Исповедь старого гробовщика

   Ранним осенним утром, когда густой туман, опустившийся на город после ночного ливня, еще не рассеялся, а фонари уже отработали свою смену, по тротуару быстрой походкой шел человек. От промозглой и сырой погоды, вся его высокая и худощавая фигура как бы съежилась и со стороны напоминала вопросительный знак. Вытянутую голову его украшала неопределенного цвета шляпа с узкими полями. Одну руку он держал в кармане серого, изрядно поношенного пальто, а другой задирал его воротник повыше, поминутно меняя руки. Человек этот спешил по деликатному делу, ритмично отбивая каблуками ботинок по брусчатке. Точного адреса пункта назначения он не знал, и вынужденно полагался на устные пояснения своего соседа по лестничной площадке Никанора Кузьмича, миловидного седовласого старичка, ветерана милиции в отставке. Накануне, за вечерним чаем, Никанор Кузьмич уверял, что один его старый подследственный, в застойные времена попавшийся на каких-то махинациях с зерном и не только, в конце концов завязал с сомнительными концессиями и давно занимается вполне благопристойным делом, а именно изготовлением гробов на заказ. Это-то благопристойное дело и привело нашего путника на узкую темную улочку, по обе стороны украшенную низенькими домишками, в один-два этажа. Большая часть этих строений использовалась под нужны коммерческих предприятий и где-то среди них затерялась и мастерская по изготовлению гробов. Человек близоруко вглядывался в витрины и на таблички с названиями, пока, наконец, взор его не упал на колоритную входную дверь, сильно смахивающую на крышку гроба. «Очевидно, здесь», - подумал человек, и, предварительно коротко постучавшись, потянул на себя ручку этой крышки и вошел внутрь.

     Помещение удивило его своей просторностью и… пустотой. Ни единого изделия, которое могло бы, так сказать, продемонстрировать товар лицом внутри не оказалось. «Не ошибся ли я?» - мелькнуло в голове этого человека. За неприметным прилавком, в дальнем углу помещения, он разглядел скрюченную фигуру, которая склонилась над миниатюрной настольной лампой.

    - Простите, любезный, - произнес человек, подходя ближе к прилавку, - это здесь гробы изготавливают, или, пардон, я ошибся адресом?

   Секунд десять длилось молчание, пока фигура медленно не выпрямилась и не ответила насмешливым голосом:

   - Адрес-то верный, мил человек. Вот только временем ты ошибся.

   - То есть, вы ещё не открыты? Но меня информировали, что мастер с раннего утра на ногах и принимает заказы чуть ли не круглосуточно.

   - Я не про это время тебе говорю. А кто ж информировал, позволь узнать?
   - Никанор Кузьмич Потапов, мой сосед по дому.

   Пока говорившие перебрасывались этими фразами, фигура за прилавком держала в руках крупный молоток, что заметно напрягало внезапного посетителя. Молотком этим, по-видимому, тщательно выравнивались ржавые гвозди, разложенные здесь же, на прилавке, и отсортированные в две кучки. При упоминании имени Никанора Кузьмича, фигура широко раскрыла прищуренные до того глаза, и радостно улыбнулась:

   - Ба! Да это ж мой благодетель вековой! Что жив-здоров, курилка? Рад, рад. Хороший мужик, хоть и мент, ха-ха-ха. А ты, значит, сосед его? Я, брат, по правде говоря закрываю свою контору-то, все готовые образцы уж распродал, что клиентам, что конкурентам, ха-ха-ха. Но соседу Кузьмича отказать не могу. Ну, кого хоронить собрался? Жену, тёщу?

   - Нет, что вы, - вставил, наконец, слово посетитель, - у меня несколько специфический заказ. Дело в том, что вчера утром скончался Тристан, мой ротвейлер.

   - Это собака, что ли? Вот уж точно, собачьи гробы мастерить мне пока не приходилось. А тебя как звать-то?

   - Игорь Семёнович.
               
   - Будем знакомы, я гробовщик Степан Валерьевич Норахин, но зови меня просто Валерич.

