Томас Элиот - бунтарь потерянного поколения

   
                Томас Стернз Элиот
                (1888 – 1965г.г.)


                Вот так заканчивается мир. Не со взрывом, а с всхлипом
                Томас Стернз Элиот
               
        Томас Стернз Элиот (англ. Thomas Stearns Eliot)— выдающийся англоязычный поэт 20 века, драматург и литературный критик, представитель модернизма в поэзии. Лауреат Нобелевской премии по литературе 1948 года за новаторские идеи в области теории стихосложения.

         Читатели всегда  жалуются на нарочитую туманность поэзии Элиота.  Однажды на встрече в лондонском поэтическом клубе какой-то студент попросил Элиота пояснить строчку: «Леди, три белых пантеры под можжевеловым деревом сидят в прохладе дневной» из его поэмы «Пепельная среда». «Я имел в виду вот что, — ответил Элиот. — “Леди, три белых пантеры под можжевеловым деревом сидят в прохладе дневной…”». В данном эссе постараюсь сделать смысл его интеллектуального творчества более прозрачным и понятным.
        Элиот   воплотил типичные особенности мировоззрения своей «катастрофи-ческой» эпохи двух мировых воин, отмеченной глубоким кризисом веры и крушением ценностей либерально - гуманистического характера.
        Поэтические и драматические произведения Т.С. Элиота стали художественным воплощением "европейского сознания". В них  пересекаются, взаимодействуют различные культурные слои, относящиеся к разным эпохам и национальным вариантам традиции. Сила гениев высокой классики, например Рафаэля или Пушкина, не в последнюю очередь определяется именно тем, сколь много чужого они умеют сделать своим.
        Вместе с C. Малларме и П. Клоделем, Р. М. Рильке и Г. Бенном, У. Б. Йейтсом и Э. Паундом, А. Блоком Томас Стернз Элиот принадлежит к фигурам, предопределившим поэтические границы ХХ века. 
        Вера в Бога, в классичность творчества. позволили поэту не только выйти из тяжелого жизненного кризиса, но сделаться к середине XX столетия носителем христианской культуры,  ведущим  диалог с самим собой, мировой литературой, историей, образовательными запросами общества. 


              РОДИЛСя С Серебряной ЛОЖКОЙ ВО РТУ

        Элиот  родился в богатой семье  в городе Сент-Луисе и был потомком сразу трех американских президентов: Джона Адамса, Джона Куинси и Резерфорда Хейза. . Его дед был священником, построившим церковь и основавшим университетский колледж. Отец был президентом промышленной компании, мать увлекалась литературной деятельностью.  Рожденный в протестантской семье поэт с детских лет привык к самоанализу и соотнесению своих действий с нравственными идеалами. Пуританство в следовании церковным канонам сочетались с образом жизни, привычками, сдержанностью в проявлении чувств по отношению к женщине, в борьбе с самим собой, с разговорами  с няней на тему доказательств бытия Божия,  с некоторой  холодно- стью, рациональностью, «ветхозаветной» книжностью ума, — все это осталось в Элиоте до конца жизни.

        С ранних лет Томас проявлял незаурядные способности, в 14 лет под влиянием поэзии Омара Хайяма он начал писать стихи. В 1906 году после окончания частной школы поступил в Гарвардский университет, который окончил всего за три года. Печатать свои стихи начал в журнале «Харвард адвокат», в котором стал работать редактором. В это время он не видел в Америке никого, кто был достоин его поэтического внимания. Под влиянием Бодлера возник интерес молодого человека, томившегося в прагматически религиозном мире, к теме зла, порока, теневой стороне жизни, характерной также для творчества О. Уайльда.  Он также пережил сильное увлечение Жюлем Лафоргом (1860–1887). Увлечение Лафоргом заметно в  цикле ранних элиотовских стихов — «Ноктюрне» («Nocturne», 1909), «Галантном разговоре» («Conversation Galante», 1909), «Юмореске» («Humouresque (After J. Laforgue)», 1910), «Сплине» («Spleen», 1910), «Рапсодии ветреной ночи» («Rhapsody on a Windy Night», 1911), «La Figlia Che Piange» (1911), «Клоунской сюите» («Suite Clownesque», 1910).
        Будучи награжденным за талант, Элиот в 1910—1911 жил в Париже и слушал в Сорбонне лекции по философии и языкам. Посещение  занятий профессора Ирвинга Бэббита способствовало  открытию  французских поэтов-символистов.    Из молодых французов Элиот, чопорный, застенчивый, ведущий замкнутый образ жизни, сблизился там с Аленом-Фурнье, автором романа «Большой Мольн», его сводным братом Ж. Ривьером (писавшим для «Нувель ревю франсэз»), а также поэтом Ж. Верденалем. Эти молодые люди обратили его внимание на творчество Ф. М. Достоевского («Преступление и наказание», «Идиот», «Братья Карамазовы» во французском переводе), А. Жида, П. Клоделя. Вместе они бродили по ночному Парижу, читали Лафорга, посещали музеи, обсуждали книжные новинки.
        По возвращении в США из Франции осенью 1911 г. Элиот, также посетивший Лондон , Мюнхен, Италию, был участником семинаров по изучению  индийское философии и санскрита. Он работал в должности ассистента и, как ожидала его семья, должен был со временем сделаться профессором Гарварда.  В 1914 году он переселился в Европу, сначала в германский Марбург, с началом Первой мировой войны уехал в Англию и прожил большую часть жизни в этой стране.
        «Песнь любви Дж. Альфреда Пруфрока» («The Love Song of J. Alfred Prufrock», 1910–1911, 1914, опубл. 1915) — программное элиотовское стихотворение 1910-х гг. Первоначально оно носило название «Пруфрок среди женщин». «Структура» имени героя может ассоциироваться с подписью молодого Элиота (Т. Стернз Элиот). Стилистика же названия отсылает к песням трубадуров, образу возвышенной средневековой любви. Стихотворение Элиота имеет повествовательный характер и представляет собой подобие драматического монолога.  В самой поэме «Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока» содержится своеобразная пародия на «Гамлета» Шекспира. Здесь отражено сознание современного Томасу Элиоту человека, предпочитающего вести скучную, малоприметную жизнь, боящегося настоящей любви и дружбы, наделенного психологией обывателя. С точки зрения литературной традиции, в этом произведении на американский манер отразилась «тема маленького человека»:
       Пруфрок по-гамлетовски готовится принять решение, быть ли ему или не быть, заснуть или проснуться, умереть или все же сохранить надежду на воскресение. И это бытие на пороге смерти (самоубийства?) как бы раздваивает его, заставляет дух (душу) взлететь, совершить путешествие в былое, взглянуть на стремительно проносящиеся картины жизни тела со стороны. Поэтому в стихотворении два полюса. За одним — трагедия утраченного времени (то монотонно воспроизводящего себя в виде череды дней: чайных ложек, окурков сигарет, обсужденных книг, мусора на полу пивных, то стремительно сжимающегося, напоминающего о смерти), за другим — мучительная загадка любви.      
      Существенно, что об истине берется рассуждать не средневековый герой, а несколько комичный холостяк. В сознании Пруфрока смешано высокое и низкое. Здесь и евангельские Иоанн Предтеча, Лазарь, и строки из Шекспира, Дж. Донна, Э. Марвелла, и различные подробности, которые выставляют этого человека, размышляющего о лысении и брюках с манжетами, в комическом свете. Пруфрок все же не только полукомическое лицо, взволнованное физической близостью любимой женщины. Он также испытывает жажду веры, но о наиболее для себя серьезном говорит с иронией, шутя, чем достигается эффект большой трагической силы.  «Нет! Я не Гамлет и не могу им стать…» («No! I am not Prince Hamlet, nor was meant to be…»).

