Андрей Званый. РасскаЗ

  ПРЕДИСЛОВИЕ.   
 В последнее время на Парадах на Красной Площади Мавзолей, где похоронен  в склепе Владимир Ильич Ленин, стали прикрывать крашеной картонкой. Такой посыл, такая демонстрация изменившегося отношения к Ленину, привело к тому, что появились  гнусные "Хроники", хамоватые попы стали возмущаться и говорить, что им мешает на Красной Площади Мавзолей Ленина, телеканал "Спас" ведёт, осуждающую Ленина, пропаганду. Но чем больше мы ругаем Ленина, Сталина и других руководителей страны, тем хуже живём.  Мы - русские люди преклоняем колени и перед мощами Сергия Радонежского и склоняем головы перед Мавзолеем Ленина.
    Поэтому решила написать эту историю встречи с Батюшкой, которому в декабре 2025 года исполнилось 125 лет со дня рождения,  с человеком, наполненным любовью к людям -  от руководителей Советской страны до сирот, оставшихся без попечения. Это Настоятель Храма, в котором иконы  не были в блеске золота, но там была Троица – истина, доброта и красота. Он почил 36 лет назад, но при Храме осталась  богадельня, как в ранние христианские времена, где доживали никому ненужные старики и инвалиды, а таковых во все эпохи было и будет  предостаточно. И где бы не приходилось  служить Богу и людям, Отче из Прихода делал Православную Общину и мы - прихожане между собой звали  батюшку - Андрей Званый.

...Любовь - это как написать свою повесть, свою жизнь, чтобы были вставки с умными размышлениями, и герои бы получили  ответы на все вопросы,  со своими стихами в произведении, как у Б.Пастернака в "Живаго". И в конце — точка, большая настоящая точка, когда всё понятно.  Чтобы интересно, чтобы со смыслом, если читать -  не на бегу, а спокойно.   Чтобы остался добрый флёр очарования от незаметной жизни в   маленьком советском городке, где жители, если не знакомы, то всё равно знают друг друга в лицо, когда в мае с самого детства ты слышала звон медалей фронтовиков и просыпалась от звона медалей, это была мелодия свободы нашей страны от фашизма, от концлагерей, от другой ВЕРЫ.   И, хотя, в 1965 году вновь 9 МАЯ сделали красным днём календаря, но традиция осталась и фронтовики весь  май носили ордена и медали и не было в нашем городе ни одного случая кражи боевых наград.
             Май 1980 года, мне скоро 20 лет, и  я почти год работала младшей операционной медсестрой в городской больнице. Медучилище я закончила вслед за своей сестрой Леной, которая была старше меня на шесть лет, распределилась фельдшером в село,  там вышла замуж и у неё была дочка. Я работала по двенадцать часов – смена, отсыпной, выходной. На заводах, в больницах, на транспорте – везде, где было непрерывное производство работали по такому графику и так трудилось большинство горожан. Было тепло, у ветеранов войны звенели награды, я  иду с работы после очень неудачной смены, в конце которой привезли школьника – десятиклассника с подозрением на аппендицит, когда Иван Степанович – наш пожилой и опытный хирург, вскрыл брюшину, то внутри было много инфильтрата и кишечник блестел, как  обычно, блестят онкологически  поражённые внутренние органы. Старшая операционная сестра Анна глубоко вздохнула, я покраснела, Иван Степанович сказал:
- Между четвёртой и пятой!
Сделал разрез побольше, в трёх местах взял гистологию и зашил.
Иван Степанович бывший военный хирург санитарного поезда во время Великой Отечественной войны, 65-ти лет от роду, когда я пришла в отделение был заведующим, затем его сменил тридцатилетний Владлен Сергеевич. Молодого хирурга  никто не любил, но он не очень по этому поводу и переживал.
