На все есть воля Божья

Колосится рожь в поле тихом, утреннем, ещё не проснувшемся после долгой темной ночи. Ласково шуршат колоски под мягким ветром в преддверии восходящего солнца. Уже успело оно позолотить небо, нарумянить его розовым цветом будто щеки молодой девицы, увидавшей своего суженого. Медленно раскрываются очи наступающего дня, а вместе с ним натруженные руки вновь берут плуг, косу и серп.

Чуть поодаль, между деревьями, усаженными в полях, раскинулась небольшая крестьянская деревушка с простыми деревянными домиками, резными ставнями на окнах и вышитыми кружевами тонкими белыми занавесками. Час уже не ранний – солнце вот-вот встанет, пора браться за работу. Захватив с собой воды и хлеба – отрадный перекус в свободную минуту в самый жаркий августовский полдень, выходят деревенские мужчины в поля, начинать новый день, работать не покладая рук, кормить свою семью.

Воздух ещё прозрачен и свеж, по правую руку рожь, по левую пшеница, и вокруг все поля, поля… насколько глаз хватит. За рекой начинается соседний удел, видно как там крестьяне уже приступили к работе. Сегодня и нашей деревне предстоит большой труд: сегодня должна быть убрана вся рожь. Основная сила будет направлена сюда, на правое поле, а с остальным уж как-нибудь справимся.

Куда ни посмотри – всё поля вокруг! «Хорошо, что поля… Красиво». – так думается в сию минуту. Убирать их тяжело и жарко, да в том и есть наша главная благодать и спасение Божье. Ибо коле негде нам работать, нечего нам убирать, то и ребятишек своих мы ничем не прокормим зимою. Ибо помнится мне старый год минувшего лета, когда настигла жгучая засуха наши земли, собрали мы горстку ржи да горстку пшеницы, а в декабрь месяц сталось суп варить из коры березовой да из веток от еловых. Потеряли мы тогда Егорку нашего, Царствие ему Небесное, крест троекратный. Ну поди на всё воля Божья, значит суждено так было сделаться, не нам судить.

Солнце осветило теплыми лучами лица крестьян и золотые колосья в поле. Взмахнули разом мужики серпами, блеснули острые железные лезвия, терпеливо наточенные накануне, и посыпались драгоценные нити жизни, служащие надеждой и пропитанием стольким людям. Падают колоски к ногам крестьян, на сырую землю и мокрую от росы травушку, и каждый из них своей гибелью даёт право на новую жизнь – на жизнь деревни, на жизнь новых колосков, на жизнь самой земли.

Началась жатва! Пока солнечные лучи ещё не набрали свою испепеляющую силу, можно глубже вдыхать воздух и усерднее работать косой. Чтобы взбодриться ещё сильнее, мужики затянули песню под ритмичный единый взмах лезвий. Порой глянешь на поле впереди и волей-неволей ужаснешься: как же успеть все до вечера? Ну да ничего, вода камень точит, вместе справимся.

Так незаметно и подкрался полдень – силы на исходе, пот течет ручьями, жажда замучила. Теперь та вода да припасённая буханка хлеба для нас на вес золота. Лежать под стогами духота, но всё прохладнее, чем под палящим солнцем. Прибежали бабенки, принесли свежие щи, зовут в дом охладится, но сегодня нам нельзя покидать поля, иначе не успеть всё до захода солнца.

Лежу на земле, раскинув руки и ноги, и гляжу в небо. Удивительно, как после этого всегда приходят новые силы! Видно вот что значит родная земля да помощь Божья простым работящим людям. Иной человек скажет: «А як любо было бы, кабы я барином сделался!». А я не вразумею такого положения. Разве у барина есть таковая связь с родной землею, с природою, с Господом? Разве есть у него тот дух и сила, что бывают у каждого деревенского мужика, а порой даже и у бабы? И быть не может. Мы с барином с незапамятных времен из разных шкур сотканы, и не может быть мужик барином, а барин мужиком. И как бы ни была порою тяжела моя ноша, на судьбу свою я не сетую и ни за что не променял бы свою землю, свою деревню на барские хоромы. А то что нечестны бывают указы господские по отношению к нам, так это только боле подтверждает слова мои. Разве таким человеком желаемо быть: без чести, без совести, без правды? В указах ихних нам на все есть воля да помощь Божья, а для них и сам Господь не судья. Ну ничего, всё ещё сладится, у нас на то вера есть.

Старший уже кличет всех – пора снова браться за работу, и крестьяне вновь встают среди ровно скошенных рядов. Взмах за взмахом – и охапки золотых колосьев постепенно увядают, падая к ногам. Жатва продолжается до самых пор, пока последний луч солнца не озаряет поля тускнеющим светом. Пышные стога как огромные муравейники то тут, то там вырастают на свежескошенной равнине. Успели!

Уходя, каждый благодарит матушку-природу за благость сегодняшнего дня и Господа за успех в делах. Назавтра предстоит убрать пшеничное поле и помочь с жатвой соседней деревне. Много мужиков померло у них в прошлое лето, ибо барин больно суровый достался им. Ну что же, поможем, коли дело в наших силах,  ибо все мы, крестьяне, родны друг другу. Будет год, и они нам помогут, всяко бывает. Давеча слыхал вести из Москвы недобрые, будто ворог какой на нас надвигается и надобно будет с каждой деревни мужиков на войну сослать… Да ну може и присказки всё, это слухами земля полнится.

Да, земля, землица родная! Возьму горсть в мешочек, а коли сошлют на войну, вовек буду помнить, не забуду эти луга, поля, живую рожь с пшеницею. Сражаться будут за них до последнего вздоха. Как судьба велит, так и сделаю, смерти я не боюсь. На все есть воля Божья.

Ну да пора домой. Уже темнеет вокруг, смеркается, а не то бишь пропущу, как Марьяшка моя сказки вечерние сказывать будет да лепешки жарить.

7-го дня августа месяца 1811 года с рождества Христова