Я из друзей и слуг его, я тот,
Кто репликой интригу подтолкнет,
Подаст совет, повсюду тут как тут,
Услужливый, почтительный придворный,
Благонамеренный, витиеватый,
Напыщенный, немного туповатый,
По временам, пожалуй, смехотворный —
По временам, пожалуй, шут.

Я старею… я старею…
Засучу-ка брюки поскорее.
Зачешу ли плешь? Скушаю ли грушу?
Я в белых брюках выйду к морю, я не трушу.
Я слышал, как русалки пели, теша собственную душу.
Их пенье не предназначалось мне.

Я видел, как русалки мчались в море
И космы волн хотели расчесать,
А черно-белый ветер гнал их вспять.
Мы грезили в русалочьей стране
И, голоса людские слыша, стонем,
И к жизни пробуждаемся, и тонем.
(Перевод Андрея Сергеева)
   
        Творчество Элиота несомненно, автобиографично, дает почувствовать остроту переживаний молодого поэта. Конфликт между телом и душой, влечением к женщине и страхом перед женщиной, занятиями философией и поэтическим творчеством  не разрешен однозначно. Впрочем, иногда телесное у Элиота-поэта вырывается на свободу.  В опубликованной при жизни поэзии это «подполье» напоминает о себе в стихотворениях о Суини, получеловеке-полуобезьяне, которые вошли во второй сборник Элиота «Стихи» (1920): «Суини эректус» («Sweeney Erect», 1917–1919), «Суини среди соловьев» («Sweeney Among the Nightingales», 1918), «Воскресная обедня м-ра Элиота» («Mr. Eliot’s Sunday Morning Service», 1917–1918). 
       Внемифологические образы предстают в  «осовремененном» обличии  не только натурально, брутально, но и по-циничному эффектно, напоминая социальную сатиру.

Рассвет колышет ноги, руки
(О Полифем и Навсикая!),
Орангутаньим жестом затхлость
Вокруг постели распуская.
(«Суини эректус», пер. А. Я. Сергеева).

       Томление плоти, эротические фантазии, наскоки «человека-зверя» на «последнего пуританина»  ассоциируются в них с теми картинами, которые были явно знакомы Элиоту по ночным Бостону, Парижу, Лондону, Брюсселю.

         Уже в раннем творчестве звучит одна из ключевых тем поэзии Томаса Элиота — кризис духа, бездуховность современного общества, растерянность человека перед лицом катаклизмов, утрата жизненных ценностей. Подобные темы и настроения были характерны для модернизма как литературного направления и отражали общественное настроение. Для модернистов литература и искусство были наиболее действенным средством спасения цивилизации от распада и деградации.

                ИЗ ПЛЕМЕНИ БУНТАРЕЙ

       Вирджиния Вулф находила  внешность Элиота неотразимо комичной. «Заходи к нам на обед, — уговаривала она мужа своей сестры, — придет Элиот в своем костюме из четырех предметов». Если Элиот и выглядел как чопорный английский банкир, то это потому, что он таким и был. Томас Стернз Элиот восемь лет прослужил за стойкой в отделе международных счетов в лондонском банке Ллойда и одновременно писал чуть ли не самые революционные по форме и содержанию стихи XX века.