Анна – моя подруга,  красивая уставшая двадцатишестилетняя женщина была в разводе и у неё был пятилетний сын Игорь - инвалид с детства, ДЦП.  Муж сбежал, алиментов не платил, она подрабатывала – делала на дому уколы, когда она не могла я ходила и делала инъекции пациентам. Это было обычно по воскресеньям, если по графику  попадал нам выходной или была смена в ночь, то Анна уезжала рано утром с сыном в церковь в деревню, что была  в двадцати километрах от города к Отцу Андрею, к сухонькому маленькому старичку почти восьмидесятилетнего возраста. Оттуда приезжала спокойная, отдохнувшая и смиренная.  Анна перед операцией всегда крестилась и говорила «Господи! Благослови и помилуй!»  И все хирурги не начинали операцию, пока Анна не попросит Божьего благословения. Это был наш ритуал. И мы от него не отходили даже, если были посторонние на операции.
  У меня и раньше были операции с онкологией, но это были очень пожилые люди – далеко за восемьдесят, а сегодня молодой, худой, тщедушный семнадцатилетний  мальчик и я была очень расстроена.
                Я шла уставшая, измученная плохими мыслями и непониманием, как работать  дальше, и  я знала, что мне нужен  пластырь и  пустырник. Для наших хирургов это были 30 граммов спирта, но я не пила, наверное, потому что мои родители были пьющие, но работающие подранки войны, и поэтому я их за питиЕ  никогда не осуждала. Это даже трудно представить, что пережили они – дети войны.  Пластырь был мне нужен, чтобы залепить кровоточащую рану на душе, а пустырник, чтобы выспаться, не переживать и не плакать. 
 И уже у самого  моего дома мне встретился долговязый, странный молодой человек.  Он как-то уж очень обычно на меня посмотрел.  На меня тогда смотрели все неравнодушно.  Кого - то раздражал мой высокий рост, кому - то нравилась, слишком,  для того времени, короткая стрижка, лёгкие шарфы на шее, которые я шила из красивой ткани, купленной на барахолке в Уфе.    Он был одет в обычные брюки, кеды и совершенно обычную рубашку, в руках была авоська с уфимским кексом и литровый китайский  термос с драконами, видимо, он шёл с работы в общежитие. И, как то обычно, не меняя выражение лица, будто я старая знакомая, сказал:
- На площадке скоро закончится волейбол. Люда, пойдём посмотрим кто победит.
На нашей улице Октябрьской в соседнем доме было большое общежитие от химкомбината и на спортивной площадке у дома часто организовывали турнир по волейболу между домоуправлением, то есть жителями и общежитием.
              Но этот человек был настолько обычным, что про  пластырь я забыла.  Как оказалось, волейбол давно закончился, мы просидели и проговорили  на скамейке спортплощадки почти до одиннадцати часов (в двадцать три часа закрывалось общежитие), и как все  в первый день знакомства изумляли друг друга.
- Представляешь у меня маму зовут Людмила Дмитриевна, но я только сейчас понял  какое  это  интересное имя, у него столько вариантов- Люся, Мила, Людмила, Люсьена!"
- Ты ещё, Олег, скажи Люсинда. Я – Люся, когда хирург Иван Степанович на меня  сердится называет меня Людой.
Мне было приятно и неудобно одновременно. Мы ели кекс и пили его чай из термоса. Чай был крепкий, терпкий, даже горьковатый с кислинкой. Оказывается он большой поклонник чая, считал, что напиток должен давать много разных вкусов и для кислинки добавлял немного лимонной кислоты. Сами лимоны тогда был большой дефицит.
Олег рассказывал, что его отец ветеран войны  умер от ран , что ему самому двадцать шесть лет, он живёт с другом Костей  в комнате общежития,  у него мама - учитель в деревне и два младших брата Пётр и Коленька, который родился уже после ухода отца.
Я не понимала зачем он мне рассказывает про свою семью, но его спокойный голос, его рассказ про обыкновенную простую жизнь ложились на мою душу лейкопластырем. Я поведала про мальчика – школьника и разревелась, он обнял меня, гладил по голове и твердил:
- Люся, милая моя, ты выбрала правильную профессию, и всё будет хорошо, а я буду рядом, и ты будешь вечерами рассказывать мне о своей очень нужной работе. И я тебя никуда от себя не отпущу. И    «я утром должен  быть уверен ,
Что с тобой днём или вечером  увижусь я...»
- Так ты ещё и романтик – стихи  Александра  Сергеевича девушкам читаешь.