   Валерич крепко стиснул руку Игоря Семеновича в своей и бойко продолжал:

   - Гроб, тем более доселе не изготавливаемый, дело не простое. Всё обмозговать надо. Ты ж не торопишься, Семёныч? Тогда пошли покурим.

   Не успел Семёныч ответить, что торопится и вовсе не курит, как был взят Валеричем в охапку и опомнился уже будучи вынесенным на влажный тротуар. Ноздри его резко вдохнули прохладный воздух, отчего он инстинктивно вздрогнул и поморщился.

   - Ты, Семёныч, сам-то кто будешь по жизни? – спросил Валерич, прикуривая спичкой помятую папиросу, - тоже, небось, мент, или нормальным делом занимаешься?

   - Я, собственно говоря, педиатр.

   - Это врач, что ли?

   - Всё верно, детский врач.

   - Врач профессия нужная, спору нет. Интеллигент, ты у нас, Семёныч, значит. – Валерич сделал глубокую затяжку и после паузы добавил, - а ведь мы с тобой похожи, вот сам посуди. Ты врач, а я гробовщик. Ты людей от того света спасаешь, а я, наоборот, их туда провожаю. Чтоб они там не бомжевали, чтоб крыша над головой была, свой квадратный метр. Дело одно, только направления, выходит, разные. – Резюмировал гробовщик Валерич и закатился заливистым смехом.

   - Да уж, интересное наблюдение, - как-то натянуто улыбнулся Игорь Семенович, - но не могли бы мы вернуться к сути моего вопроса…

   - Ты погоди, я ж от сути-то и не отстаю совсем.

   - Однако из ваших слов я сделал вывод, что вы закрываете свою мастерскую. В таком случае я не хотел бы даром отнимать ваше время…

   - Да погоди тебе говорят! Ишь, торопыга какой! – Валерич чуть было не выронил папироску из разинутого рта, - ты свои выводы покамест при себе оставь, и не отнимаешь ты у меня ничего, брось. Мне с умным человеком завсегда приятно поговорить.

   Игорь Семенович почувствовал неприятный холодок, пробежавший по его не атлетического вида спине. Холодок затормозил в районе лопаток и упорно не желал с них спрыгивать. Природная интеллигентность не позволяла ему прервать Валерича не только из-за редкой для такой мрачной профессии как гробовщик, словоохотливости последнего, но и по причине элементарного уважения к старшим. Последующий монолог гробовщика Игорь Семёнович покорно выслушивал, внимательно и не без интереса того рассматривая.

   Валерич, по словам Никанора Кузьмича, был его ровесником, но держался очень бодро для своих уже уважаемых лет. Голова его без единого намёка на плешь, была острижена «под ёжик», который щетинился несметным количеством коротких и жёстких серебряных иголок. Круглое лицо отливало красновато-синеватым оттенком, что косвенно свидетельствовало о пристрастии Валерича к горячительным напиткам. Серые глазки его не могли долго задержаться ни на одном предмете и будто выражали общую суетливость характера и насмешливость нрава своего владельца. Седая борода обрамляла массивные щёки и портила ещё в целом не старое лицо. Дело в том, что бородой эту странного вида растительность можно было назвать лишь условно. Она росла какими-то клочками, и, глядя со стороны, казалось, что Валерича в наказание за какие-то прегрешения оттаскали за бороду и вырвали значительную её часть, а потом запретили эти невразумительные колтуны ликвидировать. Крупный горбатый нос и узкие бледные губы венчали эту физиономию. Худая шея с выступающим кадыком поддерживала голову гробовщика, только и всего. Игорь Семёнович поразился тем, что Валерич не двигал шеей вовсе, а когда ему необходимо было повернуть голову, он вращал всем корпусом сразу. Голова его как бы была намертво нанизана на шею.

   Одет он был в синий халат, что роднило его со всеми школьными трудовиками. Халат, как и застиранные джинсы выглядел бы даже опрятно, если бы не торчавшие, и уже въевшиеся в него опилки и мелкая стружка – следы рода деятельности. Общий жилистый облик Валерича выдавал в нем человека, зарабатывающего свою копейку физическим трудом, и в целом комично контрастировал со своеобразного вида лицом.

