким, как ей казалось, незаметным и естественным способом Людмила подвела разговор к главному: к необходимости своего негласного, но вполне официального контроля над Татьяной.
— Ну, тётя Люда! — с лёгким раздражением восклицает Татьяна, привставая с табурета.
— Ничего-ничего… — отмахивается Людмила. — В кино, на танцы — конечно, можешь ходить, дело молодое. Но только чтобы не допоздна! А то, если что случится, как я потом твой матери в глаза посмотрю?
И тут же, как бы невзначай, сменив строгий тон на ласковый, спрашивает с прищуром:
— Кстати… Не скажешь? У тебя там, в Почеле, парень остался? Или это секрет?
Татьяна смеётся — звонко и легко:
   — Да нет у меня ни каких парней! Рано ещё об этом думать! Вот школу надо закончить, потом институт.
  — Ну-у… — задумчиво протягивает Людмила, — это ещё надо посмотреть, как у тебя на судьбе написано. Что сейчас загадывать? Возьми меня, например… Вот как я со своим Юрием познакомилась…
   Она вдруг осекается и начинает пристально вглядываться в лицо Татьяны.
   — Ты что в окно уставилась? — с любопытством спрашивает она. — Кто-то к нам прошёл?
   Татьяна отрывает взгляд от сумеречного окна, словно выходя из задумчивости.
   — Нет, — не скрывая улыбки, отвечает она. — Просто… вдруг такое чувство нахлынуло, будто сейчас что-то хорошее случится.
  И — как в подтверждение её слов — пасмурная улица вдруг озаряется солнечным светом. Сквозь стекло прорываются яркие лучи, заливая всё пространство кухни тёплым сиянием.
   Людмила, выглянув в окно, радостно восклицает:
   — Вот и случилось! Пронесло-таки тучку! Пойду развешу бельё, а то разболталась тут совсем.
   Она уже хочет подняться с табурета, но Татьяна опережает её.
   — Не надо, тётя Люда, — быстро говорит она. — Я сама всё сделаю!
   Татьяна ловко повязывает на голову белую косынку, аккуратно закрепляя её узелком, встаёт, поднимает с пола таз с перестиранным бельем и, не надевая босоножек, босиком проходит к двери…

                * * *

 Расставшись с Леонидом, Александр неторопливо идёт по сумеречной улице, время от времени рассеянно оглядываясь по сторонам. Смотреть, впрочем, особенно не на что — каждую приметную деталь он знал здесь наизусть. За свою недолгую жизнь он ни разу отсюда не уезжал, кроме как единственной поездки  этим летом в райцентр на слёт туристических отрядов.
   Внезапно из подворотни впереди выскакивает большая собака. Остановившись посреди дороги, она с хриплым лаем начинает бросаться на него.
   Александр инстинктивно замирает.
   — Опять этого идиота с цепи спустили! — зло шепчет он сквозь зубы. — Ну что за люди… Придётся возвращаться и идти в обход.
   Он медленно разворачивается и делает осторожный шаг назад.
   Но вдруг раздаётся жалобный собачий визг.
   Александр резко оборачивается — пёс, поджав хвост, стремглав мчится к своему двору и исчезает за распахнутой калиткой.
   Он окидывает улицу внимательным взглядом, но не находит ничего, что могло бы так испугать собаку. В удивлении пожав плечами, Александр облегчённо вздыхает и продолжает путь в сторону центра.
   Стихший ненадолго ветер вновь набирает силу, отгоняя нависшую тёмную тучу. На небе снова играет солнце, щедро заливая светом дома, улицу и тайгу, простирающуюся до самых далёких, седых гольцов.
   В этот момент Александр, сам того не осознавая, поднимает взгляд — и вдруг ослепительный солнечный луч пронзает глаза. В них тут же вспыхивают бесчисленные радужные "зайчики", рассыпаясь переливчатым светом.
   Он останавливается, жмурит глаза и начинает тереть их  немытыми после огорода пальцами, бормоча:
   — Солнечный зайчик, садись на трамвайчик… Билет не бери, а мне зренье верни!
   Когда рябь в глазах исчезает, Александр открывает их и несколько раз мотает головой из стороны в сторону, возвращая себе ясность зрения.
  Досадуя ругая себя за опрометчивость, он раздражённо сплёвывает в сторону, затем быстрым движением откидывает  сбившуюся прядь волос со лба, и уверенно делает шаг вперёд…