- Я посчитал, через три дня мы будем оба свободны, я позвоню тебе.
Как и обещал через три дня позвонил и не здороваясь, спросил:
- "Ты пожалеешь? "
Я ответила:
- " Нет!"
Он ещё спросил:
- "А я пожалею? "
 Я тихо сказала:
- "Да !"
В этот же день он пригласил меня в кино... Стихами Пушкина он признавался мне в любви.
- Я вас люблю, — хоть я бешусь,
Хоть это труд и стыд напрасный,
И в этой глупости несчастной
У ваших ног я признаюсь! …
 Кавалерийским наскоком мужчины - дальнобойщика или горячего южанина, звал замуж, говорил, что узнавал, если женится - ему дадут комнату в общежитии, кстати, это было очень хорошее общежитие. За нарушение дисциплины, за пьянку выгоняли без разговоров. Пару раз в месяц, когда рабочие графики сходились и комната Олега была свободна я оставалась  у него ночевать. Пролетело лето, осень, отпуска, наступила зима.
В день Апостола Андрея – 13 декабря духовному отцу Анны священнику Андрею должно было исполнится 80 лет. Она позвала меня с собой, мы набрали отгулов и 12 декабря в пятницу очень рано  утром я, Анна, её сын Игорь поехали в село в Храм к Отцу Андрею. Батюшку перевели в этот старинный каменный Храм в 1955 году из Московской Церкви и он всех называл детьми Божьими.
Вокруг Святой Обители была огорожена довольно большая территория с посадками и садом и, чтобы, деревенская скотина не потравила посадки, поставили забор. На территории Храма было много разных построек-большая каменная в виде очень длинного барака  богадельня, где жили престарелые, которые по мере сил работали в саду, в столовой или в Храме.  С одного торца барака  был медпункт,  где останавливалась Анна с сыном и теперь разместилась с ними и я. Здесь Анна делала уколы, мерила давление, оказывала первую помощь. С другого торца была очень большая трапезная с лавками, и с невысокой и небольшой эстрадой, где проводили концерты, стульев не было, везде только лавки. На утренней службе, как мне казалось было тихо и спокойно, хотя пел хор, подходили запоздавшие гости, приехал и епископ из Уфы на юбилей к Отцу Андрею, своему духовнику.
На исповедь была большая очередь, когда все исповедовались ко мне подошла Анна и сказала, что Батюшка просит подойти к нему.
Отец Андрей был в малой плоти, а такие люди, как я считаю, становятся СВЕТопроницаемыми, лучезарными, СВЕТОНОСНЫМИ, как Илья - пророк. Его густые, крепкие, но совершенно седые волосы придавали ещё больше СВЕТА его образу.
- Ну что, дитя Божье, никогда не исповедовалась, а крещена ли и знаешь ли молитвы, постилась ли ты?
- Крещена, Отче, при рождении, но никогда не исповедовалась, бабушка ещё до школы научила нескольким молитвам, постилась – Анна велела, но молитвы на Причастие не читала.
- Что тебя тяготит, почему так тяжко на душе?
- Наше, иногда, бессилие на работе, как Вы говорите, тяготит, когда люди умирают.  Хочу поступать в мединститут, но после таких смен меняется решение и я не знаю,  как жить дальше. Люблю человека, но не выхожу за него замуж, потому что хочу быть врачом, но как только из за неудач пропадает желание учиться, то и замуж тоже за него не иду. Измучила я его  и он меня не отпускает.
Мне стало жалко Олега и себя,  я расплакалась.
- Поплачь, хорошо поплачь, я прочитаю разрешительную молитву, Люда, сегодня  причастишься, а молитвы мы здесь соборно читаем.
           Было Причастие, моё сердце взыграло, ходили Крестным Ходом, а вечером все собрались в трапезной. Отец Андрей был очень доброжелательным жилистым стариком, всем улыбчивым и помнил всех по имени.
В трапезной был роскошный постный стол, ведь это было время ПредРождественского Поста.
Отец Андрей, как говорила Анна, мало рассказывал о себе, но по просьбе епископа поведал немного на ужине  о своей остросюжетной жизни.