   Бросив бычок от выкуренной папироски в лужу, гробовщик не церемонясь затолкал Игоря Семёновича обратно в помещение, последние деньки служившее для него мастерской, и без умолку продолжал «обмозговывать дело Семёныча». Могло показаться, что Валерич не разговаривал с людьми, а то и не видывал их вовсе, минимум месяц.

   - Так вот я тебе и говорю, что нашего брата нынче никто не уважает. А раньше как было? Нет, ты вспомни! – горячился гробовщик, - Ильфа того второго, как его звали-то, чёрт… ну не важно, ты их читал? Где Бендер с буржуем недобитым золотишко в стульях искали, помнишь? Ну вот, был там такой гробовых дел мастер Безенчук. Авторы-то молодцы, значит, прославили нашу профессию. И пусть он ханыга у них законченный, это не важно. Главное, упомянули ведь, понимаешь? Может кто из мальчишек прочитал, и тоже потом захотел этим делом заняться. Я в смысле гробов, а не выпивки, конечно, ха-ха-ха. А ещё мне один заказчик рассказывал, что какой-то Белкин про гробовщиков писал. Но у меня всё ноги
до библиотеки не доходят сходить, проверить, что там за писанина… слушай, Семеныч, погода такая зябкая, давай-ка чаю попьем, ты же не торопишься.

   Игорь Семёнович, попав под влияние харизматичного гробовщика, уже со всем был согласен. Он снял шляпу, расстегнул пальто и флегматично уставился на бодрую фигуру, держащую в одной руке граненые стаканы, а в другой кипятильник.

- Чаёк у меня хороший, крепкий, - с неизменной улыбкой сказал Валерич, разливая воду по стаканам, - меня мужики научили знатно чай заваривать, когда я, было дело, в СИЗО отдыхал. Тебе как, покрепче? Нет? Ну смотри, а то бы взбодрился, ха-ха. Кстати, два слова про Кузьмича ещё добавлю. Вот человек, всё-таки! Он один мне тогда поверил, один по-людски ко мне отнесся, из всей их ментовской братии. Если б не он, как пить дать отправили бы Валерича в тайгу лес валить.
Я на продовольственном складе в те времена работал, начальство, как водится, воровало, а меня списывать заставляли. К счастью моему, Кузьмич разобрался. Я тоже не ангелок с крыльями, но до такой наглости, чтобы уж всё, что не приколочено тащить, не доходил. Отделался я условным сроком и с продовольственными делами завязал, от греха подальше, больно там соблазнов много. А я человек поддающийся и легко внушаемый. Это мне Кузьмич тогда сказал, до сих пор помню, да. Человек он, ты ему обязательно привет от меня передавай, и долгих лет! Пусть здоровье бережет, ведь не мальчик уже…

   Тем временем чай заварился и настоялся. Игорь Семёнович с осторожностью сделал первый глоток и… понял, что гробовщик его не обманул. Напиток вышел отменный, хотя и несколько крепковатый для неискушенного педиатра. Единственный, судя по всему, за долгое время посетитель Валерича снял своё пальто и остался в коричневых брюках и пиджаке мышиного цвета, мешковато сидевшем на его исхудалых плечах. Он расположился на любезно предложенном гробовщиком табурете поудобнее, приготовившись слушать очередной его рассказ. Сам хозяин помещения присел на такой же табурет напротив, а столиком для них служил третий табурет, размером поменьше. Все табуреты были ручной работы Валерича, разумеется.