       Бунтарские взгляды поэта раскрылись уже в первом значительном сочинении Элиота, обращенном к проблемам эстетики и культуры, — книге «Священный лес» (1920).   В англо-американской литературе первых десятилетий XX века, к которому обычно относят творчество Дж. Джойса, В. Вулф, Д. Г. Лоуренса, Т. С. Элиота, Э. Паунда, У. Льюиса и др., наметилось  устойчивое стремление к обновлению художественного языка,  стремление выйти за социально-исторические, пространственно-временные, индивидуально-личностные пределы ради выявления вечного, универсального содержания, установка на поиски и художественное осмысление постоянных сущностных законов бытия.
      Большую роль в формировании модернистской концептуальности сыграли ряд философских учений конца 19-го - начала 20-го века, психоаналитическая теория 3. Фрейда и К. Юнга, а также достижения Кембриджской антропологической школы. Трудно переоценить влияние на становление модернистского художественного сознания фундаментального труда сэра Дж. Фрэзера "Золотая ветвь", в котором были описаны и систематизированы многообразные формы человеческого опыта в его единстве и целостности, показаны неизменность базисных структур сознания и верований, непрерывность развития человечества от архаики до современного общества.

      
      Т.С. Элиот  активно включился в богатую англоязычную традицию освоения творчества Данте как "центрального человека мира" ( "the central man in all the world"). Он стал  одним из самых успешных популяризаторов творчества великого флорентийца   как великий метафизического поэта  в англо-американской литературе XX в..  Это и  трансформация дантовских образов  Беатриче как архетипа "вечной женственности", противопоставленного темному демоническому женскому типу в поэзии 1910-1920-х гг.;  разработка образа Арнаута Даниеля, ставшего ключевым героем всего поэтического творчества (от "Любовной песни Дж. Альфреда Пруфрока" до "Четырех квартетов"),  использование  цитат; воспроизведение метрики дантовского стиха (создание английского варианта "terza rima");  выстраивание линии своего творчества (создание трех миров) в соответствии с моделью "Божественной комедии" . Именно Данте признан Т.С. Элиотом центром "европейского канона", общеевропейским поэтом.
      Отвергая представление о поэзии как спонтанном акте, в котором решающая роль принадлежит воображению и лирической исповедальности, Элиот обосновывал доктрину «деперсонализации» художественного высказывания, которое подразумевает строгую упорядоченность, а не всплеск эмоций, отказ от «случайного» во имя «всеобщего», подавление «пристрастности» и изгнание «декламации», в чем бы они ни проявлялись. Романтической апологии личности Элиот противопоставил идею непрерывающейся культурной традиции, которая не только присутствует в любом новом тексте, но должна использоваться художником сознательно. Новый текст, если он действительно явление высокого искусства, до той или иной степени изменяет внутренние пропорции этого единства. Так, по Элиоту, происходит литературная эволюция.   

      В 1922-39 Элиот возглавлял журнал «Крайтерион», в котором опубликованы программные для него статьи философского характера, а также основные работы, характеризующие его понимание сущности и назначения культуры.  Затем он опять переехал в Оксфорд. К переезду в Англию Элиота побудило ощущение своей чужеродности американской культуре, которая, на его взгляд, в силу исторической молодости лишена глубоких духовных корней. Неприемлемое для Элиота засилье утилитаризма и практицизма, формирующих социальную психологию соотечественников, заставляли его отзываться об Америке как о царстве «вульгарности».  Страх перед «варварством» и нарастающее отвращение к современной жизни, отвергшей культуру как живую традицию, во многом предопределили весь характер творчества Элиота.  Его переезд через Атлантику не означал, однако, полного разрыва с той культурной почвой, на которой он вырос. Воспитанник Гарвардского университета, Элиот посещал семинары крупных американских философов Дж. Сантаяны и И. Бэббита. Магистерская диссертация Элиота (опубликована в 1964) посвящена концепции знания и опыта в философии неогегельянца Ф. Г. Брэдли, чья основная работа «Видимость и реальность» считается одним из главных источников культурологических воззрений поэта.
   
      Предназначение поэта Элиот понимал однозначно: «Его прямой долг лежит в сфере родного языка: во-первых, сохранять его, во-вторых, развивать и совершенствовать». В своих литературно-критических работах Элиот требовал от поэта освоения и сознательного следования многовековой культурной и литературной традиции, недопущения субъективного произвола в трактовке поэтической темы, строгой дисциплины мысли и чувства. Он критиковал романтиков за культ индивидуализма и неупорядоченность поэтических «страстей» и, напротив, высоко ставил Данте, поэтов эпохи королевы Елизаветы I и особенно Джона Донна, считая их творчество образцом поэтического искусства. Элиот даже предпринял интересную, хотя и малоперспективную попытку обновить в 20 в. жанр елизаветинцев — драму в стихах: «Убийство в соборе» (1935), «Прием с коктейлями» (1950) и др. Представления о миссии поэта — хранить, приумножать и передавать новым поколениям воплощенное в слове наследие национальной и мировой культуры — равно питали и его сложную философскую поэзию, и гротески «суиниады», и изящно-шутливые стилизации в духе английской детской поэзии — цикл «Популярная наука о кошках, написанная Старым Опоссумом» (1939), легший в основу либретто знаменитого мюзикла Э. Ллойда Вебера «Кошки» (1981).

      Вместе с тем прочтение классики, предложенное в его работах, носит новаторский характер. По сути, менялось само представление об истории литературы, впервые представавшей как целостный процесс, логика которого понимается как развитие собственно эстетических идей, Особое значение имело выдвинутое Элиотом истолкование сущности искусства, которое призвано выразить «сознание вечного так же, как и сознание сегодняшнего, — вечного и сегодняшнего в их единстве».