- В самом начале 1917 года во время Февральского захвата власти Временным Правительством, меня 16- летним пареньком назначили служить дьяконом в Храм святых мучеников Флора и Лавра
в селе Ям Домодедовского уезда, Московской Губернии. Священник после  и Февральской, и Октябрьской революций  категорически не принимал любую власть, кроме царской.    
      Потом меня вызвали дьяконом  в Москву, помню в 1918 году помогал настоятелю венчать скульптора Мухину и хирурга Замкова.  Через год Церковь Флора и Лавра осталась без священника, меня рукоположили в сан тогда ещё в Храме Христа Спасителя в Москве и отправили обратно в Ям, что находится в пяти километрах от усадьбы Горки, где с Крупской тогда жил тяжело раненый Владимир Ильич.
Сразу после  Светлой седмицы в 1922 году, ждал венчающихся в Храме, мне сказали, что мной хочет поговорить Надежда Константиновна, она была в Церкви. Ей пришлось подождать и во время всего Таинства Венчания она стояла в Храме. Она попросила поехать с ней в Горки и пообщаться с Владимиром Ильичом.
- Надежда Константиновна, тут я и пешком могу дойти.
- Быстрее на машине.
По дороге она отвечала на мои вопросы.
Рассказала, что причащались в 1898 году в Шушенском, в том же году и повенчались. Причащались там часто, в селе по-другому нельзя, хозяин дома поставил нам  условие, хотя бы пару раз в месяц причащаться, там же в Петропавловском Храме поминали и Александра Ильича.
- А что же Владимир Ильич от меня хочет?
- Он хочет поговорить с Вами, как со священником, мне сказали, что Вы не осуждаете власть рабочих и крестьян, не призываете её свергнуть, а проповедуете,  как Апостол Павел писал - любая власть от Бога.
Но после ранения его плохо понятно и я могу объяснить его слова.
- А почему расстреляли бывшего царя России с семьёй?
- Отец Андрей! И тогда и сейчас управление страной коллективное, совместно с другими революционерами, Ленин - не единоличный руководитель.
Бывшему царю Николаю Александровичу и его семье Советом Народных Депутатов был выделен бронированный вагон и гарантии его доставки в Германию в Берлин, Николай Второй в очередной раз поступил с непонятным вывертом. Он загрузил вагон золотом,  драгоценностями, бриллиантовыми  тиарами, но ни сам не поехал, и семью не отправил. Отрёкшийся от России царь заявил, что на деньги, что он отправил его европейские  родственники пойдут войной на незаконную власть, да и народ поднимется за царя, и от вашей дурацкой  рабоче-крестьянской власти, как он говорил, останется только пыль.
     Ленин, Жданов, кстати, из семьи священников, Джугашвили, закончивший семинарию, и многие другие, выступили за то, чтобы сохранить жизни венценосной семье и использовать её как обмен на уступки во время переговоров в 18 году, но другие члены в меньшинстве  были за расстрел и за ещё большую распрю в стране. Никто из рабочих и интеллигенции  царя не стал поддерживать,  но и в Москве он был не нужен и опасен, их сопроводили  в Екатеринбург.
Предатели из Секретариата  отправили туда телеграмму, что царя необходимо расстрелять.  Это был удар в спину, но народной волны на смерть  царя не поднялось, тогда в августе было совершено ещё и  покушение на Ленина, но опять не всё у них получилось,  Владимир Ильич, Слава Богу, жив. – Надежда Константиновна заплакала.
- Конечно, предатели известны, но сейчас не до разборок внутри руководства.
Мы подъехали и я понимал, что им нужна была помощь. Тогда для меня это были, раздавленные болью и предательством, старики.   Владимир Ильич, когда увидел меня пытался привстать с кресла, и подал вялую бледную правую руку. Принесли  диковинку по тем временам - настоящий, не морковный чай с лимоном и сушки.
Ленин очень невнятно спросил:
Отец Андрей,  почему большинство священников весьма активно выступают против власти Советов?