   - Ну как, добрый чай? То-то, я плохого хорошему человеку не предложу, - вновь пустился в рассуждения гробовщик (хотя он не переставал говорить весь процесс заваривания и дегустации), - сахарок бери, не стесняйся. Вернемся к нашим баранам, точнее, к гробам. Гроб, в сущности, что такое? Это же не просто десяток кривых досок и россыпь гвоздей. Это, не побоюсь сказать – искусство. Как есть говорю, чего заулыбался? И умирает наше дело потому, что к нему без души относится стали. Всё теперь по стандартам, понимаешь, по технологии, выверено всё, посчитано. Бухгалтерия сплошная. А я во всю жизнь ни одного одинакового гроба не сколотил. Веришь? Все разные, иной раз сам насмотреться не мог на детище рук своих. Для своей старухи-покойницы тоже сам гроб изготовил, красивущий – глазет, кисти, сам красил, лаком покрывал. Сварливая баба была, не нравилось ей дело мое, денег, мол, не приносило. А что деньги, разве это главное? На хлеб всегда хватало, а зачем больше? Вот этими руками, до последнего гробика, всё, как копеечка, - гробовщик резким движением сунул две крупные мозолистые ладони под самый нос Игоря Семеновича, отчего тот выронил кубик сахара и чуть не поперхнулся чаем, - и что, куда всё это ушло? Я ж своё дело люблю, понимаешь? Искренне люблю. Может это мое призвание, а? Людей
в последний путь готовить. Может, наследственное даже, да. Мать, царство небесное, рассказывала, как отец-покойник в молодые годы, ещё до войны, гробы у кого-то по найму сколачивал. Куда мне теперь деваться, Семёныч? – гробовщик все сильнее горячился, и закурил папиросу не вставая из-за импровизированного столика. - Закрывать контору не хочу, а придётся. С начала года три гроба продал, и то копеечных. Как-то всё сразу навалилось. Деньги на нормальные похороны у людей перевелись, что ли. Такими темпами из экономии скоро покойников без гробов будут в землю укладывать, прости Господи. И медицина вон, говорят, качественнее стала. И крематорий этот новый построили, будь он неладен. Теперь многих норовят в печку засунуть, безбожники. Обидно. И за себя, и за других. Я ведь многих за эти годы перевидал, конкурентов, как говорится. Давай ещё
по стаканчику заварим, а я пока припомню. Хороший ты мужик, Семёныч, всю душу мне разбередил.

   В образовавшуюся коротенькую паузу, пока гробовщик отходил за заваркой, Игорь Семёнович, этот скромный педиатр детской поликлиники силился понять, чем же конкретно он умудрился так глубоко воздействовать на душу Валерича. Будучи человеком умным, он явственно предчувствовал, что дело вовсе не в нём. Окажись на его месте любой другой посетитель, Валерич вёл бы себя точно так же. Курил, поил случайного собеседника крепким чёрным чаем и говорил. Много говорил. Жадно говорил. Говорил, и не мог наговориться. Долго, годами копилась эта гремучая смесь из неудач и разочарований в душе старого гробовщика. И выливалась прямо сейчас, в эту минуту, в форме беспощадной исповеди, на Игоря Семёновича, который понял это. Он знал, что уже кругом опоздал, но не стремился уйти, как в первые минуты знакомства с Валеричем.

   - О чем задумался, Семёныч? – подмигнул мутным глазом гробовых дел мастер, - дуй, горячий. Сахарок не забывай, чем богаты. Ну слушай, значит, была одна ритуальная контора. Держал ее прокурорский какой-то, не лично, а через своих людей, доверенных. Хитрый жук, скажу тебе. У него жена работала патологоанатомом, и все неопознанные трупы, бомжей, бродяг всяких, придерживала. Сообщала о них мужу, а он уже как-то умудрялся заказы на гробы для этих бомжей на свою контору оформлять. Ибо по закону таких за государственный счет хоронят. Гробы, кресты самые дешевые, конечно, зато много. Через время лавочку эту прикрыли. Поговаривали, что жадничал прокурорский и кто-то из своих его и вломил. Прокурорского на нары, за ним и другие грешки водились, посерьезнее, супружницу его чуть ли не в санитарки разжаловали. Но нахапать на этом деле он порядочно успел, уж мне поверь.

   Ещё вот одно забавное предприятие было, недавно закрылось, кстати. Открыли знаешь кто? Молодняк размалеванный. Как-то они чудно себя называли… погоди. Сейчас вспомню. Певец ещё был такой болгарский, нет, чехословацкий…

- Вы, наверное, готов имеете ввиду? – подхватил Игорь Семёнович, - а певец Карел Готт.

