Дар. Глава 4. Договор с бездной

­Алексан плыл в вязкой тьме, словно утопленник в бездонной реке. Голоса, обрывки фраз, тени прошлых поступков кружились вокруг, царапая сознание. Но среди хаоса вдруг проступила иная картина — яркая, почти болезненно чёткая.
Он снова в школе. Пятый класс. Солнечный день, запах свежей краски и древесной стружки от новых парт. Он стоит у окна, сжимает в руках лук — не боевой, учебный, из клёна, с туго натянутой тетивой. Сегодня соревнования между классами, и он, лучший лучник младших групп, должен доказать своё мастерство.
Вдруг дверь в спортзал распахивается. Входит она.
Энрика.
Она появляется как вихрь — рыжие кудри развеваются, глаза горят, в руках дроны;разведчики, собранные собственноручно. Ей всего двенадцать, но она уже легенда технических кружков: её дроны быстрее, маневреннее, умнее, чем у старшеклассников. Учителя качают головами: «Этот ребёнок перевернёт мир».
Алексан замирает. Он видел её мельком в коридорах, слышал восхищённые перешёптывания, но никогда — так близко.
— Ты тот самый лучник? — спрашивает она без предисловий, подходя вплотную. — Покажешь, как стреляешь?
Он кивает, не находя слов. Она стоит рядом, следит за каждым движением — и в её взгляде нет насмешки, только чистый, жадный интерес.
После соревнований они сидят на крыльце школы. Энрика разбирает дрон, что;то подкручивает, объясняет ему принципы аэродинамики. Алексан слушает, заворожённый: она говорит о технике так, как он говорит о стрельбе — с огнём, с верой, что это не просто хобби, а призвание.
— Знаешь, — вдруг говорит она, — ты стреляешь, как будто музыку слышишь. Я дроны запускаю — и тоже слышу. Ритм. Пульс.
Он улыбается. Впервые за долгое время ему не нужно притворяться, не нужно защищаться. С ней — можно просто быть.
С тех пор они стали неразлучны. Он учил её стрелять из лука (она смеялась, промахивалась, но не сдавалась), она учила его собирать схемы, программировать дроны. Они спорили, мечтали, строили планы: он — о том, чтобы стать лучшим лучником королевства, она — о летающих машинах, которые изменят мир.
Однажды, сидя на крыше школьного корпуса, она сказала:
— Когда;нибудь я построю дрон, который сможет долететь до звёзд.
— А я буду защищать тебя, пока ты его строишь, — ответил он, не задумываясь.
Она повернулась к нему, и в её глазах было что;то большее, чем дружба. Но ни он, ни она не произнесли этого вслух.
**
Воспоминание растаяло, словно дым.
Алексан снова в бездне. Холод пробирает до костей, но теперь он чувствует не только боль — в нём зреет ярость. Чистая, концентрированная.
— Ты думал, это наказание? — прошелестел голос, на этот раз ближе, ощутимее. — О нет. Это предложение.
Фигура из тьмы вновь возникла перед ним — та же, с паучьими конечностями и бездонными воронками вместо глаз. Но теперь в её позе читалось не торжество, а расчёт.
— Ты разрушил столько жизней. Ты сеял боль, сам того не понимая. Но теперь ты видишь. Теперь ты знаешь силу.
— Что тебе нужно? — прохрипел Алексан.
— Сотрудничество. Ты станешь моим клинком. Моим голосом. Моим… инструментом. Взамен получишь власть. Над судьбами. Над временем. Над теми, кто когда;то причинил тебе боль.
В темноте вспыхнули образы: Панайотов, корчащийся в агонии; одноклассник, катящийся по лестнице; девушка, теряющая всё; Энрика — её лицо, искажённое страхом, когда она осознала, что её выбор обернулся против неё.
— Ты хочешь мести, — прошептал голос. — Я дам тебе её. В избытке.
Алексан закрыл глаза. Перед ним вновь возник образ Энрики — той, что когда;то сидела рядом, смеялась, мечтала. Но теперь он видел другое: её взгляд, когда она уходила к придворному министру. Её молчание. Её предательство.
Ярость вспыхнула ярче.
— Что я должен сделать? — спросил он, и в его голосе больше не было слабости.
— Принять дар. Принять тьму. Она не поглотит тебя — она станет тобой. Ты будешь видеть нити судеб, касаться их, рвать или сплетать по своему желанию. Но помни: каждый раз, когда ты используешь силу, ты отдаёшь частицу себя.
— Меня это не волнует, — отрезал Алексан. — Я уже потерял всё.
— Тогда начни с малого.
Перед ним возникла тень — едва различимый силуэт человека, чьё лицо скрывала пелена.
— Это один из тех, кто смеялся над тобой в школе. Кто называл тебя «лузером». Теперь он счастлив. Женат. Имеет детей. Живёт в достатке.
Алексан почувствовал, как в ладонях нарастает жар. Он знал, что должен сделать.
— Пусть он пожалеет, — прошептал он.
Тень вздрогнула. В воздухе раздался тихий хруст, бездна задрожала в предвкушении боли.
— Хорошо, — прошелестел голос. — Теперь ты понимаешь. Ты — мой клинок. И чем чаще ты будешь резать, тем острее станешь.
Вокруг него заклубилась тьма, принимая форму оружия — не лука, не стрелы, а чего;то иного, текучего и изменчивого.
— Теперь ты не жертва. Ты — кара.
И Алексан шагнул вперёд, в бесконечный лабиринт судеб, где каждая нить была готова оборваться по его воле.