Я  честно ответил
 – Я не знаю, Владимир Ильич. Православной Церкви, нам священникам  тяжело  разобраться, что происходит,  тем более события государственного значения, которые влияют не только на жизнь приходов, но и на общество, происходят очень стремительно - Первая Мировая, отречение Государя, бегство Временного Правительства. Растерянность народа, потери в семьях, голод, людям надо отдышаться, все устали. Что я точно знаю, что народ после войны, после революции стал безработным, разбойничьим,  а Россия не терпит безделья.
 Я  встал, собой загородил Надежду Константиновну и  негромко спросил:
- Почему убили царя, Вы причастны к расстрелу, Владимир Ильич!
Он посмотрел на меня ясным прямым взглядом:
- Я и мои товарищи не хотели убивать царя. Его расстрел и покушение на меня – это одни и те же люди.
Он глотал слоги, но я его понял, Ленин в свою очередь  спросил,
- Что крайне архиважно для народа?
- Мир, Владимир Ильич, а землю Вы крестьянину дали.
      Он устал, ещё больше побледнел, он посмотрел на супругу.
- Отец Андрей, Владимир Ильич недавно вспоминал Моисея и его брата священника Аарона, сама Библейская история подсказывает, что религия должна быть отделена от государства, Моисей непонятно изъяснялся, у него был дефект речи,  Аарон его брат объяснял речь Моисея.  Священник должен объяснять прихожанам, но не критиковать и не осуждать руководителя, сердце, которого, по притчам Соломона, в руке Бога. (Гл.21.1.)
  Отец Андрей, на РевВоенСовете решили не осуждать  помазанника Николая Второго в печати, вы, наверное, и по статьям в газетах это заметили. Что Вы можете сказать по вопросу отделения Церкви от государства?
- Я так сразу не могу сказать, лично для меня неважно будет разделение или нет, мне бы от Веры, от Троицы не отойти, чтобы за ризу Христа держаться до последнего вздоха.
Ленин очень внимательно меня слушал, мне показалось глаза его стали живее что ли.
Надежда Константиновна пожала мне в локте руку и чуть с поклоном попросила:
- Отче, помолитесь за Владимира Ильича!
Я посмотрел на Ленина, он кивнул головой.
Я шёл обратно по апрельской дороге в своё село Ям, поверил Ленину, это был магнетически – притягательный человек  и  я очень жалел раба Божьего Владимира за его невыносимую хворь, за его Крест, мы все люди и когда  проливается кровь, когда болит душа и тело,  человек пусть один шаг, но делает в сторону Бога. Как и все мы, такие люди, "для Господа, как потоки вод,и куда Он захочет, туда и направляет их." (Притчи Соломона.)
На следующий день уже знакомый водитель привёз мешок муки, коробку сушек,  мешок вяленой рыбы, бочонок топлёного сливочного масла, плиточного чая, один лимон и записку от Надежды Константиновны с одним словом – СПАСИБО!
   С тех пор я молюсь за раба Божьего Владимира. А прихожане стали меня за глаза называть Андрей званый.
             Устал я, завтра 13 суббота,  рано вставать. Всех жду завтра на Службе, Благословения и  Ангела – хранителя ВСЕМ!
        Вечером в медпункте  сначала меряли давление прихожанам, делали назначенные врачами инъекции, потом  читали молитвы к Причастию, было тихо и спокойно на душе. Ежечасно звонил колокол.
На следующий день приехал церковный хор из Уфы, пели мощно и красиво, до мурашек.
  Проходя мимо меня,  Отец Андрей сказал, чтобы я подошла на исповедь.
- Ну что дитя Божье освоилась? Что сегодня  на исповеди хочешь мне сказать?
- Батюшка, когда я была маленькая, я знала, что буду жить вечно, а теперь, когда смерть у меня ежедневно перед глазами, мне страшно, я боюсь смерти.
- Дитя Божье, смерти боятся все, мучительной смерти до кровавого пота  боялся Иисус, и я её раньше боялся. Дети знают, что они бессмертны, потому что недалеко отошли от Бога, а в старости ты видишь свою жизнь целиком и понимаешь, что без вечной жизни она не имеет смысла. Мы сотканы из нашей памяти, когда меняем отношение к прошедшему – меняемся сами в ту или иную сторону, когда каемся, это также перемена отношения к своему поступку, к своей мысли.  Смерть – это вход в собственную душу и что соберёшь за свою жизнь в своём Храме, в своей душе, в том и будешь находиться в Вечной жизни. Слышала такое – возлюби ближнего своего, как самого себя!