- Точно, молодец, Семёныч! Готы, мать их за ногу. Рожи в чёрное разукрашены, шмотки и ботинки тоже чёрные, жуть. Будто сами только из могил повылазили, и часто на городском кладбище околачивались. Их главный из богатой семьи был, и родители на окончание школы ему такой подарок сделали – фирму ритуальных услуг. А там полный фарш – гробы, кресты, венки, даже оградки ставили. Заработка почти не было, но это дело второе. Им мальцу своему угодить надо было, чтоб он своих дружков не только на погост таскал. Юморной он был, сынок-то этот. Знаешь, какое название своей конторе придумал? Никогда не догадаешься – «Хороним за плинтусом», ха-ха-ха. Может, потому и не поплыл у них корабль, с таким-то названием.  Но паренёк быстро этой подростковой дурью переболел, краску с хари смыл, балахон свой на человеческую одежду поменял. А за лидером и вся остальная шелупонь потянулась. Родители бизнес этот продали, но он без идеи и денег скоро загнулся. Теперь в том помещении зоомагазин, ха-ха.

   - Во всем городе был всего один порядочный гробовщик, - продолжал Валерич, глядя на давно небеленый потолок и закуривая очередную папиросу, - кроме меня, конечно. Звали его Константин Кимович. А отец его, значит, звался коминтерн молодёжи. До того, как в гробовщики пойти, был он школьным учителем истории. Контора его называлась «Бюро погребальных услуг «Стикс», о как. Стикс – это какая-то древняя речка в Греции, он мне объяснил потом. А сам себя в шутку звал то ли херувимом, то ли…
 
   - Может быть Хароном? – отозвался эрудит-педиатр.
 
   - Во-во, так и звал. Я ж помню, что кличка эта, главное, на матюк похожа, ха-ха. Интересный мужик этот Кимович был, скажу я тебе. Как не зайдёт ко мне, всё лекции свои читать начинает. Заведет пластинку, и давай ля-ля тополя, про монголо-татар, про Ивана Грозного, про Наполеона. А мне они на кой? Мне что Наполеон, что чёрт лысый. Ни тот, ни другой мне гроб сколотить не помогут. Но Ахерон этот не унимался, просвещение моё его больно волновало. Говорил он мне так: «В человеке, Степан Валерьевич, всё должно быть прекрасно. И тело, говорил, и душа, и мысли». И при этом какого-то своего дядю Ваню вспоминал. Чудной мужик, интеллигент, одним словом. Но я его за то и уважал, что понять его мне было не дано. Чем-то ты на него похож, Семёныч. Он-то уж лет семь как богу душу отдал, тромб оторвался. Прямо во время работы, представляешь? Гроб доделывал и привет. Мгновенная смерть. Человек он одинокий был, так что контору его и прикрыли тут же…   

   За окном душного помещения поднялся ветерок, давно разогнал туман и принялся за тучи. Выглянуло и уже пригревало легкое солнышко, которое бывает редким гостем в осеннюю пору в здешних местах. Игорь Семёнович допил второй стакан чая, посмотрел в окно и невольно улыбнулся появившимся солнечным лучам. Он подумал, что теперь в утеплённом пальто ему станет жарко.

   - Ну дела, солнце-то уж вторую неделю, как не показывалось! – удивился гробовщик, уловив взгляд Игоря Семёновича, - видно, добрый денёк сегодня будет. Ох и заболтал я тебя, небось. У тебя же свои дела да заботы есть. Ты не серчай на меня-старика. Редко, кто ко мне заглядывает, а ты уж и вовсе последний посетитель, точно говорю. Спасибо, что время со мной скоротал да россказни мои послушал. Да, ты же говорил, что пёс у тебя помер. Размеры-то есть?

   - Простите? – с недоумением взглянул на Валерича педиатр.

   - Ну размеры, параметры. Для гроба нужно, понимаешь? Пёс крупный был?

   - Ах, я вас понял. Конечно, я всё записал, пожалуйста.
   Игорь Семёнович вынул из внутреннего кармана пиджака вчетверо сложенный лист бумаги и протянул гробовщику.