  Уже через пять минут он поднимается на невысокую, покрытую редкой травой горку, за спуском с которой и находился Центр.       Там располагались все главные учреждения: большой промтоварный магазин, совмещённый с продуктовым и хозяйственным, библиотека, почта, аптека, школа, столовая и приисковая контора.
  У обочины, прямо у подножия скалистого останца высотой около двадцати метров, возвышался широкий деревянный щит, укреплённый на двух вкопанных столбах. Здесь размещались все местные объявления, включая афиши.
  На большом листе бумаги, ярко разукрашенном сценами из кинофильма, красовалась надпись:
   Кинокомедия. "Мисс инкогнито"
   Сеансы: 19:00, 22:00.
   Цена билета: 20 коп.
  Прочитав афишу, Александр сворачивает на тропинку, которая начиналась сразу за доской объявлений и вела по склону сопки к магазину, где недавно беседовал с матерью. Хотя она и не была короче улицы Клубной, он часто выбирал именно её.
   Ему нравилось бродить по тенистой аллейке, покрытой многолетним слоем рыжей хвои, уединённо, вдали от шума и суеты какой-никакой, но — цивилизации. А Леониду можно было крикнуть про кино, что он и делал не раз, — и оттуда, сверху.

                * * *

   Татьяна возвращается с улицы минут через десять. Поставив пустой таз на табурет у входа, подходит к кухонному столу и присаживается, сама того не замечая, что чему-то тихо улыбается.
  Эта маленькая деталь не могла не ускользнуть от внимательного взгляда Людмилы, и с явным женским любопытством она спрашивает:
   — Это что у тебя личико сияет, словно солнышко?
  Татьяна вздрагивает от неожиданности, начинает суетливо поправлять косынку.
   — Ой!.. — восклицает она радостно. — На улице такая чудесная погода стоит, просто прелесть! Даже уходить не хотелось: тихо, тепло, птички разные поют… А небо! Такое красивое, синее-синее! А облака, они вот такие, — она раскидывает руки, — большие-пребольшие, и белые-белые, как лебеди плывут!
   Людмила смотрит на её зарумянившееся лицо и, зная, о чём идёт речь, мягко замечает:
   — Это лето нас деньком своим последним решило побаловать!
   Людмила подвигает к Татьяне полный стакан чая.
   — Попей чайку с пирожками, а я пока расскажу, как мы с Юрием познакомились…
   Людмила устраивается поудобнее на табурете.

                * * *

   Александр, погружённый в глубокие раздумья, подходит к своему дому. Свернув с дороги, направляется к калитке.
   — Саша! — внезапно раздаётся громкий голос Анны.
   Он открывает калитку.
   Анна, опираясь на трость, подходит ближе к своей калитке и снова зовёт:
   — Саша!
   Александр заходит во двор, закрывает калитку за собой.
   Анна недовольно качает головой:
   — Саша! Да ты оглох, что ли?
   Он замирает, поднимает голову и вопросительно смотрит на неё.
   — Кричу-кричу, — продолжает Анна, раздражённо размахивая свободной рукой. — Ты про кино-то узнал?
   — Какое кино? — недоумённо спрашивает Александр, но тут же  спохватывается:
   — А, да… Кинокомедия сегодня! "Мисс инкогнито"!
   — Так почему сразу не ответил?
   — Да так… — с неохотой пожимает плечами Александр. — О рыбалке задумался!
   Александр разворачивается и, не сказав больше ни слова, удаляется от калитки.
   Анна пристально смотрит ему вслед.
  — "Мисс-мисс"… — тихо повторяет она и опускает глаза. — Интересное кино… О рыбалке он задумался! Вот не знай я тебя с детства, так и поверила бы. Ушёл один парень, а вернулся другой… Чудится мне, что мисс у нас объявилась. И к кому, интересно, приехала?
   Забыв прислонённую к забору трость, она отходит от калитки, задумчиво склоняя голову. Пройдя несколько шагов по двору, на мгновение замирает, оборачивается и бросает быстрый взгляд в сторону дома Александра. На её лице возникает тонкая, затаённая улыбка, в которой причудливо сплелись и материнская теплота и любопытство.

                * * *

   Александр работает в огороде сосредоточенно и упорно, но немного рассеянно. То вместо картошки в ведро бросит целый куст, то вынутую из лунки картофелину кинет в кучу ботвы…  Высыпав очередное ведро собранных клубней на утрамбованную землю, он останавливается, смотрит на свой дом и громко, с нетерпением, кричит:
   — Ма-ам?!
   — Что тебе? — откликается мать со двора, занятая там какой-то своей работой.
   — Дай денег! Я в центр схожу, галстук себе куплю! В школу же скоро идти!
   — Но ты же их не носишь! — удивлённо восклицает мать. — Да и денег на него сейчас нет!
   Александр разочарованно чешет голову копалкой, с безнадёжным выражением на лице.