- Да, батюшка, слышала.
- Так я вот по поводу  вчерашней твоей исповеди. Ты не должна любить всех пациентов и переживать за них. Ты можешь даже не любить своих родителей, только чтить.  Но ты должна любить близких – мужа,  детей, внуков,  себя. Ты выбрала прекрасную и тяжёлую работу. Хочешь долго жить – делай для пациента всё, что можешь и немного больше, чем должна.
- Отец Андрей, не поняла, что я могу сделать больше!
- Люда, ты можешь помолиться в своей душЕ за хворого, подойти после операции, уделить полминуты своего внимания, просто улыбнуться.
- Если  на завтра не будет вопросов и поводов для исповеди, подходи сразу на Причастие, почитайте с Анной молитвы вечером!
- Так это будет третий раз, разве так можно!
- Можно и даже нужно!
                Вечером, за праздничным столом епископ после поздравлений и благодарности за Службу сказал:
- Наш  дорогой юбиляр не принимает никаких наград ни от Епархии, ни от Иосифа Виссарионовича Сталина. Прошу Вас, Отец Андрей, расскажите нам про Ваши встречи со Сталиным. Здесь много молодёжи – уверен им будет очень интересно послушать про Великую Отечественную Войну.
- В 1941 году нас эвакуировали из Московской области, меня назначили настоятелем в небольшой Храм Замоскворечья.
Из Храма я не уходил, там и спал. В нижнем Приделе Храма  жили, точнее приходили после работы ночевать те горожане, что потеряли жильё из за бомбёжек. И ещё они помогали тушить пожары от зажигалок, мужчины были на чердаках, а женщины внизу зажигательные бомбы присыпали песком. Эти  прихожане приносили муку из пайков  и мы пекли просфоры.  Ровно тридцать девять лет назад также в праздник Андрея Первозванного, в честь которого я и был Рукоположен, ночью после службы, когда все спустились вниз,  я находился в Храме, зашёл Иосиф Виссарионович.Он держал шапку в руке, посмотрел на иконостас и слегка поклонился.
Было мало света - несколько свечей, но я его узнал. Его лицо было рябым, движения плавны, спокойны, а глаза рысье-лисьи. Он поздоровался.
- Я тут  часа три назад проезжал мимо Вашей Церкви, увидел Крестный Ход, мне сказали, ты тут батюшка богоугодным делом занимаешься – кров и хлеб даёшь, оставшимся без жилья работным людям и их детям. Молишься за спасение Москвы от фашистской сволоты. Вот хотел посоветоваться, скоро Рождество, хочу в 1942 году и на Рождество и на Пасху отменить комендантский час в Москве, как думаешь,  Отец, провокаций  не будет?
- Один Бог знает, что будет!  Знаю, слышал провокаторов много, но когда народ попадает в центробежную силу войны, то движение к Богу у людей, обязательно будет и, если, отмените в эти Святые Дни комендантский час – то москвичи это с благодарностью примут и это будет символично.
- Батюшка, я прервал твою вечернюю молитву, чего то я устал, я посижу на скамейке, а ты помолись.
Зашёл охранник - офицер, позвал:
- Иосиф Виссарионович!
Сталин махнул рукой и тот вышел из Храма.
Я стал молиться, потом обернувшись увидел, что Сталин спит, сидя на скамейке, привалившись к стене.
Минут через двадцать я закончил и тут же проснулся Иосиф Виссарионович.
- Хорошо тут у Вас,  спокойно, давно я так не отдыхал! Отец Андрей, ты понимаешь, что если случится беда, то и для Вас всё изменится, сейчас на сто Православных Церквей одна Католическая, а потом будет наоборот.
- Иосиф Виссарионович, понимаю, знаю, все мои прихожане понимают, деньги, посылки собираем для фронта. Меня очень интересует вопрос, Вы имеете отношение к расстрелу царской семьи?