   - Здесь всё указано, - продолжал он, - Никанор Кузьмич меня проинструктировал, что это вам понадобится.

   - Да уж, пёсик-то немаленький был, - закивал головой Валерич, заглядывая в полученный листик. На его горбатом носу уже громоздились крупные очки в треснутой роговой оправе, с надломанной правой душкой, к которой была примотана короткая бельевая резинка. Эти окуляры придавали его и без того примечательной физиономии какую-то добродушную комичность, отчего Игорь Семёнович тихонько рассмеялся. – Как ты только такого бегемота прокармливал, ха-ха-ха. Не переживай, Семёныч. Твое дело считай решенное.

   - Простите, в какую сумму мне это обойдется?

   - Скажу честно, понравился ты мне. О деньгах не думай. Я сделаю гроб для твоего пса бесплатно, - с расстановкой заявил гробовщик, снимая потешные очки и возвращаясь к привычному облику.

   - Ну что вы, я в состоянии…

   - Слушай, ты хороший мужик, интеллигент, на Ахарона похож, знаком с Кузьмичом. Повторяю, я изготовлю гроб бесплатно, в лучшем виде.

   - Но мне неудобно, право слово… я, - Игорь Семёнович подхватил пальто и начал судорожно рыться в карманах.

   - Неудобно штаны через голову одевать! – пылко произнёс Валерич, - какое из моих слов тебе непонятно? Или ты меня обидеть хочешь? Нет? Тогда оставь в покое своё пальто и дослушай старого гробовщика.

   Он спокойно встал со своего табурета, забрал пальто у педиатра, накинул ему на плечи, взял его под руку и не торопясь повёл к выходу. Оказавшись на крыльце, гробовщик вынул папиросу из пачки и какое-то время не закуривал, нервно теребя её между пальцами и перекладывая из одной руки в другую. Эти движения выдавали возникшую в нём взволнованность.

   - Ты пойми, Семёныч, - начал гробовщик, - этот гроб станет для меня последним. И какая насмешка в том, что делать я его буду для собаки. Будто сама жизнь напоследок надо мной посмеяться решила. Ведь работа моя считается собачьей, неблагодарной. А я долгие годы положил на то, чтобы доказать людям обратное. Что гробовщик - профессия ничем не хуже, чем инженер, учитель или детский врач. И раз мои гробы нынче никому не нужны проститься со своим любимым делом я хочу красиво. И благодаря тебе такой случай мне представился. Нет, я не возьму с тебя денег. Тем более, что они мне уже не помогут. А гроб этот я сделаю таким, чтоб его можно было гордо назвать последним творением мастера. Чтоб люди позавидовали, что не они в этом гробу будут лежать. Чтоб пёс твой в собачьем раю всем хвастался своим новым домом. Вот какой я изготовлю гроб! – Валерич разошелся не на шутку, то и дело взмывая вверх руки с помятой папироской. Прохожие, соскучившиеся по солнцу и заполнившие улочку, опасливо оглядывались на раздухарившегося старика, похожего на школьного трудовика в отставке.
 
   - Значит, решено, - закурил, наконец, успокоительную папироску гробовщик, - гроб будет готов через два дня. Быстрее не могу, извини. Качество требует времени. Другой работы у меня всё равно нет, гвозди я уже выровнял. Так что все силы вложу в изготовление этого гроба, будь спокоен. Ты мне веришь?

   Игорь Семенович после такой красочной речи Валерича, был не в силах произнести хоть слово, а потому лишь коротко кивнул.

   - Ну вот и славно. Я тебе готовый продукт лично доставлю, видел, что на листике и адресок написан. А теперь ступай, Семёныч. Мне надобно над проектом гроба поразмыслить. Или над «дизайном», как все нынешние говорят. Тьфу ты, выискали словечко, тоже мне. Ступай, спасибо тебе за компанию. Кузьмичу – пролетарский привет! Всё будет в ажуре! Но пасаран!

   Ещё не успев опомниться после крепкого рукопожатия гробовщика, Игорь Семёнович медленно побрёл по мостовой. Такой неуёмной энергии люди ему встречались крайне редко. «Удивительный человек, - подумал он, - у него дело, можно сказать, всей жизни бьётся в агонии, а он не унывает. Как мужественно он переносит такую потерю! Про покойную жену всего два слова сказал, зато про любимое дело целую исповедь первому встречному выложил. Еще от денег отказался. Где такое видано!? Меня, конечно, трудно заподозрить в том, что я состоятельный человек, но у меня ведь были накопления, для такого случая. Или он судил по костюму? Шляпа уже никуда не годится. Да и пальто тоже ни к чёрту… Великодушный человек».

   Игорь Семёнович неспешно преодолевал улочку за улочкой, переулок за переулком. Солнце поднималось всё выше, одаряя жителей городка мягким теплом и своими последними лучами. Ненавистные пальто и шляпу он скинул с себя и нёс в руках, оставшись в одном костюме. Их общий с Никанором Кузьмичом дом и его детская поликлиника остались далеко позади. А он всё шёл, думал и не хотел останавливаться.

   Перед его глазами стоял узнаваемый абрис лица удивительного человека – гробовых дел мастера Валерича…

                ***

   …Спустя два дня гроб был доставлен Игорю Семёновичу. Гробовщик сдержал своё слово – уложился в озвученный срок и произвёл на свет отличное изделие в своем роде. Думается, если бы Валерич отвел себе на работу еще несколько дней, такой гроб можно было смело назвать саркофагом. Это был венец его гробовых дел, последнее творение мастера. Не сильным преувеличением будет сказать, что в вопросе изящества и благородства с этим гробом из всех предыдущих работ Валерича мог конкурировать только гроб, любовно изготовленный им для его покойной супруги. Игорь Семёнович, педиатр-интеллигент, в тот же день похоронил в этом величественном гробу своего почившего ротвейлера Тристана…

   …В дальнейшем старый гробовщик Валерич несколько раз бывал в гостях у Никанора Кузьмича и Игоря Семёновича, всегда поминавшего его добрым словом. Гробовщик не забывал своего последнего посетителя и после смерти ветерана милиции, случившейся по естественным причинам пару лет спустя. Однажды Игорь Семёнович даже подарил Валеричу томик Пушкина с циклом повестей Белкина, поскольку старик так и не добрался до библиотеки. Особо была отмечена, разумеется, повесть «Гробовщик». Более счастливого и гордого собой человека в тот момент, кажется, и представить себе было нельзя…

   …Закрыв свою похоронную контору, Валерич какое-то время промаялся от вынужденного безделья. Но такой кипучей энергии человек попросту не мог вести спокойную пенсионерскую жизнь. Для него это было немыслимо.

   Не сумев никуда приткнуться в своем городе, Валерич, тем не менее, не отчаялся. Узнав, что имеется вариант устроиться в соседнем городке, бывший гробовщик долго не думал – упросил соседа присматривать за квартирой и направился туда.

   По прибытии он был принят ночным сторожем… в крематорий. Какая ирония! Тот самый новый крематорий, который Валерич распекал в своей исповеди Игорю Семёновичу за «воровство» клиентуры и ущерб всему похоронному делу, приютил старого мастера. Он дневал и ночевал в любезно выделенной ему коморке и к своей новой работе подходил ответственно. Но порой его одолевала особого рода тоска. Да-да, Валерича, такого, казалось бы, жизнерадостного и неунывающего. Тоска, понятная лишь тем, кто безвозвратно терял что-то по-настоящему ценное. В такие минуты он утешал себя тем, что судьба позволила ему остаться в любимом погребальном деле. Пусть в другом статусе, но по эту сторону баррикад.

   Вот так пойдет пожилой сторож долгой зимней ночью осматривать вверенные ему владения, увидит в большом зале простенькие гробы, подготовленные для сожжения в печи, выругает про себя современных незатейливых гробовщиков, брезгливо прозвав их «бездарными плотниками», вернётся в свою хорошо натопленную обитель, сядет распивать уже заварившийся вкусный чай и, лукаво улыбаясь, примется вспоминать былое. 

                Вл. Урицкий
                ноябрь 2025