                ПОЭТ «БЕСПЛОДНОЙ" ЗЕМЛИ»


       Поэт оставался девственником до двадцати шести лет.  26 июня 1915 г. он после недолгого знакомства женился на Вивьен Хей-Вуд , дочери уважаемого живо-
писца. В разное время Вивьен занималась живописью, балетом, музыкой, пробовала
сниматься в кино, она  ярко одевалась, танцевала фокстрот и курила из мундштука.  Вивьен очаровала стеснительного Элиота порывистостью своего характера, искренностью суждений и, что существенно, признавшая в нем поэтический талант. Но она страдала от головных и желудочных болей, нервических перепадов настроения, приступов слабости. Она  изменяла мужу и, по некоторым сведениям, была наркоман- кой. Во всем же остальном они прекрасно ладили. Элиот описывает их отношения как вызвавшие «то состояние разума, которое породило поэму “Бесплодная земля”», — вряд ли это произведение могло бы стать иллюстрацией к семейному счастью.  Поразительно, но их отношения продлились целых семнадцать лет, после чего Элиот решил, что с него хватит. Когда они расстались в 1933 году, Вив сошла с ума. Последние девять лет своей жизни она провела в психиатрической лечебнице. Элиот ни разу ее не навестил. В 1947 Вив умерла, Элиот унаследовал все ее ее состояние.

       Известной компенсацией неудачного брака стали светская жизнь,  журнализм, а также служба в банке «Ллойдз» (март 1917– 1926). Она сделалась главным источником его доходов — Элиот, знавший французский и немецкий языки, отслеживал движение европейских валют — и постепенно упразднила в силу каждодневной занятости чтение лекций по английской( «Современная английская литература», «Викторианская литература», «Литература елизаветинской эпохи») и французской («Современная французская литература») литературе в системе дополнительного образования Лондонского и Оксфордского университетов.

      В 1922 году Элиот опубликовал своё самое значительное произведение — поэму «Бесплодная земля», воплотившую послевоенные настроения «потерянного поколения» и богатую библейскими и дантовскими аллюзиями.
         Ключевым мотивом поэмы «Бесплодная земля» является поиск святого Грааля. Поэма экспериментальна — в ней одним художественным замыслом объединяются разнородные составляющие. Это элементы диалога, кинематографические сцены, ассоциативное сближение разных литературных источников и мифов. Подобный прием был необходим для того, чтобы упорядочить хаотически разрозненные представления о мире современника Элиота. Перед глазами читателя проносится вся мировая история и литература от «Сатирикона» Петрония до индийских «Упанишад» и Нового Завета. Эти два источника легли в основу завершающей части поэмы «Бесплодная земля» «Что сказал гром»:

После факельной пляски на потных лицах
После глухого молчанья в садах
После пыток в пустыне
Воплей и плача
Темницы, дворца и раскатов
Весеннего грома далеко над горами
Тот кто был жив ныне мертв
Мы что были живы теперь умираем
И терпенье кончается
Здесь нет воды лишь камни
Камни и нет воды и в песках дорога
Дорога ведущая в горы
В горы камней в коих нет воды
А была бы вода мы бы встали припали бы к ней?
Но ни встать ни помыслить средь этих камней
Солью пот и ступни в песке
Средь этих камней чуть воды бы
Мертвых гор пересохшая черная пасть
Здесь ни встать ни сесть ни упасть
Даже безмолвия нет в этих горах
Гром без дождя
И одиночества нет в этих горах
Исподлобья красные злобные лица
Смотрят глумливо из жалких лачуг
Была бы вода
А не камни
Пусть камни
Но и вода
И вода
Родничок
Лужица
Хоть бы голос воды
Не цикады
Не посвист иссохшей травы
Журчанье воды по камням
В коих дрозд-отшельник средь сосен
выводит
Кап-кап кап-кап кап-кап-кап
Но нет здесь воды
Кто он третий идущий всегда с тобой?
Посчитаю так нас двое ты да я
Но взгляну вперед по заснеженной дороге
Там он третий движется рядом с тобой
В темном плаще с капюшоном
И не знаю мужчина ли женщина
— Кто ж он бок о бок с тобой?
Что там за звуки с небес
Тихий плач материнский
Что там за орды несутся
По иссохшей безводной равнине
Коей нет ни конца и ни краю
Что за город там над горами
Рассыпается в лиловом небе
Падают башни
Иерусалим Афины Александрия
Вена Лондон
Фантом
И женщина свой распустила узел
И волосы как струны зазвенели
Нетопыри сложив крыла на пузе
Повисли вниз головой на капители
Лилового свеченья полоса
Колокола ударили на башне
Храня свой час вчерашний
И пересохших колодцев
голоса
В этой пустыне меж гор нет жизни
Месяц бессилен и трава поет
Над щебнем надгробий
Пустая часовня, жилище ветра.
Окна зияют, дверь скрипит на ветру
Мертвые кости чар не таят.
Лишь петушок на коньке
Ку-ка-реку ку-ка-реку
Меж молний. Влагой дохнуло.
К дождю.
Ганга обмелел, и обвисшие листья
Ждали дождя, а тучи
Сгущались вдали над Гимавантом.
Джунгли присели в молчанье, как перед
прыжком.
И тогда гром сказал
(Перевод Андрея Сергеева)


        Три выдающихся поэмы Элиота — «Бесплодная земля», «Полые люди» и «Пепельная среда» — объединены сквозной темой утраты человечеством основ духовного существования и обретения их заново. Ключевым мотивом поэмы «Бесплодная земля» является поиск святого Грааля. Все её части связаны идеей бесплодия в природе и обществе и центральным образом Сивиллы — знаменитой ясновидящей. Образ на протяжении действия переживает ряд трансформаций — из кумской прорицательницы, жрицы в храме Аполлона, Сивилла превращается во владелицу модного салона, гадалку мадам Созострис:

Ясновидящая мадам Созострис
Сильно простужена, однако, несмотря на это
обстоятельство,
В Европе слывет мудрейшей из женщин
С колодою ведьминских карт. Она говорит:
Вот ваша карта — Утопший Моряк-Финикиец
(Вот жемчуг очей его! Вот!),
Вот Белладонна, Владычица Скал,
Примадонна.
Вот Несущий Три Посоха, вот Колесо,
Вот Одноглазый Торговец, а эту карту
Кладу рубашкой, не глядя —
Это его поклажа. Что-то не вижу
Повешенного. Бойтесь смерти от воды.
Вижу я толпы, идущие тихо по кругу…
Благодарю. Увидите миссис Эквитон,
Скажите, гороскоп я сама принесу:
В наше время нужно быть осторожным.
(Перевод Андрея Сергеева)

       Поэма экспериментальна — в ней одним художественным замыслом объединяются разнородные составляющие. Это элементы диалога, кинематографические сцены, ассоциативное сближение разных литературных источников и мифов. Подобный прием был необходим для того, чтобы упорядочить хаотически разрозненные представления о мире современника Элиота. Перед глазами читателя проносится вся мировая история и литература от «Сатирикона» Петрония до индийских «Упанишад» и Нового Завета. Эти два источника легли в основу завершающей части поэмы «Бесплодная земля» «Что сказал гром»:

После факельной пляски на потных лицах
После глухого молчанья в садах
После пыток в пустыне
Воплей и плача
Темницы, дворца и раскатов
Весеннего грома далеко над горами
Тот кто был жив ныне мертв
Мы что были живы теперь умираем
И терпенье кончается
Здесь нет воды лишь камни
Камни и нет воды и в песках дорога
Дорога ведущая в горы
В горы камней в коих нет воды
А была бы вода мы бы встали припали бы к ней?
Но ни встать ни помыслить средь этих камней
Солью пот и ступни в песке
Средь этих камней чуть воды бы
Мертвых гор пересохшая черная пасть
Здесь ни встать ни сесть ни упасть
Даже безмолвия нет в этих горах
Гром без дождя
И одиночества нет в этих горах
Исподлобья красные злобные лица
Смотрят глумливо из жалких лачуг
Была бы вода
А не камни
Пусть камни
Но и вода
И вода
Родничок
Лужица
Хоть бы голос воды
Не цикады
Не посвист иссохшей травы
Журчанье воды по камням
В коих дрозд-отшельник средь сосен
выводит
Кап-кап кап-кап кап-кап-кап
Но нет здесь воды
Кто он третий идущий всегда с тобой?
Посчитаю так нас двое ты да я
Но взгляну вперед по заснеженной дороге
Там он третий движется рядом с тобой
В темном плаще с капюшоном
И не знаю мужчина ли женщина
— Кто ж он бок о бок с тобой?
Что там за звуки с небес
Тихий плач материнский
Что там за орды несутся
По иссохшей безводной равнине
Коей нет ни конца и ни краю
Что за город там над горами
Рассыпается в лиловом небе
Падают башни
Иерусалим Афины Александрия
Вена Лондон
Фантом
И женщина свой распустила узел
И волосы как струны зазвенели
Нетопыри сложив крыла на пузе
Повисли вниз головой на капители
Лилового свеченья полоса
Колокола ударили на башне
Храня свой час вчерашний
И пересохших колодцев
голоса
В этой пустыне меж гор нет жизни
Месяц бессилен и трава поет
Над щебнем надгробий
Пустая часовня, жилище ветра.
Окна зияют, дверь скрипит на ветру
Мертвые кости чар не таят.
Лишь петушок на коньке
Ку-ка-реку ку-ка-реку
Меж молний. Влагой дохнуло.
К дождю.
Ганга обмелел, и обвисшие листья
Ждали дождя, а тучи
Сгущались вдали над Гимавантом.
Джунгли присели в молчанье, как перед
прыжком.
И тогда гром сказал
(Перевод Андрея Сергеева)


                СТАРЫЙ ОПОССУМ ШУТИТ

        При всей своей внешней серьезности Элиот был неисправимым шутником, у себя дома рядом с портретами прославленных собратьев-поэтов У.Б. Йейтса и Поля Валери он повесил портрет комика Граучо Маркса. Он очень  любил розыгрыши! Приятель Элиота Эзра Паунд даже прозвал его за это Старым Опоссумом. Когда к Элиоту в гости заезжал кто-то из друзей-писателей, хозяин дома обычно готовил для каждого какой-нибудь розыгрыш, а потом как ни в чем не бывало ждал реакции. В его репертуаре были подушки-пердушки, разложенные на стульях гостей, и неизменная классика жанра — взрывающиеся сигары. Однажды он сорвал заседание правления в выпускавшем его книги престижном издательстве, сунув председательствующему между ног охапку горящих фейерверков.
      
       Элиот был заядлым картежником, но при этом обычно делал очень низкие ставки. «Я никогда не рискую, потому что никогда не выигрываю», — признавался он. Среди его любимых игр были покер, рами и червы. Однажды У.Х. Оден зашел к Элиоту и увидел, что тот сосредоточенно раскладывает пасьянс. На вопрос, почему он тратит время на такие пустяки, Элиот ответил: «Ну, полагаю, потому что в такие минуты для окружающих ты почти что труп».

       Много ли найдется поэтов, которые могут похвастаться премией «Тони»? Элиот стал четырехкратным лауреатом этой премии: две награды он получил в 1950 году за пьесу «Вечеринка с коктейлями» и еще две посмертно — за мюзикл «Кошки», созданный по мотивам его сборника стихов «Популярная наука о кошках, написанная Старым Опоссумом». С тех пор  хвостатые и ушастые персонажи захватили Бродвей. Элиот был настоящим фанатом мюзиклов. Узнав, что певица Эрта Китт вставила его имя в свою партию в мюзикле «Новые лица 1952 года», Элиот послал ей в гримерку букет роз. Когда Элиот впервые посмотрел бродвейскую постановку «Моя прекрасная леди», он значительно улучшил свое мнение о литературном первоисточнике, легшем в основу мюзикла. «Музыка пошла Бернарду Шоу только на пользу», — отметил Элиот.

         В 1948 году по пути в Стокгольм, где Элиоту должны были вручить Нобелевскую премию, поэт согласился на интервью с не очень начитанным журналистом. Когда журналист спросил Элиота, за какую именно работу его награждают, поэт ответил, что получает премию за «все труды мои грешные». «И когда это произведение было опубликовано?» — поинтересовался туповатый интервьюер. Позже Элиот заметил, что «Все труды мои грешные» могло бы стать отличным названием для его первого детективного романа.


             Репутация крупнейшего живущего англоязычного поэта


       В 1925 г. было опубликовано стихотворение Элиота «Полые люди», отражающее его пессимистические взгляды на человечество. После смерти Элиота газета «New York Times» написала в некрологе, что последние строки этого стихотворения являются «возможно, наиболее часто цитируемыми строками из всех поэтов XX века, писавших на английском»:«Вот так заканчивается мир. Не со взрывом, а с всхлипом».
Период работы над этим произведением совпал с печальными событиями в жизни Томаса Элиота. Он потерял приносящую регулярный доход работу в банке, в то же время усугубилось его психическое заболевание, и он стал с ещё большим разочарованием относиться к окружающей его действительности.
       С позиции жанра поэму «Полые люди» многие литературоведы определяют как пятиактную сюиту. Несмотря на её внешнее сходство с верлибром, она более тонко инструментована и основана на чередовании двух- и трехчастных строк. Все главы поэмы композиционно связаны, но при этом имеют смысловую самостоятельность и завершенность.
       Первая часть построена по принципу античного хорового пения — в ней используется местоимение «мы», которое, впрочем, отчетливо выделяет голос автора на фоне других голосов:

Мы полые люди
Мы набивные люди
Труха в башке,
Как в мешке. Увы!
Наши засушенные голоса,
Если шепчемся,
Безотносительно голосят,
Как ветер в сухой конопле,
Как шаги крысят
По стеклянному бою в погребе где ни капли

Бесформенный контур, бесцветный контур,
Парализация силы и неподвижность жеста;
Кто переправился не отводя глаз
В сопредельное Царство смерти,
Да помянет нас — если он вспомянет нас —
Не как буянов
Но как болванов —
Как набивных болванов.
(Перевод Виктора Топорова)

      Во второй, третьей и четвертой частях поэмы уже довольно трудно определить, от чьего конкретно лица ведется повествование. То ли это Харон — грозный властитель царства мёртвых, то ли сам Элиот, то ли те самые полые люди — главные герои произведения. Но в то же время совершенно ясно, что это квинтэссенция горестных авторских раздумий о конечных судьбах мира и абсолютной утрате духовности современным человеком. Мы видим каменных идолов, царство незрячих, не способных чувствовать и мыслить истуканов. По сравнению с поэмой «Бесплодная земля» настроение безнадежности тут усиливается:
      Пятая, заключительная часть поэмы является более многоплановой и содержит сразу три аллюзии: это имитация христианской литургии, подражание речи Брута из трагедии Шекспира «Юлий Цезарь» и возможный парафраз стихотворения Поля Валери «Le cimetiere marin». Снова Элиот использует характерный для него приём исторической аналогии — сравнивает эпизоды древней истории со значимыми событиями современности. Тема человека, погрязшего в грехах и бездуховности, по-прежнему остается центральной:

Ах какой колючий плод
Колючий плод колючий плод
Здесь мы водим хоровод
В пять часов утра

Между замыслом
И воплощением
Между порывом
И поступком
Опускается Тень
Яко Твое есть Царство
Между концепцией
И креацией
Между эмоцией
И реакцией
Опускается Тень
Жизнь длинная
Между желанием
И содроганием
Между возможным
И непреложным
Между сущностью
И частностью
Опускается Тень
Яко Твое есть Царство
Яко Твое есть
Жизнь дли
Яко Твое есть Ца
Так вот и кончится мир
Так вот и кончится мир
Так вот и кончится мир
Только не взрывом а вздрогом
(Перевод Виктора Топорова)

        Историю духовных исканий человечества в творчестве Элиота завершает поэма «Пепельная среда». Кстати, в стихах американского классика достаточно часто поднимается тема священных праздников. В данном случае речь идет о первом дне великого католического поста, во время которого совершался торжественный обряд. На лбу прихожан чертили пепельный крест, сопровождая это действие словами: «Из праха ты родился и в прах вернёшься». У Томаса Элиота эта церемония получает художественное переосмысление — связывается с темой воцерковления и приобщения к вечности.

      В первой части поэмы автор, ощущая свою беспомощность, сравнивает себя с дряхлым орлом, который не может сопротивляться общему процессу десакрализации мира. Он уповает только на милость Бога и просит, чтобы тот молился за него и за всех грешников:

Ибо я не надеюсь вернуться
Ибо я
Ибо я не надеюсь
Я иного ищу себе жребия
Устремления те позабыл я
(Что орлу расправлять одряхлевшие крылья?)
Что мне идеи
И власть которым уже не вернуться?
(Перевод Сергея Степанова)

      Центральная часть поэмы содержит отсылки к разнообразным эпизодам Библии. Во второй части появляется дева и три белых леопарда — это намек на известный отрывок из пророчества Иезекииля о воскресении иссохших костей. (Леопарды едят тело и кости рассказчика, но это воспринимается автором как благо и путь к возрождению. Кости снова обрастут мясом, и он сможет воскреснуть.)
      В третьей части герой осмысливает свою прежнюю жизнь — обернувшись назад, понимает, что совершил немало грехов, но при этом хочет двигаться дальше по пути возрождения.
     Главный образ четвёртой части «Пепельной среды» — Дева Мария, идущая по саду. С ней связаны образы тихого ветра и духовной музыки. Это отсылка к пророчеству святого Илии, узнавшего, что бог не в буре и громе, а в тихом дуновении ветра:

О та что шла между лиловым и лиловым
Что шла между зеленым и зеленым
Вся в бело-голубых цветах Марии
Брела и говорила так беспечно,
О вечной скорби зная и не зная
Идя с другими — дева что дала
Поток воды ключам студеным
Прохладу скалам и покой пескам
Вся в голубом, как живокость Марии
Sovegna vos*:
И тут проходят годы, приглушают
Свирели звук и скрипки, возрождают
Ту, что меж долгим сном и пробужденьем идет

В одеждах света вся в одеждах света.
И годы новые проходят, возрождают
Во облаке пресветлых слез, стих новый
Ложится в песнь древнюю. Во искупленье
Времени. Во искупленье
Непонятого высшего виденья
А мимо в сбруе дорогой единороги
Влекут златые траурные дроги.

Под покрывалом бело-голубым
Сестра безмолвия прошла меж тисов
За спиной лесного бога, чья флейта смолкла
И сотворила знаменье не вымолвив ни слова

Но родник стал искриться и вроде бы свистнула
птица
Не спи, время и сон искупи
Знак слова мгновенный, неуслышанный,
неизреченный
Покуда ветер не сорвет тысячелистный шепот с тиса
И после нашего сюда изгнанья
* Помяни (прованс.) (прим. перев.)
(Перевод Сергея Степанова)

       В пятой части поэмы содержится очень важная мысль о силе слова без слова, о слове несказанном, безмолвном. С точки зрения автора, у молчания есть свои преимущества, потому что нередко оно более красноречиво и содержательно, чем любой монолог, произнесенный вслух. В конце «Пепельной среды» лирический герой Элиота обращается к Заступнице с просьбой научить его искусству молчания, и к Богу — с просьбой, чтобы его голос всегда был с ним:

Благословенная сестра, мать пресвятая, дух
ручьев и садов
Не дай обмануть нам себя
Научи нас участью и безучастью
Научи нас покою
Даже средь этих скал,
Покой наш — в Его воле
И даже средь этих скал
Сестра, мать
Дух реки и дух моря
Не дай мне отпасть
и да будет мой крик услышан Тобою.
(Перевод Сергея Степанова)

      В своём творчестве Томас Элиот самое пристальное внимание уделяет ритмико-интонационной организации текста. Являясь поклонником поэзии Данте Алигьери и отчасти следуя традициям французских поэтов-символистов, американский модернист разрабатывают свою теорию музыкального текста. Музыка с его точки зрения является одним из ключевых компонентов вселенской гармонии — это способ систематизации представлений о мире и упорядочивания хаоса. Подобная концепция отражается как в его поэмах, так и в малых стихотворениях. Даже в самих названиях произведений чувствуется желание автора уподобить текст музыкальной форме. Таков, например, цикл поэм «Четыре квартета» или мини-цикл «Пять упражнений для беглости пальцев». Здесь музыкальность становится принципом художественного мышления автора. Тексты насыщены многочисленными повторами и сквозными образами, используются также приёмы лексического и синтаксического параллелизма:

Я не рад встрече с мистером Элиотом!
На церковника слишком похож он:
Губы чопорно сжал,
Брови грозно собрал,
А разговор непреложно
Сводит он к Если, Возможно,
Как Будто, Но и Однако.
Я не рад встретить мистера Элиота
С итальянскою шляпой
И с бесхвостой дворнягой,
И в пальто меховом,
И с облезлым котом.
Я не рад встрече с мистером Элиотом!
(Перевод Якова Пробштейна)

       Взаимосвязь художественного текста и христианского мировоззрения является у Т.С. Элиота сложной, не всегда непосредственно манифестированной. По мнению X. Гарднер, одним из главных достижений поэта стало создание собственного языка, основанного на традиции западного христианства, но не использующего традиционные церковные язык и символику, что наиболее ярко проявилось в его поздней поэзии ("Четыре квартета"). Опираясь на европейскую традицию художественного освоения духовного опыта христианства, Т.С. Элиот создает современные формы религиозной поэзии и драматургии.
        С 1925 г. и до своей кончины в 1965 г. работал в известном издательстве «Faber and Faber» (первоначально «Faber and Gwyer») и стал его директором.
               

          После смерти Йейтса и публикации поэмы «Четыре квартета» (1943) за Элиотом прочно закрепилась репутация крупнейшего живущего англоязычного поэта.. Он воспринимал свои поэмы как «события», которые нужно преподносить затаившей дыхание публике не чаще, чем раз в несколько лет. Между такими событиями, как «Полые люди» и «Пепельная среда», Элиот писал критические очерки для разных литературных журналов. Именно в этих его очерках читатели впервые разглядели признаки скрытого антисемитизма, которые несколько подмочили его репутацию как критика. «Расовые и религиозные причины вкупе приводят к тому, что большое количество свободомыслящих евреев для общества нежелательно», — писал он в одной из статей. Кроме того, он смог найти теплые слова для Гитлера и Муссолини. Поклонники принялись копаться в его ранних произведениях на предмет поиска антисемитских высказываний. Они там были и до сих пор остаются пятном на его биографии. Элиот был элитарным поэтом, его поэзия совершенно не похожа на произведения современных ему авторов. Вместе с тем присущая его творчеству сложность не была целью Элиота, она была скорее следствием нестандартности и многообразия поэтических проблем, которые он ставил и решал.

          Несмотря на то, что поэзия для Элиота была основным родом деятельности, он проявил себя как разносторонне развитая личность — занимался также литературной критикой, создал несколько работ, в том числе цикл критических статей «Священный лес» и трактат «Назначение поэзии и назначение критики», в которых изложил основные понятия своей философии. Кроме того, Томас Элиот был переводчиком и драматургом. Он оставил после себя перевод с французского языка поэмы «Анабасис» Сен-Жон Перса и две пьесы в стихах — «Убийство в соборе» и «Прием с коктейлями».

       Элиот также был  видным критиком. Его статьи публиковались в различных периодических изданиях. В 1920 вышел сборник его эстетических работ «Священный лес». Элиот напомнил современникам о полузабытом Джоне Донне и о прочих «метафизических поэтах», среди которых он особенно высоко ценил Эндрю Марвелла и Джона Вебстера. Поэзию классицизма и романтизма Элиот в основном отвергал как воплощающую «dissociation of sensibility», то есть расхождение рассудка и чувства. Элиот резко противопоставлял разум и чувства, считая, что поэзия не должна обращаться к ним напрямую. «Поэзии не следует ни выражать эмоций своего творца, ни возбуждать их в слушателе или читателе»… Поэзия — «это бегство от эмоций, не выражение личности, а бегство от личности»

           «Убийство в соборе» — первый опыт стихотворной драмы в творчестве Элиота. В основе сюжета — убийство сэра Томаса Бэкета в Кентерберийском соборе в период правления Генриха второго. Осмысливая это трагическое событие, Элиот в очередной раз обращается к теме духовного вырождения человечества, от которого отвернулся Бог.

         Влияние Элиота на мировую литературу невозможно переоценить. В истории искусств он навсегда останется новатором, создателем оригинальной поэтики, одним из основоположников авангарда. Что касается его деятельности критика, то его статьи, посвящённые актуальным проблемам литературного процесса, во многом определяют дальнейшее развитие новейшего литературоведения.
               
         Элиот был в 1948 году награжден Нобелевской премией по литературе. К своему звездному статусу он приспособился столь же легко, как легко привык носить котелок. Жизнь по-прежнему ставила перед ним препятствия, но они были по преимуществу из разряда: «Извините, я не смогу выступить перед вашим поэтическим кружком». «Годы между пятьюдесятью и семьюдесятью — самые тяжелые, — замечал Элиот. — Тебя все время просят сделать то одно, то другое, а ты еще недостаточно дряхл, чтобы отказаться».
Отказывался Элиот очень редко, напротив, он получал удовольствие от своей известности. В 1956 году послушать его выступление в Миннесотском университете собрались более четырнадцати тысяч человек — самая большая толпа, которая когда-либо собиралась на мероприятие, посвященное литературе. Чтобы вместить всех желающих, университету пришлось перенести лекцию на стадион. Во время другой поездки по Америке Элиоту присвоили звание почетного жителя Далласа, штат Техас, и назначили его почетным заместителем шерифа Далласа. За что — никто не знает. Элиот редко ходил в кино, «потому что фильмы мешают мне грезить наяву», — объяснял он.

         C 1952 года до своей кончины был президентом Лондонской библиотеки.
В 1957 в возрасте 68 лет женился на своей бывшей секретарше Валери Флетчер.
С неи он благополучно прожил последние годы жизни. Элиот страдал излишней мнительностью и чуть что вызывал «скорую», даже если обнаруживал у себя грибок стопы. Однако в конце 1964 года его настигла эмфизема легких, вызванная долгими годами курения, и 4 января 1965 года поэта не стало. Урна с прахом захоронена в церкви Святого Михаила и Всех Ангелов в Ист-Кокере, Саут-Сомерсет.  В его честь была установлена мемориальная плита в Уголке поэтов Вестминстерского аббатства.

      Элиот был и остается одним из самых уважаемых и широко читаемых поэтов в англоязычном мире. Его стихи, пьесы и критические статьи оказали существенное влияние на мировую культуру XX века. Иосиф Бродский откликнулся на известие о смерти Элиота пространной элегией. Венди Коуп написала несколько пародий на стихи Элиота (в том числе «Лимерики Бесплодная земля»). Эндрю Ллойд Уэббер написал на стихи Элиота популярный мюзикл «Кошки». Помимо Ллойда Уэббера, на стихи Элиота писали музыку Артур Лурье, Игорь Стравинский, Бенджамин Бриттен, Эйноюхани Раутаваара, Софья Губайдулина, Томас Андес, Александр Маноцков. Американская мелодик-дэт команда Darkest Hour в своей песне «The Light at the End of the World» в альбоме «Deliver Us» 2007 года, в качестве стиха использовала отрывок из произведения «Бесплодная земля».
       Начиная с 1993 года присуждается премия Т. С. Элиота за лучший сборник новых стихотворений, впервые изданный в Великобритании или Ирландии, с 1997 — одноимённая премия для американских поэтов.
       Хочется отметить близость Элиота таким  русским поэтам, как  Б. Пастернак. И. Бродский. Вдохновлялась им А. Ахматова, создав «Поэму без героя».  Может быть, знакомство с творчеством Элиота вдохновит и вас, дорогие читатели, на творческие эксперименты.