- Лично я, Владимир Ильич и большинство Правительства проголосовали за сохранение жизни венценосной семье. Но Николай  всё делал, чтобы умереть в России, мы ему предлагали выехать с семьёй за границу и гарантировали безопасность, но у него опять что то переклинило и он отправил деньги,  золотые украшения родственникам.   Держать в Москве этот чемодан без ручки не было смысла, тем более, если помните, к Москве интервенты подходили. Этот царёк, бросивший свой Крест, понял, что он никому не нужен. Но   в Секретариате были люди, которым нужна была его смерть, как  повод для смуты.  Ими был отдан приказ расстрелять семью, но Бога не обманешь.
Сталин посмотрел на иконостас и продолжил:
- Один из них меньше, чем через год после гибели царской семьи умер в тридцать три года от простуды, другого выпроводили за границу, там его новые товарищи убили. К их смерти я не причастен. Да и до 29 года  Советский Союз управлялся Секретариатом и коллегиально.
- Что поделать  люди слабы, даже, если они и цари!
- Да это так, я сам чуть было из Москвы не уехал, но Бог отвёл от этой глупости. Когда я уже в вагон собирался подняться и выезжать из Москвы подумал, а чтобы мне сейчас сказала бы мама. А она бы меня поругала за трусость, сказала бы
-  Что творишь, Иосиф, сам отрёкшегося царя осуждал, а теперь сам ужом выползаешь из Москвы, со своего Креста!
Я знал, что к тебе, Отец Андрей, заеду, сейчас тебе принесут вина для причастия, гороха, муки, сладости какие - то для ребятишек, ведь скоро праздник.  Пожалуйста, поминай Екатерину - маму мою,  в молитвах.
Он слегка поклонился, как бы прощаясь и вышел.
Меня очень интересовал вопрос цареубийства, было многое непонятно в поведении царя, но когда задаёшь Богу вопросы, получаешь ответы, может быть, не всегда то, что ожидаешь.  Вот, собственно и всё!
- Как всё -, удивился епископ, Вы же ещё раз встречались со Сталиным и он Вас, батюшка, чуть не арестовал.
- Это преувеличение! В 1944 году меня Указом наградили медалью «За оборону Москвы», я отказался от медали. Доложили Сталину, что мол священник, которого Вы сами внесли в списки, не принимает награду.
Приехал посыльный от митрополита Сергия, того самого который встречался со Сталиным в 1943году и потом он же был выбран и Патриархом. Монах передал мне срочно вместе с ним ехать в Кремль к Сталину и на всякий случай собрать чемодан с вещами.
В кабинет к Сталину меня впустили одного, без монаха и чемодана.
Иосиф Виссарионович за эти два с половиной года сильно сдал, осунулся, плечи стали Уже, сгорбился, рысьи глаза ввалились, покраснели и он был очень уставший. Пахло табаком и обувным кремом. В кабинете был полумрак, видимо, от недосыпа  у Иосифа Виссарионовича болели глаза.
- Что же ты, Андрей званый, от нашей благодарности отказываешься? Мы следим за твоей службой, ты не закрываешь иконы золотыми и серебряными  окладами, а пожертвования идут на лекарство раненым, вдовам на  защиту и крышу  сиротам, которые потеряли семьи.
- Иосиф Виссарионович, Вы изучали историю Христианства в семинарии и знаете, что монаху не пристало желать земных наград, главная награда Православного священника – Царство Небесное.
Сталин посмотрел на меня утомлёнными глазами и махнул рукой, как ребёнок машет на прощание, я пошёл к выходу, ноги мои подкашивались, но Иосиф Виссарионович вдруг неожиданно громко спросил:
- Отец Андрей, а матушку мою поминаешь?
- Да, и в утренних, и в вечерних молитвах.
- Вино  из Грузии, изюм,  компот сушёный, тебе сегодня привезут!
Я хотел было сказать - спасибо, но он уже с кем-то говорил по телефону.
У меня отлегло от сердца и я, улыбающийся вышел из кабинета.   Вот и вся история…
                На следующее утро после Причастия наш дорогой, светоносный батюшка Андрей благословил нас и пожелал нам с Анной Ангела – Хранителя в